Дом у Чертова озера

Савельева прикрыла медальон ладонью и сказала с вызовом:

– Это украшение моей мамы. Оно передается по женской линии из поколения в поколение.

– Значит, из поколения в поколение? Эйнштейн, а что стало с этой Барбарой?

– А вот тут и начинаются странности. Барбара исчезла через год после рождения сына, точно сквозь землю провалилась. Говорили разное. Одни считали, что Себастьян отослал надоевшую любовницу обратно на родину, другие шептались, что, натешившись, просто убил.

– Убил? – переспросила Савельева.

– Да, как уже упоминал наш мэр, потомок славного голландского рода, времена тогда такие были. Надоела любовница, в расход ее, чтобы глаза не мозолила.

– А ребенок? Что случилось с мальчиком?

– Про ребенка летописи молчат. Вроде как и не было у Себастьяна никакого незаконнорожденного отпрыска.

– Тоже убил? – спросила Варя шепотом.

– Думаю, на ребенка у него рука бы не поднялась.

– Откуда такая уверенность? – спросил Влад.

– История – штука тонкая. Как ни замалчивай факты, но рано или поздно что нибудь да выплывет.

– И что выплыло?

– А то, что в год исчезновения Барбары в соседнем селе поселился мельник с семьей. По тем временам жил тот мельник весьма неплохо, что на фоне всеобщего обнищания казалось подозрительным. А еще среди его многочисленных детей, белобрысых и курносых, черной вороной выделялся полуторагодовалый мальчик. Мальчик был чернявым и смуглявым и от остальной родни отличался очень сильно. Местные кумушки тогда судачили разное. В основном пересуды касались жены мельника, Ульяны. Мол, согрешила баба, прижила цыганенка. Но вот что странно, мельник тот был мужиком лютым и на расправу скорым, а в жене изменнице души не чаял. Странно?

– Хочешь сказать, что купец своего незаконнорожденного сына отдал мельнику на воспитание и приплатил ему за молчание? – спросил Влад.

– Я думаю, что такое предположение не лишено смысла. Кстати, мельника звали Антип Воронин.

– Приплыли! – буркнул молчавший до этого Жуан. – Получается, что ты, Ворон, потомок незаконнорожденного сына Себастьяна Гуано! Можно сказать, мы с тобой в некотором смысле родственники.

– Получается, что так, – Влад поморщился. Иметь в родственниках, пусть даже и очень дальних, изверга и убийцу Себастьяна Гуано не слишком хотелось. Да и в родстве с Жуаном было мало приятного.

– А я? – вдруг подала голос Савельева. – Если я похожа на Барбару и у меня ее украшение, то кто в таком случае я?

– Наверно, ты тоже ее потомок, – предположил Жуан.

– В таком случае многое становится понятным, – сказал Влад.

– Что тебе понятно? – Савельева посмотрела на него так внимательно, точно от его ответа зависела вся ее дальнейшая жизнь.

– Понятно, почему господин Поклонский назначил наследниками именно нас. Мы прямые потомки Себастьяна и Барбары. Кстати, Жуан, а кто такой сам Поклонский? Я так понимаю, ты был знаком с ним довольно близко.

Ответить Эйнштейн не успел: откуда то сверху послышался грохот.

– Юлька! – Жуан с удивительным для его комплекции проворством выбрался из за стола, бросился вон из зала.

– Может, глянем, что там стряслось? – предложил Эйнштейн.

– Пошли. – Влад встал.

– Я с вами! – Савельева схватила его за рукав и тут же отдернула руку.

Они поднимались по лестнице, когда со второго этажа донесся отчаянный вопль Жуана. Не сговариваясь, Влад с Эйнштейном бросились вперед.

В коридоре никого не было, но из спальни Сивцовой и Жуана доносились бессвязные бормотания. Влад толкнул дверь и остолбенел от увиденного. Сивцова, точно тряпичная кукла, болталась в петле из шнура для портьер, а Жуан, взгромоздившись на стул, одной рукой пытался удержать на весу тело жены, а второй ослабить удавку.

– Помогите, – прохрипел он. – Помогите, я ее не удержу.

Влад осмотрел комнату. Взгляд зацепился за невысокий журнальный столик, с виду довольно крепкий. Он подтащил стол на середину комнаты, приставил вплотную к стулу, на котором балансировал Жуан, забрался на него, подхватил Сивцову под колени, приподнял, чтобы ослабить давление петли. В этот самый момент стул под Жуаном не выдержал, и тот с воплем рухнул на пол.

– Эйнштейн! – заорал Влад. – У меня в кармане нож!

Повторять дважды не пришлось. Эйнштейн вытащил нож, перерезал шнур. Утратившее поддержку тело Сивцовой навалилось на Влада. Он наверняка бы потерял равновесие и упал, если бы не Эйнштейн, подставивший дружеское плечо. Едва тело Сивцовой оказалось на полу, как к нему с громким воплем бросился Жуан. Он оттолкнул Влада, сгреб Юльку в охапку, принялся трясти за плечи.

– Не надо ее так, – попыталась вмешаться Савельева.

– Отойдите! – Взгляд у Жуана был полубезумный. – Юлька! Юлечка!

Влад уже было решил, что это конец, что редко кого достают из петли живым, но в этот самый момент Сивцова закашляла. Она кашляла и билась не то в судорогах, не то в истерике. Показывала пальцем куда то поверх их голов, силилась что то сказать.


– Вызывай «Скорую». – Влад сунул Эйнштейну свой мобильный, сам склонился над корчащимся на полу телом.

– Юленька, что? – Жуан обливался потом в тщетной попытке усмирить жену.

– Это она… она заставила… – Сивцова схватилась руками за горло. – Я не хотела, а она заставила…

Истеричка, как есть истеричка. Влад обернулся к Эйнштейну:

– Что там со «Скорой»?

– Уже выехали. – Эйнштейн вернул ему мобильник.

«Скорая» приехала удивительно быстро. Врач осмотрел Юльку, вколол ей что то «от нервов», заверил присутствующих, что угрозы для жизни мадам Жуановой нет, но какое то время лучше понаблюдать за ней в условиях стационара. Притихшую после укола Сивцову переложили на носилки и с максимальными предосторожностями погрузили в машину. На прощание врач измерил давление Жуану, покачал головой, посетовал на то, что господин мэр совсем себя не бережет, сунул ему под язык какую то таблетку, и «Скорая» умчалась к городу, оглашая окрестности ревом сирен. Влад к тому времени протрезвел окончательно. Хуже того, теперь ему просто невыносимо хотелось выпить еще. Что ни говори, а далеко не каждый день становишься свидетелем попытки самоубийства. И что это нашло на Сивцову? С какого такого перепугу она полезла в петлю?

В памяти возникла вчерашняя призрачная удавка, и по позвоночнику пробежали мурашки. В ту же секунду из главного зала послышался крик Савельевой. Влад чертыхнулся, бросился к раскрытой двери.

Варька стояла у стола и нервно теребила свой медальон.

– Что еще? – заорал он.

– Там, – она как то совсем по детски показала пальцем на стол, туда, где Эйнштейн незадолго до этого устроил презентацию своих картинок. Одна из гравюр, та самая, на которой был изображен Себастьян Гуано, точно кровью, была залита красным вином.

– И это все? – Влад вздохнул с облегчением. – Подумаешь, разлитое вино. Наверное, Эйнштейн в спешке опрокинул бокал.

– Это не Эйнштейн, – прошептала Варька, – смотри…

Ну, куда еще смотреть? Он подошел поближе и длинно присвистнул. На дубовой столешнице были отчетливо видны следы кошачьих лап. Бокал опрокинула кошка, выпачкала лапы в вине, наследила на столе. И Дарина что то такое говорила про кошку… А если кошка и в самом деле существует? Дом огромный, она может запросто где нибудь прятаться.

– Эйнштейн! – позвал он.

– Что? – Лешка появился на пороге через пару секунд, в одной руке он держал палку колбасы, а во второй – бутылку водки. – Что то жрать захотелось от всех этих волнений, – объяснил он.

– А где Жуан?

– На крыльце. Дает по телефону ценные указания главврачу больницы, хлопочет, чтобы благоверную устроили с максимальным комфортом. Видишь, Ворон, любовь любовью, а с Юлькой в больницу он не поехал, не рискнул.

– Ладно, бог с ним, – перебил его Влад. – Ты не в курсе, были ли у Поклонского кошки?

– Кошки? – Эйнштейн взъерошил редкие волосы. – Нет, кошек не было. А почему ты спрашиваешь?

– Вот, полюбуйся, – Влад кивнул на стол.

– Черт! – Эйнштейн схватил безнадежно испорченную ксерокопию, спросил мрачно: – И какая сволочь это сделала?

– Четырехлапая и хвостатая. – Влад обошел стол, посмотрел на пол.

Цепочка кошачьих следов, ведущая к камину, внезапно обрывалась в трех метрах от него.

– Куда она делась? – послышался за спиной испуганный Варькин голос, и он вздрогнул от неожиданности. – Шла шла, и что? Растворилась в воздухе?

– Почему сразу растворилась? – спросил Ворон раздраженно. – Может, просто куда нибудь прыгнула.

– Куда? До стен далеко. До камина больше трех метров.

– А вот тут точно обошлось без мистики, – присоединился к их кружку юных следопытов Эйнштейн. – Никто никуда не прыгал и уж тем более не растворялся в воздухе. Просто вино на лапах высохло, и зверюга перестала оставлять следы.

– Думаешь? – спросила Савельева с надеждой.

– Уверен. Мы ищем проблему не там, господа.

– А в чем проблема? – Влад, после объяснений Эйнштейна потерявший всякий интерес к кошачьим следам, вернулся к столу, плеснул себе коньяка.

– Дом хочет нам что то сказать, подает знаки, а мы не понимаем. И пока не разберемся, что к чему, покоя нам не будет.

– Нам? – В зал вошел Жуан. – А ты то тут каким боком?! Что ты над нами вьешься коршуном? Байки какие то рассказываешь, женщин до нервного срыва доводишь!

– Я довожу? – изумился Эйнштейн. – Думаешь, это из за меня твоя Юлька в петлю полезла? Нет, господин мэр, тут проблема посерьезнее, чем личная антипатия. Если у кого то дырка в голове, прошу меня не впутывать!

Назревала драка, и Влад решил вмешаться, пока не поздно.

– Успокойтесь оба! – гаркнул он и залпом выпил коньяк. – Нечего раньше времени истерики устраивать! Утром Жуан съездит в больницу к Юльке, поговорит с ней и все узнает. А сейчас, я думаю, пора идти спать. Эйнштейн, ты здесь остаешься или домой едешь?

– Я? – Эйнштейн рассеянно потер подбородок. – Я, пожалуй, домой. У меня тоже утром кое какие дела есть. Так что всего хорошего, господа наследники. Встретимся вечером. – Он махнул на прощание рукой и направился к выходу.