Девушка в бегах

Когда его губы касаются моего лба, моя улыбка на мгновение исчезает, потому что я вспоминаю Эйдена. Эйдена, который понятия не имеет, где я – и виноват в этом Малькольм. Я хочу отшатнуться, схватиться за нож и произнести угрозу, которую я действительно смогу исполнить. Но вместо этого я снова заставляю себя улыбнуться во весь рот и молюсь, чтобы менеджер повелся на нашу историю, чтобы он не заметил, как сильно я стискиваю зубы.

Менеджер еще несколько раз переводит взгляд то на меня, то на Малькольма, а затем его плечи расслабляются, и он вздыхает.

– Скидок я не даю, что бы вы там ни выиграли. А теперь вон из-за моего стола.

Мы быстро направляемся к выходу, при этом я тщательно слежу за тем, чтобы он не увидел порез у меня на бедре.

– Номер стоит шестьдесят пять долларов.

Прежде чем я успеваю придумать ответ, Малькольм наклоняется вперед и понижает голос:

– Слушай, мужик, ты точно не дашь скидки? А то у меня только полтинник остался.

С невозмутимым видом менеджер провожает нас к выходу.





* * *


Мне удается побороть свое желание броситься прочь, как только мы будем вне поля зрения, чтобы оказаться подальше от Малькольма. И только пепельная бледность, которая заливает его лицо, когда он делает резкое движение, удерживает меня от того, чтобы снова вытащить свой нож.

– Больше так не делай, – говорю я.

Тяжело дыша, он опирается на стоящую неподалеку машину.

– Что именно? Следовать твоей легенде, чтобы этот тип не вызывал полицию?

– Неужели это было так ужасно? Ты больше не связан. Мне не пришлось бы ничего объяснять. А вот тебе пришлось бы.

Я впервые осознаю, что мне не нужно оружие, чтобы его запугать. Мне даже не нужно напоминать ему о его коллеге, охотнике за головами, который может снова его найти.

– Почему ты не предложил мне позвонить в полицию? Если все, чего ты хочешь – чтобы убийца, – я слегка поморщилась на этом слове, но продолжаю, – получил справедливое наказание, то почему ты не предложил это в первую очередь?

Он пристально смотрит на меня, и лишь через несколько секунд его лицо смягчается.

– Если позвонить в полицию, твою маму ждет еще больше неприятностей.

Холодный воздух не стал теплее, но холод, который пропитал меня изнутри, чуть отступает.

– Ты что ли внезапно забеспокоился за мою мать? Для чего именно тебя наняли и сколько тебе за это платят?

– Нисколько, если я ее не найду. – Прежде чем продолжить, он шумно сглатывает, явно не желая говорить дальше. – Найти твою маму обычными методами не удавалось в течение примерно двадцати лет. Меня наняли, чтобы попробовать альтернативные способы.

– Ты хочешь сказать, нелегальные.

Он не возражает.

– Я делал то, что было нужно.

Меня окатывает отвращение.

– То, что случилось с тобой – а тебя избили и связали, – могло случиться и с моей мамой. А может быть, и что-то похуже. И эта перспектива никуда не делась. – Я не позволяю себе думать о том, что что-то вроде этого уже могло произойти. – И все это чтобы ты что – мог оплатить учебу? Купить новую машину, на этот раз такую, у которой багажник открывается изнутри?

Прищурившись, он сует руку в задний карман, и я отшатываюсь, и только потом замечаю, что у него в руках всего лишь кошелек. Он бросает его мне, и я непроизвольно его ловлю.

– Открой его.

Кожа, из которой сделан кошелек, – маслянисто-гладкая. Внутри я нахожу водительские права, студенческое удостоверение Пенсильванского университета, несколько других карточек и кучу корешков от билетов на концерты. А еще я обнаруживаю там фотографии – десятки фотографий. На всех одна и та же пожилая женщина, с такой же темной кожей, как у Малькольма, и глубоко посаженными глазами. На многих фото он рядом с ней. Вот он задувает пять свечек на домашнем пироге, который держит в руках эта женщина. А вот он стоит в шапочке и мантии, а женщина, которая выглядит куда более хрупкой, улыбается ему. На самом последнем фото он целует ее в щеку, а она лежит на кровати – явно в больнице.

– Это бабушка. Она забрала меня, когда мне было шесть. Именно благодаря ей я попал в колледж. Когда она заболела, я лишился стипендии, потому что должен был заботиться о ней. А когда ей понадобилось еще больше денег на лечение, я взялся за эту работу – найти женщину, которую обвинили в убийстве. И я уверен, что я ее найду.

Он по-прежнему смотрит на меня, почти что провоцируя меня усомниться в его мотивах.

– Думаешь, я подписался бы на это, если бы знал, что в итоге буду ехать в багажнике – вероятно, с перспективой оказаться в неглубокой могиле?

– Но ты не прочь обречь на такую судьбу меня и маму? Незнание не освобождает от ответственности.

Скрипнув зубами, он отвечает:

– Ты вообще слушаешь? Я ничего не знал о тебе. Я даже не знал ничего о твоей маме – кроме того, что я прочитал в полицейском отчете и нашел онлайн. Имя и несколько фото, несколько разрозненных фактов. Вот и все.


Он ждет, пока я чуть отойду и начну дышать ровнее.

– Предполагалось, что я отправлю уведомление, когда найду ее, но я засомневался, когда, – он замолкает на несколько секунд, – …узнал о тебе. И тут ко мне явился наш общий знакомый и стал угрожать выбить мне зубы, если я не выдам ему все, что знаю… – Его голос затихает. – Вы с мамой уже ушли, когда мы добрались до вашего дома. Он потащил меня с собой, решил, что я смогу что-то найти в твоем ноутбуке. Я не нашел. Я даже не стал заходить в твою комнату, так что он мне его вынес.

Только теперь я понимаю, что он считает, будто оправдывается, будто то, что он рассказывает, снимет с него вину в моих глазах.

– Так значит, ты просто ждал в коридоре, пока он пороется в моей комнате и принесет тебе мой ноутбук? Думаю, тебе как раз хватило времени, чтобы украсть то наше с мамой фото, которое я нашла у тебя в кармане.

– Я не подумал. Я просто… не хотел, чтобы оно ему досталось.

Мой голос холоден как лед.

– Ты привел его к мотелю.

– Он бы убил меня, если бы я этого не сделал. Я взломал уличные и дорожные камеры, и мне понадобилась пара дней, но количество мест, где можно спрятаться, ограничено.

– А моя мама? Ты рассказал ему, где найти и ее тоже?

Он качает головой, его глаза совсем рядом с моими.

– Я не знаю, где она. Я думал, она с тобой. Это правда.

Проблема не в том, что я считаю, будто он врет. Я ему верю. И если он не знает, где моя мама, я просто не понимаю, что делать дальше.

– Сможешь найти ее так же, как меня?

– Честно? Единственная причина, по которой ее нашли на этот раз…

– Из-за меня. Это я создала профиль на сайте знакомств и загрузила то фото.

Я моргаю, чувствуя, как что-то колет глаза, и понимаю, что Малькольм смотрит на меня. Он не отводит взгляд.

– Что? – спрашиваю я.

– Я не врал. В новостях рассказали то же, что говорил я.

Нет, он не врал. Но от того, что он дословно повторил историю, правдой она не становится – и выражение моего лица это выдает.

Взмахнув руками настолько, насколько ему позволяют его ребра – в которых явно есть несколько трещин, если не переломов, – Малькольм произносит:

– И что теперь? Больше у меня ничего нет.

Он показывает обратно на офис администрации.

– Я говорю тебе правду. Она тебя не устраивает, слушай, я понимаю – такая правда никого не порадует. Тогда я показываю тебе репортаж, в котором рассказывают то же самое, и ты по-прежнему не хочешь верить. А ведь это даже не старый репортаж, ему лет пять, а история все та же. И правда не изменится, так что…

Он резко замолкает, подавившись словами, когда я подхожу к нему вплотную.

– Пять лет назад? Ты уверен?

– Даааа. – Он произносит это протяжно, стараясь отодвинуться, но я буквально нависаю над ним.

Меня даже не волнует, что мама, получается, соврала мне и в этом. Потому что теперь я знаю, что делать.

Мой дедушка не умер до моего рождения.

И Малькольм поможет мне найти его.





Вербовка




Когда я сообщаю о своем плане Малькольму, он смеется.

– Ну да, конечно.

Когда я не смеюсь в ответ, он хмурится.

– У тебя есть предсмертное желание? Посмотри на мое лицо. Вот что случится, если нас поймают. Что, думаешь, охотник за головами обойдется с тобой получше, потому что ты девочка? Он сделает все, что потребуется, чтобы найти твою маму и получить свои сто тысяч.