Длань Господня
Часть 51 из 75 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Сказывали, что их пять дюжин, — отвечал Роха. — По виду очень хорошие людишки.
И он, и Роха знали, что арбалетчики из Ламбрии лучшие арбалетчики, что известны в мире, который чтит истинного Бога. Только вот и ценник у этих господ был наивысший, что бывает у арбалетчиков.
Волков поморщился теперь вовсе не от шиповника, что был у него в кружке.
— Они обдерут меня, обглодают, как волки труп лошади. У меня нет денег, чтобы нанимать ламбрийцев.
— Я их ротмистру так и сказал, — скалился Роха, — я сказал ему, что ты прижимист и даже жаден, но он сказал, что все равно хочет с тобой поговорить.
— Ладно, — кавалер махнул рукой, — не до того мне, все равно я не поеду сейчас в город, завтра тоже. Мне монах не велит садиться в седло.
— А тебе и не придется, — улыбался Роха, — ротмистр их сам приехал со мной.
— Он тут? — Удивился кавалер.
— За дверью, — кивал Скарафаджо. — Ждет дозволения войти.
Но Волков вдруг разозлился, он не собирался нанимать столь дорогих солдат, для него был каждый золотой дорог, мало того, что утром Роха взял кучу денег на аркебузы, так еще и это:
— Какого дьявола ты его сюда приволок?
— Поговори с ним, поговори, — уговорил кавалера ротмистр, — от тебя же не убудет.
— Ну, зови, — без всякой радости сказал кавалер.
Ему бы сейчас прилечь, а не людей принимать.
Арбалетчик был невысок, не стар, но крепок. Смугл, но сероглаз, как и многие выходцы из Ламбрии. Носил он маленькую бородку. Одежда его еще сохраняла некоторые черты шика, но была уже весьма потрепана. Волков сразу взглянул на пальцы.
Нет, сам этот господин из арбалета не стрелял. Арбалетчиков всегда можно узнать по самым загрубелым в мире пальцам. Руки тех, кто всю жизнь натягивает тетиву арбалета, можно использовать как грабли или даже как заступы. Когда-то Волков удивлял девушек тем, что, немного покрутив в пальцах грецкий орех, мог раздавить его скорлупу. У этого господина были пальцы совсем не такие.
— Стефано Джентиле, ротмистр Фарнийской сотни арбалетчиков, рад приветствовать вас, сеньор, — вежливо произнес вошедший с поклоном человек.
— Кавалер Фолькоф фон Эшбахт, — отвечал Волков, он вставать из кресла не стал, лишь кивнул головой. — Так вы из Фарно?
Он указал на стул возле себя.
— Да, — сказал ламбриец, — я и вся моя рота из Фарно.
— Я был там, — Волков перешел на ламбрийскй язык, ему нравилось говорить на нем, — я осаждал это город.
— О! Как прекрасно! — восхитился Джентиле. Но не было понятно, восхищался ли он тем, что слышал родную речь, или тем, что Волков принимал участие в осаде его города. — А в какой из осад вы участвовали?
— А что их было много? — в свою очередь удивлялся кавалер.
— На моей памяти четыре, — отвечал Джентиле.
— Я был в той, которую устроил Базил де Авгута де ла Силва. Роха, ты ведь же тоже там был?
— Да, был, как раз нашу терцию[5] привезли тогда с Острова и высадили у Фарно, — сказал Роха на ламбрийском.
Но его язык был намного хуже, чем у Волкова.
— Ах, так это была вторая осада, я в ней участия еще не принимал, — сообщил ламбриец, — король тогда еще не поссорился с папой и не платил нам. Так что мы не были с вами, господа, на разных сторонах поля боя.
Даже если бы и были, это ничего не меняло, люди воинского сословия не испытывали неприязни к своим коллегам, даже если когда-то и воевали за разные флаги. Ну, если не считать поганых безбожников горцев или других еретиков.
— Мария, подай вина, — крикнул Волков и продолжил: — Я слышал, вы ищете контракт, сеньор Джентиле?
— Да, мы оказались в бедственном положении, Его Высочество не смог расплатиться с нами и мы решили уйти, но в дороге поиздержались.
Мария поставила стаканы, разлила по ним вино, и арбалетчик с видимым удовольствием взял свой стакан и отпил из него.
— Мне нечего вам предложить, — сразу сказал кавалер.
— Но я слышал, что вы воюете с соседним кантонам, — не собирался сдаваться ламбриец. — И война ваша не закончена. Или вы думаете, что до весны они не начнут?
— Думаю, что начнут, — произнес кавалер, — но какая разница, что я думаю, главное — что я знаю. И знаю я, что у меня нет денег на таких солдат, как ваши. А обманывать своих братьев-солдат я еще не научился. В общем, кроме хорошего ужина мне нечего вам предложить, ротмистр.
— Ах, какая досада, — произнес Джентиле. — Мы согласились бы даже за двенадцать флоринов в месяц вам послужить.
— Нет, это невозможно, — твердо отвечал Волков, — я трачу только на еду и содержание коней своих людей в день четыре талера, и, если я отдам вам двенадцать флоринов, мне придется распустить всех остальных моих солдат уже к весне.
— Дьявол, — задумчиво сказал ламбриец, — нам бы только найти денег на дорогу. Сами понимаете, через земли горцев мы пойти не можем, а идти через земли императора — немалый крюк. Идти придется месяц.
— Да, именно так, — сказал кавалер.
— Тут не пограбишь, вот и ищу я хоть немного денег, — он замолчал и, посмотрев на Волкова, продолжил. — Если хотите, мы возьмемся поработать и за шесть флоринов. У нас четыре телеги в обозе, двадцать щитов, две тысячи болтов с разными наконечниками. И всего попросим за месяц шесть флоринов, стол, кров, овса и сена.
Волков только покачал головой:
— Будь у меня эти шесть лишних флоринов, так согласился бы, не задумываясь.
Он опять покачал головой. Нет.
Джентиле поужинал, и Волков предложил ему остаться ночевать в старом доме с господами кавалеристами, не гнать же человека на ночь глядя.
А когда все разошлись, пришла госпожа Ланге и без объяснений поставила перед Волковым на стол странную вещицу из темного стекла и положила красивый небольшой кошелек из красного шелка. Встала рядом, ожидая, что скажет господин, стояла и молчала. Как по виду ее, так была она собою довольна.
Кавалер подумал, что это шахматная фигура, но пригляделся — нет.
Гадать ему не хотелось, раньше он сидел, крепился, а тут болезнь начинала его донимать, во рту все сохло, он спросил, чтобы не тянуть:
— Что это?
— То людишки ваши у Шоуберга нашли, а я их порасспросила про это. Хоть и запирались они поначалу, но потом сознались, и я у них это забрала, но думается мне, что деньги они не все вернули, а это… — Бригитт взяла в руки вещицу и потрясла ее перед носом Волкова. — Не видите разве, это яд. Это флакон Шоуберг мне вез. — Она помолчала и добавила многозначительно: — Это для вас.
Волков взял кошелек, на флакон с ядом не взглянул. Кошель был тяжел.
— Правильно вы подлеца убили, — сказала Бригитт, — подлый он человек был. — И тут ее лицо переменилось, она вдруг заметила, что Волкову нехорошо. — Что это, господин? Дурно вам?
Она позволила себе то, что до сих пор не позволяла. Прямо при монахе взяла и приложила руку ко лбу кавалера:
— Бог мой, господин, да у вас жар! — она уставилась на монаха. — Брат Ипполит, что же это? Отчего так?
— То от раны, — сказал монах, заметно удивляясь фривольному поведению госпожи Ланге. — Я уже даю господину лекарство.
Волков бросил на стол кошелек с деньгами, а флакон с ядом у Бригитт забрал. А она вдруг стала ласково гладить Волкова по голове и что-то шептать, совсем при этом не стеснялась монаха.
* * *
А как идти ко сну, кавалер расхворался совсем, жар у него стал столь высок, что брат Ипполит остался ночевать при нем в доме, а кавалеру потребовал отдельную кровать, чтобы спал он отдельно от жены. Бригитт отдала ему свою, сказав, что место себе найдет, но спать она не собиралась, велела принести стул, села рядом с ним. Жар не давал Волкову уснуть, и он просил у Бригитт пить. И все пил и пил отвар из шиповника, ворочался, откидывая перины из-за жары. Так и не заснул бы, наверное, до утра, не разбуди Бригитт монаха, и накапай ему монах сонных капель.
Глава 43
Утром, как обычно бывает, ему стало легче, жар уменьшился. Госпожа Ланге была довольна ровно до того момента, как монах сказал ей, что ничего еще не кончено, что болезнь еще не отступила и только вечером будет ясно, выздоравливает ли господин. Госпожа Ланге, стала невесела и ушла распоряжаться о завтраке.
* * *
Видно, Его Высокопреосвященство курфюрст Ланна написал своему капитану фон Финку письмо весьма проникновенное. Настолько проникновенное, что после просьбы Волкова прибыть к нему лично, тот не стал тянуть. Капитан приехал с утра и ждал, пока Волков его примет. Хоть кавалер и был еще не в полной силе, он решил быть веселым и радушным, сделал вид, что позабыл все дурные слова, которые говорил ему фон Финк. Сейчас нужно было задавить в себе все обиды, капитан фон Финк был ему очень нужен. Он встал ему навстречу как старинному приятелю и первым протянул ему руку:
— Рад, что откликнулись вы на мое приглашение, искренне рад, — говорил он, сжимая руку капитана, — идемте к столу.
— Уж я хотел извиниться… — бубнил капитан. — Приехал… Думаю, извинюсь… Думаю, нехорошо тогда получилось…
— Садитесь, садитесь, — усаживал его за стол Волков.
Фон Финк сел:
— Я уже хотел сказать вам, что те слова мои обидные были глупостью…
— Да бросьте, — Волков махнул рукой, — мы оба не сдержаны на язык были, как будто мы с вами дураки двадцати лет.
И он, и Роха знали, что арбалетчики из Ламбрии лучшие арбалетчики, что известны в мире, который чтит истинного Бога. Только вот и ценник у этих господ был наивысший, что бывает у арбалетчиков.
Волков поморщился теперь вовсе не от шиповника, что был у него в кружке.
— Они обдерут меня, обглодают, как волки труп лошади. У меня нет денег, чтобы нанимать ламбрийцев.
— Я их ротмистру так и сказал, — скалился Роха, — я сказал ему, что ты прижимист и даже жаден, но он сказал, что все равно хочет с тобой поговорить.
— Ладно, — кавалер махнул рукой, — не до того мне, все равно я не поеду сейчас в город, завтра тоже. Мне монах не велит садиться в седло.
— А тебе и не придется, — улыбался Роха, — ротмистр их сам приехал со мной.
— Он тут? — Удивился кавалер.
— За дверью, — кивал Скарафаджо. — Ждет дозволения войти.
Но Волков вдруг разозлился, он не собирался нанимать столь дорогих солдат, для него был каждый золотой дорог, мало того, что утром Роха взял кучу денег на аркебузы, так еще и это:
— Какого дьявола ты его сюда приволок?
— Поговори с ним, поговори, — уговорил кавалера ротмистр, — от тебя же не убудет.
— Ну, зови, — без всякой радости сказал кавалер.
Ему бы сейчас прилечь, а не людей принимать.
Арбалетчик был невысок, не стар, но крепок. Смугл, но сероглаз, как и многие выходцы из Ламбрии. Носил он маленькую бородку. Одежда его еще сохраняла некоторые черты шика, но была уже весьма потрепана. Волков сразу взглянул на пальцы.
Нет, сам этот господин из арбалета не стрелял. Арбалетчиков всегда можно узнать по самым загрубелым в мире пальцам. Руки тех, кто всю жизнь натягивает тетиву арбалета, можно использовать как грабли или даже как заступы. Когда-то Волков удивлял девушек тем, что, немного покрутив в пальцах грецкий орех, мог раздавить его скорлупу. У этого господина были пальцы совсем не такие.
— Стефано Джентиле, ротмистр Фарнийской сотни арбалетчиков, рад приветствовать вас, сеньор, — вежливо произнес вошедший с поклоном человек.
— Кавалер Фолькоф фон Эшбахт, — отвечал Волков, он вставать из кресла не стал, лишь кивнул головой. — Так вы из Фарно?
Он указал на стул возле себя.
— Да, — сказал ламбриец, — я и вся моя рота из Фарно.
— Я был там, — Волков перешел на ламбрийскй язык, ему нравилось говорить на нем, — я осаждал это город.
— О! Как прекрасно! — восхитился Джентиле. Но не было понятно, восхищался ли он тем, что слышал родную речь, или тем, что Волков принимал участие в осаде его города. — А в какой из осад вы участвовали?
— А что их было много? — в свою очередь удивлялся кавалер.
— На моей памяти четыре, — отвечал Джентиле.
— Я был в той, которую устроил Базил де Авгута де ла Силва. Роха, ты ведь же тоже там был?
— Да, был, как раз нашу терцию[5] привезли тогда с Острова и высадили у Фарно, — сказал Роха на ламбрийском.
Но его язык был намного хуже, чем у Волкова.
— Ах, так это была вторая осада, я в ней участия еще не принимал, — сообщил ламбриец, — король тогда еще не поссорился с папой и не платил нам. Так что мы не были с вами, господа, на разных сторонах поля боя.
Даже если бы и были, это ничего не меняло, люди воинского сословия не испытывали неприязни к своим коллегам, даже если когда-то и воевали за разные флаги. Ну, если не считать поганых безбожников горцев или других еретиков.
— Мария, подай вина, — крикнул Волков и продолжил: — Я слышал, вы ищете контракт, сеньор Джентиле?
— Да, мы оказались в бедственном положении, Его Высочество не смог расплатиться с нами и мы решили уйти, но в дороге поиздержались.
Мария поставила стаканы, разлила по ним вино, и арбалетчик с видимым удовольствием взял свой стакан и отпил из него.
— Мне нечего вам предложить, — сразу сказал кавалер.
— Но я слышал, что вы воюете с соседним кантонам, — не собирался сдаваться ламбриец. — И война ваша не закончена. Или вы думаете, что до весны они не начнут?
— Думаю, что начнут, — произнес кавалер, — но какая разница, что я думаю, главное — что я знаю. И знаю я, что у меня нет денег на таких солдат, как ваши. А обманывать своих братьев-солдат я еще не научился. В общем, кроме хорошего ужина мне нечего вам предложить, ротмистр.
— Ах, какая досада, — произнес Джентиле. — Мы согласились бы даже за двенадцать флоринов в месяц вам послужить.
— Нет, это невозможно, — твердо отвечал Волков, — я трачу только на еду и содержание коней своих людей в день четыре талера, и, если я отдам вам двенадцать флоринов, мне придется распустить всех остальных моих солдат уже к весне.
— Дьявол, — задумчиво сказал ламбриец, — нам бы только найти денег на дорогу. Сами понимаете, через земли горцев мы пойти не можем, а идти через земли императора — немалый крюк. Идти придется месяц.
— Да, именно так, — сказал кавалер.
— Тут не пограбишь, вот и ищу я хоть немного денег, — он замолчал и, посмотрев на Волкова, продолжил. — Если хотите, мы возьмемся поработать и за шесть флоринов. У нас четыре телеги в обозе, двадцать щитов, две тысячи болтов с разными наконечниками. И всего попросим за месяц шесть флоринов, стол, кров, овса и сена.
Волков только покачал головой:
— Будь у меня эти шесть лишних флоринов, так согласился бы, не задумываясь.
Он опять покачал головой. Нет.
Джентиле поужинал, и Волков предложил ему остаться ночевать в старом доме с господами кавалеристами, не гнать же человека на ночь глядя.
А когда все разошлись, пришла госпожа Ланге и без объяснений поставила перед Волковым на стол странную вещицу из темного стекла и положила красивый небольшой кошелек из красного шелка. Встала рядом, ожидая, что скажет господин, стояла и молчала. Как по виду ее, так была она собою довольна.
Кавалер подумал, что это шахматная фигура, но пригляделся — нет.
Гадать ему не хотелось, раньше он сидел, крепился, а тут болезнь начинала его донимать, во рту все сохло, он спросил, чтобы не тянуть:
— Что это?
— То людишки ваши у Шоуберга нашли, а я их порасспросила про это. Хоть и запирались они поначалу, но потом сознались, и я у них это забрала, но думается мне, что деньги они не все вернули, а это… — Бригитт взяла в руки вещицу и потрясла ее перед носом Волкова. — Не видите разве, это яд. Это флакон Шоуберг мне вез. — Она помолчала и добавила многозначительно: — Это для вас.
Волков взял кошелек, на флакон с ядом не взглянул. Кошель был тяжел.
— Правильно вы подлеца убили, — сказала Бригитт, — подлый он человек был. — И тут ее лицо переменилось, она вдруг заметила, что Волкову нехорошо. — Что это, господин? Дурно вам?
Она позволила себе то, что до сих пор не позволяла. Прямо при монахе взяла и приложила руку ко лбу кавалера:
— Бог мой, господин, да у вас жар! — она уставилась на монаха. — Брат Ипполит, что же это? Отчего так?
— То от раны, — сказал монах, заметно удивляясь фривольному поведению госпожи Ланге. — Я уже даю господину лекарство.
Волков бросил на стол кошелек с деньгами, а флакон с ядом у Бригитт забрал. А она вдруг стала ласково гладить Волкова по голове и что-то шептать, совсем при этом не стеснялась монаха.
* * *
А как идти ко сну, кавалер расхворался совсем, жар у него стал столь высок, что брат Ипполит остался ночевать при нем в доме, а кавалеру потребовал отдельную кровать, чтобы спал он отдельно от жены. Бригитт отдала ему свою, сказав, что место себе найдет, но спать она не собиралась, велела принести стул, села рядом с ним. Жар не давал Волкову уснуть, и он просил у Бригитт пить. И все пил и пил отвар из шиповника, ворочался, откидывая перины из-за жары. Так и не заснул бы, наверное, до утра, не разбуди Бригитт монаха, и накапай ему монах сонных капель.
Глава 43
Утром, как обычно бывает, ему стало легче, жар уменьшился. Госпожа Ланге была довольна ровно до того момента, как монах сказал ей, что ничего еще не кончено, что болезнь еще не отступила и только вечером будет ясно, выздоравливает ли господин. Госпожа Ланге, стала невесела и ушла распоряжаться о завтраке.
* * *
Видно, Его Высокопреосвященство курфюрст Ланна написал своему капитану фон Финку письмо весьма проникновенное. Настолько проникновенное, что после просьбы Волкова прибыть к нему лично, тот не стал тянуть. Капитан приехал с утра и ждал, пока Волков его примет. Хоть кавалер и был еще не в полной силе, он решил быть веселым и радушным, сделал вид, что позабыл все дурные слова, которые говорил ему фон Финк. Сейчас нужно было задавить в себе все обиды, капитан фон Финк был ему очень нужен. Он встал ему навстречу как старинному приятелю и первым протянул ему руку:
— Рад, что откликнулись вы на мое приглашение, искренне рад, — говорил он, сжимая руку капитана, — идемте к столу.
— Уж я хотел извиниться… — бубнил капитан. — Приехал… Думаю, извинюсь… Думаю, нехорошо тогда получилось…
— Садитесь, садитесь, — усаживал его за стол Волков.
Фон Финк сел:
— Я уже хотел сказать вам, что те слова мои обидные были глупостью…
— Да бросьте, — Волков махнул рукой, — мы оба не сдержаны на язык были, как будто мы с вами дураки двадцати лет.