Девушка из песни

27





Вайолет


– Привет, Ви. – В дверях нашей квартиры появилась Вероника, нагруженная продуктовыми пакетами.

Я оторвалась от учебника по физике и потянулась на диване.

– Привет, Ви, – повторила я с улыбкой, не в первый раз думая, что Вселенная оказалась ко мне добра и подарила Веронику Мейерс, чтобы я не так сильно скучала по другим близким людям.

На два года старше меня, Вероника приняла меня как старшая сестра и помогла устроиться на работу к «Маку». У нас не было ничего общего. Тихая девушка, любившая, однако, жуткую старую готическую музыку и развесившая по всей тесной квартире плакаты с названиями метал-групп, таких как «Type O Negative» и «Motionless in White». Парней она выбирала старше по возрасту, но я не успевала их запоминать, пока сидела затворницей в своей комнате, училась и едва ли выползала оттуда, чтобы пообщаться с другими людьми.

– Нужна помощь?

– Я справлюсь, – ответила она, перебросив свои крашеные черные волосы через плечо. – Думаю, тебе лучше остаться сидеть. Твой парень на обложке журнала «Роллинг Стоун».

– Я слышала. Можно взглянуть?

Вероника достала из сумки журнал и подошла ко мне.

– Я не читала, но заголовок немного тревожит.

Она протянула мне журнал, и меня обдало жаром. Миллер Стрэттон, мальчик, которому в свое время пришлось заложить гитару, теперь оказался на обложке самого известного музыкального журнала всех времен.

И смотрелся там будто в своей стихии.

Это была откровенная фотография, сделанная на одном из его переполненных концертов. Он стоял на краю сцены, где ревело море влюбленных фанатов, тянувших к нему руки. Электрогитара свисала с его стройного тела, которое за последние два года стало более мужественным и рельефным. На нем были рваные джинсы, ботинки и обтягивающая футболка, прилипшая к мокрому от пота телу, обрисовывая каждую линию его пресса и широкой грудной клетки. Склоненный над микрофоном, глаза зажмурены, губы приоткрыты. Кожаные браслеты на запястьях подчеркивали красоту предплечий, длинные волосы падали на глаза. Идеальный образ рок-звезды.

«Несколько прекрасных, сияющих мгновений он был весь мой. Но теперь он принадлежал всему миру».

Я провела пальцем по линии его подбородка, взгляд затуманили слезы.

– Привет, любимый.

– Прости, дорогая. – Вероника сжала мою руку. – Наверное, не стоило его покупать?

– Нет, я рада, что ты это сделала. Горячий как ад, правда?

– Даже спорить не буду. Я собираюсь разложить продукты. Буду рядом, если понадоблюсь.

Я рассеянно кивнула и снова уставилась на обложку. Миллер практически падал в толпу, и это отметили в заголовке. «На Краю: Головокружительный Взлет (И Падение?) Миллера Стрэттона, Нового Полубога Альт-Поп/Рока».

– Он падает? – пробормотала я.

Корреспондент следовал за Миллером на протяжении всего европейского этапа его мирового турне. Первая часть статьи была прекрасна. В ней подробно описывалось, как Миллер, несмотря на очень плотный график, в каждом городе посещал приюты. Как раздавал сотни билетов на свои концерты обездоленным фанатам, жертвовал деньги на исследования диабета и как половину своих гастрольных доходов отдавал на благотворительность для бездомных детей.

Мои глаза наполнились слезами при виде фотографии Миллера, сидящего рядом с бездомным в Дублине, Ирландия. Миллер вытянул длинные ноги, руки засунул в карманы куртки. У мужчины рядом была свалявшаяся борода и чумазое лицо. Они сидели у стены почти плечом к плечу, как два друга, ожидающие автобуса.

Как тогда мы с Миллером сидели у стены моего дома в ночь нашей первой встречи.

Я читала текст статьи, цепляясь за каждое слово и смакуя его, как умирающая от голода.



«Они проговорили больше двадцати минут. Стрэттон дал ему немного денег из собственного кармана, а затем велел своей команде устроить его на ночлег, где есть горячая еда и душ. Этот случай возвысил Стрэттона в глазах поклонников, особенно женского пола, и стал доказательством того, что он достоин того бешеного внимания, которое преследовало его по всему миру. Другие же сочли это рекламным трюком. На что Стрэттон закатил глаза.

– Так получилось. Только слежка прессы и сделала из простого события рекламный «трюк». А так это чушь собачья. Никто не планирует становиться бездомным. Никто не думает, что может оказаться на улице. Но я был на их месте, а потому, когда сидел с тем человеком, снова вспоминал, каково это. Он помог мне гораздо больше, чем я ему.

Когда его спросили, каким образом, Стрэттон долго молчал.

– Я часто чувствую себя самозванцем, укравшим чужую жизнь. В прошлое вернуться нельзя, но его можно забыть. Этот человек на улице помог мне вспомнить, кто я».



Боже, как мне хотелось забраться в журнал и оказаться рядом с Миллером. Но он ехал дальше. Другой город. Очередной концерт. Долгие недели бесконечных гастролей, а статья углубилась в тему «падения» из заголовка. Боль от разлуки начала сменяться страхом.


Журналист интересовался, правда ли то, о чем последние месяцы болтала пресса: что Миллер пал жертвой пороков славы, а именно наркотиков и алкоголя. Миллер все отрицал, но в статье упоминалось, что он задремал в середине интервью. Статью сопровождали фотографии папарацци: Миллер, спотыкаясь, шел по парижским улицам, а Эвелин держалась рядом. На одном снимке виднелась ссадина на лбу после того, как он споткнулся и ударился головой о кирпичную стену во Флоренции.



«– Иногда он кажется совершенно не в себе, – заметил свидетель, пожелавший остаться неизвестным. – Похоже, за пределами сцены он много пьет. Но всегда умудряется взять себя в руки перед выступлением, и шоу получаются потрясными».



Вот только Миллер не пил. Он не мог. Выпивка только ухудшит его ситуацию с сахаром в крови.

Звукозаписывающая компания взяла в турне врача. Заявление доктора Брайтона было туманным и оптимистичным, но я читала между строк. Он предупреждал Миллера и «Голд Лайн Рекордс», что в интересах Миллера лучше прервать или отложить тур и взять отпуск.

«Потому что он болен».

С тринадцати лет я изучала все аспекты диабета, чтобы он больше никогда не застиг нас врасплох, если с Миллером что-то случится. Я поклялась сделать все возможное, чтобы защитить его, заботиться о нем, когда его показатели падали или, наоборот, взлетали. Потому что его диабет был агрессивным. С ним тяжело бороться. Я пробежала глазами статью, ища предательские признаки. Растерянность, ухудшение зрения (которое привело к столкновению со стеной), усталость. Все сходится, и доктор это знал. Но ни звукозаписывающая компания, ни сам Миллер его не слушали.

«Это же Миллер. Он не бросит начатое. Он предан своему лейблу, благотворительности, своим фанатам, наконец».

Я схватила телефон и набрала его номер. Звонок тут же перешел на голосовую почту. Я послала ему сообщение:



Пожалуйста, позвони, как только прочитаешь это.



Но оно так и осталась непрочитанным. Я мерила шагами гостиную, нервы были раскалены до предела.

– Ви? – позвала с кухни Вероника. – Что случилось?

– Миллер, – проговорила я. – Я думаю… То есть я не знаю наверняка, но у меня плохое предчувствие.

– О чем? Что-то случилось?

– Нет, но…

Я вскрикнула от удивления, когда зазвонил телефон. Эвелин.

– Эвелин, расскажи мне все! Как он? Что произошло?

– Вайолет, – спокойно произнесла она, но в ее голосе слышался страх. – Не хочу тебя пугать, но… как быстро ты сможешь сюда добраться?





28





Вайолет


Все произошло как в тумане. Только что я была в своей комнате и лихорадочно сбрасывала в сумку одежду, а в следующую минуту уже летела в Лас-Вегас по билету в первом классе, любезно предоставленному компанией «Голд Лайн Рекордс». В Мак-Карране меня встречала Эвелин на блестящем черном седане с водителем. За тонированными стеклами проносился Лас-Вегас-Стрип.

Нам обеим было всего по двадцать лет, но Эвелин облачилась в безупречную юбку А-силуэта и блейзер, в то время как я выглядела серой мышью в своих джинсах, толстовке и с наспех собранными в неаккуратный хвост волосами.

– Расскажи мне все, – потребовала я после напряженных приветствий. – Правду. А не тот бред для прессы, типа его госпитализировали из-за «истощения».

Эвелин провела по экрану телефона длинными ногтями с идеальным маникюром.

– По телефону я так сказала, потому что миру не нужно знать подробностей. Теперь, когда ты здесь, я могу рассказать. Два дня назад Миллер упал в обморок после концерта. У него очень понизились показатели, но в «скорой помощи» смогли стабилизировать состояние. Сейчас он в отеле, отдыхает.

– Упал в обморок? – В желудок словно опустился камень. – Насколько все плохо?

– Достаточно плохо, чтобы бросить гастроли, но он на это не пойдет, – произнесла Эвелин, наконец отложив телефон, чтобы уделить мне все свое внимание. – Врач говорит, что Миллер слишком усердствует. Но он полон решимости закончить тур, чтобы отвалить своей благотворительной организации кучу денег. Он испытывает чувство вины за все это. – Она указала на элегантный седан. – И он несчастен без тебя. Честно говоря, он ведет себя как настоящий придурок. Отношения на большом расстоянии слишком тяжелы для него. Ты же знаешь, какой он. Либо все, либо ничего.

– Я знаю. И благотворительному фонду он так же предан. Он не захочет все бросать.

– Ты должна заставить его уйти. Ты единственная имеешь над ним власть. Он меня не слушает.

Я покосилась на нее и почувствовала между нами застаревшую горечь прошлого.