Дети грозы. Зови меня Смерть

Мгновение промедления показалось Роне вечностью. Его сердце успело замереть, оборваться…

— Да. Я верю тебе, Рональд шер Бастерхази, — сказал Дайм.

Роне выдохнул и снова прижался лицом к его рукам.

— Я никогда не обману тебя, мой свет, — шепнул он.



Шуалейда шера Суардис



Ее разбудил шепот на два голоса.

— Спит.

— Уже нет.

— Ты шисов придурок, взламывать защиту покоев наследника…

— Как взломал, так и починю.

— Магбезопасность обнаглела в корягу.

— Ну напиши жалобу в Конвент, законопослушный ты наш.

Шу улыбнулась. Она чувствовала себя совершенно счастливой. Эти двое, светлый и темный, пришли к ней! Или за ней? Лучше бы за ней. Если они займутся любовью прямо тут, Энрике с Бален обязательно это почувствуют. И Кай тоже почувствует. А может быть, в его кабинете тоже поселятся феи, письменный стол отрастит балкончики и дымовую трубу, а перья с чернильницей начнут внеочередную перепись волшебного народа.

Пока же в его кабинете всего лишь открылся пространственный разлом, из которого вышли два шера, светлый и темный. Оба — шальные, немного взъерошенные, в одних лишь штанах и батистовых сорочках.

— Никогда не крал принцесс. Светлый шер, ты учишь меня плохому.

Дайм тихо рассмеялся, Шу — тоже.

— Тише, ваше высочество, это похищение, — пророкотало пламя, и горячие губы Роне закрыли ей рот.

Шу задохнулась от ощущения нежной, горячей тьмы, вливающейся в нее с этим поцелуем, и вздрогнула от наслаждения, когда к тьме присоединился свет, ослепительно прохладный, терпкий и ласковый… О боги, как она сумела дожить до совершеннолетия и ни разу не быть похищенной?

— Пора исправить эту вопиющую несправедливость, ваше прекрасное высочество, — с галантным поклоном сказал Дайм, придерживающий для нее пространственный разлом. — Извольте пожаловать в скромный портал, ведущий прямиком в башню Ужасного Черного Колдуна.

— Скромный? Не слушайте полковника, у него приступ неправедного самоуничижения. Это великолепный, исключительный, непревзойденный портал, достойный нашей прекраснейшей Грозы.

Шу, смеясь, ухватилась за шею Роне, и он поднял ее на руки. Отнес к порталу. Дайм положил руку ему на плечо, и они вместе шагнули в кусочек ночного неба, прямо в мерцающие звезды. Мгновение в наполненной светом чужих миров пустоте — бесконечно прекрасное, словно вечность, и они оказались в незнакомой комнате. Круглой, с высоким сводчатым потолком и открытыми окнами, в которые заглядывала зеленая луна и залетал напоенный весенними ароматами ветерок. О том, что это спальня черного колдуна, а не прекрасной принцессы, красноречиво свидетельствовало черное шелковое белье на огромной кровати. А о том, что тут ждут прекрасную принцессу — россыпь звездных фиалок на полу, на все той же кровати и даже по стенам и мебели. Единственным пятном аскетичной тьмы остался пюпитр с раскрытым древним фолиантом, стоящий около восточного окна.

Ужасно интересным фолиантом. В него Шу непременно заглянет. Потом. Сначала черному колдуну и его неправедно скромному светлому любовнику следует воспользоваться слабостью и невинностью прекрасной принцессы, иначе что ж это за похищение!

— Еще немного, мой темный шер, и у тебя на окне расцветет фейская груша, — шепнула Шуалейда и легко прикусила Роне за мочку уха.

— Ну уж нет, фей в моей спальне не будет, — с напускной суровостью ответил Роне.

— Не зарекайся, мой темный шер, — хмыкнул Дайм, сбрасывая сорочку… штаны… шагая к ним обнаженным и возбужденным…

Шу едва не застонала от темного, жаркого водоворота, зародившегося внутри нее. Дайм… в спальне черного колдуна… Чистый, ослепительно прекрасный свет, словно осколок белого полуденного солнца, и в то же время — живой, сильный мужчина. Шу завороженно смотрела на него, тянулась к нему всей своей сутью и уже ласкала его мощные плечи, беззащитную ямочку между ключицами и бьющийся в ней пульс… Она и Роне. Вместе. Оказывается, это еще ярче, еще острее и прекраснее — любоваться возлюбленным не одной, а вместе.

Роне замер с ней на руках. Лишь раздувались ноздри и бешено стучало сердце, разгоняя по жилам огненную кровь. Шу ощущала его восторг и благоговение — перед божественным светом, кровью самой Райны. И его возбуждение, его потребность касаться, брать и отдаваться самому, слиться с ними обоими сейчас же, немедленно!

Они все трое вздрогнули, едва Дайм коснулся Шу. Рожденная его печатью боль вспыхнула, на миг ослепила Шу, доведя ее жажду до пика… не только ее — Роне тоже пил эту боль взахлеб, как родниковую воду… На мгновение Шу показалось, что сейчас они вместе с Роне выпьют его до дна — вместе с болью всю его силу вместе с жизнью. Испугавшись, она отдернулась.

А Дайм засмеялся.

И в самом деле, глупо. Его свет стал еще ярче, его самого — больше. Словно с каждой отданной каплей силы в нем прибывало две, а то и десять.

— Ты сумасшедший, мой свет, — хрипло, голодно сказал Роне.

И наконец-то уложил Шу на черный прохладный шелк, сам лег рядом, прижавшись к ней всем телом. Горячим. Упругим и сильным. Но все еще одетым.

— Нормальным быть невероятно скучно, — парировал Дайм так же хрипло и голодно. — Нормальным не достается черный колдун и сумрачная принцесса.

Его глаза светились морской бирюзой, его ауру пронизывали черно-белые нити проклятой печати. Немножко страшно, но завораживающе красиво. Так красиво, что почти жаль рушить…

На этот раз они с Роне сняли с Дайма печать почти мгновенно. И это тоже было завораживающе прекрасно — творить волшебство вместе. Ласкать светлого шера вместе. Сначала лишь стихийными потоками, не позволяя ему преодолеть последний шаг до постели, заставляя тихо стонать и прикрывать глаза от наслаждения, и рваться к ним, желать еще сильнее дотронуться, слиться не только магией, но и телом.


Правда, держать в сладком плену полковника Магбезопасности им удалось недолго. Всего через десяток секунд он вновь открыл затуманенные глаза, усмехнулся — и Шу с Роне оказались голыми, а потоки света буквально распяли их обоих на постели.

— Шисова Магбезопасность, — восхищенно простонал Роне. — Ты хочешь, чтобы я кончил от одного только взгляда, как сопливый подросток?

— Мм-м… я бы на это посмотрел, — протянул Дайм, лаская Роне мягким воздушным потоком.

Шу завороженно смотрела, как волоски на теле Роне встают дыбом, по напряженным мышцам живота пробегает судорога удовольствия, как он запрокидывает голову, поддаваясь властной ласке, и выгибается навстречу…

О нет, зря Шу думала, что только стихийным потокам. Нет. Ее саму накрыл жаркой волной тихий приказ:

— Поцелуй его, — и одновременно удерживающий ее свет мягко подтолкнул в спину.

Уговаривать ее дальше было совершенно не нужно. Ей и самой хотелось дотронуться, попробовать на вкус твердую шелковую плоть, ощутить… О, как Роне застонал, когда она накрыла его губами и лизнула! Шу показалось, он кончит тут же, как сопливый подросток. Но Роне только выругался вполголоса, вцепился пальцами в скомканную простыню и замер, позволяя ей изучать себя, облизывать и ласкать губами. А Дайму — смотреть.

Не только смотреть.

Шу ощутила, как постель прогнулась под весом второго мужчины — рядом с ней. Как сначала теплые сухие ладони коснулись ее спины, затем провели вниз, оглаживая бедра. С тихим стоном она выгнулась, раздвинула колени и снова застонала, когда рука Дайма скользнула по мокрым складочкам. Роне застонал вместе с ней, подался бедрами вверх, но Шу придержала его ладонью. И поверх ее руки — Дайм. Он почти лег на нее, терся твердой плотью, скользил, дразнил, заставлял прогибаться и ждать, нетерпеливо ждать проникновения. Все внутри нее скручивалось в тугой узел, требовало — взять его, отдаться, слиться с ними обоими сейчас же, немедленно!

Дайм вошел в нее, когда Шу обхватила Роне губами. Она бы закричала, не будь в ее горле твердой мужской плоти. Она бы, наверное, отстранилась — чтобы вдохнуть, чтобы без сил упасть лицом на живот Роне — если бы сильная рука не легла на ее затылок, требовательно сжала волосы… Нет, две руки. Дайма и Роне. Они оба хотели быть в ней, брать ее, и она хотела их обоих в себе, полностью, насквозь, так, чтобы ей казалось — они встречаются внутри нее, а может быть, между ними образуется дуга силы, ослепительно яркая, раскаленная дуга, пронизывающая ее…

Мир рассыпался на разноцветные кусочки синхронно с двумя мужскими криками. Хриплыми, низкими, во весь голос. Показалось, вся шисова башня Рассвета дрогнула от этих криков. И от ее собственного, мысленного, бессвязного вопля — боги, как же хорошо! Я хочу это всегда! Их обоих — себе, навсегда! Мой свет и моя тьма, оба… оба мои…

Плохо соображая, где находится и что делает, она выпустила изо рта терпко-соленую и по-прежнему твердую плоть и скользнула по мужскому телу вверх. Легла, прижавшись всем телом и ощущая, как второй мужчина обнимает ее сзади — он так и не вышел из нее, и она не желала его выпускать и прекращать такие сладкие, тягучие, растекающиеся по всему телу волны удовольствия. Правда, чего-то все равно не хватало. Шу даже знала, чего именно: накрыть ладонью горячую, влажную и пахнущую семенем плоть. Обхватить и не выпускать. И впустить в свой рот — горячий, влажный, пахнущий семенем — мужской язык, застонать ему навстречу и уместиться обеими грудями в мужские ладони, снова застонать, когда ладонь — Дайма или Роне? — накрыла ее грудь, и чьи-то губы коснулись нежного местечка между шеей и плечом.

Да. Вот так — хорошо и правильно. Оба. Свет и тьма — ее.

— Я выйду замуж за вас обоих, — довольно сказала она… и ее унесло ласковыми, тихо смеющимися волнами океана… или огня… или всего вместе… да какая разница, когда она — они, все трое, — счастливы!





Глава 24. Баньши





…буде же нарушит Мастер Ткач закон Хисса, не судить его другим Мастерам, а испросить совета у настоятеля Алью Хисс, ибо его голосом говорит сам Брат.

Закон гильдии Ткачей



Хосе бие Морелле, Волчок

5-й день каштана, Суард



— Хватит, — раздался голос Мастера.

Он остановил тренировку ровно в тот миг, как Ласка в пятнадцатый раз за утро «убил» Волчка. Все шестеро учеников как один обернулись. Волчок глянул на небо: девять, на час раньше, чем обычно.

— Завтракайте и выметайтесь в город. Вы должны вести жизнь обыкновенных горожан. Гуляйте, веселитесь — но чтоб через полчаса вас тут не было. И не появляйтесь до заката.

— Да, наставник, — отозвались все шестеро: руки сложены лодочкой перед грудью, поклон, взгляд в пол.

Когда Волчок поднял взгляд, на заднем крыльце уже никого не было.

— Ну, раз наставник велел гулять, — многозначительно протянул Ласка и подмигнул Волчку. — Пошли к Люсии, боец, заслужил.

— Молодец, Волчок, — снисходительно кивнул Угорь. — Сегодня я угощаю. Пышечками.

Волчок еле подавил дрожь: в глазах что Угря, что Ласки читалось злое веселье. Решились. Шис их забери, они все же решились.

— Эй, Шорох, — позвал Ласка.

Сын Мастера обернулся с крыльца.

— Пошли с нами. Пропустим по кружечке!

— Не сегодня. — Шорох отвернулся и исчез в доме.

— А, недостойны, — насмешливо пробурчал Ласка. — Нам же больше достанется!