Дом алфавита

— Кульмбах?

Брайан с большим трудом удерживал нить разговора.

Кульмбах? Кульмбах? Поезд стоит?

— К северу от Байройта, — прошептал Джеймс. — Бамберг, Кульмбах, Байройт — помнишь?

— Знать бы, что они мне вкололи. У меня во рту пересохло.

— Брайан, соберись! — Несколько тычков, и Брайан снова открыл глаза. — Что произошло, когда нас мыли?

— В смысле, произошло?

— Татуировки, друг! Как все прошло?

— Они не смотрели.

Джеймс откинул голову на подушку и воззрился в потолок.

— Надо татуировки сейчас сделать, пока нам все видно.

— Джеймс, мне холодно.

— Холодина ужасная. Они проветривали. Весь пол был в снегу, — Джеймс указал на пол, не сводя глаз с потолка. — Смотри-ка, еще остался. Как ты понимаешь, солдаты рядом в шинелях сидят.

— Ты их видел?

— Они сюда время от времени заглядывали. Пару часов назад искали санитара — того, что мы с поезда сбросили. Они в курсе про стычку с какими-то летчиками-англичанами — видели, как они в поезд запрыгивали. Должно быть, сведения о нас передали те патрульные с собаками.

— Как?

События стремительно разворачивались у Брайана в голове — он и сам за ними не поспевал.

— Не знаю. Но им обо всем известно, они нас искали, но не нашли — и не найдут.

— А санитар?

— Не знаю.

Джеймс не стал продолжать беседу, сел и взялся за торчащую в левой руке иглу. Закрыв глаза, он вытащил ее — из подающего лекарство шланга на простыню закапала смешанная с кровью жидкость. Опершись на локоть, Брайан пытался следить за его действиями. Дорогу жидкости перегородил небольшой узелок на резиновом шланге — Джеймс в это время закатал рукав рубашки до плеча. Затем почистил пару ногтей кончиком иглы и стал небольшими порциями вкалывать грязь под тонкую кожу подмышки.

Выглядел Джеймс паршиво: с щек исчез румянец, губы посинели. А игла все колола и колола. На светлых волосах в подмышке появлялось все больше красных капель. Чтобы указать первую положительную группу, уколов понадобилось много.

— Я чертовски сильно надеюсь, что воспаления не будет, — прошептал Брайан, вытаскивая иглу. — А если и будет, лучше себя обезопасить. Джеймс, я свою настоящую группу крови укажу!

— Ты с ума сошел! — возмутился Джеймс, тем не менее даже не пытаясь отговорить друга. Ему и своих забот хватало.

По мнению Брайана, он все хорошо продумал. Конечно, писать третью положительную вместо второй положительной рискованно. Но обозначения групп крови очень похожи — все решат, что ошибся тот, кто делал записи в карту. Если станут сравнивать с картой, то удивятся и наверняка исправят данные там. В этом он был уверен.

Таким образом, если они решат накачать его хоть кровью, хоть какой-нибудь дрянью, хуже ему не станет. А это все же, несмотря ни на что, главное. Есть еще одна вероятность: при определенных обстоятельствах в подмышку даже заглядывать не станут и последуют указаниям в карте. Но эту мысль Брайан предпочел отогнать. И стал выскребать грязь из-под ногтей.

Дело подвигалось очень медленно.

Дважды их прерывал шум из переднего вагона. Во второй раз Брайан автоматически засунул иглу под одеяло. Промелькнула тень — он тут же зажмурился.

Судя по звукам у кровати Джеймса, к ним шел еще один человек. Как только поезд тряхануло, голову Брайана откинуло вбок, в сторону койки Джеймса. Он мельком разглядел одетого в черное офицера.

Брайан почувствовал, как от отвращения его охватила холодная дрожь, и он отвлекся от боли в подмышке. Сжимая иглу — она полностью исчезла в руке, — он надеялся, что Джеймс успел проявить ту же осторожность.

Офицер службы безопасности СС встал, заложив руки за спину, и долго смотрел на лица «находящихся без сознания». Снаружи раздались металлические звуки и крик. Вагон резко дернулся, но офицер даже не пошатнулся.

За несколькими рывками последовали сильные удары и мерное покачивание. Их переводили на другой путь. Когда железнодорожники наконец завершили свое дело, человек в черном развернулся и ушел.



Чуть позже, уже ночью, явился мужчина в шинели — и направился прямо к соседу Джеймса с другой стороны. Недолго постояв рядом, посветил ему в лицо. Затем замер, глухо вскрикнул и ушел в задние вагоны.

Вернулся он совсем скоро, ведя еще несколько человек. Один, одетый в халат, — его они еще не видели — разорвал рубаху у выреза и обнажил грудь пациента.

Послушав несколько секунд, он убрал стетоскоп и буквально вскипел от злости, что повлекло за собой целый клубок событий. Медсестры, жестикулируя, отпрянули. Хлопнула передняя дверь, и появился офицер службы безопасности: немедленно отдав ряд приказов, он решительным движением ударил первую медсестру по лицу. Шумно обменявшись парой слов с окружающими, солдат, с которого все началось, выбежал из вагона и вскоре привел еще нескольких. Тем временем пациента вынесли в сопровождении охранников и санитаров.

Над зданием железнодорожной станции затарахтел двигатель и раздался протяжный визг тормозов, сливаясь с доносившимися снаружи лихорадочными приказами. Больные в вагоне вновь оказались предоставлены самим себе.


— Что там стряслось? — спросил Брайан.

Джеймс приложил палец к губам.

— Он умирает. Он же группенфюрер, вот офицер службы безопасности и взбесился, — чуть слышно ответил он.

— Группенфюрер?

— Генерал-лейтенант! — с улыбкой пояснил Джеймс. — Да, ну и дела. Черт побери, ты только подумай: прямо рядом со мной лежал генерал войск СС. Неудивительно, что у персонала аж лица вытянулись. В таком месте любой неверный шаг чреват последствиями!

— И куда они его потащили?

— Служба безопасности повезла его в Байройт. Там больница есть.

Брайан вновь послюнявил пальцы, осторожно вытер засохшую кровь под мышкой и начисто их облизал. Важно не оставить следов.

— Знаешь, Джеймс, чего я больше всего боюсь?

Когда Джеймс повернулся на бок и накрылся одеялом, от его кровати пахнуло вонью.

— Нет.

— А что, если эти пациенты едут домой, к семьям?

— Думаю, так и есть.

Услышав утвердительный ответ, Брайан закрыл глаза.

— А почему ты так думаешь? — справившись с собой, он задал вопрос.

— Когда они выносили генерала, я услышал слово «Heimatschutz». Не знаю, что оно значит, но, если переводить по частям, получится «защита родины» или что-то в этом роде. Как я понимаю, именно туда мы и направляемся. Под защиту родины!

— Джеймс, да нас же раскроют! — прошипел Брайан.

— Наверное. Все так.

— Надо отсюда драпать! Оставаться здесь — это же безумие. Мы не знаем, от чего нас лечат, куда мы едем — тоже непонятно!

Лицо Джеймса оставалось бесстрастным.

— Брайан, оставь меня в покое ненадолго.

— Сначала ответь на один вопрос. Ты согласен, что отсюда надо убираться? Может, сегодня ночью, если поезд опять тронется?

Повисла долгая тишина — было слышно, как шум грузовика медленно растворился где-то за станцией. Теперь голоса снаружи звучали чуть поодаль. Пациент по другую сторону от Брайана вскрикнул и глубоко вздохнул.

— Мы замерзнем насмерть, — наконец тихо произнес Джеймс. — Но ты прав.



План побега расстроился еще до того, как снова рассвело. В переднюю часть вагона вошли три женщины в гражданском и почти бесшумно распахнули дверь на платформу, впуская ледяной воздух. В середине вагона, прямо перед кроватью Брайана, женщин встретили врачи, покорно ответив на их «Хайль Гитлер!», и тут же начался спор. Женщины почти ничего не говорили и дали старшим врачам возможность выпустить пар. Затем вся группа обошла койки под пространные комментарии врачей. Ненадолго они остановились возле кровати Брайана и, пошептавшись, скрылись в соседнем вагоне.

— Гестапо. Эти женщины из гестапо, — сразу же сообщил Джеймс, как только щелкнула дверь вагона. — Они за нами присмотрят. Будут дежурить круглосуточно! Им сурово пригрозили, если в этом вагоне что-нибудь случится. Мы в хорошей компании, Брайан. Мы что-то значим. Только я, черт побери, не знаю что!

С этого момента в глубине вагона на стуле обязательно сидела какая-то из женщин. Даже когда перед самым отправлением поезда пришел транспорт с ранеными — пустые койки заполняли безвольные тела, лежащие без сознания на носилках, — дежурная не сдвинулась ни на миллиметр. Помощь в ее обязанности не входила, даже если и нужно было всего-то чуть-чуть подвинуться, чтобы санитары смогли пройти.

Сменяя друг друга — насколько Брайан мог судить, каждые два часа, — дежурные ничего друг другу не говорили. Сменщица заходила и садилась, и лишь тогда из вагона выходила та, чье дежурство закончилось.

Из-за невозможности переговорить с Джеймсом на Брайана навалилась неуверенность. Они сошлись на том, что надо бежать, а теперь-то что? Каждый раз, когда Брайан косился на Джеймса, он едва мог разглядеть проступающие под белой тканью очертания его неподвижного тела.

Поезд снова набрал скорость, и шелест растений, колышущихся в потоке воздуха от мчащегося поезда, говорил о том, что шанс спрыгнуть упущен. Даже если бы им не мешало присутствие надзирательниц.

Значит, их раскроют. Очень простое уравнение с парой неизвестных — осталось вычислить, когда и где это случится.

С того момента как они запрыгнули в поезд, тот ушел максимум километров на двести. Крепко зажмурившись, Брайан с легкостью представил очертания Германии и все важные географические точки страны. Итак, две сотни километров — известная величина, однако конечная цель неизвестна. Прежде чем они туда доберутся, пройдет день или два. А может, это вопрос нескольких часов. Все зависит от пункта назначения, скорости, количества остановок и загруженности линии. Не стоит забывать и про вероятность авианалета.

Когда Брайан вновь открыл глаза, над ним в матовой, напоминающей молоко дымке тихо покачивались лампы. Джеймс свесил руку с края койки и стучал по кровати Брайана, пытаясь его разбудить.

— Веди себя потише, — обеспокоенно попросил он.

Брайан не понимал, что сделал, но тут же пришел в себя. Храпел он редко, а еще знал, что во сне никогда не разговаривает. Или разговаривает?

Медсестры уже приступили к утреннему умыванию. Если сравнивать со вчерашним днем, веселья молодые женщины не демонстрировали. Темные круги под глазами и характерная прозрачность кожи ясно говорили, каково им приходилось. Отсутствие сна, ответственность за сотни пациентов и жесткое давление из-за обвинения в халатности при уходе за умирающим генерал-лейтенантом — глаза смотрели напряженно, руки двигались механически.

Третий день Брайана и Джеймса на чужой земле. Четверг, 13 января 1944 года. Брайан запомнил дату и задумался: как долго ему удастся не терять счет дням, пока враги оставят ему такую возможность?