Дочери Темперанс Хоббс
Часть 9 из 17 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В отражении зеркального панно под вывеской «У Абнера», выполненной на старинный манер, Конни не замечала ничего подозрительного. Те же веснушки, длинная каштановая коса, аккуратный нос. Глаза, про которые Сэм говорил «как у зомби» из-за их бледно-голубого оттенка. Щеки слегка раскраснелись от волнения. Удобный свитер в исландском стиле с пришитой Грейс замшевой заплаткой на локте. Все как обычно. Может вид чуть болезненный, но ведь и Конни уже не девочка.
Нет. Это совершенно точно невозможно. Никоим образом до заключения постоянного контракта. Весь мир должен замереть и ждать. Так и будет. И свадьба подождет. Всему свое время.
Мимические морщинки вокруг глаз Сэма оставались отчетливыми даже во время сна. Конни любила поглаживать их кончиком пальца: ей было любопытно, долго ли Сэм сможет так проспать. Будет ли их ребенок (!) похож на папу? У младенцев не бывает мимических морщин. Да и они не слишком-то улыбаются, а вначале больше смахивают на извивающихся шелкопрядов. Нет-нет. Сперва нужно закончить книгу. Этого не может быть. Она же была так осторожна. Так…
– Все, я вернулась. Пойдем, – раздался голос Лиз. Отсутствовала подруга не больше десяти минут и теперь стояла перед Конни с маленькой пластиковой упаковкой с эмблемой аптеки. – Давай! Потопали в дамскую комнату!
– Что? Прямо здесь? – Конни побледнела.
– Поднимайтесь, Констанс, – произнесла Лиз наигранно-серьезным тоном. – Некогда рассусоливать.
Она поволокла Конни к крошечной уборной с двумя кабинками, где даже развернуться было тяжело.
– Держи.
Лиз вручила Конни пакет и затолкала ее в одну из кабинок, а сама осталась ждать снаружи, развернувшись спиной к дверце. Она стояла так близко, что Конни видела каблуки ее сапог.
– Ты собираешься стоять здесь? – хныкнула заложница.
– Сбежать не выйдет, – отрезала Лиз.
Конни выругалась и вскрыла тест. Разорвала пакетик из фольги и достала сложенную гармошкой инструкцию на английском и испанском языках.
– Боже, – буркнула она. – Это так унизительно.
– Почему я до сих пор не слышу журчания? – пропела в ответ Лиз, для убедительности постукивая мыском.
С задранной клетчатой юбкой, спущенными трусиками и странным тонким предметом в руке, Конни чувствовала себя нелепо и неловко.
– Надеюсь, ты знаешь, как этим пользоваться? – решила подстраховаться подруга.
– У меня высшее образование! – громко прокричала Конни.
Лиз расхохоталась.
А затем воцарилась тишина. Какая жуткая ситуация. Конни тысячу раз справляла малую нужду в присутствии Лиз, но в таких случаях подруги, как правило, были увлечены разговором. Она попыталась расслабиться.
– Представь ручейки, – вмешалась Лиз.
– Помолчи-ка, будь добра! – рявкнула в ответ Конни.
За последнее десятилетие на дверце кабинки скопилось множество надписей и рисунков. «Джош – мудак». «TГ + СГ» внутри выведенного маркером сердца. Строчка «Hit me baby one more time» из небезызвестной песни. Неровный лист марихуаны.
Конни вздохнула и расслабилась. Все прошло успешно.
– Умничка, – похвалила Лиз подругу.
Конни надела на пластиковую палочку колпачок и обернула туалетной бумагой. Привела себя в порядок и вышла из кабинки, зажимая тест большим и указательным пальцами, словно тот был радиоактивным.
– Подождем немного, – сказала Лиз. – Не нужно без конца на него пялиться.
– Мне очень страшно, – простонала Конни.
Она аккуратно положила тест на край единственной раковины и вымыла руки.
– Ожидание – самая тяжелая часть процесса, – сказала Лиз.
Прислонившись к большому зеркалу туалетной комнаты, Конни обняла себя руками.
– Говоришь, как опытная в этом деле.
– В колледже у меня было больше веселья, чем у тебя.
– Да уж.
– Ну и… – Лиз выудила из сумочки блеск и, наблюдая за Конни через зеркало, размазала по губам бледно-розовую капельку. – Что будешь делать?
В бедро Конни врезалась дверь, и в дамскую комнату влетела женщина средних лет, по виду – простая домохозяйка.
– Ох! – Конни стиснула зубы от боли.
– Добрый вечер, – сухо бросила Лиз, махнув женщине рукой.
Та обвела подружек взглядом и скрылась за дверцей кабинки, которую только что покинула Конни.
– Но я не… – ответила Конни. – То есть это же не точно.
– И что? – Лиз оперлась бедром о край раковины. – А если точно?
Послышалось характерное журчание. Конни перевела взгляд под дверь кабинки, на кроссовки женщины. Ей не хотелось становиться такой же. Увядшей и напрочь лишенной привлекательности. Интересно, в какой момент женщина теряет женский облик и превращается в типичную мамочку? Случается ли это по щелчку пальцев за одну ночь, или трансформация постепенная? Походить на Грейс Конни тоже не желала. Не то чтобы та была плохой матерью. Нет. Но расти в конкордской коммуне, где без конца менялись постояльцы, ужинать капустой с бурым рисом и спать под дырявой крышей не совпадало с представлениями Конни о счастливом детстве. Она думала, что положила конец хаосу детской жизни, организовав и подчинив строгому порядку жизнь взрослую, стремилась контролировать все, что только могла, зачастую беря на себя лишнее.
– Нет, этого не может быть, – Конни скрестила руки на груди.
«Мать» нажала на кнопку смыва и вышла из кабинки. Чтобы она смогла протиснуться к раковине крошечной дамской комнаты, Лиз пришлось развернуться боком. Пластиковый тест лежал под зеркалом на куске туалетной бумаги – прямо перед женщиной. Увидев маленький предмет, та глянула на подруг округлившимися глазами, закрыла кран, пробралась мимо Лиз к двери и покинула туалетную комнату, бросив на прощание недовольный взгляд.
– Ага, и вам до свидания, – проворчала Лиз, когда дверь захлопнулась.
Конни протерла ладонями глаза, мечтая снова оказаться у барной стойки. Она всего лишь хотела приятно провести время с подругой, а не это все. Начос, наверное, уже остыли, а сырный соус затвердел.
Глянув на часы, Лиз взяла тест и поднесла его к глазам.
– Эх… – выдохнула она и протянула пластиковую палочку подруге. – Во всяком случае, хорошо, что ты узнала об этом сейчас.
– Вот черт!..
Конни добралась до Месерв-холл на Хантингтон-авеню, что располагался на противоположном берегу реки, уже глубоко затемно. Стояла воскресная февральская ночь. У бордюров чернели остатки грязного снега. В кампусе было пустынно, и от стен зданий отражались звуки торопливой поступи Конни. Дрожащими руками она попыталась открыть дверь своего кабинета.
– Черт! – выругалась Конни.
Она повторила это слово множество раз, пока бежала от паба до «вольво», который завела так громко, что дремавший на заднем сидении Арло подскочил. Она ругалась, пока мчалась на автомобиле в Бостон, стремительно отдаляясь от дома, где ее ждал Сэм. Ждал Конни к ужину. Но к ужину – понятие растяжимое.
Лучше отправиться в офис. Поработать. Хотя бы пару часов. Ей просто необходимо занять себя делом.
Наконец замок поддался, и Конни с облегчением проскользнула в свое маленькое убежище с единственным окном и без каких-либо декоративных излишеств, помимо книжных полок. Вот ее стол. И компьютер. Комфортное кресло для чтения. Настольная лампа, приобретенная еще во времена аспирантуры. Гудящая система отопления, которая выдувает из-под окна теплый воздух, отчего морозные узоры не успевают застывать на стекле.
Конни рухнула на стул перед столом.
Она включила лампу, и та отбросила желтоватый световой круг на груду работ, ожидавших проверки. Запустила компьютер, и он, оживая, загудел. Открыла документ под названием «Полная история магии и колдовства. doc» и попыталась начать.
Буквы расплывались. Конни потерла глаза, красные от усталости и внезапного приступа плача в пабе «У Абнера». Что же такое происходит?
Профессор опустила руки и вгляделась в длинные, напечатанные мелким шрифтом абзацы. Она закончила на пятой главе, где рассказывала о 1600-х годах – периоде, когда магия постепенно переставала рассматриваться как преступление и переходила в разряд атрибутов верований различных культур, однако не признавалась официально. Конни дошла до 1735 года – момента в истории, когда Англия решила пересмотреть свои взгляды в отношении магии. Если до 1735 года ее использование считалось серьезным злодеянием, влекущим за собой смертную казнь, то после закон сделался лояльным к колдовству. Магия превратилась в инструмент извлечения прибыли. Инструмент шарлатанов, которым те играли на людской доверчивости. Конни должна была представить готовую книгу издательству Корнеллского университета еще два месяца назад. В своем труде профессор утверждала, что пересмотр законов не оказал влияния на искоренение веры североамериканцев в магию.
На самом деле вера в колдовство была невероятно велика и гнездилась в сознании людей, а закон стремился защитить народ от его же невежества.
Тем не менее Конни столкнулась с одной проблемой. Дело в том, что источников, датируемых восемнадцатым веком, на которые можно было сослаться, существовало немного. После 1735 года наказанию подвергались лишь те «колдуны», которых деревенские жители подозревали в неискренности. То есть, с их точки зрения, шарлатаны. Описания подобных разбирательств мало чем помогали Конни, ведь там не упоминалось ничего о тех шарлатанах, которым простолюдины верили. А ведь подобных успешных индивидов можно было найти буквально в каждой деревне. Все эти сушеные пучки магических трав, наведение порчи, исцеление заклинаниями, взаимодействующие с ду`хами кошки…
Именно Сэм впервые раскрыл Конни глаза на то, что вера людей в колдовство была самой что ни на есть настоящей. И настолько сильной, что влияла на ход исторических событий. Благодаря Сэму Конни начала повсюду замечать тайные знаки, доказывающие веру людей в магические чары. Висящие на дверях подковы. Пенсильванские круглые обереги. Раз обратив на них внимание, она уже не могла ничего с этим поделать. Куда бы Конни ни пошла – повсюду в реальном мире присутствовали обрывки магии.
Все началось летом 1991 года. Летом, когда Конни встретила Сэма. Она глянула на застывшие над клавиатурой руки, которые в свете экрана казались мертвенно-бледными. В ее ладонях вспыхнула боль и скатилась к кончикам пальцев, словно нервы обладали памятью. Конни сжала кулаки, чтобы прогнать ощущения, навеянные неприятными воспоминаниями.
Проверив почту, она обнаружила письмо от редактора с вежливым вопросом о том, когда ее труд будет готов. Ничего, можно ответить чуть позже. Заведующий кафедрой прислал напоминание о заседании ученого совета на следующей неделе. Удалить. Джанин сообщала детали относительно конференции по истории, что состоится в Гарварде через пару недель. Ответ не требуется. Томас Резерфорд, который когда-то писал под руководством Конни диссертацию, интересовался, не пообедает ли профессор с ним в ближайшее время. Постдок хотел обсудить с ней свою будущую книгу.
«Конечно, – напечатала в ответ Конни – В какое время вам будет удобно?»
Следующее сообщение было от Зази. Та просила о встрече в рабочие часы и утверждала, что знает, чего стоила Конни работа над исследованием для ее диссертации, посвященной синкретическим религиям, однако это настолько поразило аспирантку, что она желала послушать еще разок.
«Хорошо. Давайте поговорим об этом. Я хочу увериться, что вы понимаете, во что ввязываетесь», – напечатала Конни.
Ответ от Зази прилетел практически мгновенно: «Отлично! Загляну к вам в четверг! Спасибо, проф. Г!!!»
Что Зази делает за компьютером в ночь на воскресенье? Разве она не должна… кутить? Или заниматься чем-то еще помимо работы?
Конни сидела в рабочем кабинете.
Одна.
В воскресную ночь.
В темноте.
– Черт, – произнесла она в пустоту и потянулась за телефонной трубкой.
Грейс ответила после первого же гудка:
– Ты что, уехала? – предъявила она без предисловий. – Я уходила в магазин за мангольдами[18]. Хотела приготовить нам фриттату…
– Мам, как ты поняла? – оборвала Конни. По проводам в трубку потекло молчание. – Мама? – угрожающе рыкнула она.
Нет. Это совершенно точно невозможно. Никоим образом до заключения постоянного контракта. Весь мир должен замереть и ждать. Так и будет. И свадьба подождет. Всему свое время.
Мимические морщинки вокруг глаз Сэма оставались отчетливыми даже во время сна. Конни любила поглаживать их кончиком пальца: ей было любопытно, долго ли Сэм сможет так проспать. Будет ли их ребенок (!) похож на папу? У младенцев не бывает мимических морщин. Да и они не слишком-то улыбаются, а вначале больше смахивают на извивающихся шелкопрядов. Нет-нет. Сперва нужно закончить книгу. Этого не может быть. Она же была так осторожна. Так…
– Все, я вернулась. Пойдем, – раздался голос Лиз. Отсутствовала подруга не больше десяти минут и теперь стояла перед Конни с маленькой пластиковой упаковкой с эмблемой аптеки. – Давай! Потопали в дамскую комнату!
– Что? Прямо здесь? – Конни побледнела.
– Поднимайтесь, Констанс, – произнесла Лиз наигранно-серьезным тоном. – Некогда рассусоливать.
Она поволокла Конни к крошечной уборной с двумя кабинками, где даже развернуться было тяжело.
– Держи.
Лиз вручила Конни пакет и затолкала ее в одну из кабинок, а сама осталась ждать снаружи, развернувшись спиной к дверце. Она стояла так близко, что Конни видела каблуки ее сапог.
– Ты собираешься стоять здесь? – хныкнула заложница.
– Сбежать не выйдет, – отрезала Лиз.
Конни выругалась и вскрыла тест. Разорвала пакетик из фольги и достала сложенную гармошкой инструкцию на английском и испанском языках.
– Боже, – буркнула она. – Это так унизительно.
– Почему я до сих пор не слышу журчания? – пропела в ответ Лиз, для убедительности постукивая мыском.
С задранной клетчатой юбкой, спущенными трусиками и странным тонким предметом в руке, Конни чувствовала себя нелепо и неловко.
– Надеюсь, ты знаешь, как этим пользоваться? – решила подстраховаться подруга.
– У меня высшее образование! – громко прокричала Конни.
Лиз расхохоталась.
А затем воцарилась тишина. Какая жуткая ситуация. Конни тысячу раз справляла малую нужду в присутствии Лиз, но в таких случаях подруги, как правило, были увлечены разговором. Она попыталась расслабиться.
– Представь ручейки, – вмешалась Лиз.
– Помолчи-ка, будь добра! – рявкнула в ответ Конни.
За последнее десятилетие на дверце кабинки скопилось множество надписей и рисунков. «Джош – мудак». «TГ + СГ» внутри выведенного маркером сердца. Строчка «Hit me baby one more time» из небезызвестной песни. Неровный лист марихуаны.
Конни вздохнула и расслабилась. Все прошло успешно.
– Умничка, – похвалила Лиз подругу.
Конни надела на пластиковую палочку колпачок и обернула туалетной бумагой. Привела себя в порядок и вышла из кабинки, зажимая тест большим и указательным пальцами, словно тот был радиоактивным.
– Подождем немного, – сказала Лиз. – Не нужно без конца на него пялиться.
– Мне очень страшно, – простонала Конни.
Она аккуратно положила тест на край единственной раковины и вымыла руки.
– Ожидание – самая тяжелая часть процесса, – сказала Лиз.
Прислонившись к большому зеркалу туалетной комнаты, Конни обняла себя руками.
– Говоришь, как опытная в этом деле.
– В колледже у меня было больше веселья, чем у тебя.
– Да уж.
– Ну и… – Лиз выудила из сумочки блеск и, наблюдая за Конни через зеркало, размазала по губам бледно-розовую капельку. – Что будешь делать?
В бедро Конни врезалась дверь, и в дамскую комнату влетела женщина средних лет, по виду – простая домохозяйка.
– Ох! – Конни стиснула зубы от боли.
– Добрый вечер, – сухо бросила Лиз, махнув женщине рукой.
Та обвела подружек взглядом и скрылась за дверцей кабинки, которую только что покинула Конни.
– Но я не… – ответила Конни. – То есть это же не точно.
– И что? – Лиз оперлась бедром о край раковины. – А если точно?
Послышалось характерное журчание. Конни перевела взгляд под дверь кабинки, на кроссовки женщины. Ей не хотелось становиться такой же. Увядшей и напрочь лишенной привлекательности. Интересно, в какой момент женщина теряет женский облик и превращается в типичную мамочку? Случается ли это по щелчку пальцев за одну ночь, или трансформация постепенная? Походить на Грейс Конни тоже не желала. Не то чтобы та была плохой матерью. Нет. Но расти в конкордской коммуне, где без конца менялись постояльцы, ужинать капустой с бурым рисом и спать под дырявой крышей не совпадало с представлениями Конни о счастливом детстве. Она думала, что положила конец хаосу детской жизни, организовав и подчинив строгому порядку жизнь взрослую, стремилась контролировать все, что только могла, зачастую беря на себя лишнее.
– Нет, этого не может быть, – Конни скрестила руки на груди.
«Мать» нажала на кнопку смыва и вышла из кабинки. Чтобы она смогла протиснуться к раковине крошечной дамской комнаты, Лиз пришлось развернуться боком. Пластиковый тест лежал под зеркалом на куске туалетной бумаги – прямо перед женщиной. Увидев маленький предмет, та глянула на подруг округлившимися глазами, закрыла кран, пробралась мимо Лиз к двери и покинула туалетную комнату, бросив на прощание недовольный взгляд.
– Ага, и вам до свидания, – проворчала Лиз, когда дверь захлопнулась.
Конни протерла ладонями глаза, мечтая снова оказаться у барной стойки. Она всего лишь хотела приятно провести время с подругой, а не это все. Начос, наверное, уже остыли, а сырный соус затвердел.
Глянув на часы, Лиз взяла тест и поднесла его к глазам.
– Эх… – выдохнула она и протянула пластиковую палочку подруге. – Во всяком случае, хорошо, что ты узнала об этом сейчас.
– Вот черт!..
Конни добралась до Месерв-холл на Хантингтон-авеню, что располагался на противоположном берегу реки, уже глубоко затемно. Стояла воскресная февральская ночь. У бордюров чернели остатки грязного снега. В кампусе было пустынно, и от стен зданий отражались звуки торопливой поступи Конни. Дрожащими руками она попыталась открыть дверь своего кабинета.
– Черт! – выругалась Конни.
Она повторила это слово множество раз, пока бежала от паба до «вольво», который завела так громко, что дремавший на заднем сидении Арло подскочил. Она ругалась, пока мчалась на автомобиле в Бостон, стремительно отдаляясь от дома, где ее ждал Сэм. Ждал Конни к ужину. Но к ужину – понятие растяжимое.
Лучше отправиться в офис. Поработать. Хотя бы пару часов. Ей просто необходимо занять себя делом.
Наконец замок поддался, и Конни с облегчением проскользнула в свое маленькое убежище с единственным окном и без каких-либо декоративных излишеств, помимо книжных полок. Вот ее стол. И компьютер. Комфортное кресло для чтения. Настольная лампа, приобретенная еще во времена аспирантуры. Гудящая система отопления, которая выдувает из-под окна теплый воздух, отчего морозные узоры не успевают застывать на стекле.
Конни рухнула на стул перед столом.
Она включила лампу, и та отбросила желтоватый световой круг на груду работ, ожидавших проверки. Запустила компьютер, и он, оживая, загудел. Открыла документ под названием «Полная история магии и колдовства. doc» и попыталась начать.
Буквы расплывались. Конни потерла глаза, красные от усталости и внезапного приступа плача в пабе «У Абнера». Что же такое происходит?
Профессор опустила руки и вгляделась в длинные, напечатанные мелким шрифтом абзацы. Она закончила на пятой главе, где рассказывала о 1600-х годах – периоде, когда магия постепенно переставала рассматриваться как преступление и переходила в разряд атрибутов верований различных культур, однако не признавалась официально. Конни дошла до 1735 года – момента в истории, когда Англия решила пересмотреть свои взгляды в отношении магии. Если до 1735 года ее использование считалось серьезным злодеянием, влекущим за собой смертную казнь, то после закон сделался лояльным к колдовству. Магия превратилась в инструмент извлечения прибыли. Инструмент шарлатанов, которым те играли на людской доверчивости. Конни должна была представить готовую книгу издательству Корнеллского университета еще два месяца назад. В своем труде профессор утверждала, что пересмотр законов не оказал влияния на искоренение веры североамериканцев в магию.
На самом деле вера в колдовство была невероятно велика и гнездилась в сознании людей, а закон стремился защитить народ от его же невежества.
Тем не менее Конни столкнулась с одной проблемой. Дело в том, что источников, датируемых восемнадцатым веком, на которые можно было сослаться, существовало немного. После 1735 года наказанию подвергались лишь те «колдуны», которых деревенские жители подозревали в неискренности. То есть, с их точки зрения, шарлатаны. Описания подобных разбирательств мало чем помогали Конни, ведь там не упоминалось ничего о тех шарлатанах, которым простолюдины верили. А ведь подобных успешных индивидов можно было найти буквально в каждой деревне. Все эти сушеные пучки магических трав, наведение порчи, исцеление заклинаниями, взаимодействующие с ду`хами кошки…
Именно Сэм впервые раскрыл Конни глаза на то, что вера людей в колдовство была самой что ни на есть настоящей. И настолько сильной, что влияла на ход исторических событий. Благодаря Сэму Конни начала повсюду замечать тайные знаки, доказывающие веру людей в магические чары. Висящие на дверях подковы. Пенсильванские круглые обереги. Раз обратив на них внимание, она уже не могла ничего с этим поделать. Куда бы Конни ни пошла – повсюду в реальном мире присутствовали обрывки магии.
Все началось летом 1991 года. Летом, когда Конни встретила Сэма. Она глянула на застывшие над клавиатурой руки, которые в свете экрана казались мертвенно-бледными. В ее ладонях вспыхнула боль и скатилась к кончикам пальцев, словно нервы обладали памятью. Конни сжала кулаки, чтобы прогнать ощущения, навеянные неприятными воспоминаниями.
Проверив почту, она обнаружила письмо от редактора с вежливым вопросом о том, когда ее труд будет готов. Ничего, можно ответить чуть позже. Заведующий кафедрой прислал напоминание о заседании ученого совета на следующей неделе. Удалить. Джанин сообщала детали относительно конференции по истории, что состоится в Гарварде через пару недель. Ответ не требуется. Томас Резерфорд, который когда-то писал под руководством Конни диссертацию, интересовался, не пообедает ли профессор с ним в ближайшее время. Постдок хотел обсудить с ней свою будущую книгу.
«Конечно, – напечатала в ответ Конни – В какое время вам будет удобно?»
Следующее сообщение было от Зази. Та просила о встрече в рабочие часы и утверждала, что знает, чего стоила Конни работа над исследованием для ее диссертации, посвященной синкретическим религиям, однако это настолько поразило аспирантку, что она желала послушать еще разок.
«Хорошо. Давайте поговорим об этом. Я хочу увериться, что вы понимаете, во что ввязываетесь», – напечатала Конни.
Ответ от Зази прилетел практически мгновенно: «Отлично! Загляну к вам в четверг! Спасибо, проф. Г!!!»
Что Зази делает за компьютером в ночь на воскресенье? Разве она не должна… кутить? Или заниматься чем-то еще помимо работы?
Конни сидела в рабочем кабинете.
Одна.
В воскресную ночь.
В темноте.
– Черт, – произнесла она в пустоту и потянулась за телефонной трубкой.
Грейс ответила после первого же гудка:
– Ты что, уехала? – предъявила она без предисловий. – Я уходила в магазин за мангольдами[18]. Хотела приготовить нам фриттату…
– Мам, как ты поняла? – оборвала Конни. По проводам в трубку потекло молчание. – Мама? – угрожающе рыкнула она.