Детектив весеннего настроения

– К вам на встречу пришел человек в кепке и куртке. Вы видели его в полутьме, и очень недолго. Конечно, вы его не узнали, и не могли узнать! Кроме того, третий Полянский не так похож на остальных двух. Похож, конечно, но не… как это говорится в русском фольклоре?

– Как две капли воды, – подсказала Лера.

– Да. Вот именно. Тот Полянский, что работает у вас, подбрасывая вам все новые улики, то против программистов – насчет них нужно уточнить у нашего главного злодея, либо он их видел в Питере, либо подслушал их беседу, – то против Константинова, надеялся, что запутает след так, что его будут распутывать очень долго. А когда распутают, он и его братья окажутся далеко и будут надежно спрятаны.

– Далеко – это где? – осведомился Константинов. – На луне?

– Далеко – это на Кипре. Полянский и его братья – граждане свободной Республики Кипр.

Тут Полянский вдруг сделал какое-то движение, не замеченное никем, кроме Баширова.

Титан, стоик и Прометей, однако, это движение заметил и сказал нараспев:

– Спокойно! Кругом мои люди, и деваться вам некуда, дорогой господин киприот. Ваши братья тоже находятся… под присмотром.

– Как? – чужим голосом спросил тезка великого режиссера. – Этого не может быть! Вы… не могли! Вы не должны были!..

– Не должен был, – согласился Баширов. – Но смог. Не обессудьте. Когда идете на риск, нужно предполагать, что проиграть так же возможно, как и выиграть.

Лера давно уже заметила, что он говорит как-то чуточку по-книжному, и ей вдруг это очень понравилось.

– Но почему Кипр?.. – сам у себя спросил Константинов, тараща глаза. – Где Кипр и где мы?!

– На Кипре братья Полянские хорошо известны. Фамилия у них Носик, и зарабатывают они мелкими и крупными авантюрами всех направлений. Убийств за ними не числится, но ограблений много.

– Братья Носик?! – опять поразился Константинов. – Елки-палки!..

– А почему… – жалобно начала Лера. – Почему… как же так получилось, что он стал работать у нас, у… меня?

– Он сделал себе подложные документы и паспорт, все остальное оказалось делом техники. Это была очень хорошо подготовленная и широкомасштабная операция, которая началась задолго до убийства Садовникова. Документы и очень большие деньги – все было к их услугам, потому что следовало убить наверняка, да еще так, чтобы убийство связали с политическими или профессиональными мотивами. Сколько этот человек проработал вашим замом, госпожа Любанова?

– Полгода.

– Вот именно. Полгода назад и должность, и документы, и даже московская квартира и машины были куплены.

– Наши должности не продаются! – мрачно пробормотала Лера.

– Это вы их не продаете, – возразил Баширов. – Но вполне возможно, что продает Сосницкий. К нему мог обратиться уважаемый человек, которому очень хорошо заплатили, и порекомендовать перспективного первого заместителя, много лет проработавшего за границей. Откуда он, по легенде, вернулся, когда пришел к вам на работу?

– Из Франкфурта, – сказала Лера. Оттого, что ее обвели вокруг пальца, обвели, как девчонку, да еще так ловко, ей было не по себе. И от масштабов подготовки, о которых говорил Баширов, ей тоже стало не по себе.

– О том, что ваша газета намеревается сотрудничать с Садовниковым и так или иначе они получат возможность подобраться к нему как можно ближе, Роману Полянскому, будем называть его так, сообщила жена Садовникова.

– Что?!

Баширов продолжал все тем же ровным голосом:

– Она же и наняла братьев для убийства. Они не профессионалы, но она понадеялась на их… пройдошество, очень хорошо известное на Кипре, и, видимо, так хорошо заплатила, что они согласились.

– Жена?! – Лере казалось, что она дочитывает последние строки Мелиссиного детектива и все это – просто сцена из романа, и больше ничего.

Ничего. Ничего…

Обойдется.

– Жена Германа Садовникова, очень богатая женщина, мечтала избавиться от мужа, который в грош ее не ставил и ноги об нее вытирал, так это говорится в русском фольклоре?

– Да черт с ним, с фольклором! – закричала Лера. – Как это может быть?!

– Она наняла шайку авантюристов, и они, между прочим, все сделали как надо. Если бы в дело не оказался замешан я, правоохранительные органы еще несколько лет искали бы преступника, и скорее всего не нашли бы. Ограничились бы тем, что посадили кого-нибудь вовсе не имеющего к нему отношения – ваших программистов или креативного директора, и дело с концом. А Полянский через две недели улетел бы в отпуск и никогда из него не вернулся. Вот и все. Но вмешалась моя служба безопасности и испортила так хорошо задуманный и даже реализованный план. – Баширов подумал и добавил, справедливости ради: – Моя и Тимофея Ильича Кольцова. Тоже ребята профессиональные.

– Вы ничего не докажете, – сказал Полянский. Он был бледен. – Никогда.

– Да это и не моя задача, любезнейший, – пожал плечами Баширов. – Посмотрим. Думаю, что постепенно и доказательства соберутся. Мне ведь главное, чтобы я точно знал, что произошло. Я точно знаю.

Все молчали. По небу за окном плыли белые облака.

– Да! – вдруг спохватился Баширов и полез во внутренний карман льняного пиджака. – Хорошо, что я вспомнил.

Он достал какую-то бумажку, сложенную пополам, и через головы протянул Гудковой.

– Это адрес детского дома в Гатчине, где находится ваш сын.

Тамила Гудкова взялась рукой за Константинова. Глаза у нее стали немного больше лица.


– Темная история, и мы списали ее на то, что произошла она несколько лет назад, когда в нашем государстве был… беспорядок, – Баширов сдержанно улыбнулся, и из его улыбки следовало, что теперь-то в государстве порядок почти идеальный. – Его собирались переправить приемным родителям за границу. Здоровый ребенок с хорошей родословной и отличными генами!.. Для этого его подменили на мертворожденного, сына какой-то наркоманки, которая, кажется, даже не заметила, что у нее родился мертвый ребенок.

Тамила Гудкова поднялась, все еще держась за Константинова, и шагнула вперед. Бумажку из руки Баширова она так и не взяла.

– Сделка сорвалась, кажется, из-за того, что директор дома малютки, который собирался продать вашего ребенка, умер от разрыва сердца прямо у себя в кровати. Бог все видит, – пояснил Ахмет Салманович. – И никогда не опаздывает. Поэтому ваш малыш остался в детском доме, где он находится по сей день. Вы можете поехать и забрать его хоть завтра.

Константинов тоже поднялся, выхватил у Баширова бумажку и сунул ее в карман.

– Мы лучше сегодня, – сказал он быстро. – Чего тянуть-то? Спасибо, Ахмет Салманович.

– Тамилочка, держись, – попросила Лера Любанова. – Держись. Тебе немного осталось.

И тут все как-то очень быстро исчезли из кабинета – кто куда.

Тамила с Константиновым выскочили так, как будто за ними гнались, Полянского забрали охранники Баширова, недоумевающий Левушка Торц выплыл, высоко подняв плечи, и Марьяна убежала, и бандерлоги, пятясь, канули за дверь.

Лера и Баширов остались одни.

– Я жду, – сказал Ахмет. – У вас было время до вечера. Уже вечер. Вы приняли решение?



Василий Артемьев обнаружил, что у него выключен телефон, только под вечер. Он целый день провел без телефона и даже не догадался посмотреть, работает тот или не работает!

Он приехал домой, обнаружил, что любимой нет, приготовил ужин и стал ждать. Ждал он довольно долго, а есть хотелось невыносимо, и тогда он съел свой кусок мяса и выпил свою кружку чаю, решив, что, когда она вернется, поужинает еще раз.

Он сел к компьютеру, посмотрел свою почту, поковырялся в договорах – какой там начальник металлургического производства, в каждой бочке затычка он, и больше ничего! И тут его неудержимо потянуло в сон.

Он сильно нервничал в последние дни, почти не спал, и теперь глаза просто слипались. Подперев голову рукой, чтобы не падала, он еще некоторое время таращился в монитор, силясь читать, но буквы сливались перед глазами.

И тогда он решил, что поспит немного. Мелисса всегда над ним смеялась, когда он спал днем, и называла его каким-то Псоем Псоевичем из Островского. Псой Псоевич, как понял Артемьев, был купец и только и делал, что спал. Артемьев оскорблялся и начинал длинно объяснять ей, что он так устроен, что когда ему хочется спать, то просто жизнь не в жизнь, но она все равно над ним смеялась. Он решил, что поспит совсем немного, до ее приезда, дополз до дивана в гостиной, рухнул и заснул, и ему снились какие-то странные сны.

Василий проснулся, когда за окнами синело, и некоторое время не мог понять, сколько же он спал, утро уже или все еще вечер. Он сел на диване, потряс головой, потер глаза и щеки, закурил и посмотрел на часы.

Было около половины одиннадцатого.

Мелисса давно должна быть дома. Куда ее опять унесло?!

Ну да, да, утром он сказал ей что-то такое не слишком приятное, но не потому, что хотел ее оскорбить, а потому, что испугался до смерти. Он испугался, еще когда она пропала, и с тех пор всего боялся!..

Все было так просто, так легко… до нее, и все так фатально и необратимо изменилось. И он понятия не имел, рад он этому или не рад.

Кажется, нет, не рад.

Теперь он твердо знал, что не спасется – он обречен на нее, как на казнь, и вся его жизнь теперь зависит от нее. Он даже представить себе не мог, что они когда-нибудь расстанутся, хотя время от времени утешал себя тем, что переживет разрыв, если он случится, и начнет все сначала.

Не начнет.

Вернее, может быть, и начнет, но только это будет уже не он.

Василию Артемьеву всегда сомнительной представлялась идея клонирования, ибо особь, которая должна будет появиться на свет в результате такой процедуры, особь, совпадающая с исходником точечка в точечку не только цветом волос и глаз, а также строением черепа, но и всеми молекулами и атомами совпадающая, все же будет совершенно самостоятельной единицей.

Клон Василия Артемьева, возможно, будет точной копией Василия Артемьева, но уж точно не им самим. У клона будут какие-то другие желания, потребности, чувства и мысли, несмотря на то, что молекулы и атомы останутся прежними.

Если он потеряет ее, свою чертову знаменитость, ему придется исчезнуть. Его место займет клон, и с этим ничего не поделаешь.

Этот клон будет «продолжать жить», как говорится в таких случаях, будет ругаться с начальством, руководить металлургическим производством, ездить на машине Артемьева и спать на его диване. Именно клон, а не он сам в конце концов «устроит свою личную жизнь», женившись на хорошей и доброй девушке Зое, которая давно и безуспешно строит ему глазки. Возможно, клон даже будет с Зоей счастлив, если ему удастся, конечно, убедить ее не таскаться по субботам «на дачу» и не спроваживать под кухонный стол его кофейную машину. У них родятся дети, похожие на Зоиных мамашу и папашу, и когда-нибудь клон помрет заслуженным металлургом России, и внуки, похожие на тех же папашу и мамашу, испуганно тараща глаза, положат на его свежую могилку по букетику жухлых гвоздик! Помрет он исключительно от скуки, от невозможности чем-то и дальше себя занять именно в этом мире, и придется ему отправляться в иной.

Он помрет от скуки, потому что только с Мелиссой ему интересно, а без нее он – клон, и больше ничего.

Осознавать все это было трудно, и, осознав, он решил, что она никогда не должна об этом узнать. Никогда и ни за что.

Тут стали понятны всякие загадочные литературные произведения, написанные великими старцами прошлого, о фатальной зависимости мужчин от женщин, а он-то, дурак малолетний, когда-то думал, что речь старцы вели о сексе и только такую зависимость имели в виду!

Ему стало нечем себя утешать. До Мелиссы ему казалось, что все легко, все взаимозаменяемо, как детальки в конструкторе, эта подходит больше, та меньше, ну и что тут такого!.. Когда появилась она, выяснилось, что «подходит» только одна, самая главная, все остальное – эрзац, подмена, попытка убедить себя в том, что и без главной детали механизм может работать, а он не может!..

Он все сидел на диване, курил и смотрел в окно.

Ладно, он чуть не умер, когда потерял ее. Потом он чуть не умер, когда нашел и понял, что некому за нее отомстить, и это чувство бессилия было невыносимо, как будто он вдруг сделался импотентом! Что это за мужчина, который не может защитить свою женщину?!

Потом он чуть не умер, когда осознал свою «зависимость», по-хорошему осознал, от всей души.

Потом он сделал неуклюжую попытку сказать ей, что не рад этой наркотической, нет, хуже, чем наркотической, зависимости, и Мелисса вдруг пропала из дома! Она никуда не должна была сегодня ехать. У нее книжка не закончена, и она должна сидеть дома и писать книжку. Уж он-то знает, как она работает, когда «поджимают сроки», с места не сдвинешь, даже на улицу не выгонишь!