Дорога смерти

— Да какие уголовники местные? У нас тут откровенных бандосов нет, которым в кабаках нужно заседать, типа это наш штаб, а все остальные идите нахрен. Торчки, алкашня, гопники. Они все больше по собственным дворам да по подъездам отираются. А в «Каламбуре» спокойно было. Ни вызовов никогда, ни сигналов.

— Так есть у вас собственная агентура, выходит? Раз требуют? — уточнил Бегин.

— Не без того, естественно, но… — Латыпов удивился. — Зачем вам, простите?

— Хотел попросить, чтобы они к «Каламбуру» этому присмотрелись получше. Потусовались там, пивка выпили. Послушали, о чем завсегдатаи говорят. Может, версии какие-нибудь всплывут. Или имена.

Латыпов поскреб затылок.

— Можно попробовать. Хорошо. Только вы мне поручение напишете? У меня же своей возни выше крыши. И каждый день бумажки требуют, требуют…

— Не вопрос.

— Только, — помялся Латыпов, раздираемый любопытством. — Только разве Сергеева этого не просто так грохнули? Потому что оказался не в то время не в том месте? Как и все остальные, кого эта банда отстреливает?

— Если что-то всплывет, сразу ко мне. У меня временный кабинет на третьем, вам в дежурке скажут. — Латыпов покивал. Его задело, что следователь просто пропустил его слова мимо ушей. — И еще. У вас на участке с анашой как?

— Мда, тут вы не совсем по адресу, — вздохнул Латыпов. — Понимаете, участок у меня немаленький. Я тут один. Работы по горло. Так что как следует изучить территорию и времени нет. Я ведь здесь недавно, полгода всего.

— Серьезно? А до вас кто был? Я бы с ним поговорил.

— Не получится, — помрачнел Латыпов. — Меня в Домодедово перевели не просто так. Моего предшественника убили. Отморозки какие-то, на пустыре, месяцев семь назад. Вы, может, видели его фотографию на доске на первом этаже? Зубов фамилия. — поспешно Латыпов продолжил: — А что касается наркоты, я тут вспомнил. Как-то мне рассказывал на эту тему один из судимых, который у меня на учете стоит. Говорил, что травокуры местные здесь не в почете. Говорил, мол, в Москву они мотаются за травкой. Так что извините, я бы с радостью, но, кажется, тут я вам не помощник.

К этому времени полковник Лопатин уже был в управлении. Как обычно, он запросил сводку за последние сутки и передал через секретаршу, во сколько будет ежедневный развод с замами. Сегодня планерку он назначил на полчаса раньше обычного — ведь впереди еще куча работы по банде ДТА, включая заседание штаба.

Наливая чай в свою выдающуюся кружку, Лопатин увидел в окне Бегина, разговаривавшего с участковым. Полковник нахмурился каким-то своим мыслям. И, подумав, ткнул кнопку селектора и бросил секретарше, чтобы Рябцев зашел к нему.

Поднявшись к начальнику управления, Рябцев застыл в дверях.

— Чем сейчас занимаешься, Рябцев?

— Работаем, товарищ полковник, — чуть смущенно отрапортовал Рябцев. — Вместе с угонщиками клиентуру трясем. Ищем машину преступников по сводкам угонов.

Лопатин сухо покосился на опера.

— Рад, что в группу перевели?

Соврать было бы нехорошо. Выражать радость тоже не стоило. Рябцев лаконично кивнул:

— Так точно.

— Вот что, Рябцев… Не знаю, о чем ты говорил с этим следаком, Бегиным. В группу решил тебя перебросить я. И знаешь, зачем?

Бегин не говорил ему ничего: просто ночью на месте преступления велел ему поговорить с выжившим после нападения парнем, а под утро послал его помогать угонщикам. О том, что Рябцев включен в группу, опер узнал только что от полковника. И сразу не нашелся, что сказать. Это было неожиданно.

— Спасибо, товарищ полковник. Я не подведу. — Лопатин, вскинув брови, выжидающе смотрел на Рябцева. Мысленно пробежав по их короткому диалогу, Рябцев опомнился, что ему задали вопрос, и торопливо пробормотал: — Не знаю, Сергей Вениаминович. Я сделаю все, что нужно.

— Вот и хорошо. Приглядывай за этим Бегиным.

— Приглядывать?

— Делай то, что он говорит. Вози его, куда скажет. Но держи ухо востро. Если услышишь что-то новое, что-то важное — я имею в виду, по нашей банде — сразу ко мне. Все понял?

Ничего не понимая, Рябцев тем не менее уверенно кивнул.





Глава 11




— Говорите, они забирают у своих жертв какие-то мелкие вещи?

— Водительское удостоверение, — кивнул Бегин. — Или сотовый телефон. Или старый планшетный компьютер.

— То есть, сравнительно мелкие вещи, и об убийстве с целью ограбления речи здесь не идет? — криминальный психиатр поиграл ручкой. — Странный, конечно, выбор. Знаете, это ведь одна из отличительных особенностей серийного убийцы. Многие из них являются коллекционерами. Кто-то состригает у жертвы ногти, кто-то прядь волос, кто-то забирает ключи или губную помаду. Как сувенир, на память.

Психиатр получил материалы по делу еще утром. По просьбе Бегина его, одного из лучших специалистов в своей сфере, также включили в следственную группу на правах консультанта. Тщательно изучив материалы, ближе к вечеру он согласился поговорить со следователем.

— У нас есть версия, что это серийные убийцы, — сказал Бегин. — Группа серийных убийц.


Но психиатр покачал головой.

— Очень и очень сомнительно, Александр Ильич. Это маловероятно.

— Почему?

— Вообще-то говоря, маньяки не собираются в группы. Эти люди одиночки по своей натуре, потому что, как им кажется в их больном воображении, им противостоит весь мир. Они противопоставляют себя и мир, то есть всем людям вокруг. Ведь в банде несколько человек, верно?

— Минимум трое.

— Это не маньяки, — повторил психиатр. — Да, автоманьяки — звучит красиво, я сегодня в какой-то газете натыкался на это слово. Но вот еще что. Любой психолог знает, что маньяк от убийств получает что?

— Удовольствие?

— Наслаждение, все правильно. Маньяк делает свое дело не спеша, растягивая удовольствие. Предпочитая такое место, где он будет чувствовать себя в относительной безопасности. Лес, подвал, чердак, квартира жертвы, где нет никого кроме них двоих… Он, понимаете, получает особое, ни с чем для его больной психики не сравнимое удовольствие, когда жертва долго мучается и медленно мучительно умирает. А здесь… — психиатр указал на толстую папку с материалами по делу. — Мгновенный расстрел, причем со спины. Контрольный выстрел в голову, сделанный без промедления. Да и места преступления — трасса — не способствуют растягиванию, так сказать, удовольствия. Поэтому, Александр Ильич, те, кого вы ищете — не маньяки. Понимаю, это многое бы объясняло, но это, очевидно, ложное направление.

Бегин задумчиво слушал психиатра.

— Но ведь были случаи, когда психически неуравновешенные люди каким-то образом оказывались вместе?

— Были, не буду спорить. Но как часто это происходит? На моем веку было только дважды. А я криминальной психиатрии посвятил, на минуточку, сорок лет своей жизни. — психиатр снял очки с толстыми линзами и принялся протирать их мятым платочком. — Да, случаи такие были, конечно. Но. Там все построено на страхе. Психически нездоровый человек формирует группу, подавляя всех остальных и тем самым заставляя вести себя таким же образом, как и он.

— То есть, это возможно?

— Маловероятно, — настаивал психиатр. Водрузив очки на нос, он прекратил щуриться. — Но все-таки есть кое-что в этой банде, что может снова навести на мысль о маньяке.

— Что?

— Месть Богу.

Бегин невольно удивился.

— Простите?

— Месть Богу, — повторил психиатр. — Это такой достаточно редкий вид мотивации, который иногда встречается у серийных убийц. В таких случаях преступник компенсирует какие-то собственные фобии и страхи эдакой, как бы вам сказать, властью. Властью над жизнью и смертью людей.

Бегин кивнул. Как раз это было ему хорошо понятно.

— Чудовища, которые породил человеческий разум, куда страшнее всех тех чудищ, которые существуют на самом деле. А страх и ненависть искалечили куда больше людей, чем все ужасы, вместе взятые.

Психиатр задумчиво покосился на Бегина. Помолчал, собираясь с мыслями.

— Мда… Так вот. В данном случае речь может идти о чем-то похожем. Параллельно, учитывая почерк и другие детали, может быть еще и подсознательное желание скомпрометировать правоохранительные органы. Показать, что все они беспомощны перед ними.

— И вот кстати. Как насчет терроризма?

— Да, Александр Ильич, меня также ваши коллеги из госбезопасности попросили проанализировать версию террористической направленности этой группы.

— И что вы скажете?

Психиатр улыбнулся, но вышло невесело.

— Телевизор приучил нас, что террористы — это те, кто что-то взрывает. Хотя сейчас, конечно, на фоне новостей с Ближнего Востока — тот же Исламский фронт джихада, например — все в головах людей немного вернулось к первоначальному своему смыслу. Но в глазах обывателя террорист — это человек, который взрывает бомбу в месте большого скопления народа. Юридически говоря, как вы и сами, наверняка, знаете, это неправда. Терроризм — это воздействие на органы власти или на население путем внушения им чувства беззащитности перед угрозой. Чувство страха. Собственно, страх — это и есть синоним терроризма, — психиатр усмехнулся. — Не будет СМИ, которые каждые пять минут во всех подробностях смакуют детали терактов — не будет и терроризма. Он перестанет иметь смысл.

— Банда внушает страх, — возразил Бегин. — Судя по всему, сейчас гудит все Подмосковье.

— Интернет, что поделаешь. Но если бы эта банда была какой-то террористической группировкой, то и действовать они должны были бы соответственно. Например, на территории нескольких регионов. Они бы увеличивали площадь распространения ужаса и страха среди населения. Повышали накал, понимаете? — психиатр развел руками. — А мы имеем локальный характер преступлений. Их словно что-то связывает с этой трассой.

— Что? Например?

— Возможно, когда-то с кем-то из них или с их близкими что-то произошло на этой дороге. Какая-то трагедия. Убийство, или ДТП. — психиатр вздохнул и признал: — Я пока могу строить лишь версии, достаточно абстрактные версии.

Бегин мысленно согласился. Беседа с криминальным психиатром была достаточно любопытной… но ничего ему не дала.

Бегин уже собирался уходить, когда психиатр задумчиво произнес:

— В столичном регионе концентрируется достаточно криминальных элементов. Большой город привлекает всех, в том числе и тех, кого нам бы не хотелось здесь видеть. А здесь, на дороге, где десятки и сотни километров трассы, где можно уйти куда угодно, свернуть и скрыться любой проселочной дорогой, эти люди чувствуют себя почти безнаказанно.

— Как стая волков в лесу, — кивнул Бегин.

— Что-то в этом роде. Это их территория. — психиатр покачал головой. — Забавно, что вы сказали про волков… Знаете расхожую фразу про то, что все люди делятся на два типа? На овец и на волков?

— Все ее знают.

— Иногда мне кажется, что вся наша наука, изучающая человека и животный мир, где-то не там свернула. И теперь строит теории, не имеющие никакого отношения к реальности. Потому что в жизни мы часто видим вокруг себя хищников, которые ведут себя, как… как другой биологический вид. Как мясник, который рубит мясо топором и не испытывает по отношению к свинье, которую разделывает, никаких угрызений. Ведь это другой биологический вид — так зачем ее жалеть?