Добро пожаловать на Аврору!
Часть 2 из 21 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«В Эфире! Поздравляем! Вы получили достижение: «Равный среди первых». Вы — один из первых оцифрованных игроков на Авроре. Вам доступен скрытый уникальный навык — «Темное зрение», которое станет активным после прохождения испытания, а также и способность пращуров — невосприимчивость к внутреннему воздействию приона, совмещенная с контролем его содержания в организме. Кроме того, вам доступна цепочка квестов «Первые люди», открыть ее вы сможете после выполнения НПС-контракта. Желаете прочитать контракт»?
«В Эфире! Напоминаем, что прогресс получения опыта у оцифрованных игроков снижен на 50 процентов, а на все торговые операции наложена комиссия — 40 процентов. С учетом того, что время пребывания в игре не ограничено, данные правила введены для сохранения игрового баланса».
Я отмахивался от системных сообщений, которые сыпались одно за другим. Какой нафиг контракт, какая оцифровка? Что это вообще было? Какой-то кастинг на ремейк древнего фильма «Сказка о потерянном времени» или «Видоизмененного углерода»? Как я оказался в теле Эйпа? Положим, система может перепутать цифровые аккаунты, но ведь не людей из плоти и крови! Я, наверное, брежу. Не хочу читать контракты и инструкции, будто это все нормальная ситуация!
Но система была настойчива и раз за разом подсовывала меню выбора персонажа. Отказаться я не имел возможности. Персонаж с пометкой «создано на основе вашего прошлого игрового опыта» стоял напротив меня. Точнее, висел в пространстве — как, собственно, и я сам.
Когда-то в детстве я крепко закрывал глаза и оказывался в безграничной темноте, не видя своего тела и лишь чувствуя его очертания. Сейчас наблюдалось нечто похожее — четко виден был только невысокий пузатый абориген, который все время маячил передо мной, куда бы я ни повернул голову. После каждого моего разворота кончики косичек, заплетенных на его бороде, немного подрагивали, а за его спиной виднелось что-то размытое, будто искаженное толстым грязным стеклом.
Сам же я на каком-то внечувственном уровне ощущал, как машу руками, пытаюсь пнуть мужика ногой, сжимаю до скрежета зубы, но по факту не происходило ничего. Я тучка, тучка, тучка, я вовсе не медведь — и уж точно не человек…
Я будто погружаюсь в толщу воды, нет невесомой легкости, есть тяжесть, которая давит со всех сторон, создавая форму моего сознания. И еще страх, щекотливый и приторный, как будто стоишь на карнизе высотного здания в шаге от смертельного полета, смотришь вниз, но не уходишь, а в голове только две мысли: «А что если…» и «Что за ерунда в голову лезет…»
Если бы мой сгусток сознания мог вспотеть, он сделал бы это трижды — когда не нашел кнопки выхода, когда осознал, что это не сон, и, наконец, когда понял: здесь можно застрять навсегда. Я сфокусировался, представив, что кликаю по изображению персонажа. Мое «я» втянулось в пузо туземца и растеклось по его телу. Он крякнул, выдохнул и развернулся к мутному стеклу.
Предметы стали обретать форму, и свой первый шаг абориген сделал уже не в темноту, а сквозь полупрозрачную пленку в большой зал с барной стойкой и деревянными столами. Не знаю, мои ли это были истеричные слова или их зашили в программу НПС, но я крикнул: «Всем за счет заведения!»
Я не услышал, что мне ответили, потому что завис. Сбой дала не программа (хотя в верхнем левом углу мигали красные цифры повышенного пинга), а мои ощущения. Краски, запахи, звуки — их был такой переизбыток, что все мои прошлые впечатления от Эфира показались пиксельным тетрисом.
Столь ярко и полно я ощущал жизнь лишь в реале, когда мне было шестнадцать и мы сбежали ночью на речку с девчонками из соседнего отряда «академиков», купались голышом и, стоя по пояс в холодной воде, неумело ласкали друг друга. Светила луна, и призывно белели обнаженные груди девушки, в которую я был тогда влюблен…
Нынешние ощущения были, конечно, далеки от эротики, но даже простейшие бытовые мелочи впечатляли невероятно — шевеление волосков на виртуальной руке, топот мышки, пробежавшей под столом, тяжесть в пивном животе и даже легкая ломота в натруженной пояснице.
Запахи и вкус — вообще отдельная песня. На этикетках с вином часто пишут, что, мол, виноград такой-то, выращен там-то, букет изысканный, сложный с тонкими оттенками. После чего оттенки эти подробно перечисляются — от каких-то ягод до шоколада. И всегда находятся знатоки, которые пьют маленькими глотками, причмокивают, перекатывают по небу глоток, приговаривая: «О, да, я чувствую, как раскрывается чернослив! Ой, кажется, звучат нотки молочных сливок и дубовой бочки!» А ты попробуешь — кислятина кислятиной. Но сейчас, когда я на автомате налил себе халявного пива, меня проняло. В этом вкусе было все — и сложный изысканный букет, и нотки чего-то терпкого и сладкого вроде крыжовника, и волна послевкусия. Как говорится, и пусть весь мир подождет, а я пивка попью.
Теперь я понимал, почему правительство против свободной оцифровки. И почему пропаганду цифрового бессмертия приравняли к пропаганде наркотиков.
Минут пятнадцать я привыкал к новым ощущениям. Зашел за барную стойку, налил вторую кружку прохладного пива — и с удивлением обнаружил, что помню все рецепты, которые когда-либо использовал. Но чувствовал, что повторить не смогу: знание есть, а навыков нет.
Из размышлений меня вывел какой-то старик. Он приковылял из-за стола в углу, оставив там плачущую женщину, и протянул мне пустую кружку. Я улыбнулся, но в ответ он даже не сказал спасибо, только вздохнул, а женщина зарыдала еще сильнее.
Когда эйфория от нового знакомства с Эфиром меня чуть отпустила, я заметил, что в зале больше никого нет. На столах валялись опрокинутые кружки, стояли миски с остатками еды, а некоторые лавки перевернулись, будто люди тут были совсем недавно, но в спешке покинули таверну.
Я быстро пробежался по системным подсказкам и узнал, что таверна «Крыло ворона» (она же — постоялый двор на десять комнат) принадлежала моему НПС, подвал был на восемьдесят процентов забит бочонками с элем, а на кухне на вертеле подгорал молодой поросенок. Еще я рассмотрел две пустые полоски справа вверху интерфейса, одна из них показывала набранный опыт в отыгрыше НПС, вторая — выплаченные средства. Система подсказала, что как только одна из них заполнится полностью, я перестану быть неигровым персонажем, и смогу играть, как захочу.
На улице послышался лязг и грохот, а на окна упала тень. Прихватив кружку, я вышел на улицу посмотреть, что происходит, и замер. Прямо надо мной, почти достигая уровня третьего этажа, возвышался черный металлический дракон, а из-за его спины надвигалась целая армия: люди, стая механических псов и более крупные звери, похожие на носорогов в броне. Дальше на несколько километров стояло облако пыли. Дракон заревел и открыл пасть. Я подумал, что так бывает только во сне и успел сделать еще один глоток.
«В Эфире! Получен критический урон. Вы погибли. Штраф опыта — 5 очков. Вы получили первое предупреждение за досрочную смерть персонажа. До перерождения 30 минут».
***
Полчаса я метался по пустоте в попытках найти привычные кнопки управления и напрягал сознание, визуализируя знакомые образы в нужных местах. В итоге восстановил почти все, что мне было нужно. Когда появились кнопки выхода и обратной связи, звук моего довольного хрюканья разнесся эхом окружающему пространству. За этим, однако, сразу, последовали два матерных вопля и вой отчаяния. Кнопка выхода была неактивна, будто уже нажата, так что виднелся лишь плоский контур. А для обратной связи требовалось сначала миновать бота с выбором возможных проблем, и только в случае большой удачи можно было дойти до окошка со свободным обращением.
Опции отправки личных сообщений у НПС не было, но работал чат в пределах нового материка. Только написать что-либо я не мог. Огромная, на все верхнее меню, отметка, что я заблокирован за нарушение правил Эфира, мигала красным цветом. Такое случалось с игроками, когда они спамили или оскорбляли других, а в ответ на них сыпались жалобы. Чертовы Хранители с их четкой организацией! Уже наверняка выкинули меня из клана и всей толпой нажаловались на якобы неспортивное поведение, а искусственный интеллект игры, не разбираясь, принял меры. Да и что бы я туда написал? Помогите, украли тело, у вас сбой на сервере, загрузите бэкап?
Я все-таки потыкался в выпадающие списки службы поддержки. Больше всего подошел пункт «не помню логин», в котором выпало еще десять дополнительных уточнений. Страна и город на момент регистрации, привязка телефона, были ли платежи — все это я вспомнил почти без проблем, но указать интернет-провайдера на момент регистрации уже не сумел и закрыл окно.
Система замигала, и передо мной появился новый персонаж, а за ним, как в прошлый раз, мутное пространство. Если в прошлый раз я хвалил Эфир, то сейчас от возмущения даже на миг забыл, что со мной приключилось. Персонажа я бы назвал красивым, даже в чем-то прекрасным — проблема состояла лишь в том, что он был женского пола. Опять аврорианка — стройная фигура, большие глаза, высокие скулы, как мне нравится. Эфир явно считывал образы из моей головы — то мечты о таверне, то смуглые спортсменки. Но то, как Эфир все это переиначивал, меня уже начинало пугать.
Торопясь выйти в мир, я прочитал только легенду и памятку НПС-ного контракта на тему самоубийств. Попытка суицида была прямым нарушением договора и каралась заточением в буферной зоне (в пустоте, как я ее называл) на срок от тридцати минут до девяноста дней в зависимости от частоты и скорости смертей. Пустота меня пугала больше, чем роль проститутки в славном нейтральном городе Коба. Как я помнил, до него еще не добралась война. И точно не доберется через десять минут игры, как в таверне. Я подтвердил персонажа и вошел в игру.
Персонаж сидел (точнее, сидела) в пустой комнате на большой двуспальной кровати с грязным покрывалом, ожидая клиента. Шкаф, зеркало и странное приспособление на стене, позволявшее пристегнуть человека кожаными ремнями, — вот и все, что имелось в комнате помимо кровати. За стеной кто-то очень натурально стонал, явно не с цифровой озвучкой, а за дверью слышались пьяные крики и играла музыка.
Дверь была заперта снаружи, и я, подойдя к зеркалу, изучил свое отражение. Потрогал грудь, прислушался к ощущениям, погладил себя по животу и уже собрался проверить, что там у меня под платьем, но, опомнившись, матюкнулся. Сжал кулаки, и длинные ногти впились мне в руку. Система сообщила о нанесенном уроне, слабеньком, но неприятном.
За окном был город, такой же грязный, как и все в этой комнате. Может, район попался не самый благоприятный, а может, я сейчас все видел в сером цвете. Комната находилась на третьем этаже, окно было заколочено. Зато соседний дом стоял довольно близко, и можно было перепрыгнуть узкую улочку.
Я уже прикидывал, чем бы разбить стекло, но открылась дверь. На пороге, заняв весь дверной проем, стояло зеленое тело в огрызках тяжелой брони. Орк, игрок с ником Гриндуум, пятый уровень. Вот на хрена делать вайп и первым делом переться в бордель? Хоть бы доспехи сначала нормальные купил…
— Опаньки, какие мы вкусные, — прогремел орк и бросил на кровать несколько монет. Системное окошко, фиксировавшее выплаты по контракту, мигнуло, но полоска-индикатор в моем интерфейсе даже не сдвинулась с места.
— Слюни подбери, чучело.
Прежде я никогда не задумывался, что чувствуют женщины, когда такие вот стремные типы похотливо на них таращатся, но теперь меня аж передернуло.
«В эфире! Вы нарушаете сценарий отыгрыша персонажа, штраф опыта: минус 20 очков».
Мигнула вторая полоска и окрасилась в красный цвет, подтвердив, что я ушел в минус.
— А ты дерзкая, — улыбнулся орк, — раздевайся. Только медленно.
Полоска поменяла цвет, и мелькнула пометка — плюс двадцать пять. Похоже, Эфир расценил мои слова как элемент ролевой игры.
— У тебя чат открыт? Можешь сообщение отправить в поддержку? — Я не успел подготовиться и продумать, что скажу, поэтому затараторил, боясь блокировки системой. Рамка опять стала красной, и после каждого моего слова бешено сменялись цифры со знаком минус. Но для меня был шанс как-то объяснить живому человеку, что со мной произошло, и выйти на связь с админами.
Он прибалдел — да и вообще, похоже, не отличался быстрым соображением. Упор на орочью силу, а не на смекалку явно был у него не только в игре. Но, набрав три тысячи штрафных баллов, я убедил-таки его отправить пару сообщений — дежурным админам и Максу. Пришлось пообещать орку, что в случае, если его поднимут на смех за такие шутки, я отработаю по текущему функционалу своего персонажа так, что он жить в этом борделе захочет.
Он отправил сообщения, и мы стали ждать. На всякий случай я отошел к окну, но, похоже, его все же смутило, что я мужик. Мыслительный процесс живописно отражался на его морде, но похотливых взглядов орк на меня больше не бросал. Минут через пятнадцать он оживился — получил, видимо, ответ. Подзавис, переписываясь с кем-то и не реагируя на мои вопросы. А потом ухмыльнулся, резко подскочил ко мне и, заломив руки, потащил к бандуре с ремнями.
Я визжал так, что система простила мне сотню баллов за реалистичность, пока он привязывал меня к стойкам и пытался впихнуть мне в рот кляп, сделанный из тряпочки, которой он полировал оружие. Меня затошнило от привкуса железа во рту, и я почувствовал панику от бессилия и невозможности нормально вздохнуть. А орк ликовал — лишь чуть-чуть ослабил ремни, потому что моя полоска жизни медленно поползла вниз, и стал, пританцовывая, расхаживать по комнате. Потом позвонил в колокольчик у кровати, и на звонок прибежал маленький гоблин в сюртуке. Орк дал ему денег и продлил сеанс со мной еще на два часа, о чем мне сообщила система, добавив плюсик в отработанную денежную часть контракта.
Из моего положения я мог видеть только край окна и кровать, на которой сидел этот урод. Тело затекло, ныла вывернутая рука. Сначала я бесился, потом тупо скулил, пытаясь вырваться или выплюнуть кляп, но эти извращенные садомазо-гейм-дизайнеры знали свое дело при разработке атрибутики. Мы ждали чего-то или кого-то, и эта неизвестность нервировала и пугала. Я ругал себя. Глупо было думать, что у Хранителей с их возможностями и ресурсами нет никаких рычагов контроля техподдержки. Осталось узнать, заявится ли сам Эйп или пришлет кого-нибудь. И что будет дальше? Подвесят в каком-нибудь подвале, не давая умереть, и будут там держать всю оставшуюся вечность?
Гриндуум продлевал меня еще дважды, второй раз — на совсем короткий срок. Наконец в коридоре послышался торопливый топот, и в комнату вошла четверка Райпера.
— Данечка, ну что ты опять чудишь? — Райпер подошел ко мне, взял за подбородок и продолжил, теперь уже обращаясь к Гриндууму: — Сестренка опять под кайфом в Эфир сорвалась. Спасибо тебе, добрый орк.
— Спасибом в борделе не расплатишься, я тут уже пять часов вас жду.
— Папай, рассчитайся с ним. — Райпер все разглядывал меня, поворачивая мою голову то в одну, то в другу сторону. — Вторую часть получишь, как Аврора в релиз выйдет. При условии, что никто не узнает об этом инциденте.
Орк кивнул и, насвистывая веселенький мотивчик, ушел. Райпер отпустил мою голову и стал осматривать конструкцию, к которой я был привязан. Похоже, снимать меня не собирались.
Был уже поздний вечер. Я отвернулся к окну и вздрогнул от неожиданности — в темноте снаружи блестели два больших глаза. Встретившись со мной взглядом, существо подышало с той стороны на стекло и когтистым пальцем написало латинскую букву W. В этот момент луна вышла из-за облаков и осветила того, кто стоял на карнизе. То ли рыба, то ли лягушка — мурлок, одна из самых, на мой взгляд, странных рас Эфира. Мелкие, гадкие и наглые, хуже гоблинов, при этом очень сильные на низких уровнях, но малоперспективные на высоких. Сбиваясь в стаи, неписи-мурлоки нападали на одиночек. Живые же игроки очень редко выбирали эту расу, хотя Эфир за подобный выбор даже приплачивал. Этот был живым, причем уже сорок пятого уровня. Когда только качаться все успевают?!
А потом произошло сразу несколько вещей. Прибежал гоблин-администратор и устроил скандал, что за меня надо платить по новой, а если сразу вчетвером, то по завышенному тарифу. В этот момент окно разлетелось вдребезги, и в комнату влетел вонючий дымный сгусток, закрутившийся по полу. Следом в оконный проем запрыгнули два мурлока. Один был здоровенный, с плавником-ирокезом на голове, глазами навыкате и с двумя ятаганами в руках. Он бросился на людей Райпера, но не столько дрался, сколько шумел и отвлекал внимание от напарника — мелкого, худого и жилистого. Тот юркнул за спиной у здоровяка в мою сторону, почти скрытый дымом и какими-то расовыми способностями. В руке у него был керамбит.
— Тебе привет от Уокера. Голову запрокинь, и встретимся позже. — Он осклабился, показав два ряда острых серых зубов, и перерезал мне горло.
«В Эфире! Получен критический урон. Вы погибли. Штраф опыта — 500 очков. Вы получили второе предупреждение за досрочную смерть персонажа. До перерождения 180 минут».
***
Здравствуй, пустота. Прими меня в свои объятья, я хочу к тебе на ручки.
Сто сорок три минуты…
Интересно, где у человека сознание? В мозгу? В сердце? Или человек — это память, но где тогда память? Тела нет, но я существую. Может, дело в душе́?
Сто пятьдесят семь минут…
Руслан однажды рассказывал, как пытался слезть с метамфетамина. Говорил, что ломка и вообще вся боль — в голове. Но сознание и есть голова — значит, моя пустота в голове, значит, я и есть пустота.
Сто семьдесят пять минут…
Эйп, наверное, сейчас, трахает Алису моим членом, то есть это я трахаю Алису. Прикольно. Интересно, каково это?
Сто восемьдесят минут…
Да будь ты проклят, гребаный Эфир!
***
Сначала я подумал, что таймер сломался или что-то пошло не так. Мутное стекло с очертаниями деревянного дома появилось, а персонажа не было. Потом я об него споткнулся своими фантомными ногами. Персонаж обнаружился на полу — лежал в плетеной корзинке, розовенький, пухлощекий и большеглазый. Я пригляделся — вроде бы мальчик. Система заботливо подсказала — да, мальчик весом почти в десять килограммов и возрастом в одиннадцать месяцев.
Я заржал — мое облачко прямо-таки затряслось от смеха. Захотел, блин, на ручки? Пожалуйста, получай. Младенец заерзал, вынул палец изо рта, показав мне два первых зуба, и тоже стал хихикать.
Деревня, в которой жила моя новая семья, находилась в такой глуши, что шанс встретить здесь Хранителей был минимальным (с погрешностью на мое везение). Родители оказались довольно милыми. Так мне, во всяком случае показалось, хоть я и не мог считаться экспертом по семейным вопросам.
Мои реальные мама с папой, будучи еще совсем молодыми и слегка чокнутыми, влились в модную тогда субкультуру виртстеров — и, соответственно, в первую волну тех, кто оцифровал сознание. Хорошо хоть, меня с собой не взяли или не запихнули в кадетский корпус, а отправили в Академию Таламус. Думаю, они до сих пор рассекают космос на своем виртуальном «Энтерпрайзе» или «Соколе тысячелетия». Может, еще и свидимся, блин…
Нынешний же мой отец был плотником и все время мастерил что-то для деревни, а мне делал игрушки в виде птиц и зверей. Мать постоянно что-то шила и между делом вышивала красивые картинки на моих пеленках.
Наверное, они меня любили. Укачивали, играли, не кричали на меня. Зато я орал как резаный, особенно когда понял, что Эфир заморозил мне денежный счетчик (это, впрочем, было логично). Зато удвоился коэффициент на отыгрыш персонажа. Так что методом нехитрых экспериментов я быстро стал набирать обнуленные после смерти баллы — разбрасывал игрушки, рыдал, вертелся, ползал, где только мог, отказывался есть. С едой вообще была проблема, психологически не мог питаться грудным молоком. Но родители терпели, улыбались, поддерживали друг друга. Мне даже стало как-то неуютно от чувства, что я их обманываю. Хотел бы я посмотреть на их лица, узнай они, что я все понимаю. От смущенных пуков (ой, дескать, а мы не при делах) до разговоров отца с мужиками о соседках и ворчания матери на отца при встрече с теми же соседками.
«В Эфире! Напоминаем, что прогресс получения опыта у оцифрованных игроков снижен на 50 процентов, а на все торговые операции наложена комиссия — 40 процентов. С учетом того, что время пребывания в игре не ограничено, данные правила введены для сохранения игрового баланса».
Я отмахивался от системных сообщений, которые сыпались одно за другим. Какой нафиг контракт, какая оцифровка? Что это вообще было? Какой-то кастинг на ремейк древнего фильма «Сказка о потерянном времени» или «Видоизмененного углерода»? Как я оказался в теле Эйпа? Положим, система может перепутать цифровые аккаунты, но ведь не людей из плоти и крови! Я, наверное, брежу. Не хочу читать контракты и инструкции, будто это все нормальная ситуация!
Но система была настойчива и раз за разом подсовывала меню выбора персонажа. Отказаться я не имел возможности. Персонаж с пометкой «создано на основе вашего прошлого игрового опыта» стоял напротив меня. Точнее, висел в пространстве — как, собственно, и я сам.
Когда-то в детстве я крепко закрывал глаза и оказывался в безграничной темноте, не видя своего тела и лишь чувствуя его очертания. Сейчас наблюдалось нечто похожее — четко виден был только невысокий пузатый абориген, который все время маячил передо мной, куда бы я ни повернул голову. После каждого моего разворота кончики косичек, заплетенных на его бороде, немного подрагивали, а за его спиной виднелось что-то размытое, будто искаженное толстым грязным стеклом.
Сам же я на каком-то внечувственном уровне ощущал, как машу руками, пытаюсь пнуть мужика ногой, сжимаю до скрежета зубы, но по факту не происходило ничего. Я тучка, тучка, тучка, я вовсе не медведь — и уж точно не человек…
Я будто погружаюсь в толщу воды, нет невесомой легкости, есть тяжесть, которая давит со всех сторон, создавая форму моего сознания. И еще страх, щекотливый и приторный, как будто стоишь на карнизе высотного здания в шаге от смертельного полета, смотришь вниз, но не уходишь, а в голове только две мысли: «А что если…» и «Что за ерунда в голову лезет…»
Если бы мой сгусток сознания мог вспотеть, он сделал бы это трижды — когда не нашел кнопки выхода, когда осознал, что это не сон, и, наконец, когда понял: здесь можно застрять навсегда. Я сфокусировался, представив, что кликаю по изображению персонажа. Мое «я» втянулось в пузо туземца и растеклось по его телу. Он крякнул, выдохнул и развернулся к мутному стеклу.
Предметы стали обретать форму, и свой первый шаг абориген сделал уже не в темноту, а сквозь полупрозрачную пленку в большой зал с барной стойкой и деревянными столами. Не знаю, мои ли это были истеричные слова или их зашили в программу НПС, но я крикнул: «Всем за счет заведения!»
Я не услышал, что мне ответили, потому что завис. Сбой дала не программа (хотя в верхнем левом углу мигали красные цифры повышенного пинга), а мои ощущения. Краски, запахи, звуки — их был такой переизбыток, что все мои прошлые впечатления от Эфира показались пиксельным тетрисом.
Столь ярко и полно я ощущал жизнь лишь в реале, когда мне было шестнадцать и мы сбежали ночью на речку с девчонками из соседнего отряда «академиков», купались голышом и, стоя по пояс в холодной воде, неумело ласкали друг друга. Светила луна, и призывно белели обнаженные груди девушки, в которую я был тогда влюблен…
Нынешние ощущения были, конечно, далеки от эротики, но даже простейшие бытовые мелочи впечатляли невероятно — шевеление волосков на виртуальной руке, топот мышки, пробежавшей под столом, тяжесть в пивном животе и даже легкая ломота в натруженной пояснице.
Запахи и вкус — вообще отдельная песня. На этикетках с вином часто пишут, что, мол, виноград такой-то, выращен там-то, букет изысканный, сложный с тонкими оттенками. После чего оттенки эти подробно перечисляются — от каких-то ягод до шоколада. И всегда находятся знатоки, которые пьют маленькими глотками, причмокивают, перекатывают по небу глоток, приговаривая: «О, да, я чувствую, как раскрывается чернослив! Ой, кажется, звучат нотки молочных сливок и дубовой бочки!» А ты попробуешь — кислятина кислятиной. Но сейчас, когда я на автомате налил себе халявного пива, меня проняло. В этом вкусе было все — и сложный изысканный букет, и нотки чего-то терпкого и сладкого вроде крыжовника, и волна послевкусия. Как говорится, и пусть весь мир подождет, а я пивка попью.
Теперь я понимал, почему правительство против свободной оцифровки. И почему пропаганду цифрового бессмертия приравняли к пропаганде наркотиков.
Минут пятнадцать я привыкал к новым ощущениям. Зашел за барную стойку, налил вторую кружку прохладного пива — и с удивлением обнаружил, что помню все рецепты, которые когда-либо использовал. Но чувствовал, что повторить не смогу: знание есть, а навыков нет.
Из размышлений меня вывел какой-то старик. Он приковылял из-за стола в углу, оставив там плачущую женщину, и протянул мне пустую кружку. Я улыбнулся, но в ответ он даже не сказал спасибо, только вздохнул, а женщина зарыдала еще сильнее.
Когда эйфория от нового знакомства с Эфиром меня чуть отпустила, я заметил, что в зале больше никого нет. На столах валялись опрокинутые кружки, стояли миски с остатками еды, а некоторые лавки перевернулись, будто люди тут были совсем недавно, но в спешке покинули таверну.
Я быстро пробежался по системным подсказкам и узнал, что таверна «Крыло ворона» (она же — постоялый двор на десять комнат) принадлежала моему НПС, подвал был на восемьдесят процентов забит бочонками с элем, а на кухне на вертеле подгорал молодой поросенок. Еще я рассмотрел две пустые полоски справа вверху интерфейса, одна из них показывала набранный опыт в отыгрыше НПС, вторая — выплаченные средства. Система подсказала, что как только одна из них заполнится полностью, я перестану быть неигровым персонажем, и смогу играть, как захочу.
На улице послышался лязг и грохот, а на окна упала тень. Прихватив кружку, я вышел на улицу посмотреть, что происходит, и замер. Прямо надо мной, почти достигая уровня третьего этажа, возвышался черный металлический дракон, а из-за его спины надвигалась целая армия: люди, стая механических псов и более крупные звери, похожие на носорогов в броне. Дальше на несколько километров стояло облако пыли. Дракон заревел и открыл пасть. Я подумал, что так бывает только во сне и успел сделать еще один глоток.
«В Эфире! Получен критический урон. Вы погибли. Штраф опыта — 5 очков. Вы получили первое предупреждение за досрочную смерть персонажа. До перерождения 30 минут».
***
Полчаса я метался по пустоте в попытках найти привычные кнопки управления и напрягал сознание, визуализируя знакомые образы в нужных местах. В итоге восстановил почти все, что мне было нужно. Когда появились кнопки выхода и обратной связи, звук моего довольного хрюканья разнесся эхом окружающему пространству. За этим, однако, сразу, последовали два матерных вопля и вой отчаяния. Кнопка выхода была неактивна, будто уже нажата, так что виднелся лишь плоский контур. А для обратной связи требовалось сначала миновать бота с выбором возможных проблем, и только в случае большой удачи можно было дойти до окошка со свободным обращением.
Опции отправки личных сообщений у НПС не было, но работал чат в пределах нового материка. Только написать что-либо я не мог. Огромная, на все верхнее меню, отметка, что я заблокирован за нарушение правил Эфира, мигала красным цветом. Такое случалось с игроками, когда они спамили или оскорбляли других, а в ответ на них сыпались жалобы. Чертовы Хранители с их четкой организацией! Уже наверняка выкинули меня из клана и всей толпой нажаловались на якобы неспортивное поведение, а искусственный интеллект игры, не разбираясь, принял меры. Да и что бы я туда написал? Помогите, украли тело, у вас сбой на сервере, загрузите бэкап?
Я все-таки потыкался в выпадающие списки службы поддержки. Больше всего подошел пункт «не помню логин», в котором выпало еще десять дополнительных уточнений. Страна и город на момент регистрации, привязка телефона, были ли платежи — все это я вспомнил почти без проблем, но указать интернет-провайдера на момент регистрации уже не сумел и закрыл окно.
Система замигала, и передо мной появился новый персонаж, а за ним, как в прошлый раз, мутное пространство. Если в прошлый раз я хвалил Эфир, то сейчас от возмущения даже на миг забыл, что со мной приключилось. Персонажа я бы назвал красивым, даже в чем-то прекрасным — проблема состояла лишь в том, что он был женского пола. Опять аврорианка — стройная фигура, большие глаза, высокие скулы, как мне нравится. Эфир явно считывал образы из моей головы — то мечты о таверне, то смуглые спортсменки. Но то, как Эфир все это переиначивал, меня уже начинало пугать.
Торопясь выйти в мир, я прочитал только легенду и памятку НПС-ного контракта на тему самоубийств. Попытка суицида была прямым нарушением договора и каралась заточением в буферной зоне (в пустоте, как я ее называл) на срок от тридцати минут до девяноста дней в зависимости от частоты и скорости смертей. Пустота меня пугала больше, чем роль проститутки в славном нейтральном городе Коба. Как я помнил, до него еще не добралась война. И точно не доберется через десять минут игры, как в таверне. Я подтвердил персонажа и вошел в игру.
Персонаж сидел (точнее, сидела) в пустой комнате на большой двуспальной кровати с грязным покрывалом, ожидая клиента. Шкаф, зеркало и странное приспособление на стене, позволявшее пристегнуть человека кожаными ремнями, — вот и все, что имелось в комнате помимо кровати. За стеной кто-то очень натурально стонал, явно не с цифровой озвучкой, а за дверью слышались пьяные крики и играла музыка.
Дверь была заперта снаружи, и я, подойдя к зеркалу, изучил свое отражение. Потрогал грудь, прислушался к ощущениям, погладил себя по животу и уже собрался проверить, что там у меня под платьем, но, опомнившись, матюкнулся. Сжал кулаки, и длинные ногти впились мне в руку. Система сообщила о нанесенном уроне, слабеньком, но неприятном.
За окном был город, такой же грязный, как и все в этой комнате. Может, район попался не самый благоприятный, а может, я сейчас все видел в сером цвете. Комната находилась на третьем этаже, окно было заколочено. Зато соседний дом стоял довольно близко, и можно было перепрыгнуть узкую улочку.
Я уже прикидывал, чем бы разбить стекло, но открылась дверь. На пороге, заняв весь дверной проем, стояло зеленое тело в огрызках тяжелой брони. Орк, игрок с ником Гриндуум, пятый уровень. Вот на хрена делать вайп и первым делом переться в бордель? Хоть бы доспехи сначала нормальные купил…
— Опаньки, какие мы вкусные, — прогремел орк и бросил на кровать несколько монет. Системное окошко, фиксировавшее выплаты по контракту, мигнуло, но полоска-индикатор в моем интерфейсе даже не сдвинулась с места.
— Слюни подбери, чучело.
Прежде я никогда не задумывался, что чувствуют женщины, когда такие вот стремные типы похотливо на них таращатся, но теперь меня аж передернуло.
«В эфире! Вы нарушаете сценарий отыгрыша персонажа, штраф опыта: минус 20 очков».
Мигнула вторая полоска и окрасилась в красный цвет, подтвердив, что я ушел в минус.
— А ты дерзкая, — улыбнулся орк, — раздевайся. Только медленно.
Полоска поменяла цвет, и мелькнула пометка — плюс двадцать пять. Похоже, Эфир расценил мои слова как элемент ролевой игры.
— У тебя чат открыт? Можешь сообщение отправить в поддержку? — Я не успел подготовиться и продумать, что скажу, поэтому затараторил, боясь блокировки системой. Рамка опять стала красной, и после каждого моего слова бешено сменялись цифры со знаком минус. Но для меня был шанс как-то объяснить живому человеку, что со мной произошло, и выйти на связь с админами.
Он прибалдел — да и вообще, похоже, не отличался быстрым соображением. Упор на орочью силу, а не на смекалку явно был у него не только в игре. Но, набрав три тысячи штрафных баллов, я убедил-таки его отправить пару сообщений — дежурным админам и Максу. Пришлось пообещать орку, что в случае, если его поднимут на смех за такие шутки, я отработаю по текущему функционалу своего персонажа так, что он жить в этом борделе захочет.
Он отправил сообщения, и мы стали ждать. На всякий случай я отошел к окну, но, похоже, его все же смутило, что я мужик. Мыслительный процесс живописно отражался на его морде, но похотливых взглядов орк на меня больше не бросал. Минут через пятнадцать он оживился — получил, видимо, ответ. Подзавис, переписываясь с кем-то и не реагируя на мои вопросы. А потом ухмыльнулся, резко подскочил ко мне и, заломив руки, потащил к бандуре с ремнями.
Я визжал так, что система простила мне сотню баллов за реалистичность, пока он привязывал меня к стойкам и пытался впихнуть мне в рот кляп, сделанный из тряпочки, которой он полировал оружие. Меня затошнило от привкуса железа во рту, и я почувствовал панику от бессилия и невозможности нормально вздохнуть. А орк ликовал — лишь чуть-чуть ослабил ремни, потому что моя полоска жизни медленно поползла вниз, и стал, пританцовывая, расхаживать по комнате. Потом позвонил в колокольчик у кровати, и на звонок прибежал маленький гоблин в сюртуке. Орк дал ему денег и продлил сеанс со мной еще на два часа, о чем мне сообщила система, добавив плюсик в отработанную денежную часть контракта.
Из моего положения я мог видеть только край окна и кровать, на которой сидел этот урод. Тело затекло, ныла вывернутая рука. Сначала я бесился, потом тупо скулил, пытаясь вырваться или выплюнуть кляп, но эти извращенные садомазо-гейм-дизайнеры знали свое дело при разработке атрибутики. Мы ждали чего-то или кого-то, и эта неизвестность нервировала и пугала. Я ругал себя. Глупо было думать, что у Хранителей с их возможностями и ресурсами нет никаких рычагов контроля техподдержки. Осталось узнать, заявится ли сам Эйп или пришлет кого-нибудь. И что будет дальше? Подвесят в каком-нибудь подвале, не давая умереть, и будут там держать всю оставшуюся вечность?
Гриндуум продлевал меня еще дважды, второй раз — на совсем короткий срок. Наконец в коридоре послышался торопливый топот, и в комнату вошла четверка Райпера.
— Данечка, ну что ты опять чудишь? — Райпер подошел ко мне, взял за подбородок и продолжил, теперь уже обращаясь к Гриндууму: — Сестренка опять под кайфом в Эфир сорвалась. Спасибо тебе, добрый орк.
— Спасибом в борделе не расплатишься, я тут уже пять часов вас жду.
— Папай, рассчитайся с ним. — Райпер все разглядывал меня, поворачивая мою голову то в одну, то в другу сторону. — Вторую часть получишь, как Аврора в релиз выйдет. При условии, что никто не узнает об этом инциденте.
Орк кивнул и, насвистывая веселенький мотивчик, ушел. Райпер отпустил мою голову и стал осматривать конструкцию, к которой я был привязан. Похоже, снимать меня не собирались.
Был уже поздний вечер. Я отвернулся к окну и вздрогнул от неожиданности — в темноте снаружи блестели два больших глаза. Встретившись со мной взглядом, существо подышало с той стороны на стекло и когтистым пальцем написало латинскую букву W. В этот момент луна вышла из-за облаков и осветила того, кто стоял на карнизе. То ли рыба, то ли лягушка — мурлок, одна из самых, на мой взгляд, странных рас Эфира. Мелкие, гадкие и наглые, хуже гоблинов, при этом очень сильные на низких уровнях, но малоперспективные на высоких. Сбиваясь в стаи, неписи-мурлоки нападали на одиночек. Живые же игроки очень редко выбирали эту расу, хотя Эфир за подобный выбор даже приплачивал. Этот был живым, причем уже сорок пятого уровня. Когда только качаться все успевают?!
А потом произошло сразу несколько вещей. Прибежал гоблин-администратор и устроил скандал, что за меня надо платить по новой, а если сразу вчетвером, то по завышенному тарифу. В этот момент окно разлетелось вдребезги, и в комнату влетел вонючий дымный сгусток, закрутившийся по полу. Следом в оконный проем запрыгнули два мурлока. Один был здоровенный, с плавником-ирокезом на голове, глазами навыкате и с двумя ятаганами в руках. Он бросился на людей Райпера, но не столько дрался, сколько шумел и отвлекал внимание от напарника — мелкого, худого и жилистого. Тот юркнул за спиной у здоровяка в мою сторону, почти скрытый дымом и какими-то расовыми способностями. В руке у него был керамбит.
— Тебе привет от Уокера. Голову запрокинь, и встретимся позже. — Он осклабился, показав два ряда острых серых зубов, и перерезал мне горло.
«В Эфире! Получен критический урон. Вы погибли. Штраф опыта — 500 очков. Вы получили второе предупреждение за досрочную смерть персонажа. До перерождения 180 минут».
***
Здравствуй, пустота. Прими меня в свои объятья, я хочу к тебе на ручки.
Сто сорок три минуты…
Интересно, где у человека сознание? В мозгу? В сердце? Или человек — это память, но где тогда память? Тела нет, но я существую. Может, дело в душе́?
Сто пятьдесят семь минут…
Руслан однажды рассказывал, как пытался слезть с метамфетамина. Говорил, что ломка и вообще вся боль — в голове. Но сознание и есть голова — значит, моя пустота в голове, значит, я и есть пустота.
Сто семьдесят пять минут…
Эйп, наверное, сейчас, трахает Алису моим членом, то есть это я трахаю Алису. Прикольно. Интересно, каково это?
Сто восемьдесят минут…
Да будь ты проклят, гребаный Эфир!
***
Сначала я подумал, что таймер сломался или что-то пошло не так. Мутное стекло с очертаниями деревянного дома появилось, а персонажа не было. Потом я об него споткнулся своими фантомными ногами. Персонаж обнаружился на полу — лежал в плетеной корзинке, розовенький, пухлощекий и большеглазый. Я пригляделся — вроде бы мальчик. Система заботливо подсказала — да, мальчик весом почти в десять килограммов и возрастом в одиннадцать месяцев.
Я заржал — мое облачко прямо-таки затряслось от смеха. Захотел, блин, на ручки? Пожалуйста, получай. Младенец заерзал, вынул палец изо рта, показав мне два первых зуба, и тоже стал хихикать.
Деревня, в которой жила моя новая семья, находилась в такой глуши, что шанс встретить здесь Хранителей был минимальным (с погрешностью на мое везение). Родители оказались довольно милыми. Так мне, во всяком случае показалось, хоть я и не мог считаться экспертом по семейным вопросам.
Мои реальные мама с папой, будучи еще совсем молодыми и слегка чокнутыми, влились в модную тогда субкультуру виртстеров — и, соответственно, в первую волну тех, кто оцифровал сознание. Хорошо хоть, меня с собой не взяли или не запихнули в кадетский корпус, а отправили в Академию Таламус. Думаю, они до сих пор рассекают космос на своем виртуальном «Энтерпрайзе» или «Соколе тысячелетия». Может, еще и свидимся, блин…
Нынешний же мой отец был плотником и все время мастерил что-то для деревни, а мне делал игрушки в виде птиц и зверей. Мать постоянно что-то шила и между делом вышивала красивые картинки на моих пеленках.
Наверное, они меня любили. Укачивали, играли, не кричали на меня. Зато я орал как резаный, особенно когда понял, что Эфир заморозил мне денежный счетчик (это, впрочем, было логично). Зато удвоился коэффициент на отыгрыш персонажа. Так что методом нехитрых экспериментов я быстро стал набирать обнуленные после смерти баллы — разбрасывал игрушки, рыдал, вертелся, ползал, где только мог, отказывался есть. С едой вообще была проблема, психологически не мог питаться грудным молоком. Но родители терпели, улыбались, поддерживали друг друга. Мне даже стало как-то неуютно от чувства, что я их обманываю. Хотел бы я посмотреть на их лица, узнай они, что я все понимаю. От смущенных пуков (ой, дескать, а мы не при делах) до разговоров отца с мужиками о соседках и ворчания матери на отца при встрече с теми же соседками.