Дочь палача и черный монах
Часть 32 из 64 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– У меня и вправду появились кое-какие мысли.
Он вынул из кармана маленькую книжку и принялся перелистывать страницы. Бенедикта глянула в сторону корчмаря и, щелкнув пальцами, велела принести две кружки пряного вина.
– Орден тамплиеров основал некий… Гуго де Пейн, норманнский рыцарь, – начал Симон и принялся водить указательным пальцем по неразборчивым строкам. Маленькая свеча давала столь тусклый свет, что лекарь с трудом разбирал написанное. – Изначально в нем было всего девять человек, просто маленькое братство. Но вскоре орден начал разрастаться, сначала на Востоке, а потом и в Европе. В Италии, Франции, Англии, вдоль дорог на Иерусалим…
– И в немецких землях? – перебила его Бенедикта.
Симон пожал плечами:
– Не слишком много. У нас главенствовали так называемые тевтонские рыцари; орден этот и по сей день пытается огнем и мечом покорить язычников в Восточной Европе… – Он покачал головой.
Лекарь никогда особо не верил, что силой оружия можно навязать кому-то истинную веру, а привык больше полагаться на силу слова, нежели меч в руке.
– Как бы то ни было, – продолжил он, – существовали и немецкие тамплиеры, и, разумеется, немецкие комтурии, поселения тамплиеров. В Баварии в том числе. Например, в Аугсбурге, Бамберге или Мосбурге. Альтенштадтское командорство принадлежало, видимо, Мосбруннской комтурии. – Он вздохнул. – Хотя все, что от него осталось, это маленькая церквушка.
– И некий Фридрих Вильдграф, ни много ни мало магистр ордена в Германии, в 1289 году продает поселение вместе с угодьями и церковью монастырю Штайнгадена, – договорила за него Бенедикта. – А через годы, когда тамплиеров начинают преследовать по всей Европе, он прячет здесь сокровища… – Она резко замолчала.
Служанка принесла две кружки пряного вина и бросила влюбленный взгляд на Симона. Тереза, как и многие другие девушки, засматривалась на юного лекаря. Только когда она отошла от стола, Бенедикта продолжила:
– Хорошо, предположим, что клад покоится где-то здесь. Тогда объясните мне вот что: с какой стати могила этого Вильдграфа находится в Альтенштадте, если земли эти тамплиерам уже не принадлежали? – Она покачала головой. – В базилике Альтенштадта значится год смерти 1329-й, а имение давным-давно продали. Не вижу в этом никакого смысла.
Симон пожал плечами:
– Может, и так. Но представим на минуту, что Фридрих Вильдграф продал поместье просто потому, что оно было очень уж захолустным. Слишком далеко от дорог на Иерусалим. Или приносило недостаточно доходов. Через двадцать лет тамплиеров начинают преследовать по всей Европе, и Фридрих Вильдграф вспоминает об этом маленьком уединенном имении…
– И решает здесь спрятаться! – взволнованно перебила его Бенедикта. – Ну конечно! Вероятно, здесь еще оставались соратники и прислуга, Фридрих Вильдграф знал местных советников и влиятельных горожан. И наверняка они все еще были дружны с ним. Даже церковь ордена сохранилась. Идеальное укрытие! И для себя, и для сокровищ!
Симон кивнул:
– Возможно, к тому времени он больше не рисковал зваться тамплиером, а выдавал себя за торговца или священника, кто знает? Но в Шонгау он привез с собой что-то очень ценное. И вот он чувствует, что конец его близок, и решает спрятать эту ценность так, чтобы найти ее смогли лишь избранные…
– Сокровища тамплиеров, – пробормотала Бенедикта. – Может быть и такое. Наверное, лишь несколько посвященных знали, что они вообще существуют! Этот Фридрих Вильдграф, будучи немецким магистром, мог узнать про них в Париже. Может, ему даже поручили найти подходящее укрытие. Он и так уже затерялся, и гонители потеряли его след…
Симон мрачно улыбнулся:
– Фридрих Вильдграф действительно постарался на славу, заметая свои следы. О смерти его свидетельствует лишь небольшая табличка в церкви Альтенштадта… – Он глотнул из кружки вина, отдававшего перцем, гвоздикой и корицей, и понизил голос. – Однако сама могила Вильдграфа находится под бывшей церковью тамплиеров. И там он оставляет загадку. Чтобы сокровища не попали не в те руки, он обращается к символам христианства. Может, существовали и определенные сроки, когда следовало вскрыть могилу? Возможно, об этом сроке давно уже позабыли, а может быть и такое, что загадка эта разрешится лишь в Судный день. Нам этого никогда не узнать…
Бенедикта нахмурилась.
– В итоге мой брат находит во время ремонта запертую гробницу, открывает ее и сообщает о ней мне и епископу, – сказала она задумчиво.
– Епископу? – насторожился Симон.
– А я разве не говорила? – растерянно взглянула на него Бенедикта. – В своем письме он писал, что собирается сообщить о находке и епископу Аугсбурга. Все-таки он подчинялся ему.
Теперь нахмурился лекарь.
– Он отправлял к епископу посыльного или тоже расписал все в письме?
– Я… я не знаю.
Ветер стучал в окна трактира, и Симон обхватил кружку ладонями, чтобы немного согреться.
– Может, на посыльного кто-то напал и таким образом узнал о сокровищах, – пробормотал он и осторожно огляделся по сторонам. – Не исключено, что по пути в Альтенштадт и к развалинам замка за нами кто-то следил… – Он наклонился к Бенедикте, голос его перешел в шепот. – Тем более важно, чтобы никто не проведал, куда мы отправимся теперь. О том, что следующая загадка находится в Вессобрунне, знаем пока только мы. Выехать нужно так, чтобы никто не заметил!
Бенедикта улыбнулась ему.
– Это предоставьте мне. Бесследные исчезновения – это по моей части. Наряду с подсчетом балансов.
Симон улыбнулся, и мрачные мысли на миг развеялись. Потом ему вспомнилось, что со вчерашнего дня он ни разу не подумал о Магдалене. Молодой человек тихо вздохнул и попытался заглушить угрызения совести уже остывшим вином. Что ж, по крайней мере, сейчас она далеко от опасности, которой подверглась бы здесь, в Шонгау, не говоря уже о том, что дочь палача и сама вполне способна была за себя постоять.
Магдалена выбежала на улицу и увидела, как неизвестный свернул налево. Он беззаботно покачивал шелковым мешочком с ядом и размашистыми шагами шел вдоль широкой главной улицы.
Впервые Магдалене удалось рассмотреть его в полный рост. Незнакомец кутался в черный плащ и белую тунику. Он был худым, руки и ноги его казались неестественно длинными для его тела. Шел он, слегка горбившись, словно невидимый груз на плечах тянул его к земле. От того, как он горбился и размахивал на ходу руками, да еще в надвинутом на лицо капюшоне, незнакомец походил на суетливого черного жука, который копошился в навозе. Он, вне всякого сомнения, был монахом, хотя Магдалена и не могла понять, из какого ордена. Она осторожно последовала за ним по пятам.
Некогда широкая улица из-за снега сузилась до размеров тропинки, на которой с трудом могли разойтись два человека. Незнакомец спешил, он обгонял закутанных советников и служанок с корзинами и один раз оттолкнул крестьянина, который тащил упрямого быка к мяснику, так что мужчина с руганью полетел в снег. Не обратив на него никакого внимания, незнакомец продолжил путь. Магдалена поспевала за ним с трудом. Она, как и монах, расталкивала бранившихся прохожих или обходила их слева и справа по глубоким сугробам. Вскоре башмаки и чулки ее промокли насквозь. Магдалене ужасно хотелось взглянуть на лицо неизвестного, но он так и не снял капюшона и ни разу не оглянулся в ее сторону.
В глубине души Магдалена надеялась, что он и не станет на нее оборачиваться. Случись такое – и смерти ей, вероятно, не избежать.
Ближе к рыночной площади дороги стали шире. Торговки, закутанные в несколько накидок, сооружали ларьки к ярмарке. Монах проталкивался между ними, не оглядываясь ни вправо, ни влево. В конце концов Магдалена поняла, куда он направлялся.
К соборной крепости.
Девушка нахмурилась. Вчера во время бурана Филипп Хартман вкратце рассказал ей об истории города и соборной крепости. Центр Аугсбурга представлял собой отдельный маленький городок, с воротами и обнесенный стенами. Прежде это было поселение римлян, которые возвели военный лагерь вблизи Леха. Теперь на его территории размещались епископские постройки, собор и резиденция архиепископа – но, помимо них, также дома зажиточных ремесленников. Что забыл там убийца Коппмейера?
Справа и слева от ворот скучали два стражника, укутанные в дорогие накидки и вооруженные алебардами. Когда монах прошел мимо них, они коротко его поприветствовали и вернулись в мечтах к пряному вину и теплым булочкам. Магдалена замерла. Незнакомец прошел к собору, и никто его не остановил! И стражники, судя по всему, его знали. Возможно ли такое?
На раздумья не было времени. Чтобы не потерять монаха из виду, ей придется пройти через стражу. Она закрыла на секунду глаза, затем перекрестилась и, приветливо улыбаясь, шагнула к воротам. Стражники взглянули на нее с недоверием.
– Куда? – проворчал один из них.
В действительности ему до этого не было никакого дела, но задавать этот вопрос входило в его обязанности. Магдалена, не прекращая улыбаться, вынула из-под плаща сумку с травами и раскрыла ее перед стражником. И отметила с некоторой долей удовлетворения, что кожаный мешочек с гульденами от Филиппа Хартмана тоже остался при ней. Даже если Магдалена упустит незнакомца, все равно она останется в выигрыше. И поделом этому карлику-аптекарю! Нечего было продавать яд убийцам!
– Травы от аптекаря Бирмана, – сказала она часовым и состроила невинное личико. – Шалфей и ромашка. Настоятель кашляет очень сильно.
Солдат беглым взглядом окинул содержимое сумки и коротким кивком разрешил Магдалене пройти. И лишь когда она прошла в ворота, он насторожился.
– Странно, – обратился стражник к своему коллеге. – С утра еще настоятель был совершенно здоров. По крайней мере, головомойку нам задать сумел… Эй, девка!
Но когда он обернулся, Магдалена уже скрылась за поворотом.
Ей стоило огромных трудов снова отыскать незнакомца. Переулки здесь были теснее и запутаннее, чем в нижней части Аугсбурга, дома золотых и серебряных дел мастеров сменялись жилищами торговцев и граверов. Следуя одной лишь интуиции, Магдалена свернула направо и вскоре оказалась в тупике. Она вернулась назад, побежала в обратном направлении и совершенно неожиданно вышла к огромному собору. По высоте в этой громадине поместилось бы не меньше трех церквей Шонгау. Над площадью разносился колокольный звон, из портала нескончаемым потоком выходили паломники и прихожане, навстречу им поднимались другие. На ступенях сидели нищие в лохмотьях и жалобно протягивали руки. Судя по всему, только что закончилась месса. Магдалена задержала дыхание. Сколько народу могло поместиться под этими сводами? Она лихорадочно озиралась, но перед ней лишь мельтешили незнакомые лица и одежды.
Незнакомец исчез.
Она собралась уже сдаться, как на широкой лестнице среди прихожан и нищих сверкнуло что-то золотое. Магдалена взбежала вверх по ступеням и успела заметить незнакомца перед входом в собор. Крест на цепочке в последний раз сверкнул под солнечными лучами, и монах скрылся под могучими сводами. Магдалена бросилась вслед за ним.
Оказавшись внутри собора, девушка невольно остановилась. Ей казалось, словно она попала в другой мир. Никогда дочь палача еще не бывала в столь внушительном здании. Она двинулась дальше, взгляд ее скользил по высоченным колоннам, балюстрадам и ярким витражам, сквозь которые лился яркий утренний свет. Отовсюду с пышно изукрашенных стен на нее взирали ангелы и святые.
Монах прошел по залу и у дальней стены свернул наконец в боковой неф. Там он опустился на колени перед каменным гробом, склонил голову и начал молиться.
Магдалена спряталась за колонной и впервые за все это время смогла перевести дух.
Чтобы убийца еще и молился…
Быть может, он явился сюда замолить грехи? Поразмыслив немного, Магдалена отбросила эту мысль. Все-таки незнакомец купил только что новую порцию яда. Кающийся грешник вел бы себя иначе.
Магдалене ужасно хотелось взглянуть на его лицо. Но худой монах так и не снял капюшон, из-под которого виднелся лишь его острый нос. Мешочек с ядом все так же болтался на запястье, а тяжелый крест, словно висячий замок, оттягивал плечи.
Магдалена не могла разглядеть, перед чьим гробом склонился монах. Она нетерпеливо поглядывала на него из-за колонны. Осознав, что молитва затянется, девушка подняла взгляд, чтобы еще раз восхититься величием собора. Она переводила взор с колонн на боковые алтари, с многочисленных ниш на извилистые лестницы, которые уводили куда-то ввысь или спускались в самые недра. Истоптанные ступени слева вели, судя по всему, в крипту, еще дальше открывалось некое подобие крестового хода. Справа над каменным алтарем, перед которым молился незнакомец, выстроились в ряд образы престарелых мужей в митрах и мантиях. Каждый держал в руке пастуший посох и милостиво взирал на прихожан. Рисунки слева были старыми и блеклыми, люди на них казались какими-то серыми, словно посланники давно минувших лет. Чем дальше тянулись они вправо, тем новее и ярче казались рисунки. Под каждым подписаны были даты. Магдалена поняла, что на стене запечатлели всех епископов Аугсбурга. С последнего изображения в самом нижнем ряду на нее смотрел на удивление молодой человек с редкими черными волосами, крючковатым носом и пронизывающим взглядом. Она прочла имя под рисунком.
Епископ Сигизмунд Франц, год посвящения 1646.
У Магдалены возникло стойкое чувство, что епископ оценивал ее взглядом. В глазах его было что-то неприятное, пронизывающее насквозь, словно заглядывал он в самую душу.
Магдалена вдруг насторожилась.
Что-то смущало ее в этом рисунке. Было ли тому виной черное, казавшееся чуть ли не убогим одеяние? Колючий взгляд? Необычайная молодость в окружении стариков? Когда Магдалена поняла наконец, в чем дело, потребовалось время, чтобы осознать увиденное.
На золотой цепочке с шеи епископа свисал крест. Крест с двумя поперечинами.
Такой же, как у монаха.
Девушка чуть не вскрикнула во весь голос. Мысли вихрем закружились в голове, но чтобы их упорядочить, не осталось времени. Монах докончил молитву, поднялся, осенил себя крестом и поклонился. Потом двинулся в сторону крестового хода и скрылся в древнем каменном портале. Он так ни разу и не оглянулся. Магдалена в последний раз окинула взглядом молодого епископа и последовала за незнакомцем. Девушку не покидало чувство, что епископ Сигизмунд Франц сверлил взором ее спину.
Ранним утром в дверь палача постучали с такой силой, словно ему самому предстояла сегодня казнь. За окном еще стояла непроглядная тьма, только-только начинали кричать петухи, и Куизль лежал, прильнув к теплому и мягкому телу жены. Когда постучали в третий раз, заспанная Анна Мария повернулась к мужу, глаза ее засверкали.
– Кто бы там ни был, сверни ему шею, – проговорила она и снова уткнулась в подушку.
– Можешь на меня положиться.
Палач, закряхтев, поднялся с кровати и едва не скатился с лестницы, когда в дверь забарабанили в четвертый раз. В соседней комнате проснулись и заплакали близнецы.
– Иду уже! – прорычал палач.
Пока Куизль босиком и в одной лишь ночной рубашке спускался по ледяным ступенькам, он в очередной раз поклялся себе переломать нарушителю спокойствия пальцы в тисках. А может, еще и навтыкать щепок под ногти.
– Иду!
У Якоба за спиной была напряженная ночь. Сначала дети ужасно кашляли, и даже горячее молоко с медом не могло помочь. Когда Георг и Барбара наконец уснули, Куизль еще несколько часов ворочался в кровати и раздумывал о второй банде грабителей. Так, размышляя о таинственном четвертом разбойнике, он в конце концов и уснул. Затем только, чтобы не поспать, как ему показалось, и пяти минут, потому что в дверь принялся стучать этот дурак и разбудил его.
Задыхаясь от ярости, Куизль подошел к двери, откинул засов и распахнул дверь. И заревел на незваного гостя так, что тот едва не плюхнулся в снег позади себя.
– Что, дьявол тебя сожри, взбрело в твою тупую башку, чтобы посреди ночи…
Он слишком поздно осознал, что перед ним стоял первый бургомистр Карл Земер.
Он вынул из кармана маленькую книжку и принялся перелистывать страницы. Бенедикта глянула в сторону корчмаря и, щелкнув пальцами, велела принести две кружки пряного вина.
– Орден тамплиеров основал некий… Гуго де Пейн, норманнский рыцарь, – начал Симон и принялся водить указательным пальцем по неразборчивым строкам. Маленькая свеча давала столь тусклый свет, что лекарь с трудом разбирал написанное. – Изначально в нем было всего девять человек, просто маленькое братство. Но вскоре орден начал разрастаться, сначала на Востоке, а потом и в Европе. В Италии, Франции, Англии, вдоль дорог на Иерусалим…
– И в немецких землях? – перебила его Бенедикта.
Симон пожал плечами:
– Не слишком много. У нас главенствовали так называемые тевтонские рыцари; орден этот и по сей день пытается огнем и мечом покорить язычников в Восточной Европе… – Он покачал головой.
Лекарь никогда особо не верил, что силой оружия можно навязать кому-то истинную веру, а привык больше полагаться на силу слова, нежели меч в руке.
– Как бы то ни было, – продолжил он, – существовали и немецкие тамплиеры, и, разумеется, немецкие комтурии, поселения тамплиеров. В Баварии в том числе. Например, в Аугсбурге, Бамберге или Мосбурге. Альтенштадтское командорство принадлежало, видимо, Мосбруннской комтурии. – Он вздохнул. – Хотя все, что от него осталось, это маленькая церквушка.
– И некий Фридрих Вильдграф, ни много ни мало магистр ордена в Германии, в 1289 году продает поселение вместе с угодьями и церковью монастырю Штайнгадена, – договорила за него Бенедикта. – А через годы, когда тамплиеров начинают преследовать по всей Европе, он прячет здесь сокровища… – Она резко замолчала.
Служанка принесла две кружки пряного вина и бросила влюбленный взгляд на Симона. Тереза, как и многие другие девушки, засматривалась на юного лекаря. Только когда она отошла от стола, Бенедикта продолжила:
– Хорошо, предположим, что клад покоится где-то здесь. Тогда объясните мне вот что: с какой стати могила этого Вильдграфа находится в Альтенштадте, если земли эти тамплиерам уже не принадлежали? – Она покачала головой. – В базилике Альтенштадта значится год смерти 1329-й, а имение давным-давно продали. Не вижу в этом никакого смысла.
Симон пожал плечами:
– Может, и так. Но представим на минуту, что Фридрих Вильдграф продал поместье просто потому, что оно было очень уж захолустным. Слишком далеко от дорог на Иерусалим. Или приносило недостаточно доходов. Через двадцать лет тамплиеров начинают преследовать по всей Европе, и Фридрих Вильдграф вспоминает об этом маленьком уединенном имении…
– И решает здесь спрятаться! – взволнованно перебила его Бенедикта. – Ну конечно! Вероятно, здесь еще оставались соратники и прислуга, Фридрих Вильдграф знал местных советников и влиятельных горожан. И наверняка они все еще были дружны с ним. Даже церковь ордена сохранилась. Идеальное укрытие! И для себя, и для сокровищ!
Симон кивнул:
– Возможно, к тому времени он больше не рисковал зваться тамплиером, а выдавал себя за торговца или священника, кто знает? Но в Шонгау он привез с собой что-то очень ценное. И вот он чувствует, что конец его близок, и решает спрятать эту ценность так, чтобы найти ее смогли лишь избранные…
– Сокровища тамплиеров, – пробормотала Бенедикта. – Может быть и такое. Наверное, лишь несколько посвященных знали, что они вообще существуют! Этот Фридрих Вильдграф, будучи немецким магистром, мог узнать про них в Париже. Может, ему даже поручили найти подходящее укрытие. Он и так уже затерялся, и гонители потеряли его след…
Симон мрачно улыбнулся:
– Фридрих Вильдграф действительно постарался на славу, заметая свои следы. О смерти его свидетельствует лишь небольшая табличка в церкви Альтенштадта… – Он глотнул из кружки вина, отдававшего перцем, гвоздикой и корицей, и понизил голос. – Однако сама могила Вильдграфа находится под бывшей церковью тамплиеров. И там он оставляет загадку. Чтобы сокровища не попали не в те руки, он обращается к символам христианства. Может, существовали и определенные сроки, когда следовало вскрыть могилу? Возможно, об этом сроке давно уже позабыли, а может быть и такое, что загадка эта разрешится лишь в Судный день. Нам этого никогда не узнать…
Бенедикта нахмурилась.
– В итоге мой брат находит во время ремонта запертую гробницу, открывает ее и сообщает о ней мне и епископу, – сказала она задумчиво.
– Епископу? – насторожился Симон.
– А я разве не говорила? – растерянно взглянула на него Бенедикта. – В своем письме он писал, что собирается сообщить о находке и епископу Аугсбурга. Все-таки он подчинялся ему.
Теперь нахмурился лекарь.
– Он отправлял к епископу посыльного или тоже расписал все в письме?
– Я… я не знаю.
Ветер стучал в окна трактира, и Симон обхватил кружку ладонями, чтобы немного согреться.
– Может, на посыльного кто-то напал и таким образом узнал о сокровищах, – пробормотал он и осторожно огляделся по сторонам. – Не исключено, что по пути в Альтенштадт и к развалинам замка за нами кто-то следил… – Он наклонился к Бенедикте, голос его перешел в шепот. – Тем более важно, чтобы никто не проведал, куда мы отправимся теперь. О том, что следующая загадка находится в Вессобрунне, знаем пока только мы. Выехать нужно так, чтобы никто не заметил!
Бенедикта улыбнулась ему.
– Это предоставьте мне. Бесследные исчезновения – это по моей части. Наряду с подсчетом балансов.
Симон улыбнулся, и мрачные мысли на миг развеялись. Потом ему вспомнилось, что со вчерашнего дня он ни разу не подумал о Магдалене. Молодой человек тихо вздохнул и попытался заглушить угрызения совести уже остывшим вином. Что ж, по крайней мере, сейчас она далеко от опасности, которой подверглась бы здесь, в Шонгау, не говоря уже о том, что дочь палача и сама вполне способна была за себя постоять.
Магдалена выбежала на улицу и увидела, как неизвестный свернул налево. Он беззаботно покачивал шелковым мешочком с ядом и размашистыми шагами шел вдоль широкой главной улицы.
Впервые Магдалене удалось рассмотреть его в полный рост. Незнакомец кутался в черный плащ и белую тунику. Он был худым, руки и ноги его казались неестественно длинными для его тела. Шел он, слегка горбившись, словно невидимый груз на плечах тянул его к земле. От того, как он горбился и размахивал на ходу руками, да еще в надвинутом на лицо капюшоне, незнакомец походил на суетливого черного жука, который копошился в навозе. Он, вне всякого сомнения, был монахом, хотя Магдалена и не могла понять, из какого ордена. Она осторожно последовала за ним по пятам.
Некогда широкая улица из-за снега сузилась до размеров тропинки, на которой с трудом могли разойтись два человека. Незнакомец спешил, он обгонял закутанных советников и служанок с корзинами и один раз оттолкнул крестьянина, который тащил упрямого быка к мяснику, так что мужчина с руганью полетел в снег. Не обратив на него никакого внимания, незнакомец продолжил путь. Магдалена поспевала за ним с трудом. Она, как и монах, расталкивала бранившихся прохожих или обходила их слева и справа по глубоким сугробам. Вскоре башмаки и чулки ее промокли насквозь. Магдалене ужасно хотелось взглянуть на лицо неизвестного, но он так и не снял капюшона и ни разу не оглянулся в ее сторону.
В глубине души Магдалена надеялась, что он и не станет на нее оборачиваться. Случись такое – и смерти ей, вероятно, не избежать.
Ближе к рыночной площади дороги стали шире. Торговки, закутанные в несколько накидок, сооружали ларьки к ярмарке. Монах проталкивался между ними, не оглядываясь ни вправо, ни влево. В конце концов Магдалена поняла, куда он направлялся.
К соборной крепости.
Девушка нахмурилась. Вчера во время бурана Филипп Хартман вкратце рассказал ей об истории города и соборной крепости. Центр Аугсбурга представлял собой отдельный маленький городок, с воротами и обнесенный стенами. Прежде это было поселение римлян, которые возвели военный лагерь вблизи Леха. Теперь на его территории размещались епископские постройки, собор и резиденция архиепископа – но, помимо них, также дома зажиточных ремесленников. Что забыл там убийца Коппмейера?
Справа и слева от ворот скучали два стражника, укутанные в дорогие накидки и вооруженные алебардами. Когда монах прошел мимо них, они коротко его поприветствовали и вернулись в мечтах к пряному вину и теплым булочкам. Магдалена замерла. Незнакомец прошел к собору, и никто его не остановил! И стражники, судя по всему, его знали. Возможно ли такое?
На раздумья не было времени. Чтобы не потерять монаха из виду, ей придется пройти через стражу. Она закрыла на секунду глаза, затем перекрестилась и, приветливо улыбаясь, шагнула к воротам. Стражники взглянули на нее с недоверием.
– Куда? – проворчал один из них.
В действительности ему до этого не было никакого дела, но задавать этот вопрос входило в его обязанности. Магдалена, не прекращая улыбаться, вынула из-под плаща сумку с травами и раскрыла ее перед стражником. И отметила с некоторой долей удовлетворения, что кожаный мешочек с гульденами от Филиппа Хартмана тоже остался при ней. Даже если Магдалена упустит незнакомца, все равно она останется в выигрыше. И поделом этому карлику-аптекарю! Нечего было продавать яд убийцам!
– Травы от аптекаря Бирмана, – сказала она часовым и состроила невинное личико. – Шалфей и ромашка. Настоятель кашляет очень сильно.
Солдат беглым взглядом окинул содержимое сумки и коротким кивком разрешил Магдалене пройти. И лишь когда она прошла в ворота, он насторожился.
– Странно, – обратился стражник к своему коллеге. – С утра еще настоятель был совершенно здоров. По крайней мере, головомойку нам задать сумел… Эй, девка!
Но когда он обернулся, Магдалена уже скрылась за поворотом.
Ей стоило огромных трудов снова отыскать незнакомца. Переулки здесь были теснее и запутаннее, чем в нижней части Аугсбурга, дома золотых и серебряных дел мастеров сменялись жилищами торговцев и граверов. Следуя одной лишь интуиции, Магдалена свернула направо и вскоре оказалась в тупике. Она вернулась назад, побежала в обратном направлении и совершенно неожиданно вышла к огромному собору. По высоте в этой громадине поместилось бы не меньше трех церквей Шонгау. Над площадью разносился колокольный звон, из портала нескончаемым потоком выходили паломники и прихожане, навстречу им поднимались другие. На ступенях сидели нищие в лохмотьях и жалобно протягивали руки. Судя по всему, только что закончилась месса. Магдалена задержала дыхание. Сколько народу могло поместиться под этими сводами? Она лихорадочно озиралась, но перед ней лишь мельтешили незнакомые лица и одежды.
Незнакомец исчез.
Она собралась уже сдаться, как на широкой лестнице среди прихожан и нищих сверкнуло что-то золотое. Магдалена взбежала вверх по ступеням и успела заметить незнакомца перед входом в собор. Крест на цепочке в последний раз сверкнул под солнечными лучами, и монах скрылся под могучими сводами. Магдалена бросилась вслед за ним.
Оказавшись внутри собора, девушка невольно остановилась. Ей казалось, словно она попала в другой мир. Никогда дочь палача еще не бывала в столь внушительном здании. Она двинулась дальше, взгляд ее скользил по высоченным колоннам, балюстрадам и ярким витражам, сквозь которые лился яркий утренний свет. Отовсюду с пышно изукрашенных стен на нее взирали ангелы и святые.
Монах прошел по залу и у дальней стены свернул наконец в боковой неф. Там он опустился на колени перед каменным гробом, склонил голову и начал молиться.
Магдалена спряталась за колонной и впервые за все это время смогла перевести дух.
Чтобы убийца еще и молился…
Быть может, он явился сюда замолить грехи? Поразмыслив немного, Магдалена отбросила эту мысль. Все-таки незнакомец купил только что новую порцию яда. Кающийся грешник вел бы себя иначе.
Магдалене ужасно хотелось взглянуть на его лицо. Но худой монах так и не снял капюшон, из-под которого виднелся лишь его острый нос. Мешочек с ядом все так же болтался на запястье, а тяжелый крест, словно висячий замок, оттягивал плечи.
Магдалена не могла разглядеть, перед чьим гробом склонился монах. Она нетерпеливо поглядывала на него из-за колонны. Осознав, что молитва затянется, девушка подняла взгляд, чтобы еще раз восхититься величием собора. Она переводила взор с колонн на боковые алтари, с многочисленных ниш на извилистые лестницы, которые уводили куда-то ввысь или спускались в самые недра. Истоптанные ступени слева вели, судя по всему, в крипту, еще дальше открывалось некое подобие крестового хода. Справа над каменным алтарем, перед которым молился незнакомец, выстроились в ряд образы престарелых мужей в митрах и мантиях. Каждый держал в руке пастуший посох и милостиво взирал на прихожан. Рисунки слева были старыми и блеклыми, люди на них казались какими-то серыми, словно посланники давно минувших лет. Чем дальше тянулись они вправо, тем новее и ярче казались рисунки. Под каждым подписаны были даты. Магдалена поняла, что на стене запечатлели всех епископов Аугсбурга. С последнего изображения в самом нижнем ряду на нее смотрел на удивление молодой человек с редкими черными волосами, крючковатым носом и пронизывающим взглядом. Она прочла имя под рисунком.
Епископ Сигизмунд Франц, год посвящения 1646.
У Магдалены возникло стойкое чувство, что епископ оценивал ее взглядом. В глазах его было что-то неприятное, пронизывающее насквозь, словно заглядывал он в самую душу.
Магдалена вдруг насторожилась.
Что-то смущало ее в этом рисунке. Было ли тому виной черное, казавшееся чуть ли не убогим одеяние? Колючий взгляд? Необычайная молодость в окружении стариков? Когда Магдалена поняла наконец, в чем дело, потребовалось время, чтобы осознать увиденное.
На золотой цепочке с шеи епископа свисал крест. Крест с двумя поперечинами.
Такой же, как у монаха.
Девушка чуть не вскрикнула во весь голос. Мысли вихрем закружились в голове, но чтобы их упорядочить, не осталось времени. Монах докончил молитву, поднялся, осенил себя крестом и поклонился. Потом двинулся в сторону крестового хода и скрылся в древнем каменном портале. Он так ни разу и не оглянулся. Магдалена в последний раз окинула взглядом молодого епископа и последовала за незнакомцем. Девушку не покидало чувство, что епископ Сигизмунд Франц сверлил взором ее спину.
Ранним утром в дверь палача постучали с такой силой, словно ему самому предстояла сегодня казнь. За окном еще стояла непроглядная тьма, только-только начинали кричать петухи, и Куизль лежал, прильнув к теплому и мягкому телу жены. Когда постучали в третий раз, заспанная Анна Мария повернулась к мужу, глаза ее засверкали.
– Кто бы там ни был, сверни ему шею, – проговорила она и снова уткнулась в подушку.
– Можешь на меня положиться.
Палач, закряхтев, поднялся с кровати и едва не скатился с лестницы, когда в дверь забарабанили в четвертый раз. В соседней комнате проснулись и заплакали близнецы.
– Иду уже! – прорычал палач.
Пока Куизль босиком и в одной лишь ночной рубашке спускался по ледяным ступенькам, он в очередной раз поклялся себе переломать нарушителю спокойствия пальцы в тисках. А может, еще и навтыкать щепок под ногти.
– Иду!
У Якоба за спиной была напряженная ночь. Сначала дети ужасно кашляли, и даже горячее молоко с медом не могло помочь. Когда Георг и Барбара наконец уснули, Куизль еще несколько часов ворочался в кровати и раздумывал о второй банде грабителей. Так, размышляя о таинственном четвертом разбойнике, он в конце концов и уснул. Затем только, чтобы не поспать, как ему показалось, и пяти минут, потому что в дверь принялся стучать этот дурак и разбудил его.
Задыхаясь от ярости, Куизль подошел к двери, откинул засов и распахнул дверь. И заревел на незваного гостя так, что тот едва не плюхнулся в снег позади себя.
– Что, дьявол тебя сожри, взбрело в твою тупую башку, чтобы посреди ночи…
Он слишком поздно осознал, что перед ним стоял первый бургомистр Карл Земер.