Дети змей, дети волков
Часть 11 из 25 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Потянув за тесемки, Ренэйст открывает мешок, заглядывая внутрь. Внутри – желтоватые ровные шарики, красиво переливающиеся в свете костра. Запустив в мешочек руку, Белолунная пропускает камешки, холодные и гладкие, сквозь пальцы, поражаясь их красоте.
– Это жемчуг, – тихо говорит Мойра, заметив восхищение в голубых глазах, – в Дениз Кенаре он заменяет деньги. Спрячь его и не показывай, пока не решишь что-то купить, да и тогда будь осторожна.
Кивнув, Ренэйст убирает мешочек за пояс своего кафтана, затянув тот покрепче, чтобы широкая полоска ткани плотно прижимала драгоценную ношу к телу, почти под самой грудью. Уж здесь-то она почувствует, если чужие руки постараются добраться до ведовского богатства.
Они выходят на порог, и, водя в воздухе посохом, объясняет им Мойра, как пройти через горы и спуститься по склонам к самому порогу города. Ренэйст вглядывается в горизонт, за острыми пиками пытается увидеть Дениз Кенар, только спуститься нужно еще ниже, чтобы заметить его пики. Потому и ушла Мойра так высоко – как ей не видно Дениз Кенар, так и Дениз Кенар не видит, где она.
Молчание повисает между ними; пришло время прощаться. Совсем недолго пробыли они возле взбалмошной этой вельвы, но Ренэйст искренне прикипеть к ней успела. Протянув руки, конунгова дочь нежно берет чужие ладони в свои, сжимая мягко, и, заглядывая в ее глаза, улыбается слабо, приподняв уголки рта.
– Ты сделала для нас так много. Как мы можем отблагодарить тебя?
– Коль я не помогла бы, так кто другой помог. Идите вперед и не оглядывайтесь. Только, – продолжая держать Ренэйст за руки, Мойра поворачивает голову, смотря на Радомира, стоящего за ее плечом, – приди за мной, когда будете возвращаться домой.
Ведун кивает сдержанно; с Мойрой он не прощается. Когда корабли на своих спинах понесут их к родным берегам, он велит причалить в порту Дениз Кенара, поднимется на эту гору и увезет княжью дочь домой. Сжав локоть Ренэйст, он заставляет ее отойти, выпуская Мойру из своих рук, и ведет ее по извилистой тропинке прочь. Путь, указанный ведуньей, он запомнил хорошо.
Дом, а вместе с ним Мойра, почти скрываются из виду, когда до них доносится ее голос:
– Ренэйст! То, что ждет тебя впереди, неизбежно! Не противься и прими свою судьбу!
Белолунная напрягается, вытягивается, как тетива лука. Она останавливается, разворачивается на пятках, собираясь вернуться, потребовать объяснить, что именно нужно принять, но Радомир удерживает ее на месте. Он смотрит на нее, глаза в глаза, и медленно качает головой, вновь утягивая за собой вниз, прочь от гор. Ренэйст оглядывается еще раз, слова Мойры не дают ей покоя, но больше не видит она ни дом, ни саму вельву.
Они продолжают свой путь к неизбежному, ждущему впереди.
Спускаться с гор куда легче, чем подниматься. Да и отдых в доме вельвы пошел им на пользу – набравшись сил, они оба могут совершенно спокойно продолжить путь. В сапогах идти по каменистым склонам гораздо приятнее, пусть даже те и не совсем по размеру. Нигде не давит, не трет, и этого более чем достаточно сейчас.
Ренэйст и не помнит, когда в последний раз ощущала такую легкость и прилив сил. Кажется ей, что похожим образом чувствовала она себя лишь дома, по которому сейчас так сильно тоскует. Не может не думать она о том, что было бы, если бы она не отправилась в этот набег. Как сложилась бы судьба ее, если бы Ренэйст прошла по пути, что был предначертан ей при рождении? Если бы только Хэльвард не погиб или если бы следующим наследником отца стал Витарр, как и было положено, какой бы сейчас была она сама?
Ренэйст этого не узнает никогда, так и нечего об этом думать.
– Как думаешь, – обращается она к Радомиру, – этот город такой же, как и Алтын-Куле?
– Не знаю, но жестоких правителей с меня достаточно. Еще один город сжигать мне совершенно не хочется.
Смешок невольно срывается с искусанных губ северянки после сказанных им слов. Смотрит на него Ренэйст, пытаясь понять, насколько серьезен Радомир в своих высказываниях, но лицо его столь спокойно, что с волнением понимает она – не шутит. Сожжет без сожаления.
Остаток пути проводят они в тишине. С Радомиром уже привычно молчать; говорят лишь тогда, когда действительно есть что сказать. В остальное время не хочется ни о прошлом рассказывать, ни о будущем рассуждать. Сил и без того мало было, зачем растрачивать их на глупые беседы? И сейчас, когда долгожданный отдых наполнил их жизнью, они ни о чем больше не разговаривают. Любопытно ей, о чем думает ведун, но луннорожденная не спрашивает.
Идти приходится долго. Все же выбиваются они из сил к тому моменту, когда спускаются достаточно низко, чтобы увидеть Дениз Кенар, раскинувшийся перед ними во всей своей красе. Город шумит и бурлит под их ногами, похожий на Алтын-Куле и в то же время совершенно другой. Замечает Ренэйст и белокаменный дворец, расположенный в самой дальней от них части города, и ежится, отворачиваясь поспешно. Найти взглядом порт не так уж и сложно, Ренэйст замечает пристань, которую прекрасно видно у самой воды. Ей удается заметить корабли, причалившие у этого берега, но сейчас слишком далекие, чтобы понять, кому именно они принадлежат. Волчица щурится, вглядываясь в их очертания, и на молчаливый вопрос Радомира лишь качает отрицательно головой.
– Отсюда ничего не вижу толком. Придется ниже спуститься и пройти к самой пристани. Но смотри, – она указывает в сторону ярких палаток, расположенных совсем рядом с берегом, – видимо, это рынок. Мы сможем пройти через него и выйти на пристань, купив все, что нам понадобится.
Остается надеяться: того, что Мойра дала им с собой, будет достаточно, чтобы купить теплые вещи. Без них уж вряд ли продержатся они в столь знакомых ей холодах, а вещи, купленные вельвой, для того недостаточно теплые. Досадно будет погибнуть столь глупой смертью, когда почти достигли они своей цели. Некоторое время путники стоят на склоне, рассматривая город, после чего, достаточно отдохнув, спускаются дальше.
По обеим сторонам от главных ворот Дениз Кенара их встречают две большие статуи в виде двух женщин, стоящих лицом друг к другу. Они держат руки высоко поднятыми над головами, и между их ладоней виднеется глубокая чаша. Картина эта выглядит завораживающе, и Радомир останавливается, рассматривая статуи. Если посмотреть под определенным углом, то кажется, словно бы в чаше своей держат они Северное Солнце, виднеющееся на горизонте. Вспомнить, были ли похожие статуи в Алтын-Куле, он не может; на момент прибытия в город ведун без сознания был.
Стражи возле ворот нет. Те распахнуты настежь, и приходится пройти под самой чашей, чтобы войти в город. Ренэйст хмурится, оглядываясь по сторонам с подозрением и тревогой, но шумному городу и вовсе нет до них дела. Спешат люди по своим делам, зазывают покупателей торговцы, и никто даже мимолетного взгляда на них не бросает. Если бы только у нее был плащ, она все равно бы накинула его на свою голову, не желая привлекать чужое внимание диковинным для этих мест цветом волос. Они оба опасаются повторения всего, что произошло в Алтын-Куле, но Дениз Кенар живет по собственным, иным законам.
Сам город выглядит практически так же. Это не так уж и странно – на севере разные поселения луннорожденных тоже похожи между собой. Ренэйст держит голову прямо, осматривается по сторонам лишь одними глазами. Шагающий рядом Радомир выглядит не менее напряженным, они при каждом шаге практически соприкасаются плечами, но это ее успокаивает.
А вот рынок найти оказывается не так уж и сложно. Ощущение такое, словно бы и вовсе все дороги ведут к нему. Шум над ним царит невозможный, голоса сливаются в единый гул, и Ренэйст морщится. Столь большое сборище людей совсем ее не радует, наоборот, тревожит только. Сжав и разжав кулаки, ладонью Ренэйст проверяет, на месте ли подаренный Мойрой мешочек. Им нужны плащи и теплые сапоги. Если луннорожденные причаливают к этим берегам, то вполне могут привозить сюда товары с севера. Белолунная практически уверена, что у одного из торговцев они найдут то, что им нужно.
– Держись возле меня.
Радомир насмешливо фыркает. Слова эти не вызывают в нем ничего, кроме нестерпимого желания ответить колко. Вот-вот изойдет ядом, не сдержит в себе, и на корне языка чувствует он кислый вкус собственной злобы. Втянув воздух носом, чувствуя запахи пота, пыли и готовящейся на огне еды, ничего не отвечает ведун и только слегка толкает Ренэйст ладонью в плечо, заставляя сделать пару шагов вперед.
На рынке от людей прохода нет. Все они кричат и жестикулируют бурно не только возле палаток (видимо, торгуясь), но и в разговорах между собой. Ни слова не понимают усталые путники, язык народа заката так и остается для них незнакомым. Пока Ренэйст была в гареме, пыталась Танальдиз научить ее хоть чему-то, но мыслями северянка настолько далеко находилась, что из уроков этих ничего не запомнила.
Чего только нет на прилавках! От посуды и украшений до еды, которую торговцы-зазывалы готовят прямо перед тобой. Взгляд отвести невозможно от такого изобилия, и вскоре, заметив ее интерес, торговцы свои товары начинают едва ли не под нос ей протягивать, желая привлечь внимание диковинной чужестранки. Она отмахивается от них раздраженно и старается больше ни на одном из товаров не задерживать долго свой взгляд.
Лишь бурчит себе под нос недовольно Радомир, да так тихо, что в шуме рынка Ренэйст ни слова расслышать не может. Смотрит она на него, ждет, что ответит на вопросительный ее взгляд, да только в ответ ведун лишь качает головой; ничего, мол, продолжай идти.
Долго ходить меж палаток и прилавков приходится, пока удается найти то, что так им нужно. Прилавок с товарами, явно привезенными с севера, притаился в самом конце рынка, почти у выхода к пристани. Ренэйст выдыхает с облегчением, понимая, что от холода им умереть не удастся. Видит она и меховые накидки, и теплые сапоги, и даже вещи гораздо теплее тех, что надеты на них сейчас. Множество украшений, оружие даже, но уж вряд ли сумеют они купить ей хотя бы одну стрелу. Северянка не знает, как много дала им Мойра, поэтому решает сосредоточиться на том, что важно им в первую очередь.
Торговец, седоволосый старик, сидящий по другую сторону широкой деревянной доски, заменяющей ему прилавок, поднимает на них взгляд только тогда, когда Ренэйст кашляет, привлекая его внимание. Первые мгновения они лишь смотрят друг на друга, после чего по спине конунговой дочери мурашки проходят.
Северянин. Такой же северянин, как и она.
Смотрит он в ответ не менее пристально, а следом за тем сплевывает себе на ноги. Поднимается, возвышаясь над Ренэйст на целую голову, и опирается кулаками о прилавок поверх тяжелых меховых плащей и накидок, что и привлекли ее внимание. Хмурится Ренэйст, плечом своим закрыв солнцерожденного, на которого торговец переводит тяжелый свой взгляд.
Сплюнув снова, обращается он к ней:
– Не далеко ли от родных берегов оказалась ты, девочка?
А он ли не далеко от этих берегов? Она хмурится только сильнее, но, вздернув нос, отвечает смело:
– Так далеко, как сама посчитала то нужным. Вместо того чтобы вопросы задавать, уж лучше продай мне то, что я хочу купить.
Так истосковалась Ренэйст по родной речи! Устала говорить на языке детей Солнца, уже и забыла, как собственный язык звучит. Радомир, ни слова не понимающий из того, что они говорят друг другу, взволнованно переступает с ноги на ногу. Может лишь попытаться угадать, о чем толкуют они, по тому, как звучат их голоса. Не нравится ему оставаться не у дел, чувствовать, что другой знает больше, чем он.
Ведун бы спросил, что северянин говорит ей, только все внимание Ренэйст устремлено на рослого мужчину, способного одним только ударом сбить луннорожденную с ног.
Наглый ее ответ заставляет торговца усмехнуться, и он снова садится обратно. Хлопает он себя одной рукой по колену, а второй указывает на свой товар, предлагая ей выбрать. Мнется Ренэйст, рассматривая предложенный товар, после чего вынимает из-за пояса заветный мешочек, бросив его на прилавок. Все равно не знает она, как правильно распоряжаться странными этими монетами, да и в море они им не понадобятся. Пусть хоть все забирает.
– Мне нужны два теплых плаща, сапоги с мехом и более теплая одежда.
Старик смотрит на нее внимательно, протягивает руку и перехватывает мешочек, приоткрывая его. Рассматривает содержимое, после чего поднимает внимательный взгляд, смотря Ренэйст прямо в глаза. Не сказав ни слова, он убирает предложенную ею плату под прилавок, встает и начинает подбирать подходящие вещи. Две пары теплых сапог, плащи, сделанные из меха, – Ренэйст протягивает руку, ощупывая его, и улыбается слегка, наслаждаясь давно забытым ощущением, – и совсем теплая одежда. Наверняка все это не то, что полностью подходит им по размеру, но Ренэйст уже привыкла носить вещи, которые для нее слишком большие. Торговец смотрит, изогнув бровь, и Белолунная кивает, соглашаясь на предложенные вещи. Тот кивает головой в ответ, а следом за этим собирает все в две большие котомки, которые можно закинуть за спину.
Ренэйст сожалеет, что сейчас не может носить за спиной лук, как раньше.
Он ставит обе котомки прямо перед ней, вновь опирается руками о прилавок и смотрит пристально:
– Того, что ты дала, даже много. Хочешь купить что-то еще?
– Да. Информацию о том, в самом ли деле здесь есть корабль, направляющийся на север.
Взгляд северянина становится холодным, изучающим. Он смотрит на Радомира, что стоит у нее за спиной, и Ренэйст делает шаг в сторону, закрывая его собой. Поджимает губы, чувствуя, как ведун накрывает ладонью ее плечо, и смотрит в глаза торговца до тех пор, пока тот не садится обратно за свой прилавок. Словно бы теряет он к ним интерес, смотрит в совершенно иную сторону, а следом за тем говорит:
– Идите до самого конца пирса. Там, за скалами, причалил один-единственный корабль. Насколько мне известно, они собираются отплывать назад.
Значит, Мойра была права, корабль уплывает. Если они не успеют, то неизвестно, когда еще выдастся подобный шанс. Они должны попасть на борт, и конунгова дочь уверена в том, что любой северянин возьмет ее на свой корабль. Наверняка на севере уже разлетелась новость о ее гибели, и потому как можно скорее должна Ренэйст вернуться обратно. Как только каждый узнает, что она жива, все изменится. Станет таким, каким и должно быть – она верит в это.
Она хочет в это верить. Больше ей не на что надеяться.
Поблагодарив торговца кивком головы, Ренэйст перехватывает котомку, в которую тот сложил подготовленные для нее вещи, и закидывает за свою спину, закрепив ремень на груди. Радомир перехватывает вторую, повторяя следом за северянкой, и смотрит на нее, выжидая. От мысли о том, что вот-вот начнется их плаванье, ноги Рены становятся мягкими и непослушными. Так сложно сделать первый шаг! Страх сковывает, заставляет сердце биться сильнее и чаще, и от волнения забывает она о том, как нужно дышать.
Что, если она не справится? Если они не успеют? Кем она станет, если после всех их стараний и страданий упустит единственный шанс изменить все?
Крепко зажмурившись, Ренэйст перестает дышать, и от напряжения кажется ей, словно бы сердце вот-вот лопнет, как перезрелый фрукт. Тело пронзает дрожь, северянка стискивает дрожащими руками ремень котомки, перекинутой через ее плечо, и распахивает глаза, вздрогнув, когда сильные руки сжимают ее предплечья.
– Ренэйст, – зовет Радомир, – мы должны идти.
Больше он ничего не говорит, ведь и без слов ясно, чем чревато для них промедление. Глядя в его глаза, понимает Ренэйст, как сильно грудь огнем горит, и, приоткрыв губы, делает глубокий вдох. Она дышит часто, закрывает глаза, силясь усмирить тяжело бьющее по ребрам сердце, и, кивнув, делает шаг вперед, отходя от прилавка и двигаясь к выходу с рынка. Ведун смотрит на нее, слегка задержавшись, и ускоряет шаг, чтобы нагнать. Поравнявшись с ней, спрашивает Радомир:
– Что он сказал?
– Сказал, что корабль в самом конце причала, за скалами. Сказал, что они собираются отплывать. Нам нужно поторопиться, если хотим успеть до того, как они покинут эти берега.
Кивнув, Радомир ускоряет шаг. Они покидают территорию рынка и ступают на причал. Глубоко вдыхает Ренэйст морской воздух, и все естество ее наполняется тоской и щемящей нежностью. Как тосковала она по этому запаху! Вода сверкает в лунных лучах, смешанных с золотистым солнечным светом, и это одно из самых прекрасных зрелищ в ее жизни. Северянка позволяет себе замедлить шаг, наслаждаясь им.
– Это, – слышит она тихий голос Радомира, – невероятно.
– Ты прав. Я могла бы всю жизнь любоваться этим видом, но у нас нет даже пары лишних мгновений. Идем.
В какой-то момент они переходят на бег, огибая снующих по причалу людей, минуя тонкие изящные лодки и корабли, среди которых нет того, что им нужен. С тревогой вглядывается Ренэйст в каждый корабль, мимо которого несут ее ноги, а причал все не заканчивается. Страх будоражит ее, заставляет бежать все быстрее и быстрее, и ни о чем больше не думает Белая Волчица, кроме как о том, что должна она успеть. Словно бы забывается то, куда и для чего бежит она, становится так безразлично все, что было с ними и будет. Есть только этот причал, только скрипящие под ногами доски и запах моря, будоражащий все внутри нее.
Бежит она так быстро, что даже и не замечает, как причал кончается. Вскрикнув, Ренэйст жмурится, и от падения спасает ее Радомир, обеими руками схвативший посестру за несчастную котомку, полную теплых вещей. Лишь тогда они останавливаются, дыша тяжело и ощущая, как дрожат тела, отвыкшие от подобной нагрузки. На каждом вдохе Ренэйст хрипит надрывно, каждую кость внутри нее ломит, и, с трудом заставив себя выпрямиться, поднимает она взгляд. Самого конца причала достигли они, да только тот тянется дальше, вдоль скал, отделяющих Дениз Кенар от морской пучины, и в самом конце пути этого видит она корабль, к которому так сильно стремились они добраться.
– Быть… не может…
Ренэйст делает два слабых шага в сторону, не сводя взгляд с корабля, виднеющегося впереди. Черную древесину, из которой сделан он, сложно не заметить на фоне небосвода, где солнечная лазурь перетекает в ночную тьму, а алые паруса, безвольно повисшие за отсутствием ветра, до боли знакомыми кажутся. Знает она, чей это корабль, и уж его-то Ренэйст в этих краях не ожидала увидеть.
Откуда быть здесь Исгерд ярл?
Но все сомнения оставляют ее, беспокойство свое стремится Белолунная отмести прочь. Столь часто в детстве бывала она на Трех Сестрах, что знает – Исгерд ярл не откажет ей в помощи. Все стремилась она сблизить Ренэйст со своей дочерью и относилась к ней так, словно бы это ее чрево породило ее вместе с Хейд. Не сомневается Ренэйст в том, что та поможет. Разве может быть иначе?
– Я знаю, чей это корабль! – восклицает она, вновь переходя на бег. – Быстрее, Радомир!
Воодушевление луннорожденной и в него надежду вселяет, Радомир бежит со всех ног, словно бы и не устал вовсе. Чем ближе они, тем четче слышит он людскую речь, разговоры, звучащие на незнакомом для него языке. Точно, северяне, только их говор звучит так похоже на звериное рычание. Лишь совсем близко к кораблю замедляют они свой бег, на шаг переходят, и рассматривает ведун корабль, из черного дерева собранный. Неясная тревога душит его, волнение волнами плещется в груди, и хмурится Радомир.
Им нельзя на этот корабль.
– Ренэйст.
Но она не слышит. Идет впереди, вглядываясь в алые паруса, и снова бежать начинает.
– Эй! Ренэйст, подожди!
– Это жемчуг, – тихо говорит Мойра, заметив восхищение в голубых глазах, – в Дениз Кенаре он заменяет деньги. Спрячь его и не показывай, пока не решишь что-то купить, да и тогда будь осторожна.
Кивнув, Ренэйст убирает мешочек за пояс своего кафтана, затянув тот покрепче, чтобы широкая полоска ткани плотно прижимала драгоценную ношу к телу, почти под самой грудью. Уж здесь-то она почувствует, если чужие руки постараются добраться до ведовского богатства.
Они выходят на порог, и, водя в воздухе посохом, объясняет им Мойра, как пройти через горы и спуститься по склонам к самому порогу города. Ренэйст вглядывается в горизонт, за острыми пиками пытается увидеть Дениз Кенар, только спуститься нужно еще ниже, чтобы заметить его пики. Потому и ушла Мойра так высоко – как ей не видно Дениз Кенар, так и Дениз Кенар не видит, где она.
Молчание повисает между ними; пришло время прощаться. Совсем недолго пробыли они возле взбалмошной этой вельвы, но Ренэйст искренне прикипеть к ней успела. Протянув руки, конунгова дочь нежно берет чужие ладони в свои, сжимая мягко, и, заглядывая в ее глаза, улыбается слабо, приподняв уголки рта.
– Ты сделала для нас так много. Как мы можем отблагодарить тебя?
– Коль я не помогла бы, так кто другой помог. Идите вперед и не оглядывайтесь. Только, – продолжая держать Ренэйст за руки, Мойра поворачивает голову, смотря на Радомира, стоящего за ее плечом, – приди за мной, когда будете возвращаться домой.
Ведун кивает сдержанно; с Мойрой он не прощается. Когда корабли на своих спинах понесут их к родным берегам, он велит причалить в порту Дениз Кенара, поднимется на эту гору и увезет княжью дочь домой. Сжав локоть Ренэйст, он заставляет ее отойти, выпуская Мойру из своих рук, и ведет ее по извилистой тропинке прочь. Путь, указанный ведуньей, он запомнил хорошо.
Дом, а вместе с ним Мойра, почти скрываются из виду, когда до них доносится ее голос:
– Ренэйст! То, что ждет тебя впереди, неизбежно! Не противься и прими свою судьбу!
Белолунная напрягается, вытягивается, как тетива лука. Она останавливается, разворачивается на пятках, собираясь вернуться, потребовать объяснить, что именно нужно принять, но Радомир удерживает ее на месте. Он смотрит на нее, глаза в глаза, и медленно качает головой, вновь утягивая за собой вниз, прочь от гор. Ренэйст оглядывается еще раз, слова Мойры не дают ей покоя, но больше не видит она ни дом, ни саму вельву.
Они продолжают свой путь к неизбежному, ждущему впереди.
Спускаться с гор куда легче, чем подниматься. Да и отдых в доме вельвы пошел им на пользу – набравшись сил, они оба могут совершенно спокойно продолжить путь. В сапогах идти по каменистым склонам гораздо приятнее, пусть даже те и не совсем по размеру. Нигде не давит, не трет, и этого более чем достаточно сейчас.
Ренэйст и не помнит, когда в последний раз ощущала такую легкость и прилив сил. Кажется ей, что похожим образом чувствовала она себя лишь дома, по которому сейчас так сильно тоскует. Не может не думать она о том, что было бы, если бы она не отправилась в этот набег. Как сложилась бы судьба ее, если бы Ренэйст прошла по пути, что был предначертан ей при рождении? Если бы только Хэльвард не погиб или если бы следующим наследником отца стал Витарр, как и было положено, какой бы сейчас была она сама?
Ренэйст этого не узнает никогда, так и нечего об этом думать.
– Как думаешь, – обращается она к Радомиру, – этот город такой же, как и Алтын-Куле?
– Не знаю, но жестоких правителей с меня достаточно. Еще один город сжигать мне совершенно не хочется.
Смешок невольно срывается с искусанных губ северянки после сказанных им слов. Смотрит на него Ренэйст, пытаясь понять, насколько серьезен Радомир в своих высказываниях, но лицо его столь спокойно, что с волнением понимает она – не шутит. Сожжет без сожаления.
Остаток пути проводят они в тишине. С Радомиром уже привычно молчать; говорят лишь тогда, когда действительно есть что сказать. В остальное время не хочется ни о прошлом рассказывать, ни о будущем рассуждать. Сил и без того мало было, зачем растрачивать их на глупые беседы? И сейчас, когда долгожданный отдых наполнил их жизнью, они ни о чем больше не разговаривают. Любопытно ей, о чем думает ведун, но луннорожденная не спрашивает.
Идти приходится долго. Все же выбиваются они из сил к тому моменту, когда спускаются достаточно низко, чтобы увидеть Дениз Кенар, раскинувшийся перед ними во всей своей красе. Город шумит и бурлит под их ногами, похожий на Алтын-Куле и в то же время совершенно другой. Замечает Ренэйст и белокаменный дворец, расположенный в самой дальней от них части города, и ежится, отворачиваясь поспешно. Найти взглядом порт не так уж и сложно, Ренэйст замечает пристань, которую прекрасно видно у самой воды. Ей удается заметить корабли, причалившие у этого берега, но сейчас слишком далекие, чтобы понять, кому именно они принадлежат. Волчица щурится, вглядываясь в их очертания, и на молчаливый вопрос Радомира лишь качает отрицательно головой.
– Отсюда ничего не вижу толком. Придется ниже спуститься и пройти к самой пристани. Но смотри, – она указывает в сторону ярких палаток, расположенных совсем рядом с берегом, – видимо, это рынок. Мы сможем пройти через него и выйти на пристань, купив все, что нам понадобится.
Остается надеяться: того, что Мойра дала им с собой, будет достаточно, чтобы купить теплые вещи. Без них уж вряд ли продержатся они в столь знакомых ей холодах, а вещи, купленные вельвой, для того недостаточно теплые. Досадно будет погибнуть столь глупой смертью, когда почти достигли они своей цели. Некоторое время путники стоят на склоне, рассматривая город, после чего, достаточно отдохнув, спускаются дальше.
По обеим сторонам от главных ворот Дениз Кенара их встречают две большие статуи в виде двух женщин, стоящих лицом друг к другу. Они держат руки высоко поднятыми над головами, и между их ладоней виднеется глубокая чаша. Картина эта выглядит завораживающе, и Радомир останавливается, рассматривая статуи. Если посмотреть под определенным углом, то кажется, словно бы в чаше своей держат они Северное Солнце, виднеющееся на горизонте. Вспомнить, были ли похожие статуи в Алтын-Куле, он не может; на момент прибытия в город ведун без сознания был.
Стражи возле ворот нет. Те распахнуты настежь, и приходится пройти под самой чашей, чтобы войти в город. Ренэйст хмурится, оглядываясь по сторонам с подозрением и тревогой, но шумному городу и вовсе нет до них дела. Спешат люди по своим делам, зазывают покупателей торговцы, и никто даже мимолетного взгляда на них не бросает. Если бы только у нее был плащ, она все равно бы накинула его на свою голову, не желая привлекать чужое внимание диковинным для этих мест цветом волос. Они оба опасаются повторения всего, что произошло в Алтын-Куле, но Дениз Кенар живет по собственным, иным законам.
Сам город выглядит практически так же. Это не так уж и странно – на севере разные поселения луннорожденных тоже похожи между собой. Ренэйст держит голову прямо, осматривается по сторонам лишь одними глазами. Шагающий рядом Радомир выглядит не менее напряженным, они при каждом шаге практически соприкасаются плечами, но это ее успокаивает.
А вот рынок найти оказывается не так уж и сложно. Ощущение такое, словно бы и вовсе все дороги ведут к нему. Шум над ним царит невозможный, голоса сливаются в единый гул, и Ренэйст морщится. Столь большое сборище людей совсем ее не радует, наоборот, тревожит только. Сжав и разжав кулаки, ладонью Ренэйст проверяет, на месте ли подаренный Мойрой мешочек. Им нужны плащи и теплые сапоги. Если луннорожденные причаливают к этим берегам, то вполне могут привозить сюда товары с севера. Белолунная практически уверена, что у одного из торговцев они найдут то, что им нужно.
– Держись возле меня.
Радомир насмешливо фыркает. Слова эти не вызывают в нем ничего, кроме нестерпимого желания ответить колко. Вот-вот изойдет ядом, не сдержит в себе, и на корне языка чувствует он кислый вкус собственной злобы. Втянув воздух носом, чувствуя запахи пота, пыли и готовящейся на огне еды, ничего не отвечает ведун и только слегка толкает Ренэйст ладонью в плечо, заставляя сделать пару шагов вперед.
На рынке от людей прохода нет. Все они кричат и жестикулируют бурно не только возле палаток (видимо, торгуясь), но и в разговорах между собой. Ни слова не понимают усталые путники, язык народа заката так и остается для них незнакомым. Пока Ренэйст была в гареме, пыталась Танальдиз научить ее хоть чему-то, но мыслями северянка настолько далеко находилась, что из уроков этих ничего не запомнила.
Чего только нет на прилавках! От посуды и украшений до еды, которую торговцы-зазывалы готовят прямо перед тобой. Взгляд отвести невозможно от такого изобилия, и вскоре, заметив ее интерес, торговцы свои товары начинают едва ли не под нос ей протягивать, желая привлечь внимание диковинной чужестранки. Она отмахивается от них раздраженно и старается больше ни на одном из товаров не задерживать долго свой взгляд.
Лишь бурчит себе под нос недовольно Радомир, да так тихо, что в шуме рынка Ренэйст ни слова расслышать не может. Смотрит она на него, ждет, что ответит на вопросительный ее взгляд, да только в ответ ведун лишь качает головой; ничего, мол, продолжай идти.
Долго ходить меж палаток и прилавков приходится, пока удается найти то, что так им нужно. Прилавок с товарами, явно привезенными с севера, притаился в самом конце рынка, почти у выхода к пристани. Ренэйст выдыхает с облегчением, понимая, что от холода им умереть не удастся. Видит она и меховые накидки, и теплые сапоги, и даже вещи гораздо теплее тех, что надеты на них сейчас. Множество украшений, оружие даже, но уж вряд ли сумеют они купить ей хотя бы одну стрелу. Северянка не знает, как много дала им Мойра, поэтому решает сосредоточиться на том, что важно им в первую очередь.
Торговец, седоволосый старик, сидящий по другую сторону широкой деревянной доски, заменяющей ему прилавок, поднимает на них взгляд только тогда, когда Ренэйст кашляет, привлекая его внимание. Первые мгновения они лишь смотрят друг на друга, после чего по спине конунговой дочери мурашки проходят.
Северянин. Такой же северянин, как и она.
Смотрит он в ответ не менее пристально, а следом за тем сплевывает себе на ноги. Поднимается, возвышаясь над Ренэйст на целую голову, и опирается кулаками о прилавок поверх тяжелых меховых плащей и накидок, что и привлекли ее внимание. Хмурится Ренэйст, плечом своим закрыв солнцерожденного, на которого торговец переводит тяжелый свой взгляд.
Сплюнув снова, обращается он к ней:
– Не далеко ли от родных берегов оказалась ты, девочка?
А он ли не далеко от этих берегов? Она хмурится только сильнее, но, вздернув нос, отвечает смело:
– Так далеко, как сама посчитала то нужным. Вместо того чтобы вопросы задавать, уж лучше продай мне то, что я хочу купить.
Так истосковалась Ренэйст по родной речи! Устала говорить на языке детей Солнца, уже и забыла, как собственный язык звучит. Радомир, ни слова не понимающий из того, что они говорят друг другу, взволнованно переступает с ноги на ногу. Может лишь попытаться угадать, о чем толкуют они, по тому, как звучат их голоса. Не нравится ему оставаться не у дел, чувствовать, что другой знает больше, чем он.
Ведун бы спросил, что северянин говорит ей, только все внимание Ренэйст устремлено на рослого мужчину, способного одним только ударом сбить луннорожденную с ног.
Наглый ее ответ заставляет торговца усмехнуться, и он снова садится обратно. Хлопает он себя одной рукой по колену, а второй указывает на свой товар, предлагая ей выбрать. Мнется Ренэйст, рассматривая предложенный товар, после чего вынимает из-за пояса заветный мешочек, бросив его на прилавок. Все равно не знает она, как правильно распоряжаться странными этими монетами, да и в море они им не понадобятся. Пусть хоть все забирает.
– Мне нужны два теплых плаща, сапоги с мехом и более теплая одежда.
Старик смотрит на нее внимательно, протягивает руку и перехватывает мешочек, приоткрывая его. Рассматривает содержимое, после чего поднимает внимательный взгляд, смотря Ренэйст прямо в глаза. Не сказав ни слова, он убирает предложенную ею плату под прилавок, встает и начинает подбирать подходящие вещи. Две пары теплых сапог, плащи, сделанные из меха, – Ренэйст протягивает руку, ощупывая его, и улыбается слегка, наслаждаясь давно забытым ощущением, – и совсем теплая одежда. Наверняка все это не то, что полностью подходит им по размеру, но Ренэйст уже привыкла носить вещи, которые для нее слишком большие. Торговец смотрит, изогнув бровь, и Белолунная кивает, соглашаясь на предложенные вещи. Тот кивает головой в ответ, а следом за этим собирает все в две большие котомки, которые можно закинуть за спину.
Ренэйст сожалеет, что сейчас не может носить за спиной лук, как раньше.
Он ставит обе котомки прямо перед ней, вновь опирается руками о прилавок и смотрит пристально:
– Того, что ты дала, даже много. Хочешь купить что-то еще?
– Да. Информацию о том, в самом ли деле здесь есть корабль, направляющийся на север.
Взгляд северянина становится холодным, изучающим. Он смотрит на Радомира, что стоит у нее за спиной, и Ренэйст делает шаг в сторону, закрывая его собой. Поджимает губы, чувствуя, как ведун накрывает ладонью ее плечо, и смотрит в глаза торговца до тех пор, пока тот не садится обратно за свой прилавок. Словно бы теряет он к ним интерес, смотрит в совершенно иную сторону, а следом за тем говорит:
– Идите до самого конца пирса. Там, за скалами, причалил один-единственный корабль. Насколько мне известно, они собираются отплывать назад.
Значит, Мойра была права, корабль уплывает. Если они не успеют, то неизвестно, когда еще выдастся подобный шанс. Они должны попасть на борт, и конунгова дочь уверена в том, что любой северянин возьмет ее на свой корабль. Наверняка на севере уже разлетелась новость о ее гибели, и потому как можно скорее должна Ренэйст вернуться обратно. Как только каждый узнает, что она жива, все изменится. Станет таким, каким и должно быть – она верит в это.
Она хочет в это верить. Больше ей не на что надеяться.
Поблагодарив торговца кивком головы, Ренэйст перехватывает котомку, в которую тот сложил подготовленные для нее вещи, и закидывает за свою спину, закрепив ремень на груди. Радомир перехватывает вторую, повторяя следом за северянкой, и смотрит на нее, выжидая. От мысли о том, что вот-вот начнется их плаванье, ноги Рены становятся мягкими и непослушными. Так сложно сделать первый шаг! Страх сковывает, заставляет сердце биться сильнее и чаще, и от волнения забывает она о том, как нужно дышать.
Что, если она не справится? Если они не успеют? Кем она станет, если после всех их стараний и страданий упустит единственный шанс изменить все?
Крепко зажмурившись, Ренэйст перестает дышать, и от напряжения кажется ей, словно бы сердце вот-вот лопнет, как перезрелый фрукт. Тело пронзает дрожь, северянка стискивает дрожащими руками ремень котомки, перекинутой через ее плечо, и распахивает глаза, вздрогнув, когда сильные руки сжимают ее предплечья.
– Ренэйст, – зовет Радомир, – мы должны идти.
Больше он ничего не говорит, ведь и без слов ясно, чем чревато для них промедление. Глядя в его глаза, понимает Ренэйст, как сильно грудь огнем горит, и, приоткрыв губы, делает глубокий вдох. Она дышит часто, закрывает глаза, силясь усмирить тяжело бьющее по ребрам сердце, и, кивнув, делает шаг вперед, отходя от прилавка и двигаясь к выходу с рынка. Ведун смотрит на нее, слегка задержавшись, и ускоряет шаг, чтобы нагнать. Поравнявшись с ней, спрашивает Радомир:
– Что он сказал?
– Сказал, что корабль в самом конце причала, за скалами. Сказал, что они собираются отплывать. Нам нужно поторопиться, если хотим успеть до того, как они покинут эти берега.
Кивнув, Радомир ускоряет шаг. Они покидают территорию рынка и ступают на причал. Глубоко вдыхает Ренэйст морской воздух, и все естество ее наполняется тоской и щемящей нежностью. Как тосковала она по этому запаху! Вода сверкает в лунных лучах, смешанных с золотистым солнечным светом, и это одно из самых прекрасных зрелищ в ее жизни. Северянка позволяет себе замедлить шаг, наслаждаясь им.
– Это, – слышит она тихий голос Радомира, – невероятно.
– Ты прав. Я могла бы всю жизнь любоваться этим видом, но у нас нет даже пары лишних мгновений. Идем.
В какой-то момент они переходят на бег, огибая снующих по причалу людей, минуя тонкие изящные лодки и корабли, среди которых нет того, что им нужен. С тревогой вглядывается Ренэйст в каждый корабль, мимо которого несут ее ноги, а причал все не заканчивается. Страх будоражит ее, заставляет бежать все быстрее и быстрее, и ни о чем больше не думает Белая Волчица, кроме как о том, что должна она успеть. Словно бы забывается то, куда и для чего бежит она, становится так безразлично все, что было с ними и будет. Есть только этот причал, только скрипящие под ногами доски и запах моря, будоражащий все внутри нее.
Бежит она так быстро, что даже и не замечает, как причал кончается. Вскрикнув, Ренэйст жмурится, и от падения спасает ее Радомир, обеими руками схвативший посестру за несчастную котомку, полную теплых вещей. Лишь тогда они останавливаются, дыша тяжело и ощущая, как дрожат тела, отвыкшие от подобной нагрузки. На каждом вдохе Ренэйст хрипит надрывно, каждую кость внутри нее ломит, и, с трудом заставив себя выпрямиться, поднимает она взгляд. Самого конца причала достигли они, да только тот тянется дальше, вдоль скал, отделяющих Дениз Кенар от морской пучины, и в самом конце пути этого видит она корабль, к которому так сильно стремились они добраться.
– Быть… не может…
Ренэйст делает два слабых шага в сторону, не сводя взгляд с корабля, виднеющегося впереди. Черную древесину, из которой сделан он, сложно не заметить на фоне небосвода, где солнечная лазурь перетекает в ночную тьму, а алые паруса, безвольно повисшие за отсутствием ветра, до боли знакомыми кажутся. Знает она, чей это корабль, и уж его-то Ренэйст в этих краях не ожидала увидеть.
Откуда быть здесь Исгерд ярл?
Но все сомнения оставляют ее, беспокойство свое стремится Белолунная отмести прочь. Столь часто в детстве бывала она на Трех Сестрах, что знает – Исгерд ярл не откажет ей в помощи. Все стремилась она сблизить Ренэйст со своей дочерью и относилась к ней так, словно бы это ее чрево породило ее вместе с Хейд. Не сомневается Ренэйст в том, что та поможет. Разве может быть иначе?
– Я знаю, чей это корабль! – восклицает она, вновь переходя на бег. – Быстрее, Радомир!
Воодушевление луннорожденной и в него надежду вселяет, Радомир бежит со всех ног, словно бы и не устал вовсе. Чем ближе они, тем четче слышит он людскую речь, разговоры, звучащие на незнакомом для него языке. Точно, северяне, только их говор звучит так похоже на звериное рычание. Лишь совсем близко к кораблю замедляют они свой бег, на шаг переходят, и рассматривает ведун корабль, из черного дерева собранный. Неясная тревога душит его, волнение волнами плещется в груди, и хмурится Радомир.
Им нельзя на этот корабль.
– Ренэйст.
Но она не слышит. Идет впереди, вглядываясь в алые паруса, и снова бежать начинает.
– Эй! Ренэйст, подожди!