Дом алфавита
Часть 33 из 81 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Записи велись с марта 1945 года. Ни слова о том, откуда он и что послужило причиной болезни. Фрайбург даже не упоминался. 3 марта 1945 года Вернер Фрике словно из ниоткуда появился в больнице Карлсруэ. Больше года он считался пропавшим без вести, затем его перевели из временной базы СС в Тюбингене. Вот и все сведения о предыстории болезни. Военные документы ничего не сообщали о годе, вырванном из личной летописи Человека-календаря.
Во время наступления союзников временное пристанище Вернера Фрике разгромили, и всех пациентов перевели в эту клинику. В начале шестидесятых клиника перешла в частные руки, и большинству пациентов пришлось переехать. Сегодня от изначального состава остался он один. У семьи Человека-календаря были средства оставить его на месте.
Имелся также список остальных пациентов, поступивших в тот момент. Брайан не смог вспомнить ни одного имени.
Несомненно, из Дома алфавита сюда попал только Человек-календарь.
Брайана вдруг охватило волнение. Он увидел коротконогое, плотное туловище и добродушные глаза. Словно и не было всех прошедших лет. Все прочие эмоции перекрыла удивительная нежность. Едва Брайан встал между ним и телевизором, Человек-календарь произнес: «Ах-х-х» — и приподнял кустистые, абсолютно белые брови. Брайан кивнул Человеку-календарю, почувствовав, как подступают слезы.
— Он всем так говорит, — заметила между делом Вюрц.
Несмотря на то что тело осунулось от многолетнего безделья, этот человек был не лишен достоинства. В рубахе без рукавов и в брюках с расстегнутой ширинкой, перед ним все же сидел офицер СС и с любопытством смотрел ему в глаза. Вдруг с поразительной четкостью перед глазами предстало все, что произошло в госпитале во Фрайбурге.
Человек-календарь жив — смотрит на крошечном черно-белом экране трансляцию с Олимпийских игр в Мюнхене. Естественно, на блокноте, висящем над экраном, значилась верная дата.
4 сентября 1972 года. Понедельник.
— Что мне ему сказать? — спросил Уэллес, садясь рядом на корточки.
— Не знаю. Расспроси его про всех, чьи имена я тебе назвал. Про сестру Петру и Воннегута. И спроси, помнит ли он меня, Арно фон дер Лейена. Того, кого он чуть в окно не выбросил.
Попрощались они быстро. Они еще не ушли из палаты, а Вернер Фрике опять приклеился к телевизору и вернулся к просмотру финала соревнований по бегу на 200 метров — спортсмены занимали стартовые позиции.
— Знаю, Брайан, ты разочарован, но это того не стоит. Я много запросов про Воннегута сделал. Не думаю, что найду его в живых, если вообще найду. Сам понимаешь, имя у него не сказать чтобы необычное.
— А Фрике только на имя Воннегута отреагировал?
— Да. Ну и естественно, на твою шоколадку. Увы, мне кажется, не стоит придавать этому такое значение.
Кит Уэллес долго ждал, когда Брайан заговорит. Пока они сидели в машине, с парковки почти все уехали. Многие удивленно рассматривали их через лобовое стекло. Брайан молчал.
— И что теперь? — подал голос Уэллес, когда с парковки уехала последняя машина.
— Да, что теперь?
Ответ прозвучал так тихо, что Уэллес засомневался, правильно ли уловил интонацию.
— Брайан, у меня до начала работы еще десять дней осталось. Я с удовольствием уделю тебе еще пять дней. Многое еще может случиться.
Уэллесу стоило немалых усилий произнести эти слова с оптимизмом.
— Кит, тебе же обратно в Штутгарт надо, правильно?
— Ну да, там у меня бумаги, и машина, и багаж.
— Ты сильно расстроишься, если я попрошу тебя взять напрокат машину и вернуться на ней? Я оплачу, естественно.
— Нет. Но почему, Брайан?
— Думаю, может, мне во Фрайбург поехать? Прямо сейчас.
В частной клинике в Карлсруэ в маленькой комнатке на стуле качался туда-сюда мужчина, которого Брайан знал как Человека-календаря. Его реальность была очень сильно ограниченна. Телевизор уже выключили. Скоро стемнеет. Губы двигались слегка не в такт с его подергиваниями. Никто его не слышал.
Брайан проехал шестьдесят километров на юг — дороги были забиты, и с шоссе он свернул. У него было два варианта. Проехать либо вдоль Рейна, по красивой дороге, либо у подножия Шварцвальда.
Он выбрал Шварцвальд.
Он просто не сможет проехать через то место, где словно сумасшедший убегал от широколицего и тощего.
Не сейчас.
Глава 32
Пока Брайан вспоминал, где находится, становились все громче незнакомые звуки — от низкого жужжания до нежных полутонов. Накануне вечером его уже поприветствовали фрайбургские трамваи — теперь они желали ему доброго утра.
В его номере все еще горел свет. Лежал он полностью одетым. И не уходила усталость.
Еще до того, как Брайан открыл глаза, над ним нависло отвратительное чувство — точно как перед экзаменом. Наверное, если бы рядом с ним в постели лежала Лорин, все было бы по-другому. Стоявшая перед ним задача предназначалась одному человеку.
На вывеске значилось: отель «Розенек». «Урахштрассе, 1», — дополнительно сообщала визитная карточка, выданная портье. Брайан понятия не имел, где именно в городе он поселился.
— Телефон есть? — Последнее, что он спросил вечером.
Портье ответил недовольно, указав на телефон-автомат напротив крутой лестницы.
— Деньги разменяете? — добавил Брайан.
— Да, завтра утром!
Поэтому Лорин он пока не позвонил.
Теперь его ждали улицы. А еще — горы и вокзал. Город гипнотически на него действовал. В месяцы, проведенные в госпитале, на возвышенности за городом, он цеплялся за собственные фантазии. О жизни дома, в Кентербери, о свободе и городе, который был так близко.
И вот он здесь.
Отель расположился на углу, напротив маленького оазиса шепчущихся деревьев. Вход в ветхое здание с витиевато украшенным крыльцом и коваными лампами находился в переулке, который и вел к небольшому парку. Урахштрассе — не самый престижный адрес, но, что удобно, она была ответвлением Гюнтертальштрассе, а та через улицу Кайзера Йозефа врезалась в ворота Мартинстор, самое сердце города.
Неподготовленный, лишенный всякого желания что-либо делать — а растерянность вовсе не способствовала приведению мыслей в порядок, — он отправился наудачу бродить по большому городу. Люди шли, бежали, ехали на велосипедах и в автомобилях, торопились или ждали на трамвайных остановках. Казалось, он перемещается за кулисами среди товарищей-актеров, в пестрой толпе, где кого только не было — от полных, седеющих домохозяек до улыбчивых мальчишек, засунувших руки в карманы.
Богатый город.
Может быть, он ждал, что фасады городских зданий до сих пор обезображены бомбардировками. Может быть, думал, что перерезаны нервы городского прошлого. Но город оказался чарующим и оживленным, отреставрированным и отстроенным, многоликим и доброжелательным.
Универмаги ломились от товаров, и у людей были на них деньги. И Брайана это коробило. Долг к прошлому был еще слишком велик, чтобы вести себя с подобным легкомыслием. Издержки оказались не вполне заметны.
У входа в магазин группа женщин вытаскивала вещи из грозившей вот-вот рухнуть стопки. Летние шорты на будущий год. Естественно, по разумной цене. Перед ними на одной ноге проковылял пожилой темнокожий мужчина и натянул пару шорт поверх своих длинных мятых брюк — проверить, годятся ли они ему. Проходя мимо, Брайан мельком увидел новый мир.
Брайан бесцельно бродил.
Бертольдштрассе привела к вокзалу. На вымощенной брусчаткой улице под ярким солнцем сияли рельсы — четыре линии вели по мосту через железную дорогу, в отдалении виднелись две башенки.
Толпу на вокзальных перронах можно было охватить взглядом. Раскрасневшийся гид пытался собрать свою группу — из его рта непрерывным потоком вырывались увещания. У всех женщин были рюкзаки и бриджи, демонстрировавшие голые лодыжки. Лорин на них засмотрелась бы, подумал Брайан.
Чужой мир. Он обвел взглядом семь путей и семь перронов, но не узнал их. Казалось, бесследно растворились страшные часы, проведенные в мороз на перроне уже почти тридцать лет назад. Вероятно, в какой-то момент все сооружение разрушили до основания и разбомбили его же товарищи из Королевских ВВС.
Расфокусированный взгляд скользнул под мост, в южном направлении, где город заканчивался. В отдалении возле железнодорожного полотна, за сортировочными путями, стояла пристройка — темная, тяжеловесная и явно выбивающаяся. Дышал Брайан глубоко и прерывисто.
Значит, старое здание вокзала на месте.
От товарного вагона до стены, сложенной из крупных, широких кирпичей, было примерно четыре метра. По воспоминаниям Брайана, места там было как минимум в два раза больше. Вот здесь, на перроне, он и лежал. Закрыв глаза, Брайан увидел силуэт Джеймса, лежавшего в паре метров, у ободранной опорной балки. Где они теперь — полуживые люди, трясущиеся на носилках? Давно похоронены или же просто дома у своих родных, где их поглотила ничейная территория забвения?
В отдалении виднелась цепь холмов — вечнозеленых и нежных, обширных и многослойных, как кулисы кукольного театра. На них криво указывала заржавевшая стрелка. Возник силуэт железнодорожного рабочего с железным шестом на плече — его тогда прогнали. А еще из капризного лабиринта воспоминаний вышли солдаты с болтающимися противогазами — веселые, спокойные молодые люди, едущие домой в отпуск. Старые товарные вагоны, неизменившееся здание, цвета и тишина — почти как в тот раз, когда перрон молчаливо укутывал снег, — все это разбередило ту часть разума Брайана, которую, вообще-то, было непросто расшевелить.
Он сел и заплакал.
Остаток дня он провел в отеле «Розенек», предоставив заботу о себе портье. Расположенное неподалеку кафе снабжало его не пойми какими сэндвичами с ветчиной и увядшими листьями салата. В самом отеле ресторана не было. Несмотря на щедрые чаевые, улыбался портье кисло. В тот вечер звонить домой Брайан тоже не стал. У него не было аппетита, ничего не хотелось. Вопрос лишь в том, сможет ли он собраться с силами и встать с постели на следующий день.
И этот день настал. Некоторые детишки глазели на «ягуар», когда Брайан проезжал Вальдкирх, после чего он оказался в той части горных цепей Шварцвальда, где возвышался Хюнерзедель. Если бы он объезжал горный массив с запада, то точно потерялся бы среди отвлекающих деталей. Попросту говоря, заблудился. А прежде всего его цель — найти, где располагался госпиталь. Опыт подсказывал Брайану, что лучше забраться наверх, — вероятно, с плато Ортошванден откроется хороший обзор на запад.
Каменистые склоны и скопления деревьев казались нескончаемыми даже из окна быстро едущей машины. Бесчисленные тропы и ручьи усиливали бессмысленность продвижения наобум. Брайан стал искать ориентиры.
Искал он Кайзерштуль, стоящий посреди плоских виноградников, пышный и выделяющийся. И для Брайана значимым оказался даже тот самый угол, под которым гора впервые открылась ему под хлопающим брезентом в грохочущем грузовике.
На то, чтобы найти то самое место и добраться до него, ушло много времени. Как и в прошлый раз. Их везли в объезд, чтобы не было свидетелей. Неудивительно, что в прошлый раз брезент захлопал именно в том месте. С долин налетал нескончаемый теплый бриз, пахнущий перегноем и озоном. Вот и Кайзерштуль, прямо как в прошлый раз, а в нескольких сотнях метров ландшафт расчерчивает поток воды, образованный узкими дренажными каналами.
К югу от него дорога поуже шла к гребням холмов. На вершинах с противоположной стороны — только лес. Вдоль дороги тянулись канавы, за которыми текли мелкие ручейки, — по ним он тогда убежал.
Сильное открылось зрелище, величественное, красивое, — как раз то, что ему нужно.
Во время наступления союзников временное пристанище Вернера Фрике разгромили, и всех пациентов перевели в эту клинику. В начале шестидесятых клиника перешла в частные руки, и большинству пациентов пришлось переехать. Сегодня от изначального состава остался он один. У семьи Человека-календаря были средства оставить его на месте.
Имелся также список остальных пациентов, поступивших в тот момент. Брайан не смог вспомнить ни одного имени.
Несомненно, из Дома алфавита сюда попал только Человек-календарь.
Брайана вдруг охватило волнение. Он увидел коротконогое, плотное туловище и добродушные глаза. Словно и не было всех прошедших лет. Все прочие эмоции перекрыла удивительная нежность. Едва Брайан встал между ним и телевизором, Человек-календарь произнес: «Ах-х-х» — и приподнял кустистые, абсолютно белые брови. Брайан кивнул Человеку-календарю, почувствовав, как подступают слезы.
— Он всем так говорит, — заметила между делом Вюрц.
Несмотря на то что тело осунулось от многолетнего безделья, этот человек был не лишен достоинства. В рубахе без рукавов и в брюках с расстегнутой ширинкой, перед ним все же сидел офицер СС и с любопытством смотрел ему в глаза. Вдруг с поразительной четкостью перед глазами предстало все, что произошло в госпитале во Фрайбурге.
Человек-календарь жив — смотрит на крошечном черно-белом экране трансляцию с Олимпийских игр в Мюнхене. Естественно, на блокноте, висящем над экраном, значилась верная дата.
4 сентября 1972 года. Понедельник.
— Что мне ему сказать? — спросил Уэллес, садясь рядом на корточки.
— Не знаю. Расспроси его про всех, чьи имена я тебе назвал. Про сестру Петру и Воннегута. И спроси, помнит ли он меня, Арно фон дер Лейена. Того, кого он чуть в окно не выбросил.
Попрощались они быстро. Они еще не ушли из палаты, а Вернер Фрике опять приклеился к телевизору и вернулся к просмотру финала соревнований по бегу на 200 метров — спортсмены занимали стартовые позиции.
— Знаю, Брайан, ты разочарован, но это того не стоит. Я много запросов про Воннегута сделал. Не думаю, что найду его в живых, если вообще найду. Сам понимаешь, имя у него не сказать чтобы необычное.
— А Фрике только на имя Воннегута отреагировал?
— Да. Ну и естественно, на твою шоколадку. Увы, мне кажется, не стоит придавать этому такое значение.
Кит Уэллес долго ждал, когда Брайан заговорит. Пока они сидели в машине, с парковки почти все уехали. Многие удивленно рассматривали их через лобовое стекло. Брайан молчал.
— И что теперь? — подал голос Уэллес, когда с парковки уехала последняя машина.
— Да, что теперь?
Ответ прозвучал так тихо, что Уэллес засомневался, правильно ли уловил интонацию.
— Брайан, у меня до начала работы еще десять дней осталось. Я с удовольствием уделю тебе еще пять дней. Многое еще может случиться.
Уэллесу стоило немалых усилий произнести эти слова с оптимизмом.
— Кит, тебе же обратно в Штутгарт надо, правильно?
— Ну да, там у меня бумаги, и машина, и багаж.
— Ты сильно расстроишься, если я попрошу тебя взять напрокат машину и вернуться на ней? Я оплачу, естественно.
— Нет. Но почему, Брайан?
— Думаю, может, мне во Фрайбург поехать? Прямо сейчас.
В частной клинике в Карлсруэ в маленькой комнатке на стуле качался туда-сюда мужчина, которого Брайан знал как Человека-календаря. Его реальность была очень сильно ограниченна. Телевизор уже выключили. Скоро стемнеет. Губы двигались слегка не в такт с его подергиваниями. Никто его не слышал.
Брайан проехал шестьдесят километров на юг — дороги были забиты, и с шоссе он свернул. У него было два варианта. Проехать либо вдоль Рейна, по красивой дороге, либо у подножия Шварцвальда.
Он выбрал Шварцвальд.
Он просто не сможет проехать через то место, где словно сумасшедший убегал от широколицего и тощего.
Не сейчас.
Глава 32
Пока Брайан вспоминал, где находится, становились все громче незнакомые звуки — от низкого жужжания до нежных полутонов. Накануне вечером его уже поприветствовали фрайбургские трамваи — теперь они желали ему доброго утра.
В его номере все еще горел свет. Лежал он полностью одетым. И не уходила усталость.
Еще до того, как Брайан открыл глаза, над ним нависло отвратительное чувство — точно как перед экзаменом. Наверное, если бы рядом с ним в постели лежала Лорин, все было бы по-другому. Стоявшая перед ним задача предназначалась одному человеку.
На вывеске значилось: отель «Розенек». «Урахштрассе, 1», — дополнительно сообщала визитная карточка, выданная портье. Брайан понятия не имел, где именно в городе он поселился.
— Телефон есть? — Последнее, что он спросил вечером.
Портье ответил недовольно, указав на телефон-автомат напротив крутой лестницы.
— Деньги разменяете? — добавил Брайан.
— Да, завтра утром!
Поэтому Лорин он пока не позвонил.
Теперь его ждали улицы. А еще — горы и вокзал. Город гипнотически на него действовал. В месяцы, проведенные в госпитале, на возвышенности за городом, он цеплялся за собственные фантазии. О жизни дома, в Кентербери, о свободе и городе, который был так близко.
И вот он здесь.
Отель расположился на углу, напротив маленького оазиса шепчущихся деревьев. Вход в ветхое здание с витиевато украшенным крыльцом и коваными лампами находился в переулке, который и вел к небольшому парку. Урахштрассе — не самый престижный адрес, но, что удобно, она была ответвлением Гюнтертальштрассе, а та через улицу Кайзера Йозефа врезалась в ворота Мартинстор, самое сердце города.
Неподготовленный, лишенный всякого желания что-либо делать — а растерянность вовсе не способствовала приведению мыслей в порядок, — он отправился наудачу бродить по большому городу. Люди шли, бежали, ехали на велосипедах и в автомобилях, торопились или ждали на трамвайных остановках. Казалось, он перемещается за кулисами среди товарищей-актеров, в пестрой толпе, где кого только не было — от полных, седеющих домохозяек до улыбчивых мальчишек, засунувших руки в карманы.
Богатый город.
Может быть, он ждал, что фасады городских зданий до сих пор обезображены бомбардировками. Может быть, думал, что перерезаны нервы городского прошлого. Но город оказался чарующим и оживленным, отреставрированным и отстроенным, многоликим и доброжелательным.
Универмаги ломились от товаров, и у людей были на них деньги. И Брайана это коробило. Долг к прошлому был еще слишком велик, чтобы вести себя с подобным легкомыслием. Издержки оказались не вполне заметны.
У входа в магазин группа женщин вытаскивала вещи из грозившей вот-вот рухнуть стопки. Летние шорты на будущий год. Естественно, по разумной цене. Перед ними на одной ноге проковылял пожилой темнокожий мужчина и натянул пару шорт поверх своих длинных мятых брюк — проверить, годятся ли они ему. Проходя мимо, Брайан мельком увидел новый мир.
Брайан бесцельно бродил.
Бертольдштрассе привела к вокзалу. На вымощенной брусчаткой улице под ярким солнцем сияли рельсы — четыре линии вели по мосту через железную дорогу, в отдалении виднелись две башенки.
Толпу на вокзальных перронах можно было охватить взглядом. Раскрасневшийся гид пытался собрать свою группу — из его рта непрерывным потоком вырывались увещания. У всех женщин были рюкзаки и бриджи, демонстрировавшие голые лодыжки. Лорин на них засмотрелась бы, подумал Брайан.
Чужой мир. Он обвел взглядом семь путей и семь перронов, но не узнал их. Казалось, бесследно растворились страшные часы, проведенные в мороз на перроне уже почти тридцать лет назад. Вероятно, в какой-то момент все сооружение разрушили до основания и разбомбили его же товарищи из Королевских ВВС.
Расфокусированный взгляд скользнул под мост, в южном направлении, где город заканчивался. В отдалении возле железнодорожного полотна, за сортировочными путями, стояла пристройка — темная, тяжеловесная и явно выбивающаяся. Дышал Брайан глубоко и прерывисто.
Значит, старое здание вокзала на месте.
От товарного вагона до стены, сложенной из крупных, широких кирпичей, было примерно четыре метра. По воспоминаниям Брайана, места там было как минимум в два раза больше. Вот здесь, на перроне, он и лежал. Закрыв глаза, Брайан увидел силуэт Джеймса, лежавшего в паре метров, у ободранной опорной балки. Где они теперь — полуживые люди, трясущиеся на носилках? Давно похоронены или же просто дома у своих родных, где их поглотила ничейная территория забвения?
В отдалении виднелась цепь холмов — вечнозеленых и нежных, обширных и многослойных, как кулисы кукольного театра. На них криво указывала заржавевшая стрелка. Возник силуэт железнодорожного рабочего с железным шестом на плече — его тогда прогнали. А еще из капризного лабиринта воспоминаний вышли солдаты с болтающимися противогазами — веселые, спокойные молодые люди, едущие домой в отпуск. Старые товарные вагоны, неизменившееся здание, цвета и тишина — почти как в тот раз, когда перрон молчаливо укутывал снег, — все это разбередило ту часть разума Брайана, которую, вообще-то, было непросто расшевелить.
Он сел и заплакал.
Остаток дня он провел в отеле «Розенек», предоставив заботу о себе портье. Расположенное неподалеку кафе снабжало его не пойми какими сэндвичами с ветчиной и увядшими листьями салата. В самом отеле ресторана не было. Несмотря на щедрые чаевые, улыбался портье кисло. В тот вечер звонить домой Брайан тоже не стал. У него не было аппетита, ничего не хотелось. Вопрос лишь в том, сможет ли он собраться с силами и встать с постели на следующий день.
И этот день настал. Некоторые детишки глазели на «ягуар», когда Брайан проезжал Вальдкирх, после чего он оказался в той части горных цепей Шварцвальда, где возвышался Хюнерзедель. Если бы он объезжал горный массив с запада, то точно потерялся бы среди отвлекающих деталей. Попросту говоря, заблудился. А прежде всего его цель — найти, где располагался госпиталь. Опыт подсказывал Брайану, что лучше забраться наверх, — вероятно, с плато Ортошванден откроется хороший обзор на запад.
Каменистые склоны и скопления деревьев казались нескончаемыми даже из окна быстро едущей машины. Бесчисленные тропы и ручьи усиливали бессмысленность продвижения наобум. Брайан стал искать ориентиры.
Искал он Кайзерштуль, стоящий посреди плоских виноградников, пышный и выделяющийся. И для Брайана значимым оказался даже тот самый угол, под которым гора впервые открылась ему под хлопающим брезентом в грохочущем грузовике.
На то, чтобы найти то самое место и добраться до него, ушло много времени. Как и в прошлый раз. Их везли в объезд, чтобы не было свидетелей. Неудивительно, что в прошлый раз брезент захлопал именно в том месте. С долин налетал нескончаемый теплый бриз, пахнущий перегноем и озоном. Вот и Кайзерштуль, прямо как в прошлый раз, а в нескольких сотнях метров ландшафт расчерчивает поток воды, образованный узкими дренажными каналами.
К югу от него дорога поуже шла к гребням холмов. На вершинах с противоположной стороны — только лес. Вдоль дороги тянулись канавы, за которыми текли мелкие ручейки, — по ним он тогда убежал.
Сильное открылось зрелище, величественное, красивое, — как раз то, что ему нужно.