Дюна и философия: путь ментата
Часть 10 из 28 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Непостоянные игроки
Многие сообщества (фримены, Рыбословши, Иксианцы, различные культы и др.) являлись пешками на политической арене галактики, но конкретно названные здесь группы часто становились инструментами стоящих у власти. Пол и Алия использовали фрименов и их религиозный пыл, чтобы завоевать галактику; Лето II использовал Рыбословш, чтобы распространить государственную религию; Иксианцы предоставили технологии, которые помогли Гильдии во Времена недостатка Пряности. Шаткость политической структуры в Дюне очевидна. Многие игроки заявляют свои права на конкретные территории и пытаются выжить в изменчивом мире. Но каким образом они заявляют свои права? Через насилие, принуждение и шантаж, которые в большинстве случаев создают условия для одинокой, бедной, ужасной, жестокой и короткой жизни. В действительности такая система власти оказывается совершенно непригодной; ей суждено развалиться.
Пока люди не признают никакую силу, помимо своей собственной, их агрессию не сдержать. Тоталитарность, в свою очередь, гарантирует состояние постоянного конфликта, так как каждое сообщество хочет распространить свою волю на других, что грозит полным уничтожением всех участвующих сторон. Нужна влиятельная сила, способная править единолично и направлять свое господство на другие группы. Иными словами, нужен тиран, спаситель, Левиафан.
Это похоже на драку за последнюю банку пива
«Вселенная подонков» очень похожа на то могущественное государство («смертного Бога»), концепцию которого предложил Томас Гоббс в 1651 г. в «Левиафане». Гоббс представляет теоретическое состояние существования сообщества, в котором нет централизованной власти, но есть некоторое количество индивидов, ищущих собственной выгоды. Индивиды дерутся друг с другом, поодиночке или группами, создавая конфликты на личном и социальном уровнях. Эти конфликты угрожают существованию каждого вовлеченного в столкновение индивида.
Философы обладают удивительной способностью отражать культуру своего времени в текстах. Гоббс писал во времена Гражданской войны в Англии (1642–1651 гг.), которая была буквально войной «всех против всех». Питер Гонт считает, что десять процентов всего населения в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет были напрямую задействованы в сражениях в период с 1643 до 1645 гг. и что двадцать пять процентов мужского населения в какой-то момент военного конфликта бралось за оружие. В целом, погибло около двухсот тысяч человек.
В то время как историки выдвигают несколько потенциально вызывающих разногласие факторов (религиозный, экономический и культурный), весомые доказательства свидетельствуют о том, что религиозный экстремизм оказался решающим мотивом для начала конфликта. Протестантская реформация создала фракцию пуритан, которые восстали против «папистов» или католиков. Гоббс покинул Англию в 1640 г., боясь быть причисленным к первым недовольным. Он обратился к классическим идеям о человеческой природе и противопоставил им тот путь, по которому двигалось историческое развитие. Это противопоставление привело его к пониманию поведения человека по отношению к себе и к другим.
Что же Гоббс может сказать о нас? Его рассуждение записано в тринадцтой главе «Левиафана», из которого вытекает следующий анализ.
Мы все движимы нашим эгоизмом, который Гоббс определяет как заинтересованность в личной безопасности и в уважении (имеется в виду самоуважение и уважение со стороны). Мы хотим, чтобы другие видели нас так же положительно, как видим себя мы. Кроме того, мы осознаем, что у нас нет всего, чего нам хочется, или что нужно для жизни. У нас есть потребность в «благах», которые, как нам кажется, жизненно необходимы.
Владимир Харконнен искал плотского удовольствия и яств, в то время как Пол Атрейдес искал мести за смерть своего отца и возвращения по праву принадлежащих владений. Приоритетом становится удовлетворение своих желаний. Позиция Гоббса не провозглашает наше поведение подобным животному. Он лишь считает, что цивилизация, если таковая существует, опирается на эгоистичные желания индивидов.
Гоббс предполагает, что причина эгоистического поведения кроется в нашей логике рассуждения: мы осознаем, что у нас недостаточно определенных благ, поэтому деремся за то, что нам нужно. Дефицит порождает насилие.
Два индивида не могут обладать одной и той же вещью одновременно, и ни у одного из них нет унаследованного или исключительного права на владение этой вещью. Таким образом, все сводится к тому, чье желание обладать этой вещью оказывается сильнее, а значит он ловчее управляется с дубиной, врезав другому по голове. Иногда подобное насилие принимает психологическую форму, иногда физическую. Ценности можно с тем же успехом заполучить путем обмана, что и убить ради них. Пол, например, использует силу в лице фрименов против Императора Шаддама IV. Однако, чтобы напугать Космическую Гильдию, использует психологический метод, угрожая уничтожить Пряность.
Почему мы прибегаем к насилию? На самом деле все очень просто – это рациональное насилие. Наша рациональная природа мотивирует нас сохранять собственное здоровье и благополучие путем поиска средств выживания. Гоббс утверждает, что без какой-либо власти (будь то монархическая или иная власть) каждый индивид имеет право защищать себя и каждый индивид имеет право избирать способы своей защиты. Было бы нерационально сказать, что у меня нет права защищаться или отказывать себе в обязательном для жизни благе. Но если такие права есть у всех, то я не обладаю большими правами на любую конкретную вещь, чем любой другой, даже если я держу эту вещь в руках. Следовательно, не будет несправедливым, если кто-то заберет у меня мои блага, как и не будет несправедливым обратное.
Справедливость в рамках защиты прав своей собственности и претензий к другим людям имеет смысл только в гражданском обществе. В первобытном единственным определением правильности будет то, что соответствует причинности. В результате для меня справедливо убить кого-то, если он не дает получить то, что необходимо мне для выживания. Гоббс отмечает, что мы все способны на убийство – разница в силе или других важных параметрах между индивидами точно может быть устранена путем объединения усилий или обмана противника. И хотя наши личные способности могут варьироваться, в целом условия равные.
Пока мы деремся между собой, нам не дано насладиться благами жизни. Мы можем отвоевать себе небольшой кусок земли, но он наш, пока мы в силах удержать его. Если появится какая-то другая, большая сила, нам ничего не достанется. Подобное общество не сможет выстоять – война «всех против всех» убивает человеческий род. Мы становимся причиной нашей собственной гибели. Наш разум понимает, что мы движемся по пути саморазрушения, и осознание этого факта заставляет нас искать мира друг с другом.
Рассмотрим пример, когда фримены, в соответствии с их традициями, потребовали у Пола бросить вызов Стилгару, а впоследствии стать их всеобщим лидером и повести в бой против Харконненов. Пол, Стилгар и леди Джессика сразу поняли ошибку такого подхода: если фримены всегда будут убивать сильнейшего из них, тогда они бесповоротно ослабят свои сиетчи до такой степени, что в конечном итоге не смогут победить своих врагов. Вот почему Пол в первую очередь ищет мира, чтобы обеспечить победу на Харконненами. И по той же причине он отказывается убивать Стилгара, фактически делая его своим вассалом.
Понимание того, что человечество идет к взаимному уничтожению, толкает Лето II на создание Золотого Пути. Он боится, что тот путь, который был установлен с помощью баланса сил Империи, Ландсраада и Гильдии, приведет человечество к вымиранию. Ведь по своей природе баланс власти нестабилен и потому в любой момент может рухнуть в хаосе и конфликтах. Если позволить человечеству идти по пути захвата власти, оно продолжит воевать с самим собой, истощая население до тех пор, пока никого не останется в живых.
В условиях естественного конфликта мы ищем мира, а потому создаем сообщества и выбираем лидера или правителя. Неважно, какой способ управления государством будет выбран, государство все равно будет служить представительным лицом для людей. И потому люди предоставляют ему полномочия делать все, что нужно для поддержания мира (Гоббс «Левиафан», глава 18).
Гоббс связывает выбор системы правления с нашим ощущением той формы, которая лучше всего справится с задачей сохранения мира. А это в свою очередь влияет на размер правительства – сколько людей будет обладать властью. Когда властью наделены все, мы получаем демократию. Когда же властью обладают всего несколько – аристократию. И, наконец, когда властью владеет один, мы получаем монархию. Только монарх объединяет в себе другие виды политической власти. Это суверен и правитель в одном лице. Очевидно, то же самое нельзя сказать о системах, которые разделяют власть между разными группами. Проблема участников демократического или аристократического общества состоит в том, как сохранить мир в системе, где власть разделена.
Когда бы мы ни разделяли власть, мы разделяем влияние, что увеличивает вероятность нашего возвращения в состояние войны друг против друга («Левиафан»). Равно как английское правительство разделилось на Корону и парламент, так и мы в конечном итоге разделяемся, сражаясь за обладание властью, собственностью, благами, услугами, пока кого-то в конечном счете, не уничтожают. Или, в случае «Хроник Дюны», застреливают, отравляют, закалывают, сжигают, расчленяют, съедают, раздавливают, топят, забивают до смерти, обезглавливают или бросают умирать от холода. В Дюне погибает очень много людей, так много, что это просто не укладывается в голове. В один прекрасный день Пол Атрейдес осознает, что он «убил шестьдесят один миллиард человек, уничтожил девяносто планет» и «полностью деморализовал пятьсот других» («Мессия Дюны»). Не стоит забывать, что он положительный персонаж.
Следующей проблемной областью участников одновременно политического и религиозного общества является разделение власти на политическую и духовную: государственные религии также предъявляют требования своим последователям и могут иметь политическое влияние. У Гоббса есть два совета на этот счет. Первый: суверен должен контролировать информацию. Гоббс определяет, что суверен должен быть судьей в последней инстанции касательно того, что способствует миру в сообществе, и, следовательно, он должен контролировать распространение идей и мнений. Если противоречивая идея окажется принятой и общество позволит ей распространиться, члены этого общества неизбежно разделятся на соперничающие группировки, основанные на согласии или несогласии с этой спорной идеей.
Подобные конфликты приходят на ум, когда принимают во внимание религиозные идеи: последите за текущими дебатами о роли религии в современной политике. Становление второго суверена, правителя от духовного мира становится явным вызовом миру в государстве. Это создает разделение между государственным и духовным правителями, которое подрывает политическую поддержку и конечную стабильность государства от мирских правительств («Левиафан»). Точно так же, как политическая идеология создает группировки и фанатичную стрельбу, концептуальный фундаментализм создает священные войны.
Имперская система Пола, Шаддама IV и их предков игнорировала угрозы для государства «общего дела», которые создали основания для шаткого положения, разбивая реальную власть между двумя политическими институциями, коммерческим сектором и влиятельными ведьмами. Даже когда Пол Муад’Диб возглавил джихад и объединил галактику в своем политическо-религиозном кулаке, его правление было коротким. Предполагаемая смерть Пола Муад’Диба привела к безвластью и конфликту между его сестрой, Алией, его детьми и матерью. Временное объединение открыло дорогу насилию и интригам. В сущности, если смотреть с позиции Гоббса, старая имперская структура Шаддама IV и Пола Муад’Диба были по самой своей природе обречены на падение.
Когда Лето II сосредоточил власть в своих руках, шаткая расстановка политических сил стабилизировалась. В период своего долгого правления (из-за своих метаморфоз он правил около трех с половиной тысяч лет) общество вошло в стагнацию, но осталось мирным. Язык, который используется в контексте правления Лето II, дает понимание замысла Герберта. Название книги «Бог-Император Дюны», описывающей правление Лето II, – аллюзия на теократическую власть в Древнем Египте, где фараоны управляли страной в качестве живых Богов. Гоббс обращается к Левиафану как к «смертному Богу», дарующему нам мир и защищенность. Сущность, которая сохраняет мир, держа нас в трепете и страхе перед наказанием. Лето II – это смертный Бог. Его долгая жизнь, сверхчеловеческий дар предвидения и тирания создали мир и защиту по всей галактике.
Лето II – это Левиафан. Что он за правитель? По общему мнению, он тиран, но, как отмечает Гоббс, «тирания» – это монархия, которая нам не нравится. Производство Пряности прекратилось во время правления Лето II – больше не осталось червей, которые ее производили бы. Таким образом, он сидит на огромном сокровище, раздавая его в качестве награды и отбирая в качестве наказания. Поскольку Империя полностью зависит от Пряности, людей становится очень легко запугать. Лето II пишет свою собственную историю, чтобы обеспечить ясное понимание прошлых событий и своих мотивов. Он развивает религию, ставя себя Богом-Императором, и распространяет свое влияние, обеспечивая абсолютную власть и господство над галактикой.
Опять же, разделение власти может происходить как между государственными правительствами, так и между теократическими. Сочетая в своем правлении функции государственного и духовного аппаратов, Лето II превращает нарушение закона в грех, тем самым объединяя политическую и духовную составляющие власти. Таким образом он также избегает гражданско-духовного разделения власти, о котором предупреждает нас Гоббс. Подобное слияние гражданской и духовной власти предотвращает как изначальное нарушение закона, так и коррупцию, возникающую, когда людей наделяют политической властью.
Без сомнения, правление Лето II угнетает и приводит к мятежам, но оно все равно приносит мир, который соответствует первому естественному закону Гоббса.
Лето II называет это необходимой частью своего «Золотого Пути», системного подхода к управлению будущим человечества. Золотой Путь оказывается суровым в том смысле, что навязывает человечеству жизнь в условии дефицита. Но Золотой Путь также взращивает его, поскольку создает диаспору, обеспечивающую преемственность вида. Лето II видел угрозу будущему человечества в его зависимости от Пряности и недостаточной населенности Вселенной.
Ситуацию, при которой конфликт интересов разрастается в ограниченном пространстве одной галактики, можно уподобить пороховой бочке, готовой взорваться. Многие из людей, которых Лето II назначает на руководящие должности, – бывшие повстанцы. Объясняя им природу и цель Золотого Пути, Бог-Император завоевывает их умы и сердца. Угнетение становится оправданным, даже необходимым, чтобы сохранить жизнь человечеству.
Смерть Лето II оказывается наиболее наглядным примером для понимания труда Гоббса и природы власти. Его убийство приводит к фрагментации тела и созданию новых песчаных мух и червей. Каждая из этих особей обладает небольшой частью его сознания. Однако, наряду с новыми червями и новым источником Пряности, мы также получаем распад Империи и новые фракции власти, созданные людьми, которые рассеялись вслед за режимом Лето II. Это Рассеяние приводит к образованию Досточтимых Матрон, жестоких и непредсказуемых женщин, которые являются первостепенным вызовом Бене Гессерит в «Капитуле Дюны». В итоге Мир Лето II исчезает, и с этим расколом власти галактика снова оказывается поглощена жестокими схватками за власть. Человеческая природа вновь заявляет о себе, а насилие становится средством приобретения самого дефицитного из всех дефицитных товаров.
Пряность как средство власти
Так что же во Вселенной Дюны является дефицитным товаром? Что может привести к длительным конфликтам и раздорам? Что обладает такой огромной силой формировать правительства и разрушать жизни?
Пряность – вот самое редкое вещество в галактике. Без меланжа и его способности вызывать у Гильд-навигаторов линейное предвидение люди преодолевают парсеки космического пространства лишь со скоростью улитки. Без меланжа Бене Гессерит не могут обеспечить наличие Правдовидцев и Преподобных Матерей. Без свойства меланжа продлевать жизнь люди живут и умирают, как в древности. («Бог-Император Дюны»). Пряность породила радикальную зависимость и, следовательно, сильное желание ею обладать. Таким образом, агенты оказываются в конфликте. Их потребности несовместимы с ограниченным запасом этого ресурса. По общему признанию, в «Еретиках Дюны» Пряность в изобилии – аксолотль-чаны Тлейлаксу способны производить ее, но только до тех пор, пока Досточтимые Матроны не уничтожат Тлейлаксу, восстановив дефицитные условия. Все эти политические организации являются вполне разумными. Каждая из них способна привести к разрушению другой, что соответствует желанию агентов, когда они оказываются в естественных условиях, т. е. освобождаются от тиранической власти Лето II.
Во Вселенной Дюны конфликты власти возникают в основном между группами индивидов, а не между отдельными индивидами в изоляции (Гоббс занимается индивидуальными конфликтами, но модель все еще остается верной). В то время как в романах появляются индивидуальные планы и заговоры, доминирующие конфликты сосредоточены вокруг отдельных лиц. Бене Гессерит не обладают физической мощью (у них нет армии, как у фрименов или сардаукаров), но они очень эффективны в манипуляциях и ядах (на самом деле нас познакомила с ними Преподобная Мать, которая угрожала отравить Пола Атрейдеса в первых главах «Дюны»). У Космической Гильдии также нет армии, но они обладают единственным средством быстрого межпланетного путешествия – без их транспорта и торговли планеты стали бы изолированными и искалеченными. Кроме того, учитывая смертельно опасную природу самой Пряности, отказ от ее транспортировки стал бы смертным приговором для пострадавшего населения. Император обладает своими ударными войсками сардаукаров, но их физическая мощь не является высшей, и мы видим, что даже Императорский трон способствует благу в конфликте.
Хитрые и изощренные захваты власти показывают, что Шаддам контролирует Трон лишь до тех пор, пока сардаукары остаются самой мощной силой и потоку Пряности ничто не угрожает. К концу «Дюны» оба этих источника силы исчезают, обнажая слабость Шаддама. Тлейлаксу находят альтернативные способы производства Пряности и захватывют Лицеделов, способных заменить влиятельных людей агентами, симпатизирующими их религиозному делу. В игру вступают многие силы, выравнивающие игровое поле – естественное положение агентов Гоббса в естественных условиях.
Только тогда мы устанавливаем мир и договоренности (а следовательно, и систему правосудия), когда всех нас связывает власть. Она должна быть высочайшей. Это не может быть очередное, прислушивающееся ко всем добро, иначе оно попросту превратится в еще один источник конфликта. Должен быть единый, неограниченный источник власти; что-то, что в конечном счете станет вышей силой. В естественном состоянии мы вполне способны заключать соглашения, но ничто нас к ним не привязывает; ничто не мешает мне воткнуть нож вам под ребра, как только ваша часть сделки будет завершена и вы повернетесь ко мне спиной. Ну, если не считать того факта, что я преподаю прикладную этику, а философы обычно тихони. Гоббс напоминает нам, что слова и обещания сами по себе не обладают какой-либо властью. Нам нужно то, что способно заставить человека повиноваться и выполнять положенные обязательства («Левиафан»), наказывая и вознаграждая соответствующим образом.
Пол Атрейдес приходит к власти посредством контроля над Пряностью. Он готов полностью уничтожить этот природный ресурс, который напрямую влияет почти на все грани Вселенной Дюны. Как отмечает Пол, если вы обладаете силой и смелостью, чтобы уничтожить какую-либо вещь, значит, у вас абсолютный контроль над ней, а власть над Пряностью – это власть над теми, кто в ней нуждается. Лето II придерживается аналогичного подхода к поддержанию власти. Он признает, что его предвидения и долгой жизни недостаточно для этого (по сути, Лето II более долгоживущая версия Пола Атрейдеса). Природа могущества Лето II еще более ограничена, чем во времена Пола. Черви исчезли, Пряность больше не производится, а у Лето во владении самый большой запас этого наркотика. Кроме того, как и Пол, он не боится уничтожить эти запасы. Его способность уничтожить последний источник Пряности остается ключом к контролю и имеет важное значение для обеспечения мира и спокойствия («Бог-Император Дюны»).
Это вызывает сдвиг в конфликтующих группировках в Дюне (и в агентах, находящихся в конфликте согласно политической модели Гоббса). Их рациональный интерес к самосохранению заставляет различные фракции Вселенной подчиняться законам Лето II. Рациональный интерес Гоббса к самосохранению в равной степени относится как к сохранению себя от насилия, так и к сохранению себя от лишений и отчуждения. Условия радикального дефицита дают Лето II невероятную политическую силу и влияние, которые он использует для сохранения мира. С помощью своего положения Лето II также старается предотвратить возникновение политической конкуренции, способной привести человечество к гибели; она была уготована Вселенной до того, как он взошел на трон.
Мир Лето – это вынужденная стабильность, побуждающая к мирному сосуществованию (как через страх наказания, так и через ненависть к общему врагу), производству инноваций (усилия по снижению зависимости от дефицитного ресурса) и избеганию уязвимости (население расширяется за пределы пограничной ментальности. Такое расширение человечества не позволяет нам ограничиваться относительно небольшим набором миров и, следовательно, увеличивает наши шансы на выживание как вида). Вынужденная стабильность – это, в буквальном смысле, лучшее, что могло случиться с человечеством.
Шесть романов Герберта содержат ряд отсылок к событиям нашей истории – завоеваниям Чингисхана и Гитлера, погромам против иудаизма и диаспоры, общей памяти рода сквозь историю, до незапамятных времен. Наша история – это история насилия и конкуренции за скудные ресурсы, такие как земля, нефть, а вскоре, и питьевая вода. На определенном уровне понимание того, что мы можем искать защиту у Тирана, спасающего нас от самих себя, успокаивает нас. Мир через контроль, контроль через силу, власть через Пряность. Тирания Лето II сохраняет галактику, спасая нас от самоуничтожения.[1]
Возможный автор:
МЭТЬЮ А. БУТКУС
Этика Муад'Диба
Продавцы власти и наездники червей
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ РЕЧЬ НА ДВУХТЫСЯЧНУЮ
ГОДОВЩИНУ РОЖДЕНИЯ Лето II.
ВЫСТУПАЮЩИЙ: КРИСТОФЕР ЧИОЧЕТТИ
Жарко. Поднимается солнце. Вы радуетесь его сиянию, потому что можно увидеть пески далеко вокруг. Но температура начинает повышаться. Пройдет совсем немного времени, и придется искать укрытие от обжигающего света. Вы перераспределяете свой вес, готовясь начать движение. Песок немного проседает под ногами. Практически невозможно поставить ногу твердо, и вы с каждым шагом чувствуете, будто теряете равновесие, сильно отклоняясь то вперед, то назад. Лучше бы остаться на камнях в паре метров слева, но выбирать не приходится. Вам нужно быть на песке, если хотите оседлать червя.
Песчаные черви – самый запоминающийся образ в «Дюне». Фрэнк Герберт создал для нас ряд интересных персонажей, от Харконненов до Атрейдесов, от Бене Гессерит до фрименов, но образ червей всегда присутствует в нашем сознании. Есть что-то величественное и одновременно пугающее в этих существах, живущих и передвигающихся под землей. Они вырываются наружу без предупреждения, разгоняя людей и нарушая всякий ход вещей. Всем приходится существовать, учитывая активность червей. При этом черви не являются полноценными персонажами книги, поскольку не обладают свойствами личности: у них нет никаких намерений, мечтаний, целей или желаний. Они всего лишь существуют, а всем остальным приходится под них подстраиваться.
Рассматривать мир Дюны с философской точки зрения немного странно. От начала и до конца она пронизана срочностью. Кругом опасность и каждый перескакивает от одной задачи к другой, едва ли находя время заботиться о собственных нуждах. Ни у кого нет времени на отдых, тем более на раздумья, и совершенно нет возможности философствовать. Если я или кто-то другой решаем поразмышлять о философской составляющей Дюны, то это из-за того, что мы находимся в иных условиях. У нас есть то, чего не хватает им: возможность размышлять на досуге. Мы можем отстраниться на время от бесконечного напора повседневной жизни и задуматься о вещах, которые мы делаем и почему мы поступаем именно так.
Для философского размышления требуется свободное время, но прогулки в парке для этого будет мало. Не всякий может просто прогуливаться и размышлять о чем-то, принимая вещи такими, какие они есть, и называть себя философом. Философия больше похожа на добычу ископаемых. (Она может даже метафорически поднимать пыль!) Когда мы занимаемся философией, мы погружаемся в идеи, находим в них то, что скрыто в глубинах, извлекаем руду, фильтруем и проверяем ее, чтобы найти ценные самородки. Особенно сложно вести добычу в глубоких слоях смысла жизни. Трудно решить, с чего начать. Аристотель предлагает начинать с изучения взглядов мудрецов. Нужно приложить все усилия, чтобы понять их идеи, исследуя разные точки зрения по очереди и дополняя наше восприятие тем, что уже изучили. В таком случае я предлагаю уделить немного нашего свободного времени и поразмышлять о жизни в Дюне философски.
Если бы Аристотель был знаком с Гербертом, то причислил бы его к мудрецам, ведь Герберт дал нам несколько сильных жизненных историй. Каждая из этих историй представляется хорошей, плохой или неоднозначной. Говоря об этих историях серьезно, раскапывая их на предмет того, что они могут сказать о смысле жизни, мы находим интересную философскую позицию. Конечно, «Дюна» никак не защищает эту позицию и это не философская работа по своему определению. Однако она дает пищу для некоторых философских размышлений. Так что, хотя мысли о молящихся монахах и монахинях, о Сизифе, катящем на гору камень, или о, возможно, выбранном наугад числе 42, были бы более уместны, эти рассуждения упускают нечто, что «Дюна» припасла для нас: динамичную борьбу, которую олицетворяют наездники червей.
Позвольте накрыть для вас метафорический стол с объяснениями. Вернемся из песков пустыни прямо на пир, который герцог Лето Атрейдес организовал, когда его семья впервые прибыла на Арракис. Лето пригласил банкиров, торговцев, политиков – всех, кто на Арракисе или за его пределами имел широкие связи. Это был пир, выходящий далеко за рамки нашего представления о трапезе. Больше, чем момент рефлексии, чем шанс на разговор или чем все более распространенная форма перекуса перед телевизором. Атредейсы показали гораздо большее. Это была церемония, изобилующая ядоискателями и серебряной посудой, но сохранившая идею расслабленной общей трапезы.
Леди Джессика настояла на проведении общественного ужина в надежде построить более тесные общественные связи между Атрейдесами и местными банкирами, контрабандистами, торговцами и политиками. Суфир Хават не видел в такой встрече ничего, кроме опасности. Герцог Лето тоже едва ли наслаждался процессом. Он менял церемонии и планировал манипулировать гостями. В какой-то момент он даже испытывал гостей, вылив часть своей воды на пол после тоста. Конечно, остальные должны были последовать ритуалу, но это напрягло их. Когда-то гости считались высшим классом на Арракисе. У них всегда было достаточно питьевой воды, но такой жест Герцога показывает больше, чем некоторые могут представить. Все это время Лето и Джессика наблюдали и запоминали. Они оценивали характер каждого из гостей, подмечая отношения между ними, их любовь и ненависть, их заботу и сомнение.
Для Джессики и Лето эта ночь – долгосрочное планирование. Они готовились и обосновывались. Им еще приходилось осторожно оценивать положение, чтобы не ошибиться в выборе своего места в этом новом мире. У них были планы, так как они пришли не с пустыми руками, хотя и многое оставили позади. Этот ужин был им необходим, чтобы снова встать на ноги.
В этом отношении их мир не так далек от нашего. Конечно, не многие из нас посещают торжественные ужины в больших залах с ядоискателями. Но мы действительно часто оказываемся в подобных ситуациях. Будь то новая работа, новый город, новая семья или все упомянутое вместе, мы часто попадаем в ситуации, когда нам нужно наше предчувствие будущего. В особые моменты к нам приходит предвидение того, что должно случиться или как сложатся обстоятельства, но оборотной стороной этого чувства является его неопределенность. Церемонии неясны, значения изменчивы, и мы, почти как Лето и Джессика, часто вынуждены действовать до того, как полностью поймем ситуацию. Тем не менее у Лето и Джессики есть время. Им удалось организовать торжественный ужин, пусть и в спешке, но они не смогли насладиться им. Поражает, насколько мало удовольствия можно наблюдать в описаниях Гербертом трапезы во всей «Дюне». Кажется, никто не испытывает удовольствия, но никто этим фактом и не обеспокоен. Ни у кого нет такой роскоши. Тем не менее, хотя Лето и Джессика находятся в спешке, они ловят момент спокойствия, когда можно начать думать о том, как влиться в общество. Но Харконнены разрушат все их планы.
Харконнены и власть
Многие сообщества (фримены, Рыбословши, Иксианцы, различные культы и др.) являлись пешками на политической арене галактики, но конкретно названные здесь группы часто становились инструментами стоящих у власти. Пол и Алия использовали фрименов и их религиозный пыл, чтобы завоевать галактику; Лето II использовал Рыбословш, чтобы распространить государственную религию; Иксианцы предоставили технологии, которые помогли Гильдии во Времена недостатка Пряности. Шаткость политической структуры в Дюне очевидна. Многие игроки заявляют свои права на конкретные территории и пытаются выжить в изменчивом мире. Но каким образом они заявляют свои права? Через насилие, принуждение и шантаж, которые в большинстве случаев создают условия для одинокой, бедной, ужасной, жестокой и короткой жизни. В действительности такая система власти оказывается совершенно непригодной; ей суждено развалиться.
Пока люди не признают никакую силу, помимо своей собственной, их агрессию не сдержать. Тоталитарность, в свою очередь, гарантирует состояние постоянного конфликта, так как каждое сообщество хочет распространить свою волю на других, что грозит полным уничтожением всех участвующих сторон. Нужна влиятельная сила, способная править единолично и направлять свое господство на другие группы. Иными словами, нужен тиран, спаситель, Левиафан.
Это похоже на драку за последнюю банку пива
«Вселенная подонков» очень похожа на то могущественное государство («смертного Бога»), концепцию которого предложил Томас Гоббс в 1651 г. в «Левиафане». Гоббс представляет теоретическое состояние существования сообщества, в котором нет централизованной власти, но есть некоторое количество индивидов, ищущих собственной выгоды. Индивиды дерутся друг с другом, поодиночке или группами, создавая конфликты на личном и социальном уровнях. Эти конфликты угрожают существованию каждого вовлеченного в столкновение индивида.
Философы обладают удивительной способностью отражать культуру своего времени в текстах. Гоббс писал во времена Гражданской войны в Англии (1642–1651 гг.), которая была буквально войной «всех против всех». Питер Гонт считает, что десять процентов всего населения в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет были напрямую задействованы в сражениях в период с 1643 до 1645 гг. и что двадцать пять процентов мужского населения в какой-то момент военного конфликта бралось за оружие. В целом, погибло около двухсот тысяч человек.
В то время как историки выдвигают несколько потенциально вызывающих разногласие факторов (религиозный, экономический и культурный), весомые доказательства свидетельствуют о том, что религиозный экстремизм оказался решающим мотивом для начала конфликта. Протестантская реформация создала фракцию пуритан, которые восстали против «папистов» или католиков. Гоббс покинул Англию в 1640 г., боясь быть причисленным к первым недовольным. Он обратился к классическим идеям о человеческой природе и противопоставил им тот путь, по которому двигалось историческое развитие. Это противопоставление привело его к пониманию поведения человека по отношению к себе и к другим.
Что же Гоббс может сказать о нас? Его рассуждение записано в тринадцтой главе «Левиафана», из которого вытекает следующий анализ.
Мы все движимы нашим эгоизмом, который Гоббс определяет как заинтересованность в личной безопасности и в уважении (имеется в виду самоуважение и уважение со стороны). Мы хотим, чтобы другие видели нас так же положительно, как видим себя мы. Кроме того, мы осознаем, что у нас нет всего, чего нам хочется, или что нужно для жизни. У нас есть потребность в «благах», которые, как нам кажется, жизненно необходимы.
Владимир Харконнен искал плотского удовольствия и яств, в то время как Пол Атрейдес искал мести за смерть своего отца и возвращения по праву принадлежащих владений. Приоритетом становится удовлетворение своих желаний. Позиция Гоббса не провозглашает наше поведение подобным животному. Он лишь считает, что цивилизация, если таковая существует, опирается на эгоистичные желания индивидов.
Гоббс предполагает, что причина эгоистического поведения кроется в нашей логике рассуждения: мы осознаем, что у нас недостаточно определенных благ, поэтому деремся за то, что нам нужно. Дефицит порождает насилие.
Два индивида не могут обладать одной и той же вещью одновременно, и ни у одного из них нет унаследованного или исключительного права на владение этой вещью. Таким образом, все сводится к тому, чье желание обладать этой вещью оказывается сильнее, а значит он ловчее управляется с дубиной, врезав другому по голове. Иногда подобное насилие принимает психологическую форму, иногда физическую. Ценности можно с тем же успехом заполучить путем обмана, что и убить ради них. Пол, например, использует силу в лице фрименов против Императора Шаддама IV. Однако, чтобы напугать Космическую Гильдию, использует психологический метод, угрожая уничтожить Пряность.
Почему мы прибегаем к насилию? На самом деле все очень просто – это рациональное насилие. Наша рациональная природа мотивирует нас сохранять собственное здоровье и благополучие путем поиска средств выживания. Гоббс утверждает, что без какой-либо власти (будь то монархическая или иная власть) каждый индивид имеет право защищать себя и каждый индивид имеет право избирать способы своей защиты. Было бы нерационально сказать, что у меня нет права защищаться или отказывать себе в обязательном для жизни благе. Но если такие права есть у всех, то я не обладаю большими правами на любую конкретную вещь, чем любой другой, даже если я держу эту вещь в руках. Следовательно, не будет несправедливым, если кто-то заберет у меня мои блага, как и не будет несправедливым обратное.
Справедливость в рамках защиты прав своей собственности и претензий к другим людям имеет смысл только в гражданском обществе. В первобытном единственным определением правильности будет то, что соответствует причинности. В результате для меня справедливо убить кого-то, если он не дает получить то, что необходимо мне для выживания. Гоббс отмечает, что мы все способны на убийство – разница в силе или других важных параметрах между индивидами точно может быть устранена путем объединения усилий или обмана противника. И хотя наши личные способности могут варьироваться, в целом условия равные.
Пока мы деремся между собой, нам не дано насладиться благами жизни. Мы можем отвоевать себе небольшой кусок земли, но он наш, пока мы в силах удержать его. Если появится какая-то другая, большая сила, нам ничего не достанется. Подобное общество не сможет выстоять – война «всех против всех» убивает человеческий род. Мы становимся причиной нашей собственной гибели. Наш разум понимает, что мы движемся по пути саморазрушения, и осознание этого факта заставляет нас искать мира друг с другом.
Рассмотрим пример, когда фримены, в соответствии с их традициями, потребовали у Пола бросить вызов Стилгару, а впоследствии стать их всеобщим лидером и повести в бой против Харконненов. Пол, Стилгар и леди Джессика сразу поняли ошибку такого подхода: если фримены всегда будут убивать сильнейшего из них, тогда они бесповоротно ослабят свои сиетчи до такой степени, что в конечном итоге не смогут победить своих врагов. Вот почему Пол в первую очередь ищет мира, чтобы обеспечить победу на Харконненами. И по той же причине он отказывается убивать Стилгара, фактически делая его своим вассалом.
Понимание того, что человечество идет к взаимному уничтожению, толкает Лето II на создание Золотого Пути. Он боится, что тот путь, который был установлен с помощью баланса сил Империи, Ландсраада и Гильдии, приведет человечество к вымиранию. Ведь по своей природе баланс власти нестабилен и потому в любой момент может рухнуть в хаосе и конфликтах. Если позволить человечеству идти по пути захвата власти, оно продолжит воевать с самим собой, истощая население до тех пор, пока никого не останется в живых.
В условиях естественного конфликта мы ищем мира, а потому создаем сообщества и выбираем лидера или правителя. Неважно, какой способ управления государством будет выбран, государство все равно будет служить представительным лицом для людей. И потому люди предоставляют ему полномочия делать все, что нужно для поддержания мира (Гоббс «Левиафан», глава 18).
Гоббс связывает выбор системы правления с нашим ощущением той формы, которая лучше всего справится с задачей сохранения мира. А это в свою очередь влияет на размер правительства – сколько людей будет обладать властью. Когда властью наделены все, мы получаем демократию. Когда же властью обладают всего несколько – аристократию. И, наконец, когда властью владеет один, мы получаем монархию. Только монарх объединяет в себе другие виды политической власти. Это суверен и правитель в одном лице. Очевидно, то же самое нельзя сказать о системах, которые разделяют власть между разными группами. Проблема участников демократического или аристократического общества состоит в том, как сохранить мир в системе, где власть разделена.
Когда бы мы ни разделяли власть, мы разделяем влияние, что увеличивает вероятность нашего возвращения в состояние войны друг против друга («Левиафан»). Равно как английское правительство разделилось на Корону и парламент, так и мы в конечном итоге разделяемся, сражаясь за обладание властью, собственностью, благами, услугами, пока кого-то в конечном счете, не уничтожают. Или, в случае «Хроник Дюны», застреливают, отравляют, закалывают, сжигают, расчленяют, съедают, раздавливают, топят, забивают до смерти, обезглавливают или бросают умирать от холода. В Дюне погибает очень много людей, так много, что это просто не укладывается в голове. В один прекрасный день Пол Атрейдес осознает, что он «убил шестьдесят один миллиард человек, уничтожил девяносто планет» и «полностью деморализовал пятьсот других» («Мессия Дюны»). Не стоит забывать, что он положительный персонаж.
Следующей проблемной областью участников одновременно политического и религиозного общества является разделение власти на политическую и духовную: государственные религии также предъявляют требования своим последователям и могут иметь политическое влияние. У Гоббса есть два совета на этот счет. Первый: суверен должен контролировать информацию. Гоббс определяет, что суверен должен быть судьей в последней инстанции касательно того, что способствует миру в сообществе, и, следовательно, он должен контролировать распространение идей и мнений. Если противоречивая идея окажется принятой и общество позволит ей распространиться, члены этого общества неизбежно разделятся на соперничающие группировки, основанные на согласии или несогласии с этой спорной идеей.
Подобные конфликты приходят на ум, когда принимают во внимание религиозные идеи: последите за текущими дебатами о роли религии в современной политике. Становление второго суверена, правителя от духовного мира становится явным вызовом миру в государстве. Это создает разделение между государственным и духовным правителями, которое подрывает политическую поддержку и конечную стабильность государства от мирских правительств («Левиафан»). Точно так же, как политическая идеология создает группировки и фанатичную стрельбу, концептуальный фундаментализм создает священные войны.
Имперская система Пола, Шаддама IV и их предков игнорировала угрозы для государства «общего дела», которые создали основания для шаткого положения, разбивая реальную власть между двумя политическими институциями, коммерческим сектором и влиятельными ведьмами. Даже когда Пол Муад’Диб возглавил джихад и объединил галактику в своем политическо-религиозном кулаке, его правление было коротким. Предполагаемая смерть Пола Муад’Диба привела к безвластью и конфликту между его сестрой, Алией, его детьми и матерью. Временное объединение открыло дорогу насилию и интригам. В сущности, если смотреть с позиции Гоббса, старая имперская структура Шаддама IV и Пола Муад’Диба были по самой своей природе обречены на падение.
Когда Лето II сосредоточил власть в своих руках, шаткая расстановка политических сил стабилизировалась. В период своего долгого правления (из-за своих метаморфоз он правил около трех с половиной тысяч лет) общество вошло в стагнацию, но осталось мирным. Язык, который используется в контексте правления Лето II, дает понимание замысла Герберта. Название книги «Бог-Император Дюны», описывающей правление Лето II, – аллюзия на теократическую власть в Древнем Египте, где фараоны управляли страной в качестве живых Богов. Гоббс обращается к Левиафану как к «смертному Богу», дарующему нам мир и защищенность. Сущность, которая сохраняет мир, держа нас в трепете и страхе перед наказанием. Лето II – это смертный Бог. Его долгая жизнь, сверхчеловеческий дар предвидения и тирания создали мир и защиту по всей галактике.
Лето II – это Левиафан. Что он за правитель? По общему мнению, он тиран, но, как отмечает Гоббс, «тирания» – это монархия, которая нам не нравится. Производство Пряности прекратилось во время правления Лето II – больше не осталось червей, которые ее производили бы. Таким образом, он сидит на огромном сокровище, раздавая его в качестве награды и отбирая в качестве наказания. Поскольку Империя полностью зависит от Пряности, людей становится очень легко запугать. Лето II пишет свою собственную историю, чтобы обеспечить ясное понимание прошлых событий и своих мотивов. Он развивает религию, ставя себя Богом-Императором, и распространяет свое влияние, обеспечивая абсолютную власть и господство над галактикой.
Опять же, разделение власти может происходить как между государственными правительствами, так и между теократическими. Сочетая в своем правлении функции государственного и духовного аппаратов, Лето II превращает нарушение закона в грех, тем самым объединяя политическую и духовную составляющие власти. Таким образом он также избегает гражданско-духовного разделения власти, о котором предупреждает нас Гоббс. Подобное слияние гражданской и духовной власти предотвращает как изначальное нарушение закона, так и коррупцию, возникающую, когда людей наделяют политической властью.
Без сомнения, правление Лето II угнетает и приводит к мятежам, но оно все равно приносит мир, который соответствует первому естественному закону Гоббса.
Лето II называет это необходимой частью своего «Золотого Пути», системного подхода к управлению будущим человечества. Золотой Путь оказывается суровым в том смысле, что навязывает человечеству жизнь в условии дефицита. Но Золотой Путь также взращивает его, поскольку создает диаспору, обеспечивающую преемственность вида. Лето II видел угрозу будущему человечества в его зависимости от Пряности и недостаточной населенности Вселенной.
Ситуацию, при которой конфликт интересов разрастается в ограниченном пространстве одной галактики, можно уподобить пороховой бочке, готовой взорваться. Многие из людей, которых Лето II назначает на руководящие должности, – бывшие повстанцы. Объясняя им природу и цель Золотого Пути, Бог-Император завоевывает их умы и сердца. Угнетение становится оправданным, даже необходимым, чтобы сохранить жизнь человечеству.
Смерть Лето II оказывается наиболее наглядным примером для понимания труда Гоббса и природы власти. Его убийство приводит к фрагментации тела и созданию новых песчаных мух и червей. Каждая из этих особей обладает небольшой частью его сознания. Однако, наряду с новыми червями и новым источником Пряности, мы также получаем распад Империи и новые фракции власти, созданные людьми, которые рассеялись вслед за режимом Лето II. Это Рассеяние приводит к образованию Досточтимых Матрон, жестоких и непредсказуемых женщин, которые являются первостепенным вызовом Бене Гессерит в «Капитуле Дюны». В итоге Мир Лето II исчезает, и с этим расколом власти галактика снова оказывается поглощена жестокими схватками за власть. Человеческая природа вновь заявляет о себе, а насилие становится средством приобретения самого дефицитного из всех дефицитных товаров.
Пряность как средство власти
Так что же во Вселенной Дюны является дефицитным товаром? Что может привести к длительным конфликтам и раздорам? Что обладает такой огромной силой формировать правительства и разрушать жизни?
Пряность – вот самое редкое вещество в галактике. Без меланжа и его способности вызывать у Гильд-навигаторов линейное предвидение люди преодолевают парсеки космического пространства лишь со скоростью улитки. Без меланжа Бене Гессерит не могут обеспечить наличие Правдовидцев и Преподобных Матерей. Без свойства меланжа продлевать жизнь люди живут и умирают, как в древности. («Бог-Император Дюны»). Пряность породила радикальную зависимость и, следовательно, сильное желание ею обладать. Таким образом, агенты оказываются в конфликте. Их потребности несовместимы с ограниченным запасом этого ресурса. По общему признанию, в «Еретиках Дюны» Пряность в изобилии – аксолотль-чаны Тлейлаксу способны производить ее, но только до тех пор, пока Досточтимые Матроны не уничтожат Тлейлаксу, восстановив дефицитные условия. Все эти политические организации являются вполне разумными. Каждая из них способна привести к разрушению другой, что соответствует желанию агентов, когда они оказываются в естественных условиях, т. е. освобождаются от тиранической власти Лето II.
Во Вселенной Дюны конфликты власти возникают в основном между группами индивидов, а не между отдельными индивидами в изоляции (Гоббс занимается индивидуальными конфликтами, но модель все еще остается верной). В то время как в романах появляются индивидуальные планы и заговоры, доминирующие конфликты сосредоточены вокруг отдельных лиц. Бене Гессерит не обладают физической мощью (у них нет армии, как у фрименов или сардаукаров), но они очень эффективны в манипуляциях и ядах (на самом деле нас познакомила с ними Преподобная Мать, которая угрожала отравить Пола Атрейдеса в первых главах «Дюны»). У Космической Гильдии также нет армии, но они обладают единственным средством быстрого межпланетного путешествия – без их транспорта и торговли планеты стали бы изолированными и искалеченными. Кроме того, учитывая смертельно опасную природу самой Пряности, отказ от ее транспортировки стал бы смертным приговором для пострадавшего населения. Император обладает своими ударными войсками сардаукаров, но их физическая мощь не является высшей, и мы видим, что даже Императорский трон способствует благу в конфликте.
Хитрые и изощренные захваты власти показывают, что Шаддам контролирует Трон лишь до тех пор, пока сардаукары остаются самой мощной силой и потоку Пряности ничто не угрожает. К концу «Дюны» оба этих источника силы исчезают, обнажая слабость Шаддама. Тлейлаксу находят альтернативные способы производства Пряности и захватывют Лицеделов, способных заменить влиятельных людей агентами, симпатизирующими их религиозному делу. В игру вступают многие силы, выравнивающие игровое поле – естественное положение агентов Гоббса в естественных условиях.
Только тогда мы устанавливаем мир и договоренности (а следовательно, и систему правосудия), когда всех нас связывает власть. Она должна быть высочайшей. Это не может быть очередное, прислушивающееся ко всем добро, иначе оно попросту превратится в еще один источник конфликта. Должен быть единый, неограниченный источник власти; что-то, что в конечном счете станет вышей силой. В естественном состоянии мы вполне способны заключать соглашения, но ничто нас к ним не привязывает; ничто не мешает мне воткнуть нож вам под ребра, как только ваша часть сделки будет завершена и вы повернетесь ко мне спиной. Ну, если не считать того факта, что я преподаю прикладную этику, а философы обычно тихони. Гоббс напоминает нам, что слова и обещания сами по себе не обладают какой-либо властью. Нам нужно то, что способно заставить человека повиноваться и выполнять положенные обязательства («Левиафан»), наказывая и вознаграждая соответствующим образом.
Пол Атрейдес приходит к власти посредством контроля над Пряностью. Он готов полностью уничтожить этот природный ресурс, который напрямую влияет почти на все грани Вселенной Дюны. Как отмечает Пол, если вы обладаете силой и смелостью, чтобы уничтожить какую-либо вещь, значит, у вас абсолютный контроль над ней, а власть над Пряностью – это власть над теми, кто в ней нуждается. Лето II придерживается аналогичного подхода к поддержанию власти. Он признает, что его предвидения и долгой жизни недостаточно для этого (по сути, Лето II более долгоживущая версия Пола Атрейдеса). Природа могущества Лето II еще более ограничена, чем во времена Пола. Черви исчезли, Пряность больше не производится, а у Лето во владении самый большой запас этого наркотика. Кроме того, как и Пол, он не боится уничтожить эти запасы. Его способность уничтожить последний источник Пряности остается ключом к контролю и имеет важное значение для обеспечения мира и спокойствия («Бог-Император Дюны»).
Это вызывает сдвиг в конфликтующих группировках в Дюне (и в агентах, находящихся в конфликте согласно политической модели Гоббса). Их рациональный интерес к самосохранению заставляет различные фракции Вселенной подчиняться законам Лето II. Рациональный интерес Гоббса к самосохранению в равной степени относится как к сохранению себя от насилия, так и к сохранению себя от лишений и отчуждения. Условия радикального дефицита дают Лето II невероятную политическую силу и влияние, которые он использует для сохранения мира. С помощью своего положения Лето II также старается предотвратить возникновение политической конкуренции, способной привести человечество к гибели; она была уготована Вселенной до того, как он взошел на трон.
Мир Лето – это вынужденная стабильность, побуждающая к мирному сосуществованию (как через страх наказания, так и через ненависть к общему врагу), производству инноваций (усилия по снижению зависимости от дефицитного ресурса) и избеганию уязвимости (население расширяется за пределы пограничной ментальности. Такое расширение человечества не позволяет нам ограничиваться относительно небольшим набором миров и, следовательно, увеличивает наши шансы на выживание как вида). Вынужденная стабильность – это, в буквальном смысле, лучшее, что могло случиться с человечеством.
Шесть романов Герберта содержат ряд отсылок к событиям нашей истории – завоеваниям Чингисхана и Гитлера, погромам против иудаизма и диаспоры, общей памяти рода сквозь историю, до незапамятных времен. Наша история – это история насилия и конкуренции за скудные ресурсы, такие как земля, нефть, а вскоре, и питьевая вода. На определенном уровне понимание того, что мы можем искать защиту у Тирана, спасающего нас от самих себя, успокаивает нас. Мир через контроль, контроль через силу, власть через Пряность. Тирания Лето II сохраняет галактику, спасая нас от самоуничтожения.[1]
Возможный автор:
МЭТЬЮ А. БУТКУС
Этика Муад'Диба
Продавцы власти и наездники червей
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ РЕЧЬ НА ДВУХТЫСЯЧНУЮ
ГОДОВЩИНУ РОЖДЕНИЯ Лето II.
ВЫСТУПАЮЩИЙ: КРИСТОФЕР ЧИОЧЕТТИ
Жарко. Поднимается солнце. Вы радуетесь его сиянию, потому что можно увидеть пески далеко вокруг. Но температура начинает повышаться. Пройдет совсем немного времени, и придется искать укрытие от обжигающего света. Вы перераспределяете свой вес, готовясь начать движение. Песок немного проседает под ногами. Практически невозможно поставить ногу твердо, и вы с каждым шагом чувствуете, будто теряете равновесие, сильно отклоняясь то вперед, то назад. Лучше бы остаться на камнях в паре метров слева, но выбирать не приходится. Вам нужно быть на песке, если хотите оседлать червя.
Песчаные черви – самый запоминающийся образ в «Дюне». Фрэнк Герберт создал для нас ряд интересных персонажей, от Харконненов до Атрейдесов, от Бене Гессерит до фрименов, но образ червей всегда присутствует в нашем сознании. Есть что-то величественное и одновременно пугающее в этих существах, живущих и передвигающихся под землей. Они вырываются наружу без предупреждения, разгоняя людей и нарушая всякий ход вещей. Всем приходится существовать, учитывая активность червей. При этом черви не являются полноценными персонажами книги, поскольку не обладают свойствами личности: у них нет никаких намерений, мечтаний, целей или желаний. Они всего лишь существуют, а всем остальным приходится под них подстраиваться.
Рассматривать мир Дюны с философской точки зрения немного странно. От начала и до конца она пронизана срочностью. Кругом опасность и каждый перескакивает от одной задачи к другой, едва ли находя время заботиться о собственных нуждах. Ни у кого нет времени на отдых, тем более на раздумья, и совершенно нет возможности философствовать. Если я или кто-то другой решаем поразмышлять о философской составляющей Дюны, то это из-за того, что мы находимся в иных условиях. У нас есть то, чего не хватает им: возможность размышлять на досуге. Мы можем отстраниться на время от бесконечного напора повседневной жизни и задуматься о вещах, которые мы делаем и почему мы поступаем именно так.
Для философского размышления требуется свободное время, но прогулки в парке для этого будет мало. Не всякий может просто прогуливаться и размышлять о чем-то, принимая вещи такими, какие они есть, и называть себя философом. Философия больше похожа на добычу ископаемых. (Она может даже метафорически поднимать пыль!) Когда мы занимаемся философией, мы погружаемся в идеи, находим в них то, что скрыто в глубинах, извлекаем руду, фильтруем и проверяем ее, чтобы найти ценные самородки. Особенно сложно вести добычу в глубоких слоях смысла жизни. Трудно решить, с чего начать. Аристотель предлагает начинать с изучения взглядов мудрецов. Нужно приложить все усилия, чтобы понять их идеи, исследуя разные точки зрения по очереди и дополняя наше восприятие тем, что уже изучили. В таком случае я предлагаю уделить немного нашего свободного времени и поразмышлять о жизни в Дюне философски.
Если бы Аристотель был знаком с Гербертом, то причислил бы его к мудрецам, ведь Герберт дал нам несколько сильных жизненных историй. Каждая из этих историй представляется хорошей, плохой или неоднозначной. Говоря об этих историях серьезно, раскапывая их на предмет того, что они могут сказать о смысле жизни, мы находим интересную философскую позицию. Конечно, «Дюна» никак не защищает эту позицию и это не философская работа по своему определению. Однако она дает пищу для некоторых философских размышлений. Так что, хотя мысли о молящихся монахах и монахинях, о Сизифе, катящем на гору камень, или о, возможно, выбранном наугад числе 42, были бы более уместны, эти рассуждения упускают нечто, что «Дюна» припасла для нас: динамичную борьбу, которую олицетворяют наездники червей.
Позвольте накрыть для вас метафорический стол с объяснениями. Вернемся из песков пустыни прямо на пир, который герцог Лето Атрейдес организовал, когда его семья впервые прибыла на Арракис. Лето пригласил банкиров, торговцев, политиков – всех, кто на Арракисе или за его пределами имел широкие связи. Это был пир, выходящий далеко за рамки нашего представления о трапезе. Больше, чем момент рефлексии, чем шанс на разговор или чем все более распространенная форма перекуса перед телевизором. Атредейсы показали гораздо большее. Это была церемония, изобилующая ядоискателями и серебряной посудой, но сохранившая идею расслабленной общей трапезы.
Леди Джессика настояла на проведении общественного ужина в надежде построить более тесные общественные связи между Атрейдесами и местными банкирами, контрабандистами, торговцами и политиками. Суфир Хават не видел в такой встрече ничего, кроме опасности. Герцог Лето тоже едва ли наслаждался процессом. Он менял церемонии и планировал манипулировать гостями. В какой-то момент он даже испытывал гостей, вылив часть своей воды на пол после тоста. Конечно, остальные должны были последовать ритуалу, но это напрягло их. Когда-то гости считались высшим классом на Арракисе. У них всегда было достаточно питьевой воды, но такой жест Герцога показывает больше, чем некоторые могут представить. Все это время Лето и Джессика наблюдали и запоминали. Они оценивали характер каждого из гостей, подмечая отношения между ними, их любовь и ненависть, их заботу и сомнение.
Для Джессики и Лето эта ночь – долгосрочное планирование. Они готовились и обосновывались. Им еще приходилось осторожно оценивать положение, чтобы не ошибиться в выборе своего места в этом новом мире. У них были планы, так как они пришли не с пустыми руками, хотя и многое оставили позади. Этот ужин был им необходим, чтобы снова встать на ноги.
В этом отношении их мир не так далек от нашего. Конечно, не многие из нас посещают торжественные ужины в больших залах с ядоискателями. Но мы действительно часто оказываемся в подобных ситуациях. Будь то новая работа, новый город, новая семья или все упомянутое вместе, мы часто попадаем в ситуации, когда нам нужно наше предчувствие будущего. В особые моменты к нам приходит предвидение того, что должно случиться или как сложатся обстоятельства, но оборотной стороной этого чувства является его неопределенность. Церемонии неясны, значения изменчивы, и мы, почти как Лето и Джессика, часто вынуждены действовать до того, как полностью поймем ситуацию. Тем не менее у Лето и Джессики есть время. Им удалось организовать торжественный ужин, пусть и в спешке, но они не смогли насладиться им. Поражает, насколько мало удовольствия можно наблюдать в описаниях Гербертом трапезы во всей «Дюне». Кажется, никто не испытывает удовольствия, но никто этим фактом и не обеспокоен. Ни у кого нет такой роскоши. Тем не менее, хотя Лето и Джессика находятся в спешке, они ловят момент спокойствия, когда можно начать думать о том, как влиться в общество. Но Харконнены разрушат все их планы.
Харконнены и власть