Дом алфавита

— А ты наши деньги прикарманишь? — Он непонятно закряхтел. — Ты их все равно не получишь. Они же не по сундукам в этом доме разложены.

— Деньги? Какие деньги? Плевать мне на тебя и твои деньги. — Повернувшись, Брайан посмотрел Ланкау в глаза. — Думаешь, мне деньги нужны? И дело все это время было в деньгах?

Он шагнул к широколицему:

— Их что, правда так много?

Остановившись, Брайан спокойно посмотрел на Ланкау. Тот и бровью не повел. Напоминал ведущего переговоры дельца. В таком случае он ненамеренно зашел на территорию Брайана. Склонившись над связанным пленником, Брайан заглянул ему в глаза:

— Ланкау, денег у меня достаточно. Твоих грошей, наверное, даже на моих домашних животных не хватит. Хочешь снова увидеть семью — бери себя в руки. Расскажи мне, что тогда произошло и что случилось потом.

Сев напротив, Брайан прицелился в здоровый глаз:

— Думаю, начать стоит с самого начала. С госпиталя.

— С госпиталя! — В голосе Ланкау слышалось явное презрение. — Мне о нем даже вспоминать неохота. Будь моя воля, мы бы тебя еще там прихлопнули. Больше мне сказать нечего.

— Но зачем? Почему нельзя было просто оставить меня в покое? Что я мог вам сделать? Я же был симулянтом, как и вы.

— Ты мог сделать то, что в итоге и сделал. Ты мог исчезнуть! И если бы захотел, мог и нас сдать.

— Но я же не сдал. Зачем мне это?

— Чтобы на вагон лапу наложить, козлина! — прошипел Ланкау, почти не открывая рта.

— Повтори, я не расслышал.

Брайан сделал шаг назад. И Ланкау — в лице сквозило презрение — плюнул в его сторону. В результате неудачной попытки по подбородку потекла слюна.

В ту же секунду Брайан вскинул пистолет и выстрелил совсем рядом с лицом Ланкау — вырвавшееся из дула пламя подпалило бровь над здоровым глазом. Ланкау в ужасе таращился на Брайана, а затем отвернулся, пытаясь разглядеть почти незаметную дырочку, появившуюся на спинке стула в паре сантиметров от его скулы.

— Если ты мне немедленно не расскажешь все, что с тех пор произошло, я тебя, к чертовой матери, пристрелю. — Брайан поднял пистолет. — Я знаю, что Крёнер в городе. Знаю, где он живет. Разговаривал с его падчерицей Марианной. Я видел его с новой женой и маленьким сыном, и я знаю о его перемещениях по городу. Если ты мне не расскажешь то, что меня интересует, значит он расскажет!

Вместо того чтобы повернуть голову и посмотреть на своего надсмотрщика, Ланкау слегка осел. Казалось, осознание того, что человек, взявший его в плен, знает о перемещениях и месте жительства Крёнера, потрясло его даже больше, чем выстрел. Затем он, по-видимому, взял себя в руки и поднял голову.





* * *


— С чего мне начать? — бесстрастно спросил Ланкау, отворачиваясь от плаката в коричневых и зеленых тонах, на некоторое время приковавшего его взгляд к стене, за которой располагались кухня и прихожая.

«Кордильера-де-ла-Пас» — было написано чересчур яркими оранжево-красными буквами под пейзажем, из-за чего он казался еще более унылым. Ланкау посмотрел на человека напротив. Загадка. «Кэндзю», зажатый в одной руке, расположился на тыльной стороне второй. Предохранитель опущен. Сидит он спокойно. Ланкау понадеялся, что это не изменится.

На данный момент ситуация безнадежная. Ланкау зажмурился. Ныли предплечья.

Если сидевший напротив него человек говорит правду, он не мог ничего знать о роли и прошлом Петера Штиха. И хорошо. Если ситуация и переломится в их пользу, наверное, с этой стороны и подоспеет помощь. Несмотря на дряхлость, Штих станет Арно фон дер Лейену достойным противником.

В любой игре полезно выиграть время; это первое и основное правило. Арно фон дер Лейен свою историю услышит.

Второе базовое правило: держать противника на расстоянии, пока не выяснишь его слабые стороны. Этого Ланкау и ждал. Зачастую главная слабость человека обнаруживается в мотиве его поступков. Значит, вопрос в том, где искать. Арно фон дер Лейен жаждет денег или мечтает отомстить? Время покажет.

Но в любой игре важнее всего — как можно дольше скрывать мощь и масштаб собственного оружия. Третье, и последнее правило, поэтому, пока он будет говорить, ему придется скрывать истинную роль и имя Петера Штиха.

Долгими ночами в госпитале Арно фон дер Лейен наверняка слышал о Почтальоне. А вот того, что Петер Штих и Почтальон — один и тот же человек, он знать не мог по той простой причине, что Почтальон раскрыл себя в тот момент, когда Арно фон дер Лейена увели на сеанс шоковой терапии.

Держа в голове все три правила, он расскажет свою историю. Вытянув губы, он долго смотрел на противника. Когда молчать уже было невозможно, его надзиратель, наклонившись вперед, разрушил возникшую между ними преграду.

— Можешь с Рейна начать, — сказал он, не сводя с Ланкау глаз, как будто между ними установилось своего рода доверие. — Я думал, тебе конец. Давным-давно утонул и исчез с лица земли. — Фон дер Лейен призывно кивнул. — Расскажи, что было потом.

Ланкау слегка выпрямился. Впервые внимательно посмотрел на своего надзирателя. Исчезла юношеская жилистость. Тело одрябло. Не будь веревок, он бы его быстро уложил. Ланкау еще раз проверил прочность веревок, аккуратно вдавив костяшки в подлокотники.

— Что было потом? И что там случилось?

Подвинувшись поближе, фон дер Лейен снова кивнул.

— Во-первых, у меня справа появилась дыра в груди сбоку, а еще я глаз потерял.

Сидящий напротив мужчина не отреагировал. Ланкау снова вдавил костяшки пальцев в подлокотники.

— Ты, козел, просто-напросто меня в очень поганом положении оставил, и мне пришлось очень несладко. В госпиталь я в таком виде вернуться не мог, да еще и без Дитера Шмидта.


Ланкау зажмурил больной глаз. У его надзирателя на шее кожа тонкая, вся в артериях — у самой поверхности.

— Но благодаря ненависти к тебе, урод, я не умер — ясно? Зима-то была адски холодная, а? Я столько снега никогда не видел. Но Шварцвальд был милосерден. Прошло всего два дня — я знал, что выживу. В тех краях возле каждой фермы и барака для рабочих есть какой-нибудь сарай, — ухмыльнулся Ланкау. — Так что у меня все было в порядке, хоть за нами патрули с собаками выслали. Видишь ли, тяжелее пришлось тем, кто остался. Да, особенно Герхарту Пойкерту.

Ланкау с удовлетворением отметил, как фон дер Лейен чуть отодвинулся назад. Его предательски выдала бдительность, которую он так старался скрыть. Идет игра.

Вот-вот откроются слабые стороны противника.

В следующий час Ланкау оживил прошлое. Сдернул с него завесу.

Ланкау следил за реакцией и каждым движением Арно фон дер Лейена. Рассказывая, он не упустил ничего, кроме личности Почтальона. Если было нужно, он перескакивал через события и заменял их другими.

Но он почти неотступно придерживался правды.



Проснувшись тем ноябрьским утром, Воннегут, к своему ужасу, обнаружил, что на этаже не хватает трех человек. Схватившись за голову, он носился из палаты в палату, но ничего не трогал. Открытые окна в двух палатах говорили сами за себя. Все оставшиеся неподвижно лежали в постелях и, как всегда, улыбались, ожидая, что принесут тазы для умывания, а там и завтрак скоро. Человек-календарь даже встал и поклонился ему.

Меньше чем через десять минут пришли охранники. Раздраженные, грубые, в бешенстве. Даже врачей сурово допрашивали, как будто они преступники или несут за случившееся ответственность. Четверых оставшихся в палате Ланкау на пару суток развели по разным помещениям, а потом одного за другим отправляли в процедурный кабинет. Здесь их допрашивали, избивали палками и пытали имевшимися в помещении инструментами. Чем больше проходило времени, тем жестче становилась пытка — пока мучители не убедились, что допрашиваемые невиновны. Больше всего времени они потратили на Герхарта Пойкерта. Несмотря на то что он занимал высокое положение в СД, солидарности к нему не проявили. Не пропустили никого — ни Петера Штиха, ни Крёнера, ни Человека-календаря. Взяли даже генерала, лежавшего в другом конце коридора. Его отпустили через несколько часов. Он не проронил ни слова.

Герхарту Пойкерту стало плохо. Думали, он умрет.

Кризис продлился несколько дней, но он выжил. Если не брать в расчет физические последствия пытки, вернулся в обычное состояние. Ни Герхарт Пойкерт, ни рыдающий Человек-календарь, ни все остальные не смогли объяснить, что произошло с тремя пропавшими пациентами.

Меньше чем через неделю за офицером службы безопасности, который вел допросы, приехали двое одетых в гражданскую одежду серьезных мужчин. Его вытащили из-за обеденного стола и на несколько часов заперлись вместе с ним. Затем его вывели во двор перед терапевтическим отделением и повесили, несмотря на громкие и слезные протесты. Неслыханный позор. Он даже столба для казни не заслужил. Роковая ошибка — а также единственная за восемь лет суровой службы — состояла в том, что Арно фон дер Лейен исчез на глазах у всех, а он не доложил немедленно о происшествии в Берлин.

После этого Крёнер и Петер Штих быстро поправились. Уже в первые дни нового года их признали годными к службе и выписали. Некоторое время Герхарт Пойкерт вообще ни на что не реагировал.

Его они спокойно бросили.

На фронтах шли ожесточенные бои. Для Крёнера — реальный риск. Все офицеры, связанные со службой безопасности, СД, попали под перекрестный огонь. Многие получили пулю от своих же. Несмотря на то что Крёнер служил на фронте, где постоянно велось отступление, и выполнял ту же самую грязную работу, что и раньше, тем самым нажив себе немало врагов, ему посчастливилось поставить себя так, чтобы у его людей не было возможности напасть со спины. В тот самый момент, когда сообщили о смерти фюрера в так называемой неустанной борьбе с большевизмом, Крёнер без предупреждения исчез из расположения, не взяв вещи — и не получив ни единой царапины.



Рассказывая о дальнейшей судьбе Петера Штиха, Ланкау долго смотрел в одну точку.

— Про Петера Штиха мы так ничего и не узнали, — сказал он потом.

Арно фон дер Лейен не пошевелился, молча смотрел внимательными глазами.

— В те дни многих убили.

Арно фон дер Лейену не обязательно было знать, что после выписки из резервного госпиталя СС неподалеку от Ортошвандена Штиха отправили в Берлин в прежнем качестве — начальника концлагеря.

На то было две причины.

Во-первых, личный состав и пленные все активнее перемещались между концентрационными лагерями, в то же время все более очевидной становилась необходимость ликвидации этих лагерей. Кому-то нужно было руководить этим процессом, для чего требовались опыт и хватка. А во-вторых, танковые дивизии, где в последнее время служил Штих, везде несли большие потери. У многих сократилась численность, некоторые были уничтожены. Там он был больше не нужен. А вот в лагерях смерти он пригодился. Там он выложится на все сто процентов.

Таким образом, Штих до самого конца лучше всех сыграл роль симулянта. Оказался в безопасном месте, полномочия у него были.

— Главного у нас звали Почтальон, но вряд ли для тебя это новость, — сказал Ланкау и с недоверием увидел, как сидящий напротив него человек кивнул.

— Что я знаю, а чего не знаю, тебя волновать не должно. Пропустишь что-то — сам за это и ответишь. Ты мне все расскажешь. Ясно?

Улыбнувшись, Ланкау провел языком по уголку рта.

— Его настоящее имя тебе ничего не даст, ведь его больше нет в живых, но нам он в свое время много хорошего сделал.

Арно фон дер Лейен никак не отреагировал.

Слушателя Ланкау захватила история.



Когда высшее руководство Третьего рейха в Берлине доживало последние дни, Почтальон собирал информацию о политических чистках в гау[23] Берлин, подчиненном Геббельсу. У него были списки депортированных, приговоренных к смертной казни, казненных, пропавших без вести и заключенных под стражу. Он знал, когда придет очередь следующих и за какие провинности.

Ему надо было подобрать четыре личных дела — так, чтобы ему и его подельникам подошел возраст. Он еще не отбросил мысль о том, что Ланкау и Дитеру Шмидту удалось сбежать.

Три личных дела он нашел без особого труда: недавно «исчезнувшие» противники Третьего рейха без родственников. Когда война наконец завершится, таких будут считать героями и борцами за свободу. Если они займут места этих людей, бояться судебного преследования им не придется.

Почтальон с легкостью уничтожил все следы.

Помучившись бесплодными поисками, Почтальон нашел подходящего человека в потсдамской тюрьме. Этот случай показался ему одновременно забавным и ироничным. Всю войну еврей провел в городе под вымышленным именем как один из высокопоставленных чиновников. За ним тянулся целый шлейф: коррупция, взятки, мошенничество. У многих были веские основания желать ему смерти еще до того, как закончились допросы и его отправили в концентрационный лагерь. Исполнению этого желания Почтальон с радостью поспособствовал.