Дети страха и другие ужасные истории

Считаю до трех

Тинтин стоял около приоткрытой двери. Сколько он уже здесь бегает? Час, другой? Странно, что никто не поинтересовался незапертой квартирой. Неужели никто не прошел мимо по ступенькам? Ладно, предположим, что все тут ездят исключительно на лифтах.

От входа повернул налево, зашел в ванную, налил воды в кастрюлю. Посмотрел на свое отражение в зеркале. Ну и страшный он сейчас. Лохматый, чумазый, на подбородке песок, футболка на плече порвана. Зато героический. Если Нинка начнет ломаться, скажет ей, что так брутальней. Ей должно понравиться.

Покачиваясь от усталости, вошел в комнату. Как же ему это все надоело. И с чего он вдруг заделался принцем? Это же так утомительно. Выставил руку, посчитал. Три. Он идет третий раз. Три это хорошо. Сейчас должно все решиться. Потому как в сказках все только на счет три определялось. Достал сотовый из кармана. Потер расцарапанный экран. Время еще есть. До пяти. Укладывается.

Тинтин взобрался на кровать, прижал к себе кастрюлю и прыгнул ногами вперед в дырку. Полетел. В какой-то момент показалось, что вода падает медленней, чем он – лицу стало мокро и холодно. Потом пятки ударились о землю, он чуть не повалился, но устоял.

У костра сидели все те же уродцы. Кто не смог справиться. Кто согласился впустить в себя злобу и ненависть. Тинтин удобней перехватил кастрюлю.

– Привет! – махнул рукой. На него заугукал плоскоголовый. Может, узнал? Младенец продолжал тыкать палкой в костер. Никто больше не ел. Отобедали, время сна.

Тинтин постарался улыбнуться. Пошире. Чтобы убедительней было. Выпрямился. Плечи словно свинцом налились. Хотелось сесть, закрыть глаза и немного поспать.

Нинка выскочила на него из-за дерева. Крикнула:

– Как же ты надоел!

Выставила руки. Что у нее там было в кулаках? Неужели опять нож?

Тинтин коротко размахнулся. Ливануть получилось хорошо, разом. Прямо в распахнутый рот. Если в этой кастрюле готовили для семейного уюта, то кусочек Козловой не помешает.

– Обалдел? – ахнула Нинка.

– С вампирами иногда такая шутка проходит. Обольешь святой водой – и как новенькие. Если что – можешь звать меня Ван Хельсинг.

В глазах Нинки стрельнуло презрение – с кличкой он опоздал.

– В святые отцы заделался?

– В принцы. Пошли отсюда.

За спиной Нинки скользнул в шляпе.

– Какой настойчивый! – приторно-сладким голосом произнес он. – Так и просишься быть убитым. Скажи ему – он же тебя обидел – скажи, чтобы подошел ближе. С близкого расстояния бить удобней.

Нинка стояла, разведя руки. Футболка и шорты намокли, по ногам текла вода, кеды потемнели от повышенной влажности.

– Ну и как я теперь ходить буду? – посмотрела она на Тинтина.

– Нормально. Дома переоденешься.

– Да у меня дома ничего нет, все стирать надо.

– Заодно и умылась, – попытался примирить ее с действительностью Тинтин.

Нинка встряхнула руками и резко села на корточки, обхватив себя за колени.

– Чего ты тянешь? – подошел Тинтин. – Говорю же тебе – девчонки зовут. В пять. У Дома культуры.

– Да какие девчонки? Чего ты ко мне с ними пристал? Тебя вообще можно выкинуть из моей жизни?

– Не нужна мне твоя жизнь. Сколько раз повторять? Я пришел позвать тебя на встречу.

Нинка демонстративно зевнула.

– Без меня!

Тинтин оглянулся. Ему показалось, что лес вокруг уже не такой темный, сухие деревья вроде как готовы ожить, мертвых с косами заметно поубавилось. Даже костер вдалеке перестал напоминать обряд ритуального сожжения.

– Тебя тоже видеть хотят. Очень, – пробормотал Тинтин, вглядываясь в темные стволы. Вроде было какое-то движение. Кто-то серый мелькнул сначала за одним деревом, потом за другим.

– Сдались они мне. Месяц терпела их приторное чириканье. Ненавижу!

Тинтин посмотрел на блестевшее от воды дно кастрюли. Вообще все надоело. Что-то третий раз давался ему тяжело. Но дело надо было доделать. Девчонки засмеют.

– Что ты все время злишься? – вздохнул он. – Говоришь, обидели тебя. Кого у нас не обижают?

– Не твое дело!

Нинка оттолкнула от себя Тинтина. Он кулем повалился на спину. Все-таки третий раз. Все-таки он устал. Все-таки в сказках в такие моменты обычно появляются помощники и быстренько вступают в игру, а тут все сам да сам.


– Не надо лезть в мою жизнь! – жестко произнесла Нинка. И даже не произнесла, прошипела. Ее лицо потемнело, из-за ушей на щеки полезла черная чешуя, волосы превратились в жесткий бронированный загривок дракона.

– Эй, эй! – отполз Тинтин. Это уже было чересчур даже для третьего раза.

– Ты про меня ничего не знаешь! – прорычала Нинка, нависая над ним.

– Чего тут не знать? – вывернулся из-под дракона Тинтин. – Ну, подумаешь, братья гнобили. Меня в детском саду воспитательница тоже однажды башкой об стенку приложила, а потом в кладовке весь день держала.

– Мне не интересна твоя жизнь!

Нинкины руки выгнулись, обозначился острый локоть. Тяжелую голову и длинную шею лапы уже не могли держать, и мощная змеиная туша упала на землю, заставив Тинтина откатиться подальше.

– Ладно, не про меня! А ты? Твои братья поступили плохо, а ты сама? Ты тоже поступаешь плохо.

– Это когда?

– С мелкой Танькой, которую ты закопала. Со мной. Меня дома чуть по стенке не размазали, когда я приехал.

– Хочешь, чтобы я попросила прощения? Вот тебе мое прощение!

Змей бросил тело вперед, боднул Тинтина. От удара того протащило по земле, спиной впечатало в пенек. Хрустнуло. Тинтин задохнулся, закашлялся.

– Ага, принято, – пытался продышаться Тинтин. – Забыли про лагерь. Я хочу, чтобы ты вспомнила, какой была раньше.

– Я была маленькой и глупой.

– А сейчас умная, что ли? – Тинтин закашлялся. Вдыхать у него получалось с тяжелым хрипом, голова клонилась к земле.

– Нет! Сейчас выросла!

Дракон стал подниматься. Он все рос и рос. Тинтин запрокинул голову, но от резкого движения его чуть не вырвало, и он, развернувшись, уперся лбом в землю.

– И теперь я заставлю страдать всех. Всех, кто меня окружает. Всех, кто живет тихо и счастливо в своих лживых семьях.

– Да куда уж счастливей, – прошептал Тинтин. – От того, что все вокруг будут страдать, ты не станешь лучше.

– Стану!

Дракон упал, подхватил Тинтина носом, поднял, крутанул и бросил. Тинтин раскрылся в полете и спиной грохнулся на землю. Изо рта его пошла кровь. Он закашлялся, задергался, привстал на руках и снова опустился на землю.

– На вашем фоне я лучше! – не отставал от него дракон. – Вы отобрали у меня детство! Пускай и у вас ничего не будет.

– Неправда, – Тинтин пополз, словно от нависшего над ним монстра можно было спрятаться. – Ты сама у себя все отбираешь.

– Что это я отбираю?

Дракон стелился рядом с Тинтином, вис над ухом.

– Сегодняшний… день. – Говорить у Тинтина получалось рывками, между тяжелыми вдохами и утомленным кашлем. – Можно… давно уже ни на кого не злиться… и… жить… нормально, а ты… делаешь всем… вокруг плохо, и себе тоже.

Дракон носом ткнул Тинтина в бок. Тинтин застонал.

– Так, так, так. – Словно дятел попробовал стволы на звук.

– Ты сама наполняешь… свою жизнь плохими людьми. А она не… такая. Люди все разные. И… всегда найдется тот, кто… тебя поймет.

Дракон щелкнул хвостом, Тинтин изогнулся – удар пришелся по спине, – и сразу свернулся калачиком, пытаясь унять боль.

– Никогда не любила сказки со счастливым концом, – прошипел змей. – Это все страшная ложь!

– Конец истории зависит от тебя.

– Да! Я захотела, чтобы братья сгинули – и так получилось. А теперь я хочу, чтобы все вокруг мучились! Как мучилась я. И чтобы я это видела.

– Ты ничем не отличаешься от своих братьев. Такая же, как они.

– Нет! Я лучше! Я бы эту мелкую Таньку исправила.

– Ты бы ее закопала с концами.

– Подумаешь! Немного страха всегда полезно! По себе знаю.

– Полезно вовремя остановиться.