Девочка из стен

Вздымающаяся буря




Она знала, что ночной покой был привилегией. И что темнота — еще не гарантия сладких снов. В эту ночь Элиза не сомкнула глаз ни на минуту. В каждой вспышке молнии она видела, как ветер истязает деревья. Она слышала их крики между раскатами грома. Ураган легко разметывал толстые ветви дубов, заламывая их под неестественными углами. Тщедушное сальное дерево гнулось к земле, пока верхняя часть его ствола не нырнула в блестящую черную воду. Как небо еще не надорвалось от бесконечных рыданий? Одним хлестким порывом ветер с диким треском выдирал из стволов измученные ветви и колотил ими по дому, словно огромными кулаками.

Электричество отключили в десять вечера, но птицы по-прежнему отпевали время. Элиза не слышала их из-за завываний ветра и дождя, но знала, что они где-то там. Кардинал, скворцы, королек. Не могла же она остаться совсем одна. Над дамбой вздыбились громоздкие темные силуэты: вместе с набухающей рекой поднимались пришвартованные баржи. Сверкнула молния, и Элиза увидела, как вода, будто из переполненной ванны, переливается через край дамбы.

Ветки торпедами врезались в избитую крышу, небо превратилось в утробу гигантского торнадо. Взвизгнуло, разбившись, окно наверху — вероятнее всего, чердачное. Элиза мерила шагами коридор, бесновавшийся снаружи ураган заглушал ее нервную поступь. В комнатах было опасно — окна громыхали и клацали в ее сторону пока сомкнутыми стеклянными зубами. В ладонях она сжимала уже погасшую ароматическую свечу, которую нашла в кабинете. Дом содрогнулся. Казалось, ветер совсем скоро сорвет крышу. Она сбежала вниз по лестнице.

— Куда мне идти? — в панике воскликнула маленькая — такая маленькая! — Элиза.

В щель под входной дверью хлынула вода.





Река — это восставший Бог




В слезах нет ничего постыдного.

Вода прибывала, первый этаж все больше походил на болото. Ветер громыхал несущимся по рельсам поездом, завывал его истеричным сигнальным гудком, почти физически скручивая ее внутренности. Но здесь, на затапливаемом первом этаже, было, как ни странно, безопаснее, чем в любом другом уголке дома: взъярившийся ветер был достаточно сильным, чтобы попросту снести всю верхнюю часть здания.

Элиза прошлась по комнатам в поисках спасительного убежища. Залезть в стены? Нет, вода доберется и туда.

Лучше было оставаться на открытом пространстве. В библиотеке. Она устроилась на диване, не теряя из виду очерченного в темноте прихожей силуэта певчих часов. Они все еще стояли там, в поднимающейся темной воде. Все еще составляли ей компанию.

Вода была холодной, но она не убирала ноги с пола. Элиза отслеживала ее уровень, замеряла по лодыжкам. Потом по голеням. Она чувствовала, что это важно.

Она ждала. Как только вода поднимется до колен, ей придется уйти. Ветер мог швырнуть что-нибудь в дребезжащие окна, мог выломать хлипкую библиотечную дверь, но эти проблемы она будет решать по мере их поступления. Когда вода ледяным прикосновением вопьется в ее колени, Элиза вброд доберется до лестницы. Отправится искать новое пристанище и вымаливать у него шанс на выживание. Она будет приспосабливаться к фантасмагорически меняющемуся вокруг нее пространству. И, если очень захочется — плакать.

Почему бы и нет? Плакать, кричать, визжать. Даже если весь мир услышит.

Дом в очередной раз содрогнулся, сбросив с нижних полок книги, которые тут же подхватила ожившая, хозяйничающая по комнате угольно-черная вода. Пока она по-прежнему плескалась на уровне икр. Пальцы на ногах онемели, холод вскарабкался по ногам, добрался до талии. Она потянулась за лежащим позади, сухим лоскутным одеялом и накинула его на плечи. Если вода перестанет прибывать, Элиза будет в безопасности. А уж стены в старом доме были крепкими — это она знала не понаслышке.

— Ты здесь, чтобы забрать меня домой? — крикнула Элиза в темноту. — Забрать меня с собой?

Она не убирала ноги из воды. Если ее уровень начнет подниматься слишком быстро или достигнет коленей, она кинется к лестнице. Она уговаривала себя, что звуки снаружи были немногим страшнее бахающих в небе новогодних фейерверков. Что бояться — не зазорно. Что мир всего-навсего перестраивался, собираясь вернуть ей маму и папу. Что они уже были рядом с ней — как и всегда.





Утро




Она стояла перед окном некогда принадлежавшей ее родителям спальни и смотрела на небо. На нем перевернутыми холмами пузырились уже выцветающие серые облака, подернувшиеся синими и оранжевыми трещинами. В открытое окно сочился по-осеннему прохладный ветер. Мир разлетелся вдребезги. Корявые, изломанные ветки искажали коричневую гладь заполнившей двор воды, будто извивающиеся ленты морских змей. Деревья были снесены почти под корень. Вода колыхала свисающие с дома шмотья сайдинга. Сточный желоб, болтавшийся под окном, исчез. Единственным доносившимся с улицы звуком был плеск воды.

Вырвавшуюся из швартовых, массивную, будто паровоз, речную баржу выволокло на самый край дамбы — она почти перевалилась на другую сторону. Элиза с ужасом осознала, что, если бы река поднялась чуточку выше, баржа перевернулась бы и, стрелой перелетев через дорогу, пронеслась бы по двору. Смела бы деревья. А может быть, и дом. А ведь ночью Элиза и не подозревала, что над ней нависла еще и эта многотонная угроза.

Первый этаж преобразился, наружность захватила изнанку. За ночь болото вскарабкалось до четвертой ступеньки — уровень воды поднялся до пояса, но к утру неохотно пополз вниз. В конце концов, хлынувшая стихия выгнала Элизу на второй этаж. Оказалось, вода уже пробилась на чердак и стекала по лестнице в коридор. Элиза провела ночь в постели мистера и миссис Мейсон, с головой забравшись под одеяло. С закрытыми глазами, представляя, будто лежит в другой кровати. Не здесь и не сейчас.

Утром Элиза распахнула на втором этаже все окна. Напустить комаров и других насекомых она не боялась — скорее всего, вода и ветер разобрались с ними на свой безжалостный лад. Часовые птицы умолкли. Буря забрала у нее даже их. Элиза чувствовала их отсутствие каждой клеточкой своего тела. Она осталась совсем одна. Казалось, весь мир канул в небытие. Выжила ли она? Или это была загробная жизнь?

За завтраком пришлось идти вброд. Поток воды распахнул входную дверь настежь. Не без труда продираясь между дрейфующими обломками, она прошла по гостиной. Она проталкивалась мимо подушек, пластиковых рамок для фотографий, плывущей на боку настольной лампы, вазы, видеокассет, пульта от телевизора, мимо других — потонувших — вещей, очертания которых смутно проступали под толщей воды, и невидимых, на которые она натыкалась ногами.

Кухонные шкафы и кладовка тоже были нараспашку. Они повыплевывали жестяные кастрюли, уже промокшие коробки с рожковым мороженым и тако, банки со специями, контейнеры с макаронами и пакетики с молотым перцем чили. Продукты наглотались темной воды и тонули, стоило к ним приблизиться. Она дошлепала до кладовки и влезла на полки. Ураган героически пережила одна-единственная почти пустая коробка сухого риса. Все остальное попадало в воду. Элиза открыла коробку и высыпала рис в рот, старательно разгрызая жесткие зерна. Рядом с ней в воде бултыхалась закрученная банка арахисового масла, она открыла ее и, пальцами зачерпывая сладкую пасту, съела три жмени. Потом Элиза поднялась наверх и, упав на кровать мистера и миссис Мейсон, стала вытираться об их простыни. Она лежала на спине, раскинув руки и ноги, будто раскрыв объятия своему бедному, побитому дому. Элиза задремала. Уснула впервые со вчерашнего утра. Слишком вымотанная, чтобы видеть сны.

Проснувшись, она позволила себе поваляться. Интересно, что сталось с городом? И с новым домом? С тем, в котором они с родителями провели несколько неуютных месяцев. С тем, который она никогда не могла назвать своим. С этой его нелепой, вычурной мебелью, с незнакомыми, необжитыми комнатами, с набитыми их вещами картонными коробками, которые они так и не успели распаковать. Элизе было любопытно, удалось ли наводнению наконец смыть тот мерзкий, похожий на больничный запах новостройки. За их старые вещи она не волновалась — наверняка в дом давно уже въехала какая-нибудь другая семья, успевшая отправить их на ныне затопленную свалку.

Элиза гадала, что ураган сотворил с ее знакомыми по соседству. Утром она уже выглядывала в окно, чтобы проверить дом мисс Ванды, который благополучно пережил бурю, как, надо полагать, и его все еще отсутствующая, а значит, пребывающая в безопасности хозяйка. Ее расположившееся по ту сторону поля жилище стояло на небольшом возвышении, и вода едва доставала до его кирпичного фундамента. Элиза пожалела, что так и не расспросила Броуди о его доме: двухэтажный он был или одноэтажный, стоял на кирпичах или на сваях. Она надеялась, что он, его тетя и даже дядя, которого Броуди так ненавидел, были в порядке.

Элизе хотелось поговорить с кем-нибудь, обсудить ураган, поделиться, что вчерашняя ночь была похожа на что угодно: на сон, на унесший ее вместе с домом смерч — но только не на реальность. Мир разделился на привычное «до» и фантасмагоричное «после». Элиза не впервые испытывала подобные чувства. Вероятно, это и было взросление. Она скрежетнула зубами. Кто бы смог пройти огонь, воду и бетонные стены, не усомнившись в подлинности этого жестокого мира, столь отличного от того, из детских воспоминаний?

Послеполуденное солнце, отражениями плескаясь в разлившейся по двору воде, снова раскалило влажный воздух. Почему-то Элиза рассудила, что спрятавшаяся за дамбой река должна была теперь сменить направление и стыдливо нести свои воды в обратную сторону. Она встала с постели и по привычке щелкнула выключателем, запускающим потолочный вентилятор. Фокус не удался.


Еще бы. Оно и к лучшему. В доме пахло гниющей сыростью. Искра электричества могла обернуться пожаром.

Элиза немного размялась и потянулась. Видимо, эти пару часов она проспала как убитая — не шелохнувшись. Она подняла руку и понюхала подмышку.

— Фу!

Элиза буквально замариновалась в собственном соку. Теперь еще и простыни ей пропахнут. Интересно, Мейсоны заметят?

— Вот уж вряд ли, — ответила она сама себе.

А если и заметят, то, вероятно, припишут это какому-нибудь еноту, забредшему в дом в поисках убежища и не сумевшему отказать себе в удовольствии провести ночь в теплой постели. А может быть, они подумают на нее. И что с того? Так ли уж страшно, если они узнают? Не будет ли им самим все равно? Их дом был затоплен. Элизе подумалось, что она могла бы даже выйти к ним, приветственно помахать в окно, когда они вернутся. У них были проблемы посерьезнее, чем живущая в стенах дома девочка. По крайней мере, пока.





Единоправная хозяйка




День клонился к вечеру. Рано или поздно насекомые и гады повыползают из приютивших их на время урагана укрытий и заполнят все комнаты ее дома. Очень скоро под потолком закружат комары, бьющиеся о потолок, сорванные наводнением абажуры превратятся в лягушатники для неуемных головастиков, между диванными подушками с комфортом разместятся жабы и змеи. Ее дом все еще сочился сыростью, будто раздувшаяся от воды мокрая губка.

— Но уж лучше так, — решила она. — Оставлю все как есть.

Элиза снова спустилась вниз, в холодную воду, к распределительному щитку в прачечной. Она еще никогда не оказывалась в затопленных домах, зато сталкивалась с ураганами. Электричество обычно включали через день-другой после того, как стихал штормовой ветер. Но этот ураган не был похож на своих предшественников. А вынужденное безделье в пропитавшихся влажной духотой комнатах вдохновляло на размышления о гипотетических опасностях, грозящих ее дому. Элиза старалась рассуждать по-взрослому и поняла, что нельзя пускать электричество по все еще заполненным водой, сырым стенам.

Она еще никогда не открывала щиток сама — только пару раз наблюдала, как отец меняет перегоревшие пробки. Внутрь она тоже не заглядывала, но хорошо помнила, как мрачнело папино лицо, когда он распахивал дверцу и осматривал то, что было за ней. Она представляла множество хитросплетенных проводов и разноцветных лампочек, но, открыв панель, обнаружила всего лишь маленькие черные рычажки. Скучно. Сбоку располагался такой же простой красный переключатель, который, очевидно, и нужно было опустить вниз.

— Ну вот, — довольно кивнула Элиза. Она понятия не имела, насколько необходимы были проделанные ей манипуляции — ожидать восстановления электроэнергии в ближайшую неделю, а то и месяц, было, вероятно, весьма наивно. Но осознание собственной предусмотрительности приятно грело душу. Она чувствовала, что папа гордился бы ей. Неподалеку из-под воды выступал угол отошедшей от стены доски с нарисованным папой деревом — будто протянутая к спасению, скрученная судорогой рука утопающего.

По кухонной кладовке плавали пластиковые бутылки с водой — Элиза почти залпом выпила сразу две и отбросила их в сторону. Мусорное ведро все равно сейчас не справлялось со своими обязанностями. Вода приятно холодила ноги. Элиза наклонилась и плеснула ей в лицо и на волосы. Вода была грязной — она представила, как мама, увидев эту картину, вскинула бы брови, — но остужающее прикосновение влаги к плечам и спине того стоило.

Элиза еще раз прошлась по комнатам своего дома. По ветвям Мирового Древа.

Дом изменился: первый этаж был наполовину затоплен. Но буре не удалось изломать его скелет — ее стены остались на прежних местах. Даже разрушенный, сейчас он был куда больше похож на ее дом, чем все последнее время. С полок шкафов мерно капала вода. Снаружи ветер играл с клочьями сайдинга, постукивая ими по стенам.

Ее дом. Ее большой, умирающий дом.





Конец света




Элиза прикидывала, как лучше подготовиться к надвигающейся ночи. Стоило ли закрывать окна, запечатывать дом настолько, насколько возможно? Или правильнее было принять, что отныне порог не отделял внутреннее от внешнего? От укусов насекомых ее, пожалуй, сумел бы уберечь натянутый по самую шею мусорный мешок. А еще, можно было вылезти на навес над передним крыльцом и прямо там, на черепице, развести маленький костерок. Жить в собственном доме, будто на лоне дикой природы. Она понятия не имела, как скоро вернутся Мейсоны, но предполагала, что путь назад займет у них не меньше нескольких дней. Даже когда с дорог схлынет вода и власти разрешат проезд в зону бедствия, все трассы будут забиты легковушками, грузовиками и прицепами. Не говоря уже о мертвых глазницах светофоров и разбросанных по асфальту кровельных гвоздях. Элиза была бы безмерно рада свалившемуся на нее одиночеству, если бы не одно «но»: скоро ей придется разбираться с пополнением запасов еды. И чистой воды.

Она выбралась из затопления, но не успела сделать и шага по лестнице, когда услышала доносящийся снаружи шум разгоняемой воды, ползущей одной-единственной непрерывной волной. Звук нарастал — и Элиза отправилась к входной двери посмотреть на его источник. Через некоторое время из-за окаймляющих двор деревьев в поле ее зрения вырулила первая машина, возвращающаяся восвояси после урагана. Двигатель урчал, промокшие приводные ремни пронзительно скулили.

Увидев приближающийся грузовик, Элиза подумала, что водителю следовало подождать, пока спадет уровень паводковых вод. И уж точно не стоило ехать по этой дороге. Грязная вода серыми брызгами разлеталась от корпуса машины, облизывала дверные ручки. Окна были полностью опущены — кабина наверняка насквозь промокла. Если водитель даст по тормозам, волна не упустит шанса наброситься на фургон и затопит и кузов, и кабину, и двигатель.

И вдруг Элиза осознала, где остановится грузовик. Он не стал сворачивать на подъездную дорожку, хотя явно намеревался это сделать. У него не вышло — двигатель захлебнулся раньше, и машина заглохла на дороге прямо перед ее домом. Достаточно близко. Отстегнув ремень безопасности, водитель стал возиться с чем-то на пассажирском сиденье. Волна нагнала его, мстительно закружилась вокруг большого черного грузовика, просочилась в окна — и понеслась дальше по дороге. Трауст.

Он вернулся. Вернулся первым. Должно быть, переждал ураган где-то поблизости — достаточно близко, раз явился настолько скоро. Переждал бушевавший ветер, грозы и наводнение, чтобы прийти и найти ее.

Элиза попятилась в прихожую. Мужчина с плеском выпрыгнул из грузовика. Элиза отвернулась и стала судорожно соображать, где могла бы спрятаться.

Времени быть тихой не было. Тем не менее Элиза проглотила рвущийся из груди крик.





Возвращение




Элиза вернулась домой зимним утром несколько месяцев назад. Оконные стекла запотели от обивающего пороги холодного воздуха. Сухая газонная трава морозно хрустела под ее шагами. Ноги ныли от миль, пройденных по ночному асфальту, и от застрявших в подошвах ботинок острых камешков, которые она обнаружила только сейчас. Холодный ветер пробирался под пальто — она не раз успела пожалеть, что не прихватила с кровати приемной семьи одеяло, в которое можно было закутаться по пути.

Элиза пробралась в собственный двор, будто воровка. Украдкой, оглядываясь через плечо. Сторонясь открытых пространств, просматривавшихся с дороги. Перебегая от укрытия к укрытию: от кустов азалии к низко свисающим плетям магнолии и дальше — за выступ дома. Никто не должен был заметить, как она войдет внутрь. За занавесками и полуприкрытыми жалюзи она рассмотрела украшенную рождественскую елку. Гирлянда была выключена. Никаких признаков движения внутри она не обнаружила.