Детские страхи пожилого юноши
Часть 14 из 15 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Вначале, конечно, были занятия на скалах. Собственно, это так называлось – занятия на скалах. На самом деле никакого скалолазания там не было – отделение разбилось на отдельные группы по двое и по трое – это называлось «связками». Два или три альпиниста надевали снаряжение – альпинистские системы типа «грудная обвязка+беседка», а также каски, перчатки – потомку что предстояла работа с веревкой. А веревка, как известно, при рывке или при скольжении сильно может натереть ладони. И даже до крови.
Грудная обвязка чем-то напоминала лифчик, а беседка – трусы. В беседке можно было висеть на веревке, и довольно долго. А вот в грудной обвязке висеть было неудобно, сильно сдавливало грудь. Скалолазы, например, грудную обвязку не одевали, а вот начинающим альпинистам так делать было нельзя – беседка только вместе с обвязкой. Никите это не нравилось, но что поделать – правила.
Так вот, альпинистские двойки и тройки – связки, то есть – ходили по такой большой груде камней возле горной речки Алибек, где учились организовывать точки страховки. То есть, первый в связке, как бы имитируя передвижения по скалам, подходил к какому-то большому валуну и из своей веревки, которая связывала его с партнером по связке, при помощи карабина обязан был сделать «станцию» для приема партера.
Делалось это так – сначала сам альпинист должен был встать на самостраховку. В горах обычно для этого вбивался крюк либо ложилась закладка. Но поскольку начинающие альпинисты еще не умели вбивать крючья и, тем более, пользоваться закладками, которые тогда только входили в моду, то первый обычно работал со своей веревкой. Он обвязывал ею какой-то крупный камень или выступ так, чтобы при рывке она не соскочила, делал узел, в него вщелкивал свой карабин и как бы уже висел на этой веревке. То есть, если что, он никуда уже вниз не улетел бы. Потом в эту же веревку вщелкивался еще один карабин и через него продевалась основная веревка, которая шла от нижнего партнера. Веревка выбиралась верхним, и когда она натягивалась, нижнему подавалась команда начать движение. И он как бы лез вверх. Верхний все время его страховал, выбирая веревку, то есть, нижний шел уже с верхней страховкой.
После прихода на нижнего «станцию» он уже из куска своей веревки организовывал точку страховки, становился на самостраховку, а верхний снимал свою страховочную петлю. Потом нижний выбирал всю веревку – обычно выдавали для связок тридцатку, веревку длиной 30 метров – и верхний начинал движение. Чаще было еще проще – как только нижний приходил на точку страховки, то он сразу выходил вперед и уже становился верхним, то есть, сразу лез вверх, а тот, кто его принимал, страховал его снизу. Так было быстрее. Единственный нюанс – при движении первого в связке вверх он шел с нижней страховкой. То есть, по пути он мог вбивать крючья, вешая в них карабин и вщелкивая в него веревку, образуя, таким образом, промежуточные точки страховки. Такие точки обычно делались через каждые три метра. Или через пять – смотря, сколько крючьев и другого «железа» было у ведущего. В горах, если бы он вдруг сорвался, то пролетал, скажем, три метра до первого крюка, а потом еще три метра ниже, чтобы повиснуть на этом крюке. Это если стена отвесная. Если наклон градусов 70, то было еще проще. Потому что при рывке веревка, конечно, могла выдержать на разрыв 2 тонны, а вот крючья часто вылетали. Так что старались на опасных маршрутах бить их чаще, глубже и на совесть. Поэтому, когда появились новомодные закладки, альпинистам стало легче – закладки держали гораздо лучше скальных крючьев. Ведь крюк вбивался в трещину, при вбивании как бы повторял все ее очертания, как бы заклиниваясь в нее. Но поскольку его в трещине ничего не держало, то мог вылететь.
А вот закладка заклинивалась в трещине и держала, что называется, железно. То есть, стояла насмерть. Закладка – это такой кусок металла, чаще, из титана, поскольку он был намного легче стали. Обычно это были всякие там «гексы» – шестигранники, а также треугольники, параллелепипеды и прочие геометрические фигуры. Принцип действия был прост – такая закладка засовывалась в расщелину узким концом, а потом там расклинивалась. То есть, там она переворачивалась, и другая ее часть, более толстая, при рывке намертво вклинивалась в трещину, расщелину или в какой-то другое изменение рельефа. Иногда комбинировали две закладки, соединяя их между собой, и набрасывали на какой-то большой выступ. К закладке прилагалась петля из металлического троса, в которую вщёлкивался карабин, а в него уже продевалась верёвка. При рывке закладка, бывало, настолько заклинивалась, что потом снять ее было невозможно. Например, в Крыму на скальных маршрутах очень часто можно было видеть такие вот намертво заклинившиеся «закладухи». Скалолазы, которые эти маршруты проходили, даже стали использовать их, как постоянные точки страховки.
Одним словом, чтобы не гробануться по неопытности и незнанию в горах, работа с веревкой в связке отрабатывалась вот так, в пешем порядке. И рядом постоянно ходил инструктор и придирчиво смотрел, насколько правильно работают его подопечные. Потом, в лагере, за каждое действие все участники получали оценки. Если оценка за работу с веревкой была неудовлетворительной, то такого «двоечника» могли не допустить к восхождению.
Кроме того, новичков обучали ходить по осыпям и травянистым склонам, там они тоже отрабатывали работу с веревкой в связках, и, конечно же, сдавали зачеты по альпинистским узлам. Без умения вязать простейшие узлы типа «булинь», «восьмерка», «проводник», «пруссик» и еще парочку других о разряде по альпинизму не стоило даже мечтать. И до обеда долго еще возле реки слышалось «Страховка готова!», «Пошел!», «Принимаю!» и прочие возгласы кандидатов в альпинисты.
Глава двадцать третья, которая рассказывает, как становились в СССР альпинистами и как не становились
После нескольких дней занятий возле альплагеря новички и «значки» стали готовится к своему первому выходу «в горы». Вообще-то, это были не настоящие горы, а так – предгорье. В принципе, сам альпинистский лагерь «Алибек» располагался на высоте примерно 1840 метров над уровнем моря, то есть, уже как бы изначально был высокогорным. Но предстоял выход почти на три с половиной тысячи, так что акклиматизация предстояла серьезная.
Первым делом каждое отделение и новичков, и значкистов должно было получить продукты питания и снаряжение. К тому времени Никита уже был признанным лидером в своем отделении, поскольку на роль старосты по малолетству претендовать не мог, но его навыки скалолаза и физическая сила, необычная для 16-летнего подростка, заслужили уважение во всем отряде. Наверное, поэтому он был ответственным за получение снаряжения, а староста отделения – серьезный мужичек в возрасте из Ивано-Франковска – пошел получать продукты. Тут все было честно – с продуктами должен возиться более опытный в житейском смысле, а снаряжение отбирать более подкованный в спортивном.
Снаряжение в альплагерях было, скажем так, не ахти. Как говорится, все от профсоюзов, все ВЦСПС-овское. Но спасибо и за такое, ибо все «на халяву плиз». Хорошая пуховка стоила по тем временам баснословные деньги – от 200 рублей. Среднемесячная зарплата мамы Никиты примерно. А тут выдавали, пусть и немного похудевшие – пух лез во все стороны, но все же достаточно теплые и добротные советские пуховки.
В отделении Никиты у одной из девушек была импортная пуховка, польская. Она в два раза была легче ВЦСПС-овской и в десять раз красивее прочнее и элегантней. Ну это все равно, если бы сравнивать польские джинсы с американскими. У еще одной девчонки была пуховка, которую она сшила дома сама – по импортным лекалам. Ну, не такая, как польская, но тоже весьма недурственная. В те времена многие альпинисты, понимая, что отечественное снаряжение оставляет желать лучшего, шили сами себе пуховки, рюкзаки, и даже палатки. Они были, во-первых, легче, во-вторых, прочнее, а в третьих – просто элегантнее, красивее, удобнее. А отдельные умельцы, кстати, в родном Днепропетровске на заводах клепали из титана «закладухи», крючья и даже карабины. Ну и, конечно, шили «системы» – беседки и грудные обвязки. Правда, именно такое снаряжение в альплагерях не допускали к применению, но уже где-то после первого разряда начальство альплагерей и спасательные службы закрывали на это глаза.
Но вот новичкам предстояло пользоваться только отечественным снаряжением. Конечно, пуховки весили немало, и отечественные ботинки типа «вибрам» были вообще больше похожи на какие-то пудовые гири. А если они еще по старой памяти были еще и с «триконями» – металлическими треугольниками, набитыми на подошву, чтобы лучше держались на льду – то был вообще тихий ужас. Если добавить к этому веревки, карабины, палатки, крючья, а также продукты на три дня – то рюкзаки становились совершенно неподъемными. Плюс еще примус и бензин, поскольку в высокогорной зоне, куда планировался выход, был расположен заповедник и жечь костры там было запрещено. Да и вообще в альплагерях редко жгли костры, ибо в высокогорье с дровами часто была напряженка. А примус можно было раскочегарить даже на высоте в пять тысяч над уровнем моря.
Если принимать во внимание, что почти в каждом отделении женщин и мужчин было почти поровну, то рюкзаки мужской половины отделения весили примерно по 30 килограммов. И с ними надо было топать часа четыре. Да не по широкой асфальтовой или грунтовой дороге, а по скользкой тропе, которая порою была еще и грязной – то дождь пройдет, то горные ручьи сверху спускаются… Одним словом, несмотря на довольно неплохую физическую подготовку, Никите пришлось весьма нелегко. Рюкзак у него был старый, «абалаковский» – в честь прославленного советского альпиниста Виталия Абалакова, который сконструировал сей рюкзак, а поклажи в нем было на три таких рюкзака. У инструкторов рюкзаки были импортными, чаще всего польскими, и эти рюкзаки были гораздо удобнее, эргономичнее и даже внешне были красивы и элегантны. Ну и, конечно, весили намного меньше. Рюкзаки у новичков напоминали эдаких крокодилов, пик популярности и славы этих «абалаков» приходился на 50-е года и многие эти брезентовые друзья альпиниста свое давным-давно уже отходили.
Но, тем не менее, молодость, задор и романтика свое дело делали, и к Хижине альпинистов, которая была расположена прямо рядом с Алибекским ледником, Никита дотопал вполне бодрым и почти не уставшим.
Сама хижина была настоящей реликвией – почти музеем. Причем, высшим шиком для альпинистов было занести туда всякие разные таблички из городской жизни – от «Не влезай – убьет!» до «Лифт не работает» и «Не стой под стрелой». Причем, прикрепляли эти таблички в хижине на самых неожиданных местах. Например, «Лифт не работает» висел на дверце туалета типа «сортир». Ну и так далее.
Сама хижина представляла собой деревянную избушку, где практически по всему периметру были расположены нары для сна – ведь сие здание в основном использовалось для ночлега альпинистов, пришедших на занятия или готовящихся делать восхождение.
Но так как световой день был в самом разгаре, то, наскоро перекусив и побросав на нары лишние вещи, начинающие альпинисты быстрым шагом выдвинулись на ледник, где у них по плану должны были проходить скально-ледовые занятия.
Новичкам повезло – вначале их повели на скалы. Там, конечно, Никита смог показать класс, преодолев технично и быстро практически все отведенные для тренировок трассы. Конечно, в «вибрамах», то есть, в ботинках лазить по скалам было гораздо труднее, нежели в галошах, но, как говорится, мастерство не пропьешь. Тем более, что до уровня первого разряда в горах скальные маршруты не представляли особой сложности. И даже на «пятерках» сложность скальных участков соответствовала примерно «троечкам» в скалолазании. Так что некоторые маршруты Никита мог пройти, что называется, без рук.
А вот после скал начались проблемы.
Новички поменялись с отрядом «значков» и, экипировавшись для ледовых занятий, пошли на ледник. Экипировка была простой – начинающие альпинисты надели «кошки». Так называются приспособления для хождения по льду – такие металлические крепления с зубьями, которые надеваются на подошву ботинок и при ходьбе зубья впиваются в лед, помогая альпинисту прочнее вгрызаться в него, то есть – не скользить по льду, а использовать его в качестве точки опоры. Причем, в кошках можно даже лезть по вертикальной ледовой стене. Правда, при этом нужно иметь два ледоруба. Или две «фифы» – специальные приспособления, называемые «айс-фи», немного напоминавшие симбиоз ледоруба и крокодила.
Конечно, вертикальные ледовые стенки никто не дал покорять новичкам – их снова разбили на связки и заставили так же, как на занятиях в лагере, просто ходить по леднику и отрабатывать взаимодействие. И учиться, конечно, работать с веревкой – не наступать на нее кошками, что было чревато, потому что можно было перерубить ее, грамотно организовывать точку страховки, да и вообще – уметь страховать на льду. А это было уже сложнее, нежели на скалах. В скалу можно было вогнать крюк, положить в трещину закладку, на худой конец, набросить петлю на скальный выступ.
На льду все эти фокусы не проходили – надо было уметь пользоваться ледобурами и ледорубами. И если страховка при помощи ледоруба была больше условной – ни один ледоруб не выдержит рывка, если вы попытаетесь зарубиться при срыве, то вот ледобуры держали намертво – почти тонну на рывок. Потому что они ввинчивались в лед, как штопор, и вырвать его было очень и очень непросто. Впрочем, никто и не пытался – инструкторы сразу продемонстрировали надежность ледобура, ввинтив один в ледовую стеку и втроем повиснув на нем. Сложность заключалась в правильном вкручивании этого механизма в лед. Ну и, конечно же, на ледовых занятиях в первые 10–15 минут у всех новичков промокли руки и пальцы вскоре совершенно не гнулись. Так что и физически, и технически задача по укрощению этих ледовых штопоров была нелегкой.
В целом занятия прошли с пользой и позволили Никите оценить надежность не только своих рук, но и своего снаряжения. Причем, не только специального – ледобуров, «кошек», ботинок, но и личного – куртки-штормовки, перчаток, даже штанов, которые быстро промокли на льду, начиная с коленок, на которых часто приходилось стоять при организации точки страховки.
Кстати, очень помогал «поджопник» – кусок вырезанного пеноуретанового коврика на резинке, который постоянно болтался на заднице. Опытные туристы и альпинисты без «поджопников» в горах никуда не ходят. Ведь кресел там нет, а садиться на камни не рекомендуется, так как легко простудить себе очень важные органы. Особенно это касается женщин – камни холодные. И лед – вовсе не печка. Что касается остальных мест для посиделок, то иногда можно, не тем местом сев на сучок, получить еще и травму. А так – болтается «пенка» на резинке сзади, садись, куда хочешь, без опаски простудить копчик, хоть в траву, хоть на камни, хоть на лед. Так же и во время ночлега в палатке – даже если ночевка на леднике, на пол стелются «пенки», то есть, эти коврики. А под них еще опытные альпинисты и туристы кладут рюкзаки и веревки, создавая прослойку воздуха. Потому что от ледника очень сильно тянет холодом и порой не спасают даже пуховые спальники. А так создается как бы искусственный пол. Поэтому спать не холодно и ничего себе не простудишь.
Рано утром, то есть, в три часа ночи новичков подняли для первого восхождения. Точнее, это было не совсем восхождение, а, скорее, траверс – пройти один перевал слева от горы Сулахат, а вернуться через другой перевал, уже справа от этой горы. Причём, на первом перевале как раз должны были пройти и снежные занятия.
Самое сложное – это было встать и в кромешной темноте при свете лишь автомобильных фонариков типа «Циклоп» приготовить перекус для своего отделения. А потом собрать рюкзак и выдвинуться в толпе таких же «циклопов» из хижины на тропу, по которой гуськом направиться в сторону перевала. Но как-то все прошло нормально, несмотря на некоторые мозоли от то и дело наступавших на ноги членов отделения.
Перевал был не очень-то крутым – всего-то каких-то 70 градусов. Но для Никиты, впервые попавшего в горы, этого хватило – крутизна была впечатляющая. И выполнять в первый раз по команде инструктора срыв было страшновато – лететь было куда. Вот представьте себе детскую горку, но длиной метров двести. Или снежную горку во дворе такой же длины. И вы начинаете по ней скользить вниз. А если не 200 метров, а все 800? И вы, все ускоряясь, несетесь на спине вниз? Не страшно?
Но Никита как-то приноровился, срывался, летел вниз по снежной горке, потом по команде инструктора переворачивался со спины на живот, «зарубался» ледорубом и, естественно, падение-скольжение прекращалось. Потом подъем на три такта – носком в снег правой-левой, потом ледоруб, опять ноги рубят ступени – и ледоруб. В общем, ничего сложного.
А самое увлекательное – это спуск «глиссером» – то есть, спуск по снежному склону на ногах на манер горнолыжников. Только без лыж, на ногах. Потому что снег скользкий, и можно вот так «глиссировать» не хуже, чем на лыжах. «Глиссер» Никите так понравился, что он еще и еще поднимался на верх, чтобы потом лихо скатываться вниз, фасонисто взмахивая ледорубом на особо крутых поворотах.
И именно здесь страх перед горами, перед высотой, точнее, перед некой бездной внизу, куда смотрел юный альпинист Никита Васнецов сверху, в первых покоренных им вершин, отступил и улетучился. Совсем как облака, которые очень быстро наплывали и так же быстро уплывали прочь. Страха не было, был интерес, задор, была юность, бурлящая в организме сила и бесшабашность, когда все казалось по плечу и не было впереди преград.
За снежно-ледово-скальные занятия Никита получил «отлично», а вот за работу с веревкой – «тройку». Мол, небрежно относится к страховке. Потом было восхождение на первую в его жизни вершину, где и лазить-то никуда не пришлось, а просто шли-шли и наконец, пришли на вершину горы под названием Суфруджу. А потом в лагере были еще разборы и восхождений, и занятий, когда вдруг оказалось, что члены отделения Никиты вовсе даже не друзья, а каждый сам за себя. А разногласия на биваке вдруг стали серьезными недостатками в морально-этическом климате отделения. И в результате слишком самолюбивый и вспыльчивый Никита, который пер на себе чуть ли не половину снаряжения группы, а в организации лагеря делал любую, даже самую грязную работу, оказался недостаточно подготовленным к следующему этапу подготовки альпиниста СССР. Так решил инструктор, и члены его отделения также были не в восторге от того, что Никита дерзнул делать им замечания.
Стоит отметить, что когда раньше Никита выезжал на свои первые спортивные сборы по скалолазанию в составе своей команды таких же перспективных новичков, как он сам, то там «разбор полетов», то есть, разбор этих сборов инструктором получился совсем другой. Инструктор по имени Валентин, занимавшийся в той же секции, что и Никита, был приставлен к новичкам, чтобы следить в первую очередь за техникой безопасности. Мало ли куда эти мальчики и девочки сунуться? В Крыму скалы высокие, падать есть куда, а в скалолазании важна каждая мелочь – и организация страховки, и сама страховка, ну и, конечно, само лазание по скалам. Параллельно Валентин оценивал технику лазания каждого из членов сборной новичков, а также делал выводы о состоянии морально-волевых качеств своих подопечных.
В тот выезд технику лазания чемпиона области Васнецова инструктор оценил не очень высоко – на «четверочку». Мол, Никита мог и лучше. А вот что касается морально-волевых…
Скалолазы обычно жили у местных жителей, которые сдавали спортсменам свои времянки или сарайчики. Летом, понятное дело, все эти жилища столили в десять раз дороже – ведь кроме «санаторных» туристов было в Крыму полно «дикарей», то есть, тех, кто ездили на море без путевок.
Осенью, замой и весной в Крым приезжали только скалолазы. Вернее, в частном секторе останавливались только скалолазы – велосипедисты или легкоатлеты, которые также часто ездили сюда на сборы, предпочитали останавливаться в гостиницах. Впрочем, как и члены сборной области или Украины по скалолазанию – на них профсоюзы выделяли уже серьезные суммы. Новичков же никто, естественно, не оплачивал и они выезжали на такие вот сборы за свой счет. Хотя – что это за счет? Билет на поезд до Симферополя – 6 рублей. А если в общий вагон – на третью полку – то и четыре с половиной. Причем, некоторые хитрецы брали билет до Джанкоя или до станции Пришиб – на половину пути. Потому что стоил билет треху, а проводники в общих вагонах никогда не проверяли, куда кто едет. Мол, сами пассажиры пусть беспокоится о том, когда им сходить. Вот и прокатывали эти маленькие хитрости.
Рубль, точнее 80 копеек стоил билет на троллейбус до Ялты, а там на местный автобус – еще 30 копеек – до Алушты. Проживание стоило по рублю с носа, питание брали с собой и готовили в основном перекусы – бутерброды с салом и кабачковой икрой. Ну, если было желание, можно было сходить в столовку или приготовить что-то горячее. Но обычно хватало горячего чая.