Девушка из песни

– Тебе спасибо, Эв. Я буду по тебе скучать.

На ее лице промелькнуло удивление, но затем она взяла себя в руки.

– Разумеется, будешь. Большую часть времени Тина с трудом помнит собственное имя.

Эвелин быстро отстранилась и направилась к двери. Открыла ее и обернулась с беззаботным выражением лица.

– Скажи Вайолет, что победила лучшая девушка.

А потом она ушла.



Наш самолет приземлился в Сиэтле ближе к вечеру. Я познакомил Вайолет с ребятами из группы. Она мгновенно растопила ледяную стену, за которой я так долго от них скрывался. К концу репетиции мы чувствовали себя более сплоченной группой, чем за все время тура, и я проклинал себя, что раньше поступал как придурок. Что старательно игнорировал всех окружающих.

Считал, что это избавит меня от многих проблем, а на деле лишь нашел себе еще больше. Эта мысль потянула за собой и другую, об отце, но я тут же отмахнулся от нее.

«Это совсем другое. Он погубил нашу семью. Не желал нас видеть».

Но тем не менее я отвел ассистентку в сторону и спросил:

– Мой отец звонил?

На лице Тины мгновенно отразился страх.

– Мне казалось, ты просил передать ему, что для него всегда занят.

– Так и есть, – раздраженно подтвердил я. – Мне просто… любопытно.

– А почему у него нет твоего личного номера сотового?

Я потер лицо руками, уже скучая по Эвелин.

– Неважно. Если он снова позвонит…

– Что?

Я стоял на перепутье двух возможностей. Оставить все, как было семь лет, либо устремиться в неизвестность, в которой я не могу за себя ручаться.

Тина ждала.

– Ничего.



Перед концертом приехала руководитель из «Рук помощи» Бренда Рознер с полудюжиной маленьких детей, большинству из которых было лет восемь-девять.

Я взял с собой Вайолет.

– Хочу, чтобы ты видела, ради чего все это.

Мы собрались в Зеленой комнате в окружении множества фотографов и репортеров. Прошла небольшая фотосессия, а Вайолет занялась детьми, болтая и смеясь вместе с ними, чтобы они не выглядели такими испуганными.

Бренда пожала мне руку, поблагодарив за помощь.

– Я не знаю, сколько мне еще осталось концертов, – сообщил я ей. – Мои врачи, – я кивнул на Вайолет, – говорят, что мне нужно притормозить.

Бренда улыбнулась.

– Мы все так благодарны. Нам нет нужды просить вас о большем, чем то, что вы уже для нас сделали.

Я ей верил, но все равно было больно бросать этих детей. Я раздавал автографы и фотографировался с ними. Они благодарили меня и даже не подозревали, что дают мне гораздо больше.

Один ребенок стоял в стороне от остальных. Бренда сказала мне, что судьба обошлась с малышом особенно жестоко и поэтому он ни с кем не сближается. Восьмилетнего мальчика таскали из одного приюта для бедных в другой, пока в итоге его не отобрали у родителей и не отдали в приемную семью. Пока все ели и пили, он в одиночестве стоял у стены. Я подошел к нему и тоже облокотился о стену рядом.

– Тебя ведь Сэм зовут, верно?

Он кивнул, не сводя глаз с окружавшей нас суматохи.

– Никогда не видел столько еды зараз.

Я с трудом сглотнул, в горле внезапно образовался ком.

– Да, понимаю, о чем ты.


Он поднял на меня свои карие глаза. В них таилась такая глубина, какой не должно быть у восьмилетнего ребенка.

– Я слышал, что в детстве ты был бездомным.

– Верно. Мы с мамой около полугода жили в машине.

– Трудно было?

– Черт, да, еще как. Мне приходилось мыть голову в туалете заправочной станции.

– Отстойно. Но теперь ты знаменитая рок-звезда.

– Ага, но путь к этому был долгим, и мне очень крупно повезло, – сказал я. – Что ты любишь, Сэм? Что бы ты сделал, появись у тебя любая возможность?

– Я хочу стать фотографом. Знаю, звучит глупо…

– Ничего подобного. Тебе нравится фотографировать?

– Да. Энни, моя нынешняя приемная мама, говорит, что у меня неплохо получается.

– У тебя есть фотоаппарат?

Он покачал головой.

– Энни иногда разрешает снимать на ее телефон. Но это не настоящая камера.

Я посмотрел на одного из фотографов, делавшего снимки детей, и резко свистнул, чтобы привлечь его внимание. Он поднял взгляд, и я подозвал его кивком головы.

– У нас тут Сэм хотел бы стать фотографом. Ты не против, если он немного пофотографирует?

Фотограф явно сомневался, стоит ли отдавать свою очень дорогую профессиональную камеру ребенку.

– Если понадобится, я покрою все расходы, – заверил я его. Я не часто пользовался своим положением, каким бы оно, черт подери, ни было. Но этот мальчишка того стоил. Я бросил на парня многозначительный взгляд, мол: «Знаешь, кто я такой?», на который Вайолет наверняка закатит глаза, если увидит.

– Да, конечно, – ответил фотограф. – Умеешь с ней обращаться? – спросил он, перекидывая ремешок Сэму через голову. – Вот это отверстие…

– Я знаю, – прервал его Сэм. – Это зум и фокус. – Он поднес камеру к глазу, и я оказался в кадре. Я прислонился к стене, скрестив руки на груди и согнув одну ногу в колене. Сэм сфотографировал меня, потом показал снимок.

– Меня фотографировали тысячи раз, Сэм, – произнес я. – Слишком много. Но этот снимок мне нравится больше всех.

Он сиял от гордости, и в моем чертовом сердце что-то дрогнуло. Я кивнул.

– Иди. Снимай все, что захочешь. – Я обернулся к фотографу, на моих губах расплылась звездная улыбка. – Ты ведь не против, правда?

– Э-э, нет. Нисколько.

– Спасибо! – воскликнул Сэм и отправился фотографировать все подряд, включая крупные планы еды на том чертовом буфете. Репортер последовал за ним и своим тысячедолларовым фотоаппаратом.

Я позвал Бренду.

– Можете сделать одолжение? Дайте мне знать, в чем нуждаются эти дети. Мне интересно абсолютно все.

Она слабо улыбнулась.

– Конечно, благодарю вас.

– Сэму нужна камера. Пришлите мне счет, хорошо?

Бренда, казалось, собиралась излить еще больше благодарностей, но правильно истолковала выражение моего лица.

– Разумеется, мистер Стрэттон.

– Все в порядке? – спросила Вайолет, присоединяясь ко мне, пока я внимательно наблюдал за тем, как Сэм фотографирует, улыбается и смеется.

– Все прекрасно.





30