Длинные версты

– Дык, они навродь завсегда с гнильцой были. А энти даже офицеришку с собой притащили. «Дракона» одноногого. Видать, хочут, чтоб мы ему вторую ходилку оторвали.

Наезд был совершенно тупой и какой-то бессмысленный. Хотя и предполагалось, что здешние неформальные шишки «народных масс», видя, что появился некто серьезный и могущий приструнить власть здешней вольницы, не будут сидеть сложа руки. Их посыльных разведчиков-агитаторов уже два раза гоняли на х**ах в батальоне. Еще разок отметились приданные нам буденновцы. Вот теперь они решили прощупать на «слабо́» непосредственно командование. Моряков тут все «сухопутные» боялись, и поэтому в подобных случаях всегда старались сгладить углы, уступая требованиям и не обращая внимания на наезды. Поэтому пока все идет по накатанной ими схеме.

Но здесь и сейчас уступать никак нельзя. Это невосстановимая потеря лица. На Чура-то эти ухари вроде никак не наезжают. Только на совершенно незнакомого им Буденного. Хитренько действуют, исподволь разделяя нас. Но сами смотрят на мое поведение – позволю я опустить своего человека или как? И вообще, что буду делать?

Тем более постепенно морской народ на площадь стал прибывать, с интересом прислушиваясь к словам провокатора и с не меньшим интересом поглядывая на нас. Как поведут себя новенькие – утрутся сразу или ругаться начнут, взывая к сознательности и давя на совесть?

Вот только я не собирался ни взывать, ни давить. Демонстративно ощерившись в кривой ухмылке, расстегнул ремень с портупеей, скинул китель и, передавая все стоящему за спиной Маге, громко произнес:

– Смотри, Семен. Вот этот, судя по всему, здешний х**. А те двое, по бокам, это его яйца. Бывает два типа яиц – здоровые, смелые яйца, и маленькие, педерастичные яйчишки. – С этими словами я, сойдя с крыльца, направился к толпе, несколько сожалея, что расстояние не позволяет выдать этим хмырям весь монолог Тонни[24]. Из-за этого пришлось его сильно сократить. – И теперь эти яйчишки постепенно сморщиваются, и х** опадает. Знаешь, почему?

Идущий следом Буденный (который так же демонстративно скинул оружие) не сплоховал, громко спросив:

– Почему?

– Потому что за базар надо отвечать, и эти вялые, сифилитичные гениталии сейчас пожалеют, что не родились бабой!

К слову сказать, что заводила, несмотря на некоторую оторопь, не стал дожидаться, когда мы подойдем в упор, а начал действовать раньше и со словами:

– Урою падлу! – бросился на меня.

Я тоже немного ускорился, и буквально через секунду буйный мореман, получив сокрушительный удар в ломкую челюсть, опал. Парочка его друзей не стояла на месте, поэтому на следующем шаге таким же макаром на брусчатку осел второй. А третьего приголубил Семен. Буденный, он хоть и небольшого роста, но силы в нем как в хорошем тракторе, да и удар – словно лошадь лягнула. Вот и получилось так, что, не сбавляя шага, мы срубили главаря с его подручными и направились к группе поддержки, стоящей метрах в десяти за ними. Пока шли, я опять-таки не молчал:

– Ну, а вы что? Так и будете глазки строить, или поговорим по-мужски?

Вызов был моментально принят, и на нас наскочили человек восемь. Остальные сразу не полезли лишь потому, что только помешали бы.

Вот теперь пришлось покрутиться. В основном я смотрел, чтобы никто из матросни не достал чего-нибудь колюще-режущего, ну и чтобы не прибить кого-то ненароком. Смерти нам сейчас вообще не нужны. А стрельбы со стороны противника не опасался. Именно поэтому мы столь демонстративно и сняли оружие. Ведь среди матросов драки с разборками не редкость. Нормальный вариант, и использовать в нем оружие считается настолько не комильфо, что не поймут свои же. А на случай совершенно непредвиденного развития ситуации – пятеро наших автоматчиков на крыльце и парочка с ручными пулеметами на чердаке клювом щелкать не станут. Но вот этого совершенно не хотелось бы, и пока (тьфу-тьфу-тьфу) все идет, как планировалось.

Ну не думаете же вы в самом деле, что мы с Буденным, словно два дебила, бросились махаться с толпой чисто на эмоциях? Нет, нам еще вчера доложили (а я говорил, что нормальных людей здесь гораздо больше) о готовящейся провокации. Вот мы и прикинули свои возможные действия. Арестовать провокаторов? Но что им предъявлять? Тем более что через полчаса после ареста к месту их узилища заявится толпа в несколько сотен вооруженных морячков и потребует выпустить товарищей (что, кстати, неоднократно уже происходило еще в прошлом году). Взывать к революционной сознательности? Так они этого и ждут, чтобы вступить в перепалку с переходом на личности. Судя по всему, послушав нашего комиссара, эта братия поняла, что аргументированно на нас наехать не получится. Да и личный состав целыми экипажами склоняется на нашу сторону. Вот эти ухари и нацелилась, не затягивая, переходить к оскорблениям, с целью подрыва авторитета нового командования. Ведь, по их задумке, что им приехавшие сделать могут? Да ничего. Только обтекать.

Поэтому нами было принято решение – сразу ломать сложившиеся стереотипы и жестко ставить себя. Так, как никто еще до этого не делал. Было бы время (хотя бы месяц), мы действовали по-другому. Но времени у нас не было, потому пришлось воспользоваться истинно народными способами.

Поначалу наши ребята были против. Тот же Фрунзеэ, не привычный к подобным экзерсисам, после длинного перечня своих контраргументов, устал и лишь рот вхолостую открывал, пытаясь донести до нас всю абсурдность и опасность замысла. Но Семен просто взял и махом согнул в узел кусок дюймовой трубы, а я посоветовал Лапину вспомнить, что собой представляет Чур в драке. В общем, убедили соратников и теперь выполняем задуманное.

А тем временем, крутясь юлой, подпрыгивая и припадая к самой земле (все это под восторженный свист, вопли и улюлюканье зрителей из «нейтральной матросни», окруживших нас плотным кругом), я уложил восьмого. Семен тоже времени зря не терял – на его счету было три лежащих противника. Но чувствуя, что казак выдыхается (в драке дыхание сбивается очень быстро, а силы расходуются так, словно вагоны разгружаешь), я резко отпихнул очередного сунувшегося под удар морячка, рявкнув:

– Ша, барбосики!

Так как до этого даже не матерился, то оставшиеся супостаты от моего вопля притормозили атакующий рывок, позволив продолжить:

– Вас тут всего девять осталось. И уложим мы вас в минуту. А кто потом это говно в госпиталь потащит? – жест в сторону лежащих тел. – Уж точно не мы. Так что собирайте своих друзей и волоките в больничку. Не доводите до греха, а то вон Семен Михайлович мордой покраснел. А я его знаю – это значит, в раж вошел и теперь сдерживаться не станет – будет просто убивать. Сейчас-то он вас, словно папаша нерадивых сынов, учил. Но терпение у человека кончилось, и он превратился в злобного дядьку, которому по фигу ваша жизнь.

Отдышавшийся Буденный согласно рыкнул, показав в оскале испачканные кровью зубы (губу ему разбили), и противники впечатлились.

Нет, они были готовы рубиться до конца, так как морские просто так из драки не уходят. Но здесь все было против них. Быстрота расправы (драка длилась менее пары минут), резко отрицательное отношение остальных зрителей и моя лучившаяся бодрой радостью физиономия. Поэтому провокаторы вступили в переговоры. Один из них, крепыш среднего роста со злыми глазами, уточнил:

– Так робяты чо – живы?

Я пожал плечами:

– Сказано же, что учили вас вежеству по-батьковски. Так что живы. Поломаны малость, да вот у тех четверых, – кивнув в сторону тел, которых вырубал ударами в голову, – мозги стряслись. Поэтому, как очухаются, блевать станут, будто после сильной контузии. Ну а остальным – кашкой питаться, пока челюсти не срастутся.

Зрители со смаком комментировали мои слова, а мы, повернувшись, пошли сквозь расступающуюся толпу к своим ребятам. Но дошли лишь до высокого крыльца, потому что, отвечая по пути на какие-то вопросы и подначки, остановились, и уже минут через пять действо вылилось в импровизированный митинг.

Я уже несколько приноровился орать, не срывая горло, поэтому продлился он почти час. Вообще, народ в Крыму газеты читал. Читал он и о достижениях первого отдельного батальона морской пехоты. Но эти достижения были таковы и расписывались настолько ярко, что часть людей в них просто не верила. Слишком фантастически все звучало. Зато теперь, после банальной драки, уверовали все. В принципе, кто такие матросы? Это те же дети, только с большими х**ами. И вот сейчас на глазах этих «детей» два обычных человека, не особо вспотев, уделали толпу противников. Играючи. Произошедшее было настолько необычным (особенно всех добили спокойные слова насчет отеческого поучения), что зрители обалдели.

И, разумеется, немалую роль сыграла моя тельняшка. Ага – именно вот это нательное белье в полосочку. Если бы мы оба были в казачьей или простой пехотной форме, то, невзирая на первоначальное благожелательное отношение, «соленые» зрители могли бы и вступиться за своих. У них ведь разделение очень четкое идет – моряки и все остальные. Вот завопил бы кто на инстинктах: «Полундра, наших бьют!», и неизвестно, чем бы кончилось. А так народ знает, что я из морпехов. Народ видит родной тельник. Инстинкты молчат, так как вроде происходит обычное выяснение отношений между своими. Ну, правда, не совсем обычное, потому что «на кулачках» бьется не свой брат-кочегар или марсовой, а тот самый командир, о котором лишь в новостных выпусках читали. Да еще как бьется!

Моментально был сделан вывод, что слухи, газеты и прибывшие с батальоном комиссары ничего не преувеличивали, рассказывая о Чуре и боевом пути подразделения. Толпа прониклась, поэтому посыпались уточняющие вопросы. Пришлось отвечать – да, почти без потерь мы разгромили дроздовцев. Да – малыми силами захватывали города. Да – отбили и угнали немецкий бронепоезд. Да – сшибаем с неба самолеты и противников уничтожаем не меньше, чем эскадронами (тут несколько прибрехал, но кто ж проверит?). Да – ликвидируем вражеские батареи вместе с личным составом и поездами, на которых они едут. Да – в батальон добровольцев принимаем. Но! В моей части царит железная дисциплина! Та дисциплина, что прописана в требованиях к бойцу Красной Армии. Именно за счет нее и получается добиваться столь ошеломляющих успехов. А из этого следует уже все остальное – и усиленный паек с повышенным денежным содержанием, и ордена с медалями от советской власти, и всероссийская слава. В общем, разорялся целый час, до тех пор, пока дежурный не позвал к телефону. Горло уже саднило, поэтому, посоветовав напоследок почаще посещать митинги, проводимые Лапиным, удалось закруглить это сборище.





* * *


На следующий день словно рухнула стена отчуждения. Оно как-то совпало – и усилия Фрунзеэ, и работа комиссаров, и наше сольное выступление. Началось формирование флотских боевых отрядов. В моем же батальоне мелким ситом просеивали толпы добровольцев, выбирая наиболее подходящих. Я в этом лишь краем участвовал, занимаясь решением интересной задачи, связанной с артиллерией. Ну как артиллерией – просто почему-то никто из местных не додумался ставить орудия на железнодорожные платформы и таскать их до нужного места паровозом. По слухам, еще во время русско-японской нечто подобное делали, только вот к этому времени забыли.

Ну а я напомнил, тем более что орудия здесь были. И артиллеристов хватало. Правда вот командования к ним не было. Ну да ничего – даже если они просто в сторону противника несколько снарядов кинут, это снизит темп наступления. Ну а если уж вдруг попадать начнут, тут просто слов не будет. Единственно, Холмогоров самое вкусное зарубил. То есть, когда я нацелился на 152-мм корабельные орудия Канэ, старший лейтенант (оставивший костыль дома, а вместо него ходивший на протезе и с тростью) пояснил, что при выстреле платформа, скорее всего, опрокинется. Особенно если стрелять не по ходу движения, а в бок. Максимум, что можно воткнуть, это 120 мм. И то – надо проводить испытания, перед этим солидно усилив саму платформу. Но не успели мы толком заняться столь увлекательным делом, как пришло сообщение о скором прибытии самолетов. Поэтому пришлось бросать все и ехать на аэродром.






* * *


Глядя, как два «Ильи Муромца» по очереди заходят на посадку, я лишь выругался сквозь зубы. А все потому, что одним тянулась струйка дыма и винт одного из двигателей не крутился. Удивленный Лапин, вглядываясь из-под ладони на летящих гигантов, удивленно повернулся ко мне:

– Не понял. Он там что, горит?

Сплюнув, я мрачно ответил:

– Не совсем. Но вот как сядет, так и загорится. – После чего заорал трущимся на летном поле Качинского аэродрома людям: – Эй, готовьте ведра с водой! И вон ту бочку на колесах сразу цепляйте! Воды может много понадобиться!

Но народ тут был подготовленный, поэтому сам понимал, что надо делать. Пусть летуны-офицеры, вместе со своими самолетами, к этому времени практически все разбежались, но вот техников и прочей наземной обслуги вполне хватало. Поэтому справились быстро. А я, глядя на общую суету, мысленно погладил себя по голове. Вот как знал! Дело в том, что в Таганроге, на заводе «Руссо-Балта», собирались делать эти самые С-22. И почти собрали две штуки. Но в конце февраля этого года на заводе случился пожар, в котором недостроенные самолеты и сгорели. При этом не установленные еще на технику двигатели находились на складе. Где я их и нашел. Новенькие, в заводской упаковке отечественные РБВЗ-6, по сто пятьдесят лошадок каждый. Но почему-то семь штук. Куда делся восьмой, никто не знал. Даже быстрое расследование ничего не дало. Но и семь двигателей оказались словно манна небесная. Поэтому, не особо раздумывая, я их забрал с собой. И вот теперь, похоже, моя предусмотрительность пригодится.

Дождавшись, пока бравые огнеборцы ликвидируют возгорание, я подошел к самолету. Да-а… на плакате он смотрелся несколько миниатюрнее. А тут махина с размахом крыльев, сравнимым с АН-24. Здоровенная лайба. Сюда не два «максимки» впихнуть можно, а побольше. С другой стороны, меня даже сомнения взяли – нужно ли? У него и так во все стороны торчали пулеметные стволы. Вот, не менее десятка![25]

Угу… теперь бы еще сообразить, как всю эту красоту перетащить на один борт. Или ничего не надо перетаскивать? Просто заменить ручники (толстые стволы «льюисов» я приметил особо) на станковые? Сколько там выйдет? Ну… четыре штуки получится. И забронировать места стрелков и пилота. Да хоть обычным котельным железом, миллиметра два. Учитывая, что на людях еще будут панцири – хватит выше крыши. Обстрел с земли в этом случае скорее движки повредит, чем экипаж.

Кстати, насчет горевшего двигателя. Оказалось, что там ничего особо страшного не произошло. Перетерся бензопровод, и бензин, попав на горячую головку, загорелся. Но подачу горючего тут же перекрыли, двигатель остановили, и в воздухе мы наблюдали лишь последствия произошедшего.

Ну а я вместе с прибывшими командирами экипажей полез осматривать самолеты. По мере обнюхивания, общупывания и постукивания военлеты Данилов и Матушевский (как мне представились эти парни) давали пояснения с рекомендациями. Из этих пояснений я понял, что блиндировать борт только с одной стороны, конечно, можно, но им будет несколько неудобно вести самолет из-за нарушения центровки. Да и вообще, в этом особого смысла нет. Проще из этого же металла организовать по три стрелковых места с каждой стороны. Так же прикрыть самих пилотов снизу и с боков. Ну и очень желательно дополнительно забронировать бензобаки.

В общем, облазив аэропланы (особо поразившись круглым автомобильным баранкам вместо штурвалов и огромным обзорным окнам) и сделав в блокноте отметки о необходимых изменениях, отправился звонить Михайловскому. Просто именно сейчас до меня вдруг дошла мысль, что все может оказаться не так хорошо, как задумывалось. И дело даже не в том, куда мы поставим пулеметы, а в самих пулеметчиках. Вот как бы помягче сказать… В общем, люди в этом времени об аэропланах слыхали. Некоторые их даже видели. Но летали лишь летчики да бортстрелки. Для остальных подняться в воздуси было сродни немыслимому. Это как для людей моего времени в космос слетать. А теперь представим, что внутрь «Ильи» запихнем орлов Михайловского. И они сразу впадают в ступор. Кто-то начнет блевать из-за того, что укачивает, кто-то от страха высоты впадет в неконтролируемую панику. И что? Да, в общем-то, и все, потому что в таком состоянии бойцам будет не до выполнения задачи.

От осознания проблемы на какое-то время завис, но потом взял себя в руки. Блин! Чего я туплю? Нафиг нужны земные стрелки, когда есть воздушные! Пусть их меньше, чем рассчитывалось, исходя из увиденного количества пулеметов, натыканных в «Муромце». И квалификация неизвестна. Но неужели не получится отобрать хотя бы троих для моего дела? Я ведь с переполоха уже был даже согласен на то, чтобы самолеты действовали не парой, а по одному.

Чтобы долго не рассусоливать, приказал вести экипажи в учебный класс. Все-таки здесь целая летная школа была, поэтому помещений с досками и мелом хватало. И к слову сказать, судя по тому, как прилетевшие здоровались со встречающими, они друг с другом знакомы. Может, мои летуны тут когда-то и учились. Было бы неплохо, так как работать станет легче. Или тяжелее? Ведь кто его знает, какие раньше были взаимоотношения между офицерами-пилотами и наземным персоналом? Хотя вряд ли плохие, так как видимое мною общение было вполне доброжелательным.

Под эти мысли времени не терял, разрисовывая на доске свою задумку, обозначив самолетик, атакующий вражьи войска, и тянущиеся от него пунктиры пуль. Пока рисовал, очередной раз сожалел о малом количестве стрелков. Ведь экипаж «Муромца» состоял из пилота-капитана, второго пилота, пилота-штурмана и механика. А пулеметчиков как таковых было всего четверо. Двойное количество пулеметов при этом объяснялось просто – во время атаки вражеских истребителей бортстрелки бегали от точки к точке. Ну в самом деле, не таскать же оружие с собой, при атаке с другого направления?

Как раз к окончанию моих художеств в помещение зашли экипажи. Я предложил садиться и сообщил:

– Товарищи, я вам уже вкратце рассказал о предстоящей задаче. Но жизнь, мля, внесла свои суровые коррективы. До меня слишком поздно дошло – нет никакой гарантии, что наши земные пулеметчики, поднявшись в воздух, не впадут в панику. Понятно, что человек ко всему привыкает, но этого времени у нас нет. Да и горючего, чтобы их катать до появления иммунитета, не так много. Поэтому я обращаюсь к вашим бортстрелкам – у вас есть навыки обстрела наземных целей? Хотя стоп – откуда они у вас возьмутся? Спрошу по-другому – на сколько вы сами себя оцениваете? Хватит ли вам навыков в том случае, если самолет будет ходить по кругу радиусом метров пятьсот, качественно поражать наземные цели?

Парни начали переглядываться, а потом поднялся Данилов:

– Товарищ Чур, сейчас об этом говорить преждевременно. Как вы верно заметили, такого опыта у нас нет. Да и ни у кого его нет. Ведь ваша идея выходит вообще за все рамки известной нам стратегии применения летательных аппаратов.

Летун задумался, подбирая слова, а я его не подгонял. Ну да. До того, чтобы использовать самолет как штурмовик, еще никто не додумался. Тем более сейчас речь идет даже не о штурмовике, а о ганшипе. То есть об очень узкой нише применения, возможной только в том случае, когда противник не обучен борьбе с авиацией и у него отсутствуют нормальные средства зенитной обороны.

А парень тем временем продолжил:

– Так что тут лишь практические испытания покажут. Надо сделать мишенное поле и совершить несколько пробных вылетов. Но я думаю, что наши товарищи не подведут. Если уж они по аэропланам попадали, то мимо целей на земле точно не промахнутся. А в их умениях вы даже не сомневайтесь, ведь эти люди прошли тщательнейший отбор среди обычных пулеметчиков. В авиацию брали только лучших. И без бахвальства скажу, что каждый из моих подчиненных роспись одной очередью поставить сможет!

Хм… про это я даже не подумал. В смысле – про отбор. И по логике, получается, что сейчас передо мною стоят специалисты уровня парней Михайловского. Те тоже, показывая умения работы с пулеметом, крестики и круги на стене выписывали. Ладно, посмотрим на этих виртуозов в деле. Но комментировать ничего не стал, лишь кивнул:

– Добро. Мишени сделают и установят уже сегодня. Они будут изображать немецкую ротную колонну на марше. Горючего у нас пока хватает. Патроны вам подвезут. Также доставят панцири Чемерзина. Поэтому с завтрашнего дня приступайте к тренировкам. Далее… – Достав из планшетки карту, я развернул ее на столе. – Командиры экипажей и штурманы, подойдите сюда. Вот видите, как железка от Симферополя идет? Поэтому где-то вот здесь и здесь необходимо будет создать аэродромы подскока. Туда будут завезены боеприпасы, горючее и наиболее необходимые расходники. Выставлена охрана.

Матушевский, удивленно переспросил:

– Аэродромы подскока?

Я кивнул:

– Они самые. Временные места базирования, расположенные в непосредственной близости от предстоящего театра боевых действий. Не думали же вы к Армянскому Базару[26] летать от Севастополя? Так никакой горючки не напасешься. Да и со связью могут возникнуть проблемы. А так – на каждом аэродроме будет взвод охраны, который и вас, и самолеты, и техперсонал прикроет.

Данилов нанес точки на свою карту и поинтересовался:

– Кто будет подготавливать поле к нашему прилету? Ну и все остальное для нормальной работы?

Я лишь развел руками:

– Кто лучше вас знает, что именно нужно? Никто. Так что – сами. Все сами. Правда, сейчас там работают летные специалисты, но последнее слово все равно за вами. Поэтому можете воспользоваться частью личного состава Качинской школы. В том смысле, что можете взять с собой необходимое количество специалистов. Еще будет придано два взвода моряков-черноморцев.

Летун скептически глянул на меня:

– Черноморцев?

– Их самых. Вы не беспокойтесь. Вполне нормальные ребята. – Глянув на часы, добавил: – К вечеру должны прибыть ваши коллеги. Василий Ремезюк и Михаил Ефимов. Они как раз площадки для подскока и подбирали.

Матушевский обрадовался:

– О! Василия я знаю! И о Ефимове слыхал.