Дом на краю темноты

— Неделю или две, насколько я видела. Я застукала ее за этим в начале июля.

Мое сердце замирает. Я надеялась, она скажет, что это началось за несколько недель до того, как моя семья въехала в Бейнберри Холл. Но нет, мы уже приехали к началу июля.

— А в ту ночь, как Петра исчезла, ты видела, как она уходила?

Ханна чуть трясет головой.

— Но я подумала, что так и было, потому что утром ее не было.

— И тогда ты сказала маме, что она сбежала?

— Да.

— Почему?

— Потому что Бастера тоже не было.

Ханна видит недоумение на моем лице и объясняет.

— Это мишка Петры. Ей его подарили задолго до того, как я родилась, и она все равно спала с ним, как будто она оставалась маленькой. Если она спала где-то еще, то брала с собой Бастера. Ты вряд ли помнишь, но он был у нее с собой, когда мы пошли к вам домой на ночевку.

Ханна встает и выходит из кухни. Она возвращается через минуту с фотографией и смотрит на нее, когда продолжает рассказ.

— Она никогда не уходила без него из дома. Никогда. Когда мы поняли, что Бастер тоже пропал, то решили, что она сбежала. Наверное, с тем парнем, с которым встречалась.

Этим парнем может оказаться мой папа, и от этой теории меня трясет так же, как кухонный стол. Это чувство становится еще хуже, когда Ханна наконец-то показывает мне фотографию. Там они с Петрой, видимо, в их спальне. Петра сидит на кровати. А рядом с ней пугающе знакомый мишка.

Коричневый мех.

Глаза-пуговки.

Красная бабочка вокруг шеи.

Это тот же мишка, которого мы с Дэйном нашли у папы в кабинете. А теперь он пропал. И хоть я не знаю — и вряд ли когда-то узнаю — кто его взял, я могу придумать лишь две причины тому, как он оказался в Бейнберри Холл.

— Ты сказала, что Петра взяла его с собой, когда вы ночевали у нас, — говорю я.

— Да, — отвечает Ханна. — Хотя мы так и не провели там ночь.

Мне это прекрасно известно, спасибо Книге.

— А может такое быть, что Петра его там оставила? — спрашиваю я, надеясь, что не раскрываю слишком многого. Ханне не нужно знать, что Бастер уже много лет лежал в Бейнберри Холл, пока не пропал. — Может, он потерялся.

— Она принесла его домой, — говорит Ханна. — Я в этом уверена.

Остается только другая причина, по которой Бастер мог оказаться в доме. И я надеялась, что она окажется неправдой.

Петра взяла медведя с собой, потому что думала, что уезжает навсегда. Возможно, с моим папой. От этой мысли из моей груди пропадает весь воздух.

Я не в состоянии дышать, и мне ничего не остается, как встать и выйти из коттеджа в полном оцепенении. Ханна следует за мной мимо гостиной, где шоу сменилось комедией. Из телевизора доносится неправдоподобный смех.

Только оказавшись у задней двери, я оборачиваюсь, чтобы спросить Ханну еще кое о чем. Вопрос, вызванный не только фотографией Петры с мишкой, но и воспоминаниями о вчерашнем утре. Мистер Тень в шкафу, уставившись на меня, подкрадывается все ближе.

— Кажется, будто ты много помнишь о той ночи, когда вы пришли в Бейнберри Холл с ночевкой.

— Такое сложно забыть, — Ханна невесело смеется, как будто не может поверить, что, учитывая все происходящее, я хочу поговорить именно об этом. Для меня же все очень логично. Она там была. Она все помнит. А я нет.

— То, что папа написал о той ночи, — говорю я, — это же все хрень, да?

— Я так не думаю, — отвечает Ханна.

Я изучаю ее, пытаясь найти признаки того, что она врет. Она продолжает смотреть на меня, давая понять, что все серьезно.

— Так то, что папа написал о той ночи…

— Это все правда, — подхватывает Ханна без единого сомнения. — Каждое чертово слово.





7 июля



День 12



День ночевки начинается так, как любой другой в Бейнберри Холл.

Бум.

Я встаю с кровати, не смотря на часы — в этом нет никакого смысла — и спускаюсь вниз, где горит люстра. Я выключаю ее с тяжелым вздохом и спускаюсь на кухню, чтобы сварить очень крепкого кофе. Это стало моей утренней рутиной.

К тому моменту усталость стала неоспоримым фактом жизни в Бейнберри Холл. Как будто дом нарочно не давал мне выспаться. Я изо всех сил старался компенсировать это послеобеденным сном и тем, что раньше ложился.

Но в этот день дремать не получится. Вторая половина дня будет потрачена на подготовку к приему еще двух человек. Покупки продуктов, уборка и все остальное, из-за чего это место будет выглядеть как счастливый дом, каким он определенно не был.

Весь смысл того, чтобы ночью за ними присматривала Петра, заключался в том, что мы с Джесс наконец провели такое необходимое время вдвоем и расслабились. Но когда Ханна с Петрой пришли с рюкзаками, спальными мешками и подносом печенья от мамы, я понял, что их присутствие только добавит нам еще больше стресса. Особенно когда Мэгги посреди ужина захотела поговорить со мной и Джесс наедине.

— А нельзя потом? — сказал я. — У тебя гости.

— Это важно, — сказала нам Мэгги.

Мы трое вышли в большую комнату, оставив Ханну и Петру есть спагетти с фрикадельками в неловкой тишине.

— Надеюсь, у тебя серьезная причина, — сказала Джесс. — Невежливо оставлять так друзей.

Выражение Мэгги было смертельно серьезным. Порез на щеке зажил достаточно, чтобы больше не накладывать повязку, и ранка подсохла и обветрилась.

— Им нужно уйти, — сказала Мэгги. — Мисс Медноглазая не хочет, чтобы они тут были. Они ей не нравятся. Она весь вечер злится, — она показала на пустой угол. — Видите?

— Сейчас нам не до этого, — говорит Джесс. — Не тогда, когда пришли твои друзья.

— Они не мои друзья.

— Но они могут ими стать, — сказал я самым ободряющим тоном. — Дай им одну ночь. Ладно, дочка?

Мэгги задумалась, ее губы сжались в тонкую линию, пока она обдумывала плюсы и минусы дружбы с Ханной.

— Ладно, — согласилась она. — Но они, наверное, разозлятся.

— Кто разозлится?

— Все привидения.

Она вернулась к столу, оставив нас с Джесс в шоке. Мэгги же была очень разговорчивой и такой и осталась до конца ужина. И после этого мы ели мороженое на десерт. И после этого играли в настольные игры. Когда она выиграла в ловушке для мыши, то оббежала столовую, радуясь так, будто выиграла кубок мира.

Было так приятно видеть, как она развлекается с подругами. Впервые с тех пор, как мы приехали в Бейнберри Холл, Мэгги выглядела счастливой, даже если время от времени бросала взгляды по углам комнаты.

Эти испуганные взгляды стали еще более заметными, когда девочки собрались ложиться спать. Пока Петра вяло отбивалась подушкой от энергичной сестры, Мэгги просто сидела, уставившись в угол возле шкафа. И когда я выстроил их в ряд, чтобы снять их на полароид, она, казалось, больше сосредоточилась на стене позади меня, чем на объективе.

— Они улеглись, — объявил я Джесс после того, как выключил свет в комнате Мэгги и вернулся в свою. — Если им что-то и будет еще нужно, Петра с этим справится.

Я рухнул на кровать, прикрыв глаза рукой. Я бы немедленно заснул, если бы что-то не давило на меня с самого обеда.

— Думаю, надо отвести Мэгги к врачу.

Джесс, которая наносила на лицо крем, глянула на меня через зеркало.

— Типа к мозгоправу?

— К психологу, да. С ней явно что-то творится. Она тяжело справляется. У нее нет друзей, и она не хочет их заводить. И вся эта чушь с воображаемыми друзьями… это ненормально. И это точно не жажда внимания.

Лицо Джесс в зеркале выражает обиду.

— Ты теперь всегда мне будешь это припоминать, когда мы будем обсуждать нашу дочь?

— Я не этого добивался, — сказал я. — Это лишь доводы в пользу того, почему нам надо помочь ей.

Джесс ничего не сказала.

— У тебя либо нет мнения на этот счет, — сказал я, — либо ты со мной не согласна и не хочешь этого признавать.

— Терапия — это большой шаг, — наконец говорит она.

— Ты не считаешь, что у Мэгги есть проблемы?