Дневник моего исчезновения
Часть 69 из 71 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– И что на это сказала мама?
Магнус отводит взгляд в сторону, смотрит на стену. Жилы на шее напряжены, одна подергивается, на щеках горят красные пятна.
– Что я не могу так с ней поступить. Она всегда так говорила, когда я хотел уехать. Всегда жутко злилась.
Сванте записывает что-то в блокнот и смотрит на Магнуса.
– А вы что сказали?
Магнус ерзает на стуле.
– Что на этот раз я уеду. По правде.
Пауза.
– И? Что произошло потом? – спрашивает Сванте.
Магнус медленно покачивается на стуле.
– Она передумала. Сказала, что они могут пожить там недолго. Пока не переберутся в Стокгольм. И они поселились в подвале. Но, хотя мы делали все, чтобы им было хорошо, они хотели уехать. Мама покупала им мороженое, чипсы… но они не были благодарны. Твердили, что хотят уехать, хотя только что приехали. Однажды вечером Нермина исчезла. Я забыл запереть дверь, и она исчезла.
– Сбежала?
– Сбежала?
Вид у Магнуса растерянный, словно мысль о том, что он держал их в плену, не приходила ему в голову. Под конец он кивает, соглашаясь с тем, как Сванте истолковал произошедшее.
– И что ты сделал? – спросил Сванте.
На лице у Магнуса отчаяние. Взгляд мечется по комнате. Он облизывает губы.
– Я побежал за ней. В лес.
Пауза.
– Вы нашли ее? – тихо спрашивает Сванте.
Магнус кивает.
– У захоронения. Она стояла там, на полянке. Я не хотел. Правда, не хотел. Не хотел навредить ей.
– Что произошло?
Магнус бормочет что-то неразборчивое, и, несмотря на то, что я знаю, что он чудовище, мне его немного жаль. Магнус большой ребенок. И чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что Маргарета морально ответственна за то, что произошло.
Я много думала о том, почему она сделала то, что сделала. Почему позволила Магнусу держать Азру и Нермину взаперти в подвале.
Я знаю, что у Маргареты была тяжелая жизнь. Ее первый ребенок умер в младенчестве, а когда она носила Магнуса, муж оставил ее. Мне кажется, именно поэтому она не хотела опускать его от себя – потому что у нее не было никого больше и она ужасно боялась остаться одна.
Полагаю, Магнусу придется пройти так называемый параграф 7 – психиатрическую экспертизу, которая покажет, есть ли у него серьезные психические проблемы. И если есть, ему назначат принудительное лечение.
– Что произошло? – повторяет Сванте.
– Я только хотел ее поймать, но она все вырывалась, упала и ударилась головой о камень. А я случайно… упал на нее сверху… А когда поднялся, она уже не дышала.
Магнус опускает взгляд на свой жирный живот.
– Я не хотел, – продолжает он. – Это все моя неуклюжесть. Я не хотел делать ей больно. В отличие от Ассы. Ассу я не мог догнать. Я вынужден был в нее выстрелить. Но Нермину я только хотел поймать. Я не мог позволить ей рассказать, что…
– Что рассказать?
Магнус опускает взгляд и пожимает плечами.
– Все решили бы, что мы их похитили.
– А разве это не так?
– Что вы имеете в виду?
– Разве вы их не похитили?
– Нет. Мы только… хотели помочь.
– Но почему вы их не отпустили? Если хотели помочь?
Магнус ерзает на стуле. Потирает руки, морщит лоб.
– Но… – говорит он и через пару секунд добавляет: – Она мне нравилась…
– Азра?
Магнус не поднимает глаза. Крупная голова качается вверх-вниз. Залысина поблескивает в свете лампы.
– Да, – всхлипывает он. – И мама сказала, что никто не заметит, что пары югославов не хватает. Сказала, что это не играет никакой роли. И что я могу их оставить у себя, если пообещаю не уезжать. Но потом… после того, как Нермина… исчезла, Асса изменилась. Она перестала со мной разговаривать и больше не хотела никуда ехать. Только сидела там в кровати. Все было хорошо. Пока полицейский и та женщина из Стокгольма не пришли и не спугнули ее. Полицейский был так зол. Я сильно испугался. Это было ужасно, но у меня не было выхода. Я должен был защищаться. И остановить Ассу. А та женщина из Стокгольма исчезла.
Повисает тишина.
Несмотря на расплывчатое изображение, я ощущаю шок Сванте всем телом.
Он сидит с открытым ртом, пытаясь осознать услышанное.
– Вы были влюблены в Азру? – спрашивает он наконец.
Магнус качает головой и всхлипывает.
– Влюблен?
– Да. Вы были влюблены в нее? Хотели быть с ней? Испытывали влечение? Поэтому вы удерживали ее в подвале?
– Ну это… – всхлипывает Магнус. – Она была больше как любимый питомец.
От шока я втягиваю воздух и нажимаю на паузу. Мне трудно дышать.
Он говорит о ней как о домашнем животном.
Моя мать, зверушка Магнуса.
Я чувствую, как по щекам текут слезы, и думаю о том, сколько раз я бывала у них в доме в детстве.
Помню, как забегала в дом Магнуса и пряталась под кухонным столом, когда мы играли в прятки. Лежала там на животе, прижавшись щекой к прохладному линолеумному полу. Вдыхала запахи еды, табачного дыма, сдерживала хихиканье и ждала, когда меня найдут.
Она была там, подо мной.
Мои босые детские ножки бегали у нее над головой.
Мое ухо прижималось к полу, который был ее потолком.
А я ничего не замечала.
Слова Эсмы звучат у меня в голове: боснийская поговорка, которую она нам рассказала.
Кто посеет ветер, пожнет бурю.
Буря, она здесь. Семена зла, посеянные Маргаретой в ту зиму, когда она впустила к себе Азру и Нермину, выросли в шторм.
Раздается скрип открываемой двери. Манфред входит в комнату и садится напротив. Встретившись со мной взглядом, медленно кивает, словно подтверждая, что все, что я только что услышала, правда.
Мне вспоминаются слова Андреаса, когда мы с ним ссорились на глазах у Манфреда и когда я пыталась объяснить, почему в Урмберге так негативно настроены к иммигрантам. Я так старалась подобрать аргументы в пользу того, что нам помощь нужна больше, чем иммигрантам. Словно мое происхождение было твердой валютой, которую спокойно можно было обменять на симпатию и привилегии.
Я никогда не забуду его слов. Они врезались мне в память.
Малин, ведь это могла быть ты… Это ты могла спасаться от войны и голода.
А я тогда ответила, что это все чушь, я не могла быть на их месте.
Я же из Урмберга, я никакая не мусульманка, переплывшая через Средиземное море в залатанной резиновой лодке, чтобы паразитировать на шведской социальной системе.
Но именно ею я и являюсь.
И в эту секунду я понимаю, что должна сделать ради Азры, перед которой в долгу, ради Нермины и Эсме и, прежде всего, ради самой себя.
– Манфред, – начинаю я. – Мне надо кое-что тебе рассказать.
Джейк