Девушка из песни

Эмбер сказала, что они с Миллером расстались.



Мое сердце снова сжалось.



ОК. Когда?



Несколько дней назад. Сразу после костра.



Я уставилась на сообщение. Несколько дней назад. Но с тех пор от него не было никаких вестей. Затем пришло еще одно.



У вас что-то произошло в ту ночь?



Я не сказала Шайло, что мы целовались. Она бы взбесилась и стала защищать свою подругу. И была бы права. Я понятия не имела, что сказать. Или даже подумать. Мое молчание вызвало телефонный звонок.

– Привет, Шай.

– Ты в порядке? – спросила она.

– Бывало и лучше.

– Слушай, я не собиралась тебе этого рассказывать, потому что чертовски ненавижу сплетни, но, судя по твоему поведению в последнее время, думаю, тебе нужно услышать обо всем.

Я стиснула телефон.

– Что-то еще?

– Да. – Она вздохнула. – Эмбер поняла, что «Все, чего я хочу» была посвящена тебе.

– Мне…

Меня накрыло эмоциями от этих слов, с приоткрытых губ сорвался слабый вздох. На душе стало тепло. Светло. В голове всплыли прекрасные строчки из песни, но теперь они обретали новый смысл. Еще глубже отпечатываясь на моем сердце.

«Потому что они для меня».

– Кажется, я знала, – пробормотала я. – Всегда знала. Но так упорно придерживалась своих планов…

– Могу сейчас сказать «а я говорила», но буду выше этого.

Я рассмеялась. На несколько драгоценных мгновений меня, словно теплым бризом, овеяло восторгом, но затем реальность заставила опуститься на жесткую землю.

– О боже, – прошептала я, прикрывая рукой рот, который все еще ощущал неловкие поцелуи с Ривером. – Мы никогда не можем делать все правильно.

– Ты о чем? – спросила Шайло. – Я не расслышала.

– Маятник качается туда-сюда. Никогда не получается синхронно. Никогда.

– О чем ты говоришь?

– Я поцеловала Ривера, – выпалила я. – Мы целовались и вместе идем на выпускной.

– О боже. – Шайло присвистнула. – Вы двое снова вместе?

– Нет, поцелуй вышел целой катастрофой. Пойдем просто как друзья.

– Ладно. Это не… идеально, но поговори с Миллером. Вам двоим давно уже пора… погоди. Он тебе еще не звонил?

– Нет.

– Может, ему просто нужно время. Или хочет дать время Эмбер.

– Возможно. Но, боже, почему все должно быть так сложно? Мы словно на разных концах лабиринта, и стоит нам приблизиться друг к другу, как кто-то снова сворачивает не туда.

– Объясни ему насчет Ривера, – предложила Шайло. – Он поймет. Ты же ему не изменила.


– А кажется, что да. – У меня перехватило дыхание. – Но я поговорю с ним. Нам нужно поговорить. И стоило это сделать еще целую вечность назад.

– С моей стороны никаких возражений.

– Мне пора, Шай, – сказала я. – Сейчас начнется тренировка.

– Веселись. И береги себя.

– Хорошо.

Я бросила телефон обратно в сумку и побежала на тренировочное поле. Началась разминка, я на автомате вела мяч вокруг конусов, мыслями уносясь далеко от происходящего. Дальше последовала тренировочная игра, а я все никак не могла сосредоточиться. Тренер Бримнер дважды отводила меня в сторону за глупые ошибки.

– Ты в порядке? – спросила она. – В последнее время ты очень рассеяна.

– Да, извините. Я возьму себя в руки.

– Уж будь добра, иначе придется отстранить тебя от субботней игры.

Я втянула носом воздух, злясь на себя за то, что снова оказалась во власти своих чувств к Миллеру. Анджела Марино вела мяч по полю в мою сторону. Я бросилась на нее, вытянув одну ногу, полная решимости отбить мяч и показать тренеру, что я не безнадежна. Что способна на большее.

Я заскользила слишком сильно, сильно быстро. Взлетели ошметки травы. Перед глазами оказались бутсы и щитки для голеней. Анжела крякнула, пытаясь перепрыгнуть через меня.

Последнее, что я увидела, это приближающаяся к голове коленная чашечка, а затем пустота.





17





Вайолет


Проснувшись, я увидела сплошной белый цвет. Кровать. Путаные мысли. Я понятия не имела, где нахожусь, пока не заметила на левой руке больничный браслет. Память о вчерашнем вечере возвращалась по частям. Врачи связались с моими встревоженными родителями и сообщили, что у меня сотрясение мозга. Обследование не выявило ни кровоизлияний, ни опухолей, но, так как я потеряла сознание, они решили оставить меня на ночь. Наконец, ближе к рассвету, мне дали поспать.

Болела голова и подташнивало. Я попыталась снова заснуть, но тут у окна сдвинулось какое-то темно-синее пятно. Я моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд. Миллер. Он скрючился в кресле, поджав длинные ноги и положив голову на колени. Его гитара и рюкзак лежали на полу рядом с ним.

На глаза навернулись слезы.

Он рядом.

– Привет.

Голос меня подвел, но Миллер мгновенно проснулся. Он выпрямился и, все еще полусонный, поспешил к моей кровати.

– Привет. – Он опустился на стул рядом со мной. На подбородке темнела щетина, под глазами залегли круги. – Ты как? Как себя чувствуешь?

– Немного болит, но все в порядке. Теперь уже лучше. Как давно ты здесь?

– Всю ночь.

– Ты провел здесь всю ночь? – В больничной палате было холодно, но я внезапно почувствовала тепло во всем теле.

Он кивнул.

– Шайло тоже приезжала, но потом бабушка позвала ее домой. Она просила передать, что надеется на твое скорое выздоровление, а иначе надерет тебе задницу.

– Она очень сентиментальна.

– Твои родители тоже сидели допоздна, но я убедил их, что присмотрю за тобой, – произнес Миллер. – Твоя мама не очень-то хотела, чтобы я тут околачивался, но я не собирался уходить. Как я ни старался тебя увидеть, меня не пускали, пока в конце концов не разрешил твой отец.

– Я так рада, что ты старался меня увидеть.

Миллер стиснул зубы.

– Мне следовало сделать это раньше. Много лет назад. Бороться за тебя.

Снова навернулись слезы, и кобальтовые глаза Миллера, которые так часто отливали сталью и холодом, теперь потемнели и с нежностью смотрели на меня.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросил он. – Что я могу сделать?