Дополнительные обязанности секретаря

– А почему вы друг другу выкаете? Мы же тут сидим дружеской компанией, лето, море, почти отпуск. Глупо как-то ругаться с таким официозом, не думаете?

Артур глянул на Данилу из-под опущенных ресниц, Данила глянул на Артура с неприкрытой иронией, оба пропустили мимо ушей мое дерзкое предложение. Понятно. К дружбе еще не готовы.





Данила


У каждого человека есть особенный талант. Мой – ориентироваться в любом хаосе, когда другие теряются. И я еще ни разу не оказывался в настолько парадоксальной и любопытной ситуации. Артуру нравится Лика, очевидно. Лике нравится Артур, но она всеми силами вынуждает его ревновать. И он бы давно озверел, схватил ее за руку и утащил отсюда – если бы она была его женщиной. Но это не так, он отчего-то не считает себя вправе надавить на нее настолько сильно – осторожность, невозможная для двух бывших любовников. Если они только не расстались как раз из-за его излишнего контроля… В этом случае он бы тоже сдерживался, лишь бы не перегнуть. Вроде в целом все ясно, если бы не маленькая деталь – и она как раз нарушает весь порядок и создает так любимый мною бедлам. А именно: Лике заодно нравлюсь и я! Девчонка смелая, самоуверенная и неглупая, она уж точно осадила бы меня мгновенно, если бы только захотела. Но нет, она жмурится от удовольствия даже тогда, когда я ласкаю ее руки, а уж как она обомлела, стоило мне пробраться чуть дальше – неизвестно пока, осознала ли она сама это вожделение, но факт от этого уже ничуть не меняется. Как и тот факт, что Артура она тоже хочет, вполне себе осознанно. Последнее, но не по значимости: Артур накручивается именно из-за моего присутствия, я – катализатор всех его реакций. И как раз эта никем не замеченная ерундовинка может вылиться в такое, что у Артурчика, когда до долбоящера наконец-то дойдет, взорвется мозг. Или не взорвется… но и в этом случае получится очень интересно.

Хотя если честно, то Царева совсем дебилом я никогда не считал – и если так, то он тоже должен до чего-нибудь допереть к этому моменту. Все он видел, гад внимательный, у него, по слухам, зрение как у гребаного орла и фотографическая память. Видел, как мы целовались. Скорее всего, видел, что я уже успел побывать под ее купальником. И сейчас уж точно не пропустил, что мы держимся за руки. Но у него глаза только чернее становятся, а сам сидит и соображает: от злости с ним это творится или такого же, как у меня, любопытства? Не потому ли и ждет точно так же, уже чувствуя, что подсел на крючок, но все еще надеясь как-нибудь освободиться?

То есть именно мне придется всех ошарашить этой деталью. Не словами, конечно, кто ж мне на слово поверит? – делом. Кадром, от которого уже в себя не спрячешься. Клянусь своей девственностью, что если у Артурчика все-таки поедет крыша от переизбытка переживаний, то буду навещать его в психушке трижды в месяц.

Артур держался дольше всех, но и он выпил пива, то есть за руль сегодня уже не сядет – не сможет же эта глубоко порядочная мразь так сильно нарушить правила. Водителя ему вызвать – точно такая же не проблема, как и для меня. Но! События можно немного форсировать. Конечно, развязку можно отложить на день или неделю, однако мне уже неймется увидеть, как рвет в клочья мозги бедному Цареву, который прочно сидит на крючке, но сам пока этого не понимает.

Я встал и без объяснения пошел к стойке. Вообще не переживал, оставляя их наедине – в этой парочке что-то не ладится, они без катализатора ни до чего не созреют. А катализатору нужно экранизировать кадр. Я вернулся через пять минут и только тогда сообщил:

– Все комнаты в отеле заняты, но одноместный номер на несколько часов разрешили занять.

– Зачем? – зеленоглазка глянула на меня.

Я бы сказал тебе зачем, но всегда лучше показать.

– Чтобы ты немного отдохнула и нормально просушила волосы, Лика. Я позвоню шоферу, но быстро он сюда не доберется. Или еще разок искупаемся напоследок?

– А… нет, я уже устала, вообще-то действительно думала, что пора домой. Ты обо мне, что ли, позаботился?

О себе я позаботился и только о себе. Но в ответ только уверенно кивнул и передал ей ключ-карту. Лика приняла, но выглядела немного заторможенной. После пляжа девушке, возможно, и душ хочется принять, и макияж обновить, и от усталости ненадолго прилечь. Она не собиралась это все делать и теперь пребывала в растерянности – номер-то все равно оплачен, ее будто выслали из ресторана.

– А как же счет? – она задала нелепый вопрос, указывая взглядом на свою пустую тарелку.

– Ты счет собралась оплачивать? С ума сошла? Иди отдохни, Лика.

Она кивнула задумчиво и все-таки отправилась к лестнице, поскольку от нас обоих уже конкретно утомилась. То ли еще будет, красавица, то ли еще будет.

Артур долго смотрел на то, как я тяну коньяк, но так ни о чем и не спросил. Переругиваться нам еще в прошлом квартале надоело, сегодня мы так, размялись немножко и остыли. Я выждал почти пятнадцать минут, прежде чем встать.

– Ты куда? – Царев сразу напрягся. – Не к моей ли девушке?

– А с какого перепуга вы мне тыкаете, Артур Андреевич? – я едва сдерживался, чтобы не рвануть на второй этаж к номеру бегом.

– Ну как же? Дружеская компания, море, отпуск, – он тоже улыбнулся угрожающе. – Так к моей девушке намылился?

– К твоей ли?

Я последний вопрос просто бросил в воздух, развернулся и пошел неспешно, твердо зная, что догонит. Но в коридоре ненадолго задержался и добавил, когда почувствовал его приближение за спиной:

– Она не твоя девушка, Артур. И не моя. Но достанется она тому, кто умеет угадывать ее желания до того, как она их сформулировала для самой себя. Но в случае твоего характера это слишком, понимаю. Потому оставайся здесь, присоединяйся или просто смотри, я не возражаю против зрителей.

И верно, не дебил, он сразу понял все намеки:

– Ты спятил, Мамонтов?

– Немного. И тебе тоже полезно немного спятить. Может, на человека будешь больше похож.

Я пошел дальше, больше не останавливаясь и не оборачиваясь. Царев сам со своими тараканами должен договориться, а я пока договорюсь с тараканами Лики.





Глава 7





Артур



Я о Мамонтове никогда хорошо не думал, но сегодня он с настойчивостью барана пробивал дно. Нет, он всерьез намекнул на тройничок? Или всерьез считает меня на подобное способным? Я с трудом переношу одну мысль, что у моей женщины был кто-то еще, но собственными глазами наблюдать сам процесс, как этот кто-то еще берет мою женщину – за пределами любого здорового разума. А уж картинка, чтобы в этом участвовала прекрасная Лика и жуткий Мамонтов, вгоняет меня в коматоз.

Но гнида прав в одном – Лика в своих желаниях запуталась, это заметно. Вряд ли она способна на такой беспредел, но сучий потрох успел ее очаровать. Но ведь и меня она не оттолкнула – уж девушка с ее характером справилась бы со всеми моими поползновениями, приди ей такое в голову. Кажется, она на полном серьезе сейчас присматривается к нам обоим, выбирает, но хоть меня пока не предала. И это ненадолго – если влюбится в белобрысую сволочь, то меня сольет, а про очередного идеального секретаря я смогу только мечтать. Или упырь прав в предположении, что она сама – скорее неосознанно – провоцирует эту кошмарную ситуацию?

Я пошел к номеру не для того, чтобы «посмотреть», конечно. Провокации Мамонтова на меня не влияют. А чтобы или прекратить этот цирк, спасти девушку, или собственными глазами убедиться, что девушка вовсе не против его внимания… в последнем случае мне придется утащить свое тело подальше и уже дома обмозговать, как справится с тошнотой и как потом работать с Ликой, если вообще смогу ей в дальнейшем доверять.

Дверь оказалась приоткрытой – она будто приглашала темным проемом зайти. Но я замер на несколько секунд, прислушиваясь. Звуков борьбы и нервных криков не уловил, потому медленно толкнул дверь и сделал шаг вперед. Козлина не поскупился – номер был люксовым и начинался с небольшого коридора, ведущего в комнату. Мне пришлось заплатить в ресторане за всех – я просто бросил купюру на стол, чтобы официанты не подняли шум, но пока потратил меньше Мамонтова. Стоп! Я что же, даже в этом с ним соревнуюсь? В сумме, которую мы тратим на компанию Лики? Типа, кто за девушку платит, то ей и ухажер? Нет, я точно потихоньку схожу с ума…

Я, как обычно, двигался бесшумно, хотя сейчас даже хотел как можно дольше не быть замеченным. Расслышал тихие голоса – похоже, я пропустил начало их беседы, но суть сразу уловил.

– Теперь понятно, откуда такая деликатность, – говорила Лика вроде бы с улыбкой. – Оказывается, ответ прост – никакой деликатностью здесь и не пахнет. Ты что же, на самом деле решил меня просто в угол загнать?

Мамонтов ни на секунду не отклонялся от выбранного курса:

– В угол? Лика, я только хочу еще раз тебя поцеловать. Преступление? Тогда херачь меня по роже – я преступник. И сейчас ни о чем не могу думать, кроме как о твоем язычке.

– Как же ты умеешь заговаривать зубы… Но ты ведь сразу предупредил честно, что тебя нельзя воспринимать всерьез. Потому игры играми, это все забавно, но секса не будет. Я, знаешь ли, не настолько отчаянная, чтобы вообще границ не видеть.

У меня внутри потеплело, несмотря на то, что Лика уже успела вытворить. Стало намного спокойнее от ее отказа.

– Не будет – так не будет, – Данила согласился легко. – Сегодня – уж точно. Ты вообще достойна того, чтобы вокруг тебя месяц-другой потанцевать. Но согласись: чем дальше, тем страньше. Ты заметила, как твой Царев с ума сходит от взгляда на нас?

– А-а, – она немного подняла тон. – Так ты решил нейтрализовать таким образом конкурента?

– Он – ревнивая тварь, но с ума от этого не сойдет, к прискорбию, – тихо рассмеялся Мамонтов. – Все-все, иди сюда, вряд ли у нас много времени.

Вся теплота изнутри вылетела, как пинком вышвырнутая. Они целовались! Снова! И она не стала отталкивать – как-то наоборот, поддалась, словно он ее своей волей порабощал. Все с ней понятно, больше ничего выяснять не требуется. Мне стоит уйти и оставить их наедине, она не моя собственность, чтобы я ее пристегнул к себе наручниками. Наручниками… м-м, голова немного поехала, как представил. И я бы вышел, если бы не звук возни – он-то и заставил меня сделать еще несколько шагов и войти в спальню.

Они не целовались – или, вернее, не только целовались. Мамонтов полулежал, облокотившись на подушку, а Лика с закрытыми глазами разместилась спиной на его груди, с блаженством подставляя шею для губ. Его рука тем временем беззастенчиво скользила по ткани платья, исследуя тонкое тело. Он заметил меня первым, но и Лика каким-то образом почувствовала и открыла глаза. Вздрогнула, но Мамонтов ее удержал на себе, заставил замереть, а потом уверенно потянул руку вниз, приподнимая подол ее светло-зеленого платьица, обнажая бедро почти до самых трусиков. А потом и провел демонстративно двумя пальцами по ткани, задержавшись на секунду посередине, отчего девушка ахнула.

– Опусти, – тихо попросила она. – Что ты устраиваешь, Данила?

Я стоял там, наблюдая за этим сумасшествием и принимая в нем участие. Но не мог даже пошевелиться. Просто заметил кое-что, что Лика не смогла скрыть, как ни старалась: ей нравилось, как он ее удерживает и как пошло трогает. Нравилось, что он прикасается к ней, не спрашивая разрешения. И, быть может, даже немного нравилось то, что я все это вижу – добавляю пошлости в и без того вульгарный кадр. Нет, это совсем не то же чувство, как будто кто-то взял мой ноутбук или прокатился в моей машине. Тогда я испытал бы только лютое раздражение, а не эту треклятую парализацию всех мышц. Я ревнив, но сейчас моя ревность – именно от реакции Лики и ее припухших губ – стала такой колоссальной, что я не смог выдержать, и тогда ревность взорвалась, лопнула, побежала вниз по суставам, оставляя за собой лишь мандраж и сумятицу. И судорожный шепот Данилы вызвал мурашки даже у меня:

– Я? А ты сама, Лика, разве ничего не устраиваешь?

Она все-таки свела колени, убрала его руку, поправила платье, но осталась на нем. И ответила максимально честно, без пощады к себе – особенно завораживало то, что при том она смотрела прямо на меня:

– Возможно, я реально вела себя немного распущенно. Но это скорее от непонимания, что происходит. От растерянности. Это не я.

– А может, наоборот, как раз ты? – задал Данила тот вопрос, который уже вертелся на кончике моего языка. – И прекрасно понимаешь, что нужно делать дальше, чтобы стало еще интереснее?

Наверное, она не понимала – или пока не понимала, потому что резко дернулась, села и отстранилась от него. Расслабленный Мамонтов не попытался ее снова перехватить. А я чуял всем своим животным нутром, которое имеется глубоко у каждого человека, что если он продолжит давить – она сдастся. Потому что уже заразилась его желанием, хочет зависнуть в этом моменте, однако я как будто этой возможности ее лишил. Мерзкий я, получается? Но смотрит так почему? Типа сама в грязи извалялась, но не прочь в ней извалять и меня?

Но опустошало меня не ощущение грязи, а что-то темное, неосознанное до конца. Вероятно, возбужденный вид самой желанной девушки на свете вызывал такой эффект. И я не сразу понял, что сам предложил:

– Хватит. Лика, пойдем, я отвезу тебя домой.

Не совсем помню, как мы оказались на парковке. Но тупо радовался, что она не отказала – согласилась поехать со мной, а не осталась там, чтобы продолжать… с ним. Я руки на руль положил и только в тот момент осознал, как сильно они дрожат.

– Ты… вы ведь выпили, Артур Андреевич. Сами поведете?

Мне и так не по себе, а от того, что Лика перескакивает то на официальный, но на неформальный тон, сбивает с толку еще сильнее.

– Плевать, – выдавил я с трудом. – Плевать. Я трезв, но если остановят – лишусь прав. И на это плевать.

Она промолчала. Я сам придумывал причины ее недовольства – ну конечно, я фактически вырвал ее, уже разгоряченную, из лап ласкового и бесстыдного любовника. Или она все это вытворяла мне назло – за то, что вообще попросил ее об этой работе? Но если бы было так, то ее глаза в тот момент, когда я их застал, выглядели бы иначе. Это не актерская игра, к сожалению. И мне все еще казалось, что она вся пропахла им, хотя они даже одежду не успели друг с друга стянуть. Стянуть одежду… Интересно, а если бы я дал им еще пять минут, прежде чем помешать? Тогда застал бы уже ее стоны? Или она бы хрипела его имя, когда он вдалбливался бы в нее сзади? До чего они могли бы упасть, если бы я дал им пять минут?

– Лика, – через некоторое время я обуздал нервы и мог говорить умиротворенно, но сказать было необходимо – и ей, и мне в особенности: – Это было отвратительно. То, что там произошло. У меня руки дрожат, такого я за собой не припомню. Меня передергивает всякий раз, как вспомню… Это же Мамонтов, Лика, не какой-нибудь мужчина, тебя достойный, а сволочь Данила Мамонтов! Ну хрен с ним, с мерзавцем, но ты же его совсем не знаешь, чтобы такое позволять. Неужели этот бугай производит такое впечатление на дам, что даже лучшие из вас голову теряют и готовы на такую тошнотворную похабщину?

Она ответила далеко не сразу. Я не торопил, хотя за это время успел нагнать в мысли еще больше жути. И когда ее голос все-таки зазвучал, немного удивился его звонкой легкости:

– Артур, а ничего, если я после произошедшего буду на ты вне офиса?

– Да как удобно…

– Так вот, Артур, я тебя услышала. Слова эти все, определения, одно другого хуже. И я бы тебе поверила, поскольку твои эпитеты совершенно логичны. И если бы я сама там не была, то подписалась бы под каждым словом.

– Не понял… А к чему сослагательное наклонение?

– К тому, что ты в летних штанах, Артур. Твое возбуждение не заметить было очень сложно! Правильно ли называть похабщиной то, от чего сам заводишься? Или у тебя всегда эрекция от тошноты?

У меня дыхание перекрыло. И ведь правда, нельзя отрицать. У меня до сих пор член колом стоит, аж больно от прилива крови. За это время он давно бы уже опал, если бы я бесконечно не возвращался мыслями к той сцене – особенно к моменту, когда мужская рука ведет по коже бедра и заставляет девушку сжиматься от желания. Сказать, что это как при просмотре порно – ты просто возбуждаешься и все, несмотря на разум? Однако ответил я немного иначе:

– Это от злости.