Дорога мертвеца. Руками гнева

— Так его, малой, — заорал кто-то с трибун. — жопу ему порви, сынок.

Гарри заметил, что все мужчины, женщины и дети придвинулись на своих местах, не желая ничего упустить. Их лица были полны похоти — как у любовников перед жестоким оргазмом. На несколько мгновений они сами оказались в яме, сами были псами. Опосредованный адреналин без боли.

У Хрыча затрепыхались лапы.

— Убей! Убей! — начала скандировать толпа.

Хрыч перестал дергаться. Зубастый глубже зарылся в кишки старого пса. Проповедник велел его забрать. Хозяин Зубастого оторвал челюсти пса от кишок Хрыча. Морда выглядела так, будто он макнулся в красные чернила.

— Этот сукин сын еще жив, — сказал хозяин Зубастого про Хрыча.

Хозяин Хрыча подошел к псу и сказал: «Ах ты, уебок!» Достал из кармана куртки «Сатердей Найт Спешл» и два раза выстрелил псу в голову. Хрыч даже не дернулся. Просто тут же опорожнил кишки.

Зубастый подошел, обнюхал труп Хрыча и, задрав лапу, поссал на голову дохлого пса. Струя мочи была ярко-красной.



Опустили пандус. Мертвого пса вытащили и кинули за трибуны. Зубастый поднялся по пандусу рядом с хозяином. Мелкий пес вышагивал, будто его только что короновали в хозяева бытия. Владелец Хрыча шел последним. Счастливым его трудно было назвать. Проповедник остался в яме. К нему спустился по пандусу здоровяк по имени шериф Джимми. У него были большой пистолет на бедре и игрушечный значок на груди. Значок — как те, что в пластиковых упаковках с пистолетом на пистонах и свистком. Но это был знак его власти, а его слово было железом.

Человек рядом с Гарри подтолкнул его стволом дробовика. Бок о бок с Джорджем они спустились по пандусу в яму. Человек с дробовиком поднялся. На трибунах снова начали делать ставки, мелкий толстяк в котелке засуетился.

Гремучка Проповедника все еще безмятежно лежала у него на шее, а маленькую медянку он убрал в карман. Время от времени та высовывала голову и смотрела по сторонам.

Гарри поднял глаза. Головы и черепа на кольях — хоть и безглазые, а из-за сильного освещения не более чем круглые силуэты на палках, — будто смотрели вниз и наслаждались ситуацией не хуже зрителей на трибунах.

Проповедник снова достал Библию и прочел строки:

— …пойдешь ли через огонь, не обожжешься, и пламя не опалит тебя…

Гарри понятия не имел, к чему и это, и змеи. С ямой он никакой связи не видел. Казалось, у этих людей в мозгах вертелись не такие шестеренки, как у людей снаружи.

Реальность охватила Гарри, как тяжелое шерстяное пальто. Сейчас он убьет или умрет, прямо здесь, в этой яме, пропахшей псиной, и он ничего не может поделать.

Он думал, может, жизнь там пробежит перед глазами или еще что. Но — нет. Может, подумать о чем-нибудь прекрасном — последняя хорошая мысль о прошлом. Сперва вызвал в голове образ жены. Не помогло. Хотя когда-то она была красивой и умной, такой он ее больше не помнил. На ум пришел другой образ: обрюзгшая ленивая баба с постоянной болью в спине и жирными каштановыми волосами, затянутыми в вечный клубок. Ни улыбки на лице, ни доброго слова для него. Ему всегда казалось, будто она ожидала, что он ее должен развлекать и что он не справлялся. Не вспомнился ни один миг сексуального экстаза. После рождения дочери она перестала трахаться, будто это перевод сил. Зачем тратить энергию на секс, если можно тратить ее на жалобы?

Он перешел к мысленному досье на дочь. Увидел уродливую девчонку двенадцати лет с носом-картошкой. Никакого характера. По сравнению с ней мать — не мать, а Мисс Дружелюбие. Его Картошка все время сидела и тосковала по тощим смазливым блондинам в телевизоре. Мало того что они таращились на Гарри из ящика, так еще были расклеены по стенам и прятались в журналах, которые она разбрасывала по дому.

И это последние мысли человека, готового заглянуть в глаза смерти?

У него ничего не было.

И работу свою он ебал. А вот жену — нет.

Гарри хватался за соломинки. Была Мельва — симпатичная чирлидерша из средней школы. Мозг размером с сушеную горошину, но, боже ты мой всемогущий, как умела обходиться со стручком. И запах у нее всегда был такой странный, словно банановый. Особенно сильный у щелки — у щелки такой большой, что там и лысый орел угнездился бы.

Но и мысли о ней большого удовольствия не принесли. Ее размазал алкаш на грузовике «Мэк», когда она припарковалась на обочине темной дороги с парнишкой Пулверов.

Хренов Пулвер! Он хотя бы сдох в экстазе. Даже не понял, от чего. Когда ему раскатал зад «Мэк», он, небось, на долю секунды подумал, что это лучший оргазм в его жизни.

На хрен Мельву! Что она вообще разглядела в Пулвере? Тощий, тупой и рожа как гороховая котлета.

Боже, Гарри проиграл по всем фронтам, разочарован на каждом шагу. Ни хороших мыслей, ни прекрасных видений перед моментом истины. Лишь тьма, жизнь из унылых распланированных телодвижений, постоянных и скучных, как говно старикана на диете из отрубей. Миг казалось, что он расплачется.

Шериф Джимми достал револьвер. В отличие от значка, он был не игрушечный.

— По углам, парни.

Джордж обернулся и прошел к своей стороне ямы, снял рубашку и прислонился к стене. Его тело блестело под прожекторами, как мокрая лакрица.

Через миг Гарри заставил ноги шевелиться. Встал напротив Джорджа и тоже снял рубашку. Чувствовал, как под кожей перекатываются месяцы тяжелой работы. Разум вдруг опустел. Даже бога нет, в которого он верил бы. Помолиться некому. Ничего не осталось, кроме неизбежного.

Шериф Джимми вышел на середину ямы и крикнул толпе заткнуться.

Воцарилось молчание.

— В этом углу, — сказал он, махнул револьвером на Гарри, — у нас Гарри Джо Стинтон, семьянин и со всех сторон человек хороший, для чужака. Метр восемьдесят семь и весит сто семь килограмм, плюс-минус, а то мои домашние весы шалят.

Люди захлопали.

— Здесь, — сказал шериф Джимми, махнув револьвером на Джорджа, — метр девяносто три и сто десять килограмм, у нас ниггер, нынешний чемпион этого самого спорта.

Никто не хлопал. Кто-то громко издал звук, похожий на пердеж, — смачный, который длится, длится и длится.

Джордж не смутился. Он был похож на статую. Он знал, кто он и что. Чемпион Ямы.


— Сперва, — сказал шериф Джимми, — выходите, ребята, и покажите руки.

Гарри и Джордж вышли в середину ямы, подняв ладони и широко расставив пальцы, чтобы зрители видели, что они пусты.

— Развернитесь, шагайте к своим углам и не оборачивайтесь, — сказал шериф Джимми.

Джордж и Гарри сделали, как было сказано. Шериф Джимми последовал за Гарри и положил ему руку на плечо.

— Я на тебя четырех хряков поставил, — сказал он. — И так тебе скажу: отпиздишь ниггера — и я сделаю тебе одолжение. Эльвира, которая работает в кафе, уже согласная. Победишь — и получишь ее. Как тебе?

Гарри слишком ошалел от безумия происходящего, чтобы отвечать. Шериф Джимми предлагал ему бабу за победу, будто это стимул сильнее, чем выйти из ямы живым. С этой шайкой никогда не знаешь, чего ждать. Ничего не стояло на месте.

— Она умеет делать с пятнадцатисантиметровым хреном больше, чем обезьяна — со стометровой лианой, парень. Когда придется тяжко, ты об этом помни. Ладно?

Гарри не ответил. Просто смотрел в стену.

— В жизни далеко не уедешь, если будешь таким угрюмым, — сказал шериф Джимми. — А теперь пойди и разрыхли его черную жопу как следует.

Шериф Джимми схватил Гарри за плечи и развернул, дав сильную пощечину, как псу. С Джорджем так же поступил Проповедник. Теперь Джордж и Гарри стояли лицом друг к другу. Гарри казалось, Джордж похож на эбеновую горгулью, сбежавшую прямиком из ада. Его лысая, как пуля, голова блестела в резком освещении, а тело казалось грубым и твердым словно камень.

Гарри и Джордж подняли руки в классической боксерской стойке и начали кружить.



Сверху кто-то закричал:

— Не бей ниггера в башку, руку сломаешь. В губы меть, у них губы мягкие.

В воздухе висел густой запах пота, собачьей крови и говна старого Хрыча. У похоти толпы будто тоже был свой аромат. Гарри даже показалось, что он чует змей Проповедника. Однажды, еще мальчишкой, он рыбачил на ручье и почувствовал такой же запах, и между его ног проползла и шлепнулась в воду водяная змея. В этой яме словно было все, чего он боялся в жизни. Мысль о том, что его глубоко захоронят. Иррациональные люди, для которых не существует логики. Гниющие черепа на кольях вокруг ямы. Живые черепа на придвинувшихся телах, требовавшие крови. Змеи. Вонь смерти — крови и говна. И страх любого белого человека, расист он или нет: большой черный мужик с ненавистью в глазах, которой хватило бы на целую жизнь.

Круг сомкнулся. Теперь они почти могли друг до друга дотянуться.

Внезапно у Джорджа задрожала губа. Глаза выпучились из орбит и уставились куда-то направо, за Гарри.

— З-з-з… змея! — закричал Джордж.

«Боже, — подумал Гарри, — сбежала одна из змей Проповедника». Он дернул головой в ту сторону.

Джордж сшиб его на задницу и врезал ногой в грудь. Гарри засеменил по земле на четвереньках, а Джордж следовал за ним и пинал по ребрам. Гарри показалось, он слышал внутри хруст — может, сломанное ребро. Наконец он вскочил на ноги и побежал вдоль стенки ямы. Твою мать, попался на самый старый и дурацкий трюк в мире. Драка за жизнь — и такое.

— Ну молодец, тупой еблан! — раздался голос с трибун. — Эй, ниггер, давай теперь «у тебя шнурок развязался», чего уж там.

— Кончай драпать, — заорал кто-то еще. — Дерись.

— Беги-беги, — сказал Джордж. — Если поймаю — врежу так, что ебаные зубы через жопу вылетят…

У Гарри все плыло перед глазами. Голова была как йо-йо в трюке «вокруг света». Кровь сбегала по лбу, капала с кончика носа и собиралась на верхней губе. Джордж снова приблизился.

«Я сдохну в этой яме, — подумал Гарри. — Я сдохну просто потому, что у меня сломался пикап за городом, и никто не знает, где я. Вот почему я сдохну. Вот так просто».

На Гарри посыпался попкорн, по спине ударил брошенный стаканчик со льдом.

— Если б хотел посмотреть на ебаные гонки, — окликнул голос, — я б на ипподром сходил, на хуй. — Десятку на ниггера, — сказал другой голос.

— Пять баксов, если ниггер убьет его за пять минут.

Пока Гарри пятился мимо Проповедника, любитель змей наклонился и рявкнул:

— Мудак, я на тебя чирик поставил.

Проповедник снова держал большую гремучку. Он держал змею чуть ниже головы и так разнервничался из-за того, как шел бой, что бессознательно сжимал змею, будто в тисках. Гремучка корчилась, извивалась и дрыгалась, а Проповедник словно не замечал этого. Раздвоенный язык змеи висел снаружи и реально трепыхался — хлестал, как тонкая резиновая полоска, отставшая на колесе едущей машины. Медянка в кармане Проповедника все еще выглядывала, будто вместе с Проповедником поставила на исход боя. Когда Гарри протанцевал мимо, гремучка раскрыла пасть так широко, что вывернула челюсть. Казалось, она пытается позвать на помощь.

Гарри и Джордж опять сошлись в центре ямы. Кулаки, как черные бой-бабы, колотили по голове Гарри. Яма была будто омут, стены грозили сдавить и засосать в небытие.

Двинув коленом со всех сил, Гарри попал Джорджу прямо в пах. Джордж крякнул и отшатнулся, согнувшись пополам.

Зрители как с ума сошли.

Гарри обрушил сложенные руки на шею Джорджа, уронив его на колени. Воспользовался возможностью и выбил здоровяку зуб носком ботинка.

Он хотел пнуть еще раз, но Джордж схватил Гарри за пах, сдавливая яйца в джинсах.

— Взял тебя за яйца, — проревел Джордж.