Девочка из стен

Эдди сел и вгляделся в щель под дверью, ведущей в коридор. Маршалл был прав — пора стать нормальным. В комнате был только он. Пора отбросить эти детские мысли. Покончить с воображаемыми страхами. Прямо сейчас, этой же ночью, в этой же спальне. Утро всегда начиналось с ночи, и следующее начнется с взросления.

Его старые книги, те, что исчезли, — должно быть, их забрали родители или брат в знак того, что Эдди пора вырасти. Простое объяснение. Он никогда не спрашивал и не будет спрашивать, но наверняка так оно и было. Все те звуки, которые, ему казалось, он слышал, те чувства, которые он испытывал, были просто фантазиями. Их не было. Не могло быть?

Подобные мысли и делали его странным. Эдди перестал бы быть чудным, если бы мог отринуть их. В книгах тоже встречались такие персонажи: Румпельштильцхен был странным, Голлум был странным. Чудные обращались чудовищными. Ненавидимыми. Одинокими.





3





ТЕМА: Видел твой пост

Я верю тебе. Я понимаю тебя. Понимаю, возможно, лучше, чем кто-либо.

Я знаю — никто не слушает. Я проходил через это в юности. Рассказал родителям — и они решили, что я все выдумал. Рассказал одноклассникам — и они посмотрели так, будто у меня только что вторая голова выросла. Я даже пастору рассказал. Долгое время я уговаривал себя, что это просто мое воображение. Но знаешь что? Все признаки были налицо.

Вещи пропадали. На чердаке что-то скреблось. Закрытые с вечера двери наутро оказывались нараспашку. В воздухе витали странные и неожиданные запахи. Пустая комната разражалась кашлем. Ковры подворачивались, хотя дома никого не было. В конце концов я перестал рассказывать — это доводило маму до слез, она считала, что я специально ее пугаю.

Но зачем бы я стал выдумывать такое?

Я понимаю, как тяжело носить бремя этого знания. Ужасно и пугающе. Одиноко. Чувствовать их присутствие в своем доме. Ничего, что я взял на себя смелость связаться с тобой по электронной почте?

Хотел дать знать: понадобились годы, но я научился с этим разбираться и, если хочешь, могу помочь. С тем, кто в курсе, обсуждать такие вещи безопаснее. Я вижу, ты не промах. Но еще, не в обиду будет сказано, ты юн.

Первое, что нужно запомнить: думай, о чем говоришь вслух. Если они рядом, они могут подслушивать. Поймут, что ты знаешь, — и положение твое шатко.

Расскажи мне о своем доме. Сколько комнат? Не забудь про подсобки. Лестницы? Чердак? Подвал? Домашние животные? Малоиспользуемые комнаты? Какие звуки ты слышишь? Какие вещи находил передвинутыми? Каких не находил вовсе? Делись всем, что замечаешь. В подробностях. Будь внимателен. Дом разверзнется перед тобой — надо только вглядеться.

Не все способны видеть то, что видим мы. Не все могут осознать, что происходит. Люди бывают достойными и не достойными доверия. Разберись, кто есть кто. Меня можешь смело причислять к первым.

Дж. Т.





Рекламная пауза




Семья, улыбаясь во все тридцать два, готовила на террасе барбекю. Но уже через несколько секунд кадры с родителями и тремя детьми сменились грозой. Деревья во дворе закачались, по экрану принялся хлестать косой дождь. Перекрывая шум ливня и завывания ветра, бестелесный низкий мужской голос изрек: «Вот почему важно защитное покрытие».

Последовал крупный план деревянного крыльца — надутые синие дождевые капли разбивались и разлетались, не способные прорваться сквозь формулу Защитника Террас. У грозы не было ни единого шанса. Стоило ливню стихнуть, солнце снова озарило и обогрело двор, и семья как ни в чем не бывало вернулась к грилю.

Элиза видела эту ужасную рекламу бессчетное количество раз. Она развлекалась тем, что вглядывалась в спрятанные на задних планах детали, которые, как ей казалось, не предназначались для зрительских глаз. Например, на этот раз она успела рассмотреть, что было позади ярких сарафанов и рубашек-поло по-рекламному счастливого семейства — еще более яркая миска с фруктовым салатом из мускатной дыни, арбуза и даже вишни.

— Вот же ж, — протянула Элиза. — Так хочется фруктов!

— А здесь что-нибудь есть? — живо включился Броуди.

— Нет, — ответила она. — Есть яблоки, но они заметят их пропажу. А виноград они давно перестали покупать.

— Хм… — Броуди задумался. Он сел рядом с ней на диван и принялся ковырять мозоль на пятке. — Знаешь, — наконец нашелся он, — в саду есть арбузы.

— Уже? — удивилась Элиза. — Миссис Лора посадила их совсем недавно. Ты уверен? В любом случае мы не сможем сорвать даже один. Она наведывается в огород каждый день после работы. Она сразу заметит.

— Может, она подумает, что их съело какое-нибудь животное? В других дворах я видел разломанные арбузы. Думаю, их тырят еноты.

— Представляешь, какой беспорядок мы устроим? Сок будет повсюду, и стол станет липким.

— Тогда давай есть прямо на грядке!





Отдать швартовы





Воздух везде одинаковый. И свет одинаковый, и тени. Элиза напомнила себе об этом, когда, до максимума выкрутив громкость телевизора, они вышли из комнаты. Это помогало ей настроиться — боевые кличи Зены, королевы воинов, были слышны даже на пороге задней двери. Слышный из недр дома звук заземлял ее. Первый выход на улицу ранним летним южнолуизианским днем всегда был опьяняюще неприятен.

Жара буквально впилась в тело, будто обжигающий дым от невидимого огня. Сразу за дверью их встретил оглушительный рев цикад. Затылок Элизы покрылся испариной, не успела она спуститься по кирпичным ступеням заднего крыльца. Трава была теплой и влажной от росы. Она ступала по ней, ожидая, что следующий шаг обернется вгрызшейся в пятку колючкой или вцепившимся между пальцами огненным муравьем. Броуди шел впереди, но, заметив, что она еле плетется, вернулся, взял ее за руку и потащил за собой, будто непослушного теленка.

— Сегодня так светло, — сощурилась Элиза. — Солнце ярче обычного.

Броуди покосился на облака.

— Да не особо.

— Но жарко уж точно, — не сдавалась Элиза. Когда они приблизились к сетке высотой по пояс, ограждающей сад миссис Лоры, она спросила: — Мисс Ванда не на улице? Она на нас не смотрит?

— Кто? Эй, ты чего упираешься? Прекрати!

— Я просто…

Напыжившийся позади дом казался одновременно огромным и совсем крошечным. Она переживала, не захлопнул ли ветер дверь. Не была ли она заперта. Не оказались ли они в ловушке.

— Мне нужно проверить дверь, — почти умоляюще выговорила Элиза.

Но Броуди уперся ногами в землю и с силой потянул, разворачивая ее обратно.

— Ты уже выходила на улицу, — не понимал он. — Тебе же понравилось на крыше!

— Это другое! — заспорила она. Так оно и было. Крыша казалась просто еще одной комнатой. — Я… касалась его.

— Слушай! — Он потрепал ее по плечам, потом отпустил, вытащил из кармана резиновый молоток, который взял в гараже перед выходом на улицу, и, словно сокровище, протянул его ей. — Хочешь треснуть первой?

Прямо перед ними, у заросших кустов фасоли и помидоров лежала пара арбузов. Размером с кулак. Неудивительно, что она не видела их из дома. Они и не думали пока созревать.

— Представь, что это не арбуз, а наш огромный глупый мир, — посоветовал Броуди. — И разбей его!

Элиза не стала отвечать. Она опустилась на колени рядом с арбузом. Прохладный в тени зарослей чернозем налип на кожу, и она вдруг почувствовала себя защищенной. У мамы тоже был сад, не такой большой — она рассаживала вдоль стен дома низкорослые растения и травы и иногда даже позволяла Элизе вносить свою лепту: выкапывать лопатой ямки и поливать сад из маленького ведерка. Элиза была едва ли не младше Броуди сейчас, и вряд ли ее помощь могла оказаться такой уж весомой. Но ей нравилось знать, что она приложила руку к уходу за садом, мимо которого она проходила каждый день по пути к машине. Задняя дверь все еще была приоткрыта — до Элизы доносилось слабое бормотание телевизора, а значит, она отошла не так уж далеко. Она оглядела двор. Не слишком далеко.

Дрожащими руками она, не обрывая лозу, приподняла арбуз. Осмотрела его. Постучала по полосатому боку ногтями. Он казался плотным и чересчур тяжелым для своих размеров.

— Их не так разбивают, — влез Броуди.

— Он еще не созрел, — объяснила Элиза.

Она поднесла арбуз к лицу, и все вокруг завертелось в головокружительном, пышущим жаром вихре. Цвета стали невыносимо яркими, трава запестрела оттенками ядовито-зеленого, а небо, наоборот, побледнело. Долго Элиза здесь не протянет.

Броуди блуждал по двору. Он ушел недалеко, но в ее сторону не смотрел. Элиза присела, зарылась пальцами ног в землю, чтобы не упасть, и проводила взглядом летящую по двору стрекозу. Стряхнула запрыгнувшего на ногу кузнечика. Голова кружилась. Она почувствовала сильную боль — неужели ее бледная кожа успела обгореть, хотя на улице она провела всего несколько минут? Она встала, пряча глаза от нещадно палящего солнца, и пошла обратно. Броуди смирился и последовал за ней. Она поспешно закрыла за ним дверь. В другой комнате как ни в чем не бывало гудел телевизор. Дом не изменился. Его тусклый свет будто обдал ее холодной водой.

Середина мая. Пройдут недели, прежде чем арбуз соизволит созреть. «Ничего, — подумала Элиза, — она до него еще доберется».

Всего через несколько недель. Она снова выйдет и, под присмотром громадины дома, набьет рот его сладкой розовой мякотью.





Совещание




Эдди, как обычно, ужинал в одиночестве, но тут в столовую ввалился Маршалл с наполовину полной тарелкой и стаканом темного и густого из-за протеиновых добавок молока. Как только Маршалл, громыхнув столовым серебром по столешнице, устроился напротив, Эдди перестал есть, но глаз от тарелки не поднял.

— Маршалл? — донесся с кухни мамин голос.

— Все в порядке, — отозвался Маршалл. Проткнув картошку вилкой, он поднес ее к губам, протолкнул за щеку и принялся медленно жевать. Наконец он тихо — и с набитым ртом — заговорил: — Слушай, я знаю, что ты не любишь мою компанию, когда ты тут занят… — Маршалл покрутил вилкой, указывая на тарелку Эдди. — Но мне нужно с тобой поговорить. Так что смирись.

Эдди опустил голову, поглядывая на него из-за челки. Вчера утром по дороге в школу Маршалл откинул спинку кресла почти на колени Эдди, будто его там вовсе не было, и вернул ее в вертикальное положение только после того, как отец ударил его по бедру тыльной стороной ладони.

— У меня к тебе пара вопросов, — начал Маршалл. Он отправил в рот еще один кусок и, к удивлению Эдди, выудил из заднего кармана салфетку, чтобы, пока жует, прикрывать ей губы. Это выглядело почти стыдливо. Почти по-девчачьи.

— О чем? — спросил Эдди.

— О чем-то очень глупом.