Долина колокольчиков
Часть 5 из 29 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Да. Я, знаешь, изучаю язык тела. И микровыражения. Наш ясноглазый дружочек нечист на слово. Зуб даю.
— Хм, — я задумчиво присела рядом с рыжим, нахохлившись совсем уж в одеяльный шалашик. — А где именно он соврал?
— В последней части разговора. Уже после рассказа о прошлом.
— Если здесь всё же идёт время — малец попал, — мрачно пообещала я.
— Не-е-е, — хохотнул Берти, — Твою угрозу про наставника он воспринял серьезно. Даже слишком, аж вспотел, бедняга. Кстати, а кто твой учитель, попутчица? — невинно поинтересовался он.
— Тебе лучше не знать, попутчик, — в тон ответила я.
— Ну здрасте! Завтра мы с тобой отправляемся на миссию, которая, как бы, местами смертельна. Я спрашиваю не из любопытства, а чисто чтоб оценить ресурсы.
— Я целитель. Упрямый целитель. В остальном я колдовать не могу вообще: думаю, этой информации для нашей миссии хватит.
— Хм. А если на нас внезапно нападет нечто ужасное, что ты будешь делать: дашь отпор, упадешь в обморок или убежишь?
— Дам отпор, а потом упаду в обморок, — максимально честно ответила я. — А ты?
— В присутствии дамы и цели? Дам отпор. Иначе, возможно, сбежал бы: я очень люблю жизнь, — со вздохом покаялся Голден-Халла.
— И я люблю, — улыбнулась я.
Сыщик продолжил расспрос. Я зевала, сидя на кровати, поджав колени. Прохладная деревянная стена холодила мой всклокоченный затылок, в окно напротив постели проникали тонкие лучи луны, похожие на серебряные ниточки гобелена.
Гобелен судьбы, небось, недоумевает: отчего же, отчего же, отчего
в деревне время
не идёт так долго?…
Стоп. Или для «гобелена» оно не идёт снаружи? Эм. Ум за разум заходит с этой хронохренью!
…Нитка застыла на полу жесте, прядильщица уснула, и блеск серебра разливается в межвременье, сверкая ярко-беззаботно.
— Знаешь, а ведь эта долина прекрасно подходит для несанкционированных отпусков, — протянул Голден-Халла, который устроился со скрещенными ногами, подперев щеку кулаком. — Устал от работы, приехал сюда, покантовался недельку, а возвращаешься к обеду в тот же день. Может, зря мы её спасаем? Открыли бы курорт норшвайнцам…
Я не ответила. Я уже засыпала. Последнее, что я почувствовала перед тем, как вляпаться в сон — это как безнадежно я заваливаюсь набок, уже без сил как-либо сопротивляться, шевелиться, изгонять чужака из комнаты.
Вряд ли он сделает со мной что-то плохое. Кажется, он до пепла похож на меня. Так же безропотно и радостно согласился лезть в глотку опасности ради каких-то эфемерных людей и духов. Без вопросов, ага.
Хотя, по чесноку, хоть кому-то стоило бы возмутиться тем, как бессовестно нас втянули в эту игру…
Пешки на доске, что мечутся так радостно и бойко, что нет-нет, а угождают в ферзи. Не по стратегии, а по глупости, энтузиазму.
Да. Такие не убивают случайных знакомых.
Хр-р-р…
* * *
Проснулись мы от нетерпеливого стука в дверь.
Я — в своем коконе из одеяла, забившись в верхний угол кровати, Берти — где-то в ногах, ошалевший и дрожащий от холода, но старательно изображающий, что так и задумано.
За окном, как и было обещано, продолжалась ночь.
— Вам пора выдвигаться, — с порога заявил силль, который просочился сквозь дверь, как долбанный призрак. — Лощина Предсказаний далеко, и будет лучше, если вы вернетесь до новой темноты в наружном мире.
— К-к-кофейку с собой дадите? — проклацал зубами рыжий, поджимая синюшные пальцы на голых ногах.
— Конечно, — пообещал силль. — Кофейку и коня.
* * *
Как и предполагалось, когда мы покинули деревню, стрелки моих часов изумленно метнулись обратно на четыре ночи. Мы отправились в путь — он был долгим, захватывая и рассвет, и утро…
Мы неслись сквозь снежные пустоши верхом на синевато-белой, будто хрустальной лошади. Это был метельный конь, дитя бурана. На такого поверх седла обязательно нужно стелить шерстяные пледы — а то отмерзнет всё, вплоть до самого мозга.
— Юху-у-у! — орала в белоснежную быль кругом, приставив руки рупором ко рту и грозясь вызвать новый обвал в долине.
Берти посасывал кофе из термоса, пытаясь его не разлить, но кремовые усы над верхней губой Голден-Халлы оказались неизбежным злом.
— Я храплю? — вдруг спросил он, оглянувшись.
— Откуда я знаю? — опешила я.
— Значит, не храплю, — удовлетворенно подытожил рыжий. — Иначе б ты заметила. Я всё в этой жизни делаю весьма и весьма неординарно, если что.
— На дорогу смотри, неординарный, — посоветовала я, потому что метельный конь как раз собирался перемахнуть через расселину-уу-ууу-УУУУ-УУУУУ!!!
…Хм, перемахнул!
Вот только с термосом мы попрощались: он, кувыркаясь, улетел куда-то вниз.
Долина под светом взошедшего солнца была изумительна. Хрусткий снег, торжество искристости. Ровные блестки заливали всё до самых гор. Тут и там торчали сосенки, обряженные сугробами, кокетливо осыпающиеся снежинками. По долине вились следы диких животных.
Один лишь наш конь не оставлял отпечатков — метельный же! Он скакал в двух дюймах над землей, а потому невероятно быстро… Слезы выступали на глазах от хлесткого ветра. Чтоб избежать их, я низко наклонила голову, потом и вовсе лбом уткнулась в спину Голден-Халлы. Спина под мехом будто напряглась, но, может, мне и показалось.
Глава 8. Прикопаем беднягу!
— Вот мы и на месте! — присвистнул сыщик.
Мы по очереди сползли с лошадки, которая тотчас фыркнула, игогокнула и помчалась прочь. По плану, сей волшебный транспорт вёз нас лишь в один конец — увы. Обратно предстояло идти пешком, и хорошо, что силль зачаровал мои ботинки — теперь я тоже бегала по снежной корочке на роли легчайшей из людей. Потому что расстояние было огромное: чую, весь день угробим.
А пока перед нами расстилалось Волчье ущелье.
Невозможных размеров дыра между двух скал: когда я на трясущихся ногах приблизилась к краю, то увидела, что далеко внизу журчит, перемалывая камни, горная река, и крепнут сосны.
Через ущелье был перекинут висячий мост. Он шел под наклоном: гора перед нами была выше, чем наша гора. И вообще, выглядел мост столь хрупко и ненадежно, что мне на полном серьезе захотелось спасовать, смотаться домой по-тихому и попросить наставника стереть мне память об этом позорном «недоподвиге»…
Обеими руками схватившись за столб-указатель, росший перед мостом, я стояла над обрывом, напряженно пялясь вниз.
— Что там? — заинтересовался, подойдя, Голден-Халла.
Судя по беспечному тону и тому, как низко он нагнул свой любопытный нос над ущельем, сыщик не страдал от акрофобии.
— О! — тотчас обрадовался Берти. — Гнездо сольвеггов!
— Что? — слабо переспросила я, вцепляясь в столб еще крепче.
— Вон! — саусбериец то ли был не столь прозорлив, как хвалился, то ли намеренно не замечал моего испуга — из деликатности. Ставлю на второе.
Берти указал на уступ в скале далеко внизу и сбоку. Там было свито птичье гнездо — гнездо гигантских размеров… Пустое.
— Знаешь, что это? — подмигнул Голден-Халла.
— Нет, — сглотнула я. — Расскажи.
— Ну, сольвегги! — Берти глубокомысленно задвигал бровями. Вместе с ними задвигалась вся шапка. — Птицы такие, ярко-оранжевые, как огонь. Огромные, будто бастарды драконов. Считается, что одним взглядом своим топят снег.
— Вот как? — просипела я. — Певчие?
— О да! — с жаром закивал сыщик. — Точнее, они не столько поют, сколько певуче разговаривают. У них натурально есть свой язык, представляешь? Музыкальный. Очень красивый, кстати говоря.
— Круто, — дрожащим голоском восхитилась я.
Конечно, я знала, кто такие сольвегги.
Более того, душка-Дахху, мой Слишком Умный Друг, как-то упражнялся в прикладной лингвистике и целый день насвистывал сигналы бедствия этих птичек. Сольвеггов к нам не прилетело, зато голуби вокруг попадали с сердечными приступами — мы их еле откачали.
Но ты болтай-болтай, рыжик. Я только за. Лишь бы оттянуть момент неизбежного пересечения мостика…
— Хм, — я задумчиво присела рядом с рыжим, нахохлившись совсем уж в одеяльный шалашик. — А где именно он соврал?
— В последней части разговора. Уже после рассказа о прошлом.
— Если здесь всё же идёт время — малец попал, — мрачно пообещала я.
— Не-е-е, — хохотнул Берти, — Твою угрозу про наставника он воспринял серьезно. Даже слишком, аж вспотел, бедняга. Кстати, а кто твой учитель, попутчица? — невинно поинтересовался он.
— Тебе лучше не знать, попутчик, — в тон ответила я.
— Ну здрасте! Завтра мы с тобой отправляемся на миссию, которая, как бы, местами смертельна. Я спрашиваю не из любопытства, а чисто чтоб оценить ресурсы.
— Я целитель. Упрямый целитель. В остальном я колдовать не могу вообще: думаю, этой информации для нашей миссии хватит.
— Хм. А если на нас внезапно нападет нечто ужасное, что ты будешь делать: дашь отпор, упадешь в обморок или убежишь?
— Дам отпор, а потом упаду в обморок, — максимально честно ответила я. — А ты?
— В присутствии дамы и цели? Дам отпор. Иначе, возможно, сбежал бы: я очень люблю жизнь, — со вздохом покаялся Голден-Халла.
— И я люблю, — улыбнулась я.
Сыщик продолжил расспрос. Я зевала, сидя на кровати, поджав колени. Прохладная деревянная стена холодила мой всклокоченный затылок, в окно напротив постели проникали тонкие лучи луны, похожие на серебряные ниточки гобелена.
Гобелен судьбы, небось, недоумевает: отчего же, отчего же, отчего
в деревне время
не идёт так долго?…
Стоп. Или для «гобелена» оно не идёт снаружи? Эм. Ум за разум заходит с этой хронохренью!
…Нитка застыла на полу жесте, прядильщица уснула, и блеск серебра разливается в межвременье, сверкая ярко-беззаботно.
— Знаешь, а ведь эта долина прекрасно подходит для несанкционированных отпусков, — протянул Голден-Халла, который устроился со скрещенными ногами, подперев щеку кулаком. — Устал от работы, приехал сюда, покантовался недельку, а возвращаешься к обеду в тот же день. Может, зря мы её спасаем? Открыли бы курорт норшвайнцам…
Я не ответила. Я уже засыпала. Последнее, что я почувствовала перед тем, как вляпаться в сон — это как безнадежно я заваливаюсь набок, уже без сил как-либо сопротивляться, шевелиться, изгонять чужака из комнаты.
Вряд ли он сделает со мной что-то плохое. Кажется, он до пепла похож на меня. Так же безропотно и радостно согласился лезть в глотку опасности ради каких-то эфемерных людей и духов. Без вопросов, ага.
Хотя, по чесноку, хоть кому-то стоило бы возмутиться тем, как бессовестно нас втянули в эту игру…
Пешки на доске, что мечутся так радостно и бойко, что нет-нет, а угождают в ферзи. Не по стратегии, а по глупости, энтузиазму.
Да. Такие не убивают случайных знакомых.
Хр-р-р…
* * *
Проснулись мы от нетерпеливого стука в дверь.
Я — в своем коконе из одеяла, забившись в верхний угол кровати, Берти — где-то в ногах, ошалевший и дрожащий от холода, но старательно изображающий, что так и задумано.
За окном, как и было обещано, продолжалась ночь.
— Вам пора выдвигаться, — с порога заявил силль, который просочился сквозь дверь, как долбанный призрак. — Лощина Предсказаний далеко, и будет лучше, если вы вернетесь до новой темноты в наружном мире.
— К-к-кофейку с собой дадите? — проклацал зубами рыжий, поджимая синюшные пальцы на голых ногах.
— Конечно, — пообещал силль. — Кофейку и коня.
* * *
Как и предполагалось, когда мы покинули деревню, стрелки моих часов изумленно метнулись обратно на четыре ночи. Мы отправились в путь — он был долгим, захватывая и рассвет, и утро…
Мы неслись сквозь снежные пустоши верхом на синевато-белой, будто хрустальной лошади. Это был метельный конь, дитя бурана. На такого поверх седла обязательно нужно стелить шерстяные пледы — а то отмерзнет всё, вплоть до самого мозга.
— Юху-у-у! — орала в белоснежную быль кругом, приставив руки рупором ко рту и грозясь вызвать новый обвал в долине.
Берти посасывал кофе из термоса, пытаясь его не разлить, но кремовые усы над верхней губой Голден-Халлы оказались неизбежным злом.
— Я храплю? — вдруг спросил он, оглянувшись.
— Откуда я знаю? — опешила я.
— Значит, не храплю, — удовлетворенно подытожил рыжий. — Иначе б ты заметила. Я всё в этой жизни делаю весьма и весьма неординарно, если что.
— На дорогу смотри, неординарный, — посоветовала я, потому что метельный конь как раз собирался перемахнуть через расселину-уу-ууу-УУУУ-УУУУУ!!!
…Хм, перемахнул!
Вот только с термосом мы попрощались: он, кувыркаясь, улетел куда-то вниз.
Долина под светом взошедшего солнца была изумительна. Хрусткий снег, торжество искристости. Ровные блестки заливали всё до самых гор. Тут и там торчали сосенки, обряженные сугробами, кокетливо осыпающиеся снежинками. По долине вились следы диких животных.
Один лишь наш конь не оставлял отпечатков — метельный же! Он скакал в двух дюймах над землей, а потому невероятно быстро… Слезы выступали на глазах от хлесткого ветра. Чтоб избежать их, я низко наклонила голову, потом и вовсе лбом уткнулась в спину Голден-Халлы. Спина под мехом будто напряглась, но, может, мне и показалось.
Глава 8. Прикопаем беднягу!
— Вот мы и на месте! — присвистнул сыщик.
Мы по очереди сползли с лошадки, которая тотчас фыркнула, игогокнула и помчалась прочь. По плану, сей волшебный транспорт вёз нас лишь в один конец — увы. Обратно предстояло идти пешком, и хорошо, что силль зачаровал мои ботинки — теперь я тоже бегала по снежной корочке на роли легчайшей из людей. Потому что расстояние было огромное: чую, весь день угробим.
А пока перед нами расстилалось Волчье ущелье.
Невозможных размеров дыра между двух скал: когда я на трясущихся ногах приблизилась к краю, то увидела, что далеко внизу журчит, перемалывая камни, горная река, и крепнут сосны.
Через ущелье был перекинут висячий мост. Он шел под наклоном: гора перед нами была выше, чем наша гора. И вообще, выглядел мост столь хрупко и ненадежно, что мне на полном серьезе захотелось спасовать, смотаться домой по-тихому и попросить наставника стереть мне память об этом позорном «недоподвиге»…
Обеими руками схватившись за столб-указатель, росший перед мостом, я стояла над обрывом, напряженно пялясь вниз.
— Что там? — заинтересовался, подойдя, Голден-Халла.
Судя по беспечному тону и тому, как низко он нагнул свой любопытный нос над ущельем, сыщик не страдал от акрофобии.
— О! — тотчас обрадовался Берти. — Гнездо сольвеггов!
— Что? — слабо переспросила я, вцепляясь в столб еще крепче.
— Вон! — саусбериец то ли был не столь прозорлив, как хвалился, то ли намеренно не замечал моего испуга — из деликатности. Ставлю на второе.
Берти указал на уступ в скале далеко внизу и сбоку. Там было свито птичье гнездо — гнездо гигантских размеров… Пустое.
— Знаешь, что это? — подмигнул Голден-Халла.
— Нет, — сглотнула я. — Расскажи.
— Ну, сольвегги! — Берти глубокомысленно задвигал бровями. Вместе с ними задвигалась вся шапка. — Птицы такие, ярко-оранжевые, как огонь. Огромные, будто бастарды драконов. Считается, что одним взглядом своим топят снег.
— Вот как? — просипела я. — Певчие?
— О да! — с жаром закивал сыщик. — Точнее, они не столько поют, сколько певуче разговаривают. У них натурально есть свой язык, представляешь? Музыкальный. Очень красивый, кстати говоря.
— Круто, — дрожащим голоском восхитилась я.
Конечно, я знала, кто такие сольвегги.
Более того, душка-Дахху, мой Слишком Умный Друг, как-то упражнялся в прикладной лингвистике и целый день насвистывал сигналы бедствия этих птичек. Сольвеггов к нам не прилетело, зато голуби вокруг попадали с сердечными приступами — мы их еле откачали.
Но ты болтай-болтай, рыжик. Я только за. Лишь бы оттянуть момент неизбежного пересечения мостика…