Длань Господня
Часть 22 из 75 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Все остальные тоже, кажется, не понимали его замысла, только умный монах понял, и он сказал им, чуть улыбаясь:
— Пращуры наши велики умом были, еще тогда говорили: «Хочешь мира — готовься к войне». И чем лучше подготовишься, тем крепче мир будет.
— Больно премудро для меня, — отвечал простодушный молодой сержант.
— Соберите всех людей, что сможете, — Волков закончил совет, вставая. — Через четыре дня чтобы были все тут, в Эшбахте. Все до единого.
* * *
В Мален едва поспели до закрытия ворот, пришлось под конец лошадей шпорить. Легли спать в первом попавшемся трактире, трактир тот был домом всех самых свирепых клопов города Малена. Волков спал так худо, как давно не спал, остальные его спутники все тоже спали плохо, да они все молоды были и здоровы, не в пример ему. На заре встали голодные, а он еле поднялся, дорога измучила, а выспаться не пришлось. Они есть сели, каждый ел за двоих, даже монах разговелся на колбасу жареную, а Волков едва молоко с медом и хлебом теплым осилил.
Едва горожане пошли из церквей с утреней молитвы, как он со своими людьми уже был у ратуши, весь свой выезд брать не стал. В ратушу пошел, только взяв Максимилиана и рыцаря Клаузевица, вид у них был представительный и солидный, да еще монаха. Тот не только бархатную рясу носил, но и голову на плечах. Сразу его заметили торговые господа и главы гильдий и банков, все оборачивались, кланялись, улыбались.
Волков отвечал на поклоны, но шел быстро к столу, за которым заседали бургомистр, секретарь городского совета и один из господ банкиров, что больше всех дал ему денег в долг. Все остальные смотрели на него удивленно, а он, подойдя к банкиру, заговорил негромко и серьезно:
— Господин банкир, соберите всех, кто давал мне денег, у меня для них весть.
Уж чего не любят банкиры, так это вот таких вот вестей, лицо у банкира вытянулось сразу. Он и без подобных вестей всегда недоволен был, а тут посерел на глазах. Писари тут же побежали по ратуше собирать всех, кого надо, а Волков отошел в сторону и стал ждать. По огромной зале ратуши покатился взволнованный шепот, шарканье башмаков по дорогим паркетам, важные люди стали сбиваться в кучки и переговариваться. Все хотели знать, что случилось, но не всех пригласили на разговор. А к нему уже вылезли из-за стола и поспешили сам бургомистр и секретарь городского совета, они считали, что имеют право знать, что происходит, и бургомистр еще издали спрашивать стал:
— Кавалер, может, эта весть ваша касается и города, раз она коснется лучших людей наших?
— Коснется, коснется, — многозначительно обещал кавалер. — К моему глубокому сожалению, и города коснется.
— Неужто горцы высадились? — побледнел бургомистр. Он даже, кажется, покачнулся от мысли такой ужасной.
И секретарь остолбенел, и другие господа, что слышали их разговор, напряглись и побледнели от ужаса. Готовы уже были кинуться прочь, чтобы вещи собирать.
«Горцы?»
«Он сказал, горцы высадились?»
«Что, горцы опять?»
— Да какие горцы! — Волков поморщился, как от мелочи, от досадной ерунды, махнул рукой пренебрежительно. — Такой бы малостью я бы не осмелился вас беспокоить. Дело хуже.
Их стали окружать важные господа города, как раз те, кто к делу был причастен, да и другие любопытствовали.
— Да что же хуже может быть? — с ужасом вопрошал главный его кредитор.
— Разве враги наши из-за реки не самое страшное? — говорил секретарь.
— Враги из-за реки? Нет же! — он опять морщился. — Дело в том, что герцог в благодарность, что я бью врагов его, послал за мною добрых людей, чтобы меня в кандалах доставить к нему в Вильбург, — говорил Волков с пафосом.
Кажется, у лучших людей города отлегло от сердца, они стали перешептываться, а некоторые даже крестились, что отвел Господь беду. А несчастья какого-то сеньора с юга для них была не беда.
А бургомистр перестал бледнеть и начал улыбаться, с вежливой улыбкой стал спрашивать у кавалера:
— А то весть правдива ли? А точно ли посланы за вами люди?
И только банкиры, главы гильдий городских, главы коммун и купцы, что ссужали ему деньги, оставались взволнованы. Они-то беду чувствовали. Вот они и были его главными союзниками в городе. Молодец брат Семион, надоумил денег у них занять, хитер монах, вперед умеет видеть. Теперь нужно было тех, кто ему денег в долг давал, напугать посильнее.
— Правда, весть верная, — говорил Волков. — Идет к вам гауптман Фильшнер.
— Фильшнер? — спрашивали его господа, кажется, это имя было им хорошо известно. — Это хороший офицер.
— И что же вы, господин Эшбахт, от нас хотите? — интересовался бургомистр, уже волнуясь, как бы не быть городу втянутым в ненужные городу хлопоты и распри.
— Может, иммунитета городского вы ищите? — предположил секретарь. — Ну, так это невозможно, иммунитет от власти герцога имеют только избранные члены городского совета и члены консулата города.
— Да нет же! — сказал Волков. — Это мне ни к чему.
— А может, вы думаете, что город даст вам людей против герцога? — удивился бургомистр.
— Как раз наоборот, — произнес Волков. — У капитана Фильшнера есть предписание для города, чтобы город выделил ему добрых людей, двести человек и арбалетчиков. Так вот, если вы дадите ему людей, так я буду с капитаном Фильшнером биться и людей ваших побью во множестве. Нужно ли такое городу?
— Ну, а что же мы можем поделать, дорогой наш господин Эшбахт, — улыбался бургомистр, — наш город не входит в лигу свободных городов, в союз городов Имперской Короны, увы, тоже не входит, город Мален — такой же вассал нашего курфюрста, как и вы. И мы не можем ослушаться веления Его Высочества.
Вот и все. Еще и двух недель не прошло, как все эти господа устраивали молебны и пиры в его честь, лезли к нему в знакомство, а как дошло до дела, так все только улыбались ему вежливо, да руками разводили. Мол, что же мы можем сделать?
И тут заговорил монах, сделал лицо скорбное и заговорил:
— Не знаю уже, нужна ли городу такая распря, но вот те господа, кто ссужал деньги господину Эшбахту, те точно от распри этой пострадают. Господин Эшбахт нравом обладает пылким, в войне всегда ведет своих людей вперед сам, сам среди первых идет. Он и рану у реки получил, идя впереди своих людей, то все знают. И капитана Фильшнера кавалер побьет, скорее всего, а значит и побьет людей городских. А если не побьет, то погибнет или попадет в плен к герцогу. И коли так будет, кто господам заемщикам вернет золото?
Он сделал паузу, надеясь, что кто-то ему возразит, но банкиры и главы гильдий молчали, лица их были мрачны. Они начинали понимать, куда он клонит.
— Может, герцог возместит господам тысячу двести золотых монет? — продолжал монах. — Или может, они взыщут собственность господина Эшбахта? Но в его роскошном поместье вряд ли они соберут даже и на пять десятков золотых. Или господа думают, что взыщут деньги со вдовы? С дочери графа?
— Так что же вы от нас хотите? — наконец спросил бургомистр, когда брат Семион закончил.
— Не давайте капитану Фильшнеру людей, — четко выговаривая слова, произнес кавалер. — Не давайте ему арбалетчиков. Не давайте ничего.
— Так как же мы ему не дадим людей, если герцог распорядился дать, мы не можем ослушаться, — улыбался бургомистр.
— Скажите, что вы отправили часть людей ловить разбойников.
— Разбойников? Каких разбойников? — начал говорить бургомистр, но не договорил…
Его за рукав богатой шубы хватает тот самый банкир, который дал Волкову больше всех денег, он тянет бесцеремонно бургомистра к себе и начинает что-то ему говорить тихо, но с раздражением. Бургомистр сделал вид скорбный, при этом покосился на Волкова.
На мгновение кавалеру показалось, что они замышляют что-то против него, может, и схватить его надумают, но это было не так.
Бургомистр покивал согласно головой и произнес, наконец:
— Город не даст капитану герцога всех нужных тому людей. Город даст сотню человек.
Волков вздохнул:
— Что ж, и на том спасибо, я знал, что в городе у меня есть друзья.
Он улыбнулся и пошел из ратуши прочь. Важные городские господа расступались перед ним и кланялись ему.
На улице, когда он уже садился на коня, к нему подошел кавалер фон Клаузевиц, взял его стремя, чтобы придержать его. Это был знак уважения. Сказал искренне:
— Я восхищен вами, кавалер, я знаю суть, слышал урывки разговоров. И, кажется, начинаю понимать, что вы задумали.
— Спасибо вам, Клаузевиц, ваше восхищение мне льстит, — ответил Волков, — но дело еще не сделано. Нужно спешить.
— Да-да, конечно… Куда теперь? — спросил молодой рыцарь.
— Теперь мне нужно перекинуться парой слов с господами ландскнехтами города Малена. Нам нужен землемер Куртц.
* * *
Куртца пришлось поискать, на месте его не было, но кавалеру сказали, что землемер с его закадычным другом почтмейстером пошли в тихий кабачок. Звонко стуча копытами по мостовой, кавалькада всадников во главе с Волковым поехала туда, куда им указали. И в этом кабаке он и нашел бывших ландскнехтов его Императорского величества. Он хорошо уже знал обоих, пировал с ними уже не раз, и они, увидев его, обрадовались, как старому другу, с уважением звали к себе за стол. Он отказался и сказал:
— Спасибо, братья-солдаты, некогда выпивать, я к вам по делу.
— Ну, так говорите, кавалер.
Он уселся к ним за стол и начал:
— Герцог капитана Фильшнера послал за мной, с ним люди будут.
— Знаем этого капитана, хороший капитан, — сказал Куртц серьезно.
— За вами?! — изумился почтмейстер. — За что же в немилость вы попали?
— За то, что горцев побил, — отвечал Волков, — он сразу не велел мне их трогать, говорил мир с ними держать, а как их не трогать, если они на моей земле разбойничали и офицера моего чуть до смерти не убили?
— Да псы они поганые, — произнес почтмейстер. — Воры, и всегда ворами были.
— Сволочь безбожная, — добавил землемер. — Хуже еретиков свет не видывал. Один их людоед Кальвин[3] чего стоит.
— Кальвин, да, сын Сатаны, — соглашались и почтмейстер, и Волков.
— Ну, а чем же нам помочь вам, кавалер? — спрашивал Куртц.
— У Фильшнера людишек против меня будет немного, он тут в городе хочет взять, да ополчение граф ему собрать должен, а еще ему деньги выданы, чтобы в городе охотников найти.
— Пращуры наши велики умом были, еще тогда говорили: «Хочешь мира — готовься к войне». И чем лучше подготовишься, тем крепче мир будет.
— Больно премудро для меня, — отвечал простодушный молодой сержант.
— Соберите всех людей, что сможете, — Волков закончил совет, вставая. — Через четыре дня чтобы были все тут, в Эшбахте. Все до единого.
* * *
В Мален едва поспели до закрытия ворот, пришлось под конец лошадей шпорить. Легли спать в первом попавшемся трактире, трактир тот был домом всех самых свирепых клопов города Малена. Волков спал так худо, как давно не спал, остальные его спутники все тоже спали плохо, да они все молоды были и здоровы, не в пример ему. На заре встали голодные, а он еле поднялся, дорога измучила, а выспаться не пришлось. Они есть сели, каждый ел за двоих, даже монах разговелся на колбасу жареную, а Волков едва молоко с медом и хлебом теплым осилил.
Едва горожане пошли из церквей с утреней молитвы, как он со своими людьми уже был у ратуши, весь свой выезд брать не стал. В ратушу пошел, только взяв Максимилиана и рыцаря Клаузевица, вид у них был представительный и солидный, да еще монаха. Тот не только бархатную рясу носил, но и голову на плечах. Сразу его заметили торговые господа и главы гильдий и банков, все оборачивались, кланялись, улыбались.
Волков отвечал на поклоны, но шел быстро к столу, за которым заседали бургомистр, секретарь городского совета и один из господ банкиров, что больше всех дал ему денег в долг. Все остальные смотрели на него удивленно, а он, подойдя к банкиру, заговорил негромко и серьезно:
— Господин банкир, соберите всех, кто давал мне денег, у меня для них весть.
Уж чего не любят банкиры, так это вот таких вот вестей, лицо у банкира вытянулось сразу. Он и без подобных вестей всегда недоволен был, а тут посерел на глазах. Писари тут же побежали по ратуше собирать всех, кого надо, а Волков отошел в сторону и стал ждать. По огромной зале ратуши покатился взволнованный шепот, шарканье башмаков по дорогим паркетам, важные люди стали сбиваться в кучки и переговариваться. Все хотели знать, что случилось, но не всех пригласили на разговор. А к нему уже вылезли из-за стола и поспешили сам бургомистр и секретарь городского совета, они считали, что имеют право знать, что происходит, и бургомистр еще издали спрашивать стал:
— Кавалер, может, эта весть ваша касается и города, раз она коснется лучших людей наших?
— Коснется, коснется, — многозначительно обещал кавалер. — К моему глубокому сожалению, и города коснется.
— Неужто горцы высадились? — побледнел бургомистр. Он даже, кажется, покачнулся от мысли такой ужасной.
И секретарь остолбенел, и другие господа, что слышали их разговор, напряглись и побледнели от ужаса. Готовы уже были кинуться прочь, чтобы вещи собирать.
«Горцы?»
«Он сказал, горцы высадились?»
«Что, горцы опять?»
— Да какие горцы! — Волков поморщился, как от мелочи, от досадной ерунды, махнул рукой пренебрежительно. — Такой бы малостью я бы не осмелился вас беспокоить. Дело хуже.
Их стали окружать важные господа города, как раз те, кто к делу был причастен, да и другие любопытствовали.
— Да что же хуже может быть? — с ужасом вопрошал главный его кредитор.
— Разве враги наши из-за реки не самое страшное? — говорил секретарь.
— Враги из-за реки? Нет же! — он опять морщился. — Дело в том, что герцог в благодарность, что я бью врагов его, послал за мною добрых людей, чтобы меня в кандалах доставить к нему в Вильбург, — говорил Волков с пафосом.
Кажется, у лучших людей города отлегло от сердца, они стали перешептываться, а некоторые даже крестились, что отвел Господь беду. А несчастья какого-то сеньора с юга для них была не беда.
А бургомистр перестал бледнеть и начал улыбаться, с вежливой улыбкой стал спрашивать у кавалера:
— А то весть правдива ли? А точно ли посланы за вами люди?
И только банкиры, главы гильдий городских, главы коммун и купцы, что ссужали ему деньги, оставались взволнованы. Они-то беду чувствовали. Вот они и были его главными союзниками в городе. Молодец брат Семион, надоумил денег у них занять, хитер монах, вперед умеет видеть. Теперь нужно было тех, кто ему денег в долг давал, напугать посильнее.
— Правда, весть верная, — говорил Волков. — Идет к вам гауптман Фильшнер.
— Фильшнер? — спрашивали его господа, кажется, это имя было им хорошо известно. — Это хороший офицер.
— И что же вы, господин Эшбахт, от нас хотите? — интересовался бургомистр, уже волнуясь, как бы не быть городу втянутым в ненужные городу хлопоты и распри.
— Может, иммунитета городского вы ищите? — предположил секретарь. — Ну, так это невозможно, иммунитет от власти герцога имеют только избранные члены городского совета и члены консулата города.
— Да нет же! — сказал Волков. — Это мне ни к чему.
— А может, вы думаете, что город даст вам людей против герцога? — удивился бургомистр.
— Как раз наоборот, — произнес Волков. — У капитана Фильшнера есть предписание для города, чтобы город выделил ему добрых людей, двести человек и арбалетчиков. Так вот, если вы дадите ему людей, так я буду с капитаном Фильшнером биться и людей ваших побью во множестве. Нужно ли такое городу?
— Ну, а что же мы можем поделать, дорогой наш господин Эшбахт, — улыбался бургомистр, — наш город не входит в лигу свободных городов, в союз городов Имперской Короны, увы, тоже не входит, город Мален — такой же вассал нашего курфюрста, как и вы. И мы не можем ослушаться веления Его Высочества.
Вот и все. Еще и двух недель не прошло, как все эти господа устраивали молебны и пиры в его честь, лезли к нему в знакомство, а как дошло до дела, так все только улыбались ему вежливо, да руками разводили. Мол, что же мы можем сделать?
И тут заговорил монах, сделал лицо скорбное и заговорил:
— Не знаю уже, нужна ли городу такая распря, но вот те господа, кто ссужал деньги господину Эшбахту, те точно от распри этой пострадают. Господин Эшбахт нравом обладает пылким, в войне всегда ведет своих людей вперед сам, сам среди первых идет. Он и рану у реки получил, идя впереди своих людей, то все знают. И капитана Фильшнера кавалер побьет, скорее всего, а значит и побьет людей городских. А если не побьет, то погибнет или попадет в плен к герцогу. И коли так будет, кто господам заемщикам вернет золото?
Он сделал паузу, надеясь, что кто-то ему возразит, но банкиры и главы гильдий молчали, лица их были мрачны. Они начинали понимать, куда он клонит.
— Может, герцог возместит господам тысячу двести золотых монет? — продолжал монах. — Или может, они взыщут собственность господина Эшбахта? Но в его роскошном поместье вряд ли они соберут даже и на пять десятков золотых. Или господа думают, что взыщут деньги со вдовы? С дочери графа?
— Так что же вы от нас хотите? — наконец спросил бургомистр, когда брат Семион закончил.
— Не давайте капитану Фильшнеру людей, — четко выговаривая слова, произнес кавалер. — Не давайте ему арбалетчиков. Не давайте ничего.
— Так как же мы ему не дадим людей, если герцог распорядился дать, мы не можем ослушаться, — улыбался бургомистр.
— Скажите, что вы отправили часть людей ловить разбойников.
— Разбойников? Каких разбойников? — начал говорить бургомистр, но не договорил…
Его за рукав богатой шубы хватает тот самый банкир, который дал Волкову больше всех денег, он тянет бесцеремонно бургомистра к себе и начинает что-то ему говорить тихо, но с раздражением. Бургомистр сделал вид скорбный, при этом покосился на Волкова.
На мгновение кавалеру показалось, что они замышляют что-то против него, может, и схватить его надумают, но это было не так.
Бургомистр покивал согласно головой и произнес, наконец:
— Город не даст капитану герцога всех нужных тому людей. Город даст сотню человек.
Волков вздохнул:
— Что ж, и на том спасибо, я знал, что в городе у меня есть друзья.
Он улыбнулся и пошел из ратуши прочь. Важные городские господа расступались перед ним и кланялись ему.
На улице, когда он уже садился на коня, к нему подошел кавалер фон Клаузевиц, взял его стремя, чтобы придержать его. Это был знак уважения. Сказал искренне:
— Я восхищен вами, кавалер, я знаю суть, слышал урывки разговоров. И, кажется, начинаю понимать, что вы задумали.
— Спасибо вам, Клаузевиц, ваше восхищение мне льстит, — ответил Волков, — но дело еще не сделано. Нужно спешить.
— Да-да, конечно… Куда теперь? — спросил молодой рыцарь.
— Теперь мне нужно перекинуться парой слов с господами ландскнехтами города Малена. Нам нужен землемер Куртц.
* * *
Куртца пришлось поискать, на месте его не было, но кавалеру сказали, что землемер с его закадычным другом почтмейстером пошли в тихий кабачок. Звонко стуча копытами по мостовой, кавалькада всадников во главе с Волковым поехала туда, куда им указали. И в этом кабаке он и нашел бывших ландскнехтов его Императорского величества. Он хорошо уже знал обоих, пировал с ними уже не раз, и они, увидев его, обрадовались, как старому другу, с уважением звали к себе за стол. Он отказался и сказал:
— Спасибо, братья-солдаты, некогда выпивать, я к вам по делу.
— Ну, так говорите, кавалер.
Он уселся к ним за стол и начал:
— Герцог капитана Фильшнера послал за мной, с ним люди будут.
— Знаем этого капитана, хороший капитан, — сказал Куртц серьезно.
— За вами?! — изумился почтмейстер. — За что же в немилость вы попали?
— За то, что горцев побил, — отвечал Волков, — он сразу не велел мне их трогать, говорил мир с ними держать, а как их не трогать, если они на моей земле разбойничали и офицера моего чуть до смерти не убили?
— Да псы они поганые, — произнес почтмейстер. — Воры, и всегда ворами были.
— Сволочь безбожная, — добавил землемер. — Хуже еретиков свет не видывал. Один их людоед Кальвин[3] чего стоит.
— Кальвин, да, сын Сатаны, — соглашались и почтмейстер, и Волков.
— Ну, а чем же нам помочь вам, кавалер? — спрашивал Куртц.
— У Фильшнера людишек против меня будет немного, он тут в городе хочет взять, да ополчение граф ему собрать должен, а еще ему деньги выданы, чтобы в городе охотников найти.