Десять тысяч дверей
Часть 44 из 46 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Эпилог
Дверь в дымке
Стоит поздний октябрь. Колючие морозные узоры расползаются и расцветают на каждом оконном стекле, а над озером поднимается пар. Зима в Вермонте всегда торопится.
На рассвете молодой человек загружает в грузовик мешки с Вашингтонской уникальной белой мукой. Грузовик черный, блестящий, с золотыми буквами на боку. У самого юноши темные серьезные глаза. Холод заставляет его пониже натянуть картуз. Жемчужный туман холодит ему шею.
Он работает в размеренном ритме, как человек, привычный к тяжелому труду, но вокруг его губ можно заметить едва различимые печальные складочки. Эти морщинки кажутся совсем свежими, как будто появились недавно и еще не поняли, как себя вести. Они его старят.
Его родные считают, что морщинки – это следствие болезни, которую он перенес летом. Однажды вечером в конце июля юноша просто исчез – перед этим он какое-то время странно себя вел, а потом у него состоялся торопливый разговор с африканкой из особняка Локка – и вернулся домой почти две недели спустя, растерянный, полубезумный. Он, похоже, не помнил, где пропадал и почему, и врач (на самом деле это был коновал, который прописывал лекарства покрепче за полцены) предположил, что у него отшибло память из-за лихорадки, и порекомендовал запастись слабительными и терпением.
Со временем парню действительно стало лучше. Головокружительная растерянность, терзавшая его в июле, уступила место смутной неясности, легкой дымке, застилавшей глаза, и привычке смотреть на горизонт, как будто ожидая, что из-за него кто-то появится. Даже любимые литературные газеты теперь не могут надолго завладеть вниманием юноши. Его родные полагают, что рано или поздно это пройдет, а сам Сэмюэль надеется, что ноющая боль в груди утихнет, а с ней и ощущение, будто он лишился чего-то ценного, но не может вспомнить чего.
Три недели назад произошло событие, после которого его состояние ухудшилось: когда он привез партию товаров в гостиницу «Шелберн», к нему подошла женщина. Она явно была иностранкой, черной, как уголь, но в то же время выглядела знакомо, что было очень странно, учитывая ее необычный облик. Женщина наговорила ему какой-то бессмыслицы – точнее, он вроде бы понимал ее слова, но их смысл тут же ускользал от него, и ему, почти как наяву, слышался голос, который твердил: «Забудь все это, мальчик». В итоге она начала злиться.
Женщина вложила ему в руку листок с адресом, написанным красными чернилами, и прошептала:
– На всякий случай.
– В каком смысле, мэм? – спросил он.
– Вдруг ты вспомнишь. – Незнакомка вздохнула, и что-то в этом вздохе заставило его предположить: возможно, она тоже живет с дырой в сердце. – Или если увидишь ее. – Сказав это, женщина ушла.
С тех пор боль в груди Сэмюэля стала похожа на окно, открытое посреди зимы.
Особенно плохо бывает по утрам, вот как сейчас, когда он остается один, а вокруг разносятся крики ворон, резкие и холодные. Безо всякой на то причины ему вспоминаются серые пони, которых он запрягал в повозку в детстве, и как, когда они подъезжали к особняку Локка, Сэмюэль запрокидывал голову и смотрел в окно третьего этажа, надеясь увидеть… Он не помнит кого. Он старается думать только о маршрутах, муке и том, как лучше поставить набитые мешки, чтобы они не повалились.
Какое-то движение заставляет его вздрогнуть. Две фигуры появляются из тумана в конце мощеного переулка: собака с массивными челюстями и темно-золотистой шерстью и девушка.
Она высокого роста, с коричневатой кожей, а ее волосы заплетены и скручены в прическу, какой он никогда в жизни не видел. Девушка одета так, будто пыталась сойти одновременно за бродягу и за дебютантку на балу: на ней красивая синяя юбка с перламутровыми пуговками, на бедрах – кожаный ремень, а сверху – бесформенное пальто, которое выглядит старше хозяйки на пару веков. Она слегка прихрамывает, как и пес.
Последний приветствует его радостным лаем, и тогда Сэмюэль осознает, что слишком очевидно уставился на них. Он решительно переводит взгляд на мешки с мукой. Но есть в этой незнакомке что-то особенное, словно свет, который сияет из-за закрытой двери…
Он представляет ее в платье цвета шампанского, с жемчугами на шее, окруженную шумом и суетой роскошной вечеринки. В этой фантазии девушка выглядит несчастной, словно зверь в клетке.
Сейчас она кажется вполне довольной: ее лицо озарено яркой, как костер, диковатой улыбкой. Сэмюэль не сразу понимает, что она остановилась и что эта улыбка обращена к нему.
– Здравствуй, Сэмюэль. – Ее голос словно стучится в закрытую дверь.
– Мэм, – вежливо отвечает он и сразу же понимает, что сказал что-то не то, поскольку яркая, как костер, улыбка слегка тускнеет. А вот пса все это мало волнует – он пляшет вокруг Сэмюэля, будто они старые друзья.
Улыбка девушки наполняется печалью, но ее голос звучит ровно.
– Я принесла вам кое-что, мистер Заппиа. – Она извлекает из-под пальто толстую стопку бумаги, завернутую в тряпку, перевязанную бечевкой и чем-то похожим на кусок проволоки. – Прошу прощения за неаккуратность, мне не хватило терпения сдать ее на перепечатку и заказать переплет.
Сэмюэль забирает стопку, не видя никакого другого выхода из ситуации. В это мгновение он замечает хитросплетение шрамов и татуировок на ее левом запястье.
– Я знаю, тебе, должно быть, все это кажется очень странным, но, пожалуйста, просто прочитай. Ради меня. Хотя, пожалуй, теперь это уже не аргумент. – Незнакомка издает что-то похожее на смешок. – Но ты все равно прочитай. А когда закончишь, приходи ко мне. Ты знаешь… Ты ведь помнишь, где находится особняк Локка?
Сэмюэль начинает подозревать, что эта девушка немного не в себе.
– Да. Но мистер Локк уже несколько месяцев отсутствует… Дом пустует, прислуга расходится… Ходят слухи о его завещании и о том, что он вернется…
Девушка только отмахивается.
– О нет, он не вернется. А его завещание как раз недавно, м-м, обнаружили. – Она улыбается лукавой, озорной улыбкой, в уголках которой читается что-то похожее на мстительность. – Как только юристы разберутся со всеми подписями, попутно отмыв как можно больше денег, дом станет моим. Думаю, он отлично подойдет для моих целей, как только я избавлюсь от всех этих жутких экспонатов.
Сэмюэль пытается представить эту юную дикарку в роли законной наследницы особняка Локка, но у него не выходит. Возможно, эта девушка не только сумасшедшая, но и преступница. Почему-то эта мысль его не слишком тревожит.
– Думаю, нужно по возможности вернуть все эти артефакты законным владельцам, а для этого придется отправиться в очень странные и неожиданные места, – заявляет она, сверкнув глазами. – Для начала мы, разумеется, отправимся в Восточную Африку. Нужно будет, чтобы Джейн показала дорогу, но, полагаю, она не заставит себя ждать. Ты ее случайно не видел? – Она продолжает, не дав Сэмюэлю времени ответить. – Я буду жутко по ней скучать, когда она вернется домой, но, возможно, я что-нибудь придумаю… В особняке Локка столько дверей – кто знает, куда они могут вести?
Она щурится, будто выбирает новые обои в гостиную.
– Одна в Африку, другая – в Кентукки, третья, может, в хижину на северной оконечности озера, если захочешь. Они мне дорого обойдутся, но игра стоит свеч. К тому же я, кажется, становлюсь сильнее.
– Понятно, – говорит Сэмюэль.
По-летнему яркая улыбка возвращается, сияя, словно маленькое солнце.
– Читай побыстрее, Сэмюэль. У нас много работы.
Она бесстрашно протягивает руку и касается его щеки. Ее пальцы, теплые, как угольки, дотрагиваются до холодной кожи. Незнакомка так близко, ее глаза сияют, и дыра у него в сердце ноет, дрожит и стонет…
И на мгновение он вспоминает, как видел ее лицо в окне третьего этажа особняка Локка. «Январри». Это слово словно открывает в его душе скрипящую дверь, заполняя пустоту светом.
Она целует его – мягко, тепло и так мимолетно, что это вполне могло ему почудиться, – и отворачивается. Сэмюэль обнаруживает, что потерял дар речи.
Он смотрит вслед девушке с собакой, которые уходят обратно по переулку. Девушка останавливается и проводит пальцем по воздуху, как будто пишет что-то прямо в небе. Туман кружит, и вьется возле нее, как большая бледно-серая кошка, и принимает форму то ли арки, то ли дверного проема.
Девушка проходит сквозь арку и исчезает.
От автора
Говорят, детей растят всей деревней. То же самое и с книгами. Благодаря везению, привилегиям и некоторой доле колдовства у меня есть самая лучшая деревня за всю историю человечества. С арифметикой не поспоришь.
Я благодарна своему агенту, Кейт Маккин, которая терпеливо и любезно отвечала на все мои письма, даже когда в них были пункты, выделенные точками и цветом, и слишком много исторической статистики. Спасибо Нивии Эванс, редактору, которая знает разницу между дверями и Дверями и чья основная работа заключается в том, чтобы построить как можно больше Дверей, через которые читатели смогут попасть в другие миры. А также Эмили Байрон, Эллен Райт, Энди Боллу, Эми Шнайдер и всей команде издательства Orbit/Redbook, знающей, как сделать так, чтобы эти Двери засияли на полках.
Спасибо Джоне Саттон-Морзе, Зиву Уитизу и Лоре Блэкуэлл – первым людям, которые прочитали эту книгу, не будучи связанными со мной ни кровными, ни брачными узами, и все равно благосклонно отнеслись к моему творению.
Спасибо историческим факультетам Берия-колледжа и Вермонтского университета, которые не имеют отношения к моему вольному обращению с фактами, но на которые можно возложить вину за наличие сносок.
Спасибо маме за то, что позволила нам выбирать любые из десяти тысяч миров: Средиземье и Нарнию, Торталл и Хайрул, Барраяр, Джип и Перн, а братьям – за то, что бродили по ним со мной вместе. Спасибо папе, который верил: мы можем построить свой мир – и стоял со мной рядом на том самом заросшем сенокосе в западном Кентукки.
Спасибо Финну, который родился в разгар написания этой книги, и Феликсу, который родился в самом конце. Ни один из них ничем не помог в написании книги, если не считать того, что они как следует потоптались в моем сердце, ломая стены и впуская в него свет.
И Нику, первому и последнему, навсегда. Потому что нельзя излить сердце на бумагу, если ты его еще не обрел.
* * *
notes
Примечания
1
Мечтатель (итал.).
2
Ранее ученые достигли успехов в сборе и документировании подобных историй, но совершили ошибку, не поверив в них, и таким образом упустили единственный артефакт, связующий воедино каждый миф: дверь.
См. Джеймс Фрэзер. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. Второе издание (Лондон: Макмиллан и Ко. Лимитед, 1900).
3
Дверь в дымке
Стоит поздний октябрь. Колючие морозные узоры расползаются и расцветают на каждом оконном стекле, а над озером поднимается пар. Зима в Вермонте всегда торопится.
На рассвете молодой человек загружает в грузовик мешки с Вашингтонской уникальной белой мукой. Грузовик черный, блестящий, с золотыми буквами на боку. У самого юноши темные серьезные глаза. Холод заставляет его пониже натянуть картуз. Жемчужный туман холодит ему шею.
Он работает в размеренном ритме, как человек, привычный к тяжелому труду, но вокруг его губ можно заметить едва различимые печальные складочки. Эти морщинки кажутся совсем свежими, как будто появились недавно и еще не поняли, как себя вести. Они его старят.
Его родные считают, что морщинки – это следствие болезни, которую он перенес летом. Однажды вечером в конце июля юноша просто исчез – перед этим он какое-то время странно себя вел, а потом у него состоялся торопливый разговор с африканкой из особняка Локка – и вернулся домой почти две недели спустя, растерянный, полубезумный. Он, похоже, не помнил, где пропадал и почему, и врач (на самом деле это был коновал, который прописывал лекарства покрепче за полцены) предположил, что у него отшибло память из-за лихорадки, и порекомендовал запастись слабительными и терпением.
Со временем парню действительно стало лучше. Головокружительная растерянность, терзавшая его в июле, уступила место смутной неясности, легкой дымке, застилавшей глаза, и привычке смотреть на горизонт, как будто ожидая, что из-за него кто-то появится. Даже любимые литературные газеты теперь не могут надолго завладеть вниманием юноши. Его родные полагают, что рано или поздно это пройдет, а сам Сэмюэль надеется, что ноющая боль в груди утихнет, а с ней и ощущение, будто он лишился чего-то ценного, но не может вспомнить чего.
Три недели назад произошло событие, после которого его состояние ухудшилось: когда он привез партию товаров в гостиницу «Шелберн», к нему подошла женщина. Она явно была иностранкой, черной, как уголь, но в то же время выглядела знакомо, что было очень странно, учитывая ее необычный облик. Женщина наговорила ему какой-то бессмыслицы – точнее, он вроде бы понимал ее слова, но их смысл тут же ускользал от него, и ему, почти как наяву, слышался голос, который твердил: «Забудь все это, мальчик». В итоге она начала злиться.
Женщина вложила ему в руку листок с адресом, написанным красными чернилами, и прошептала:
– На всякий случай.
– В каком смысле, мэм? – спросил он.
– Вдруг ты вспомнишь. – Незнакомка вздохнула, и что-то в этом вздохе заставило его предположить: возможно, она тоже живет с дырой в сердце. – Или если увидишь ее. – Сказав это, женщина ушла.
С тех пор боль в груди Сэмюэля стала похожа на окно, открытое посреди зимы.
Особенно плохо бывает по утрам, вот как сейчас, когда он остается один, а вокруг разносятся крики ворон, резкие и холодные. Безо всякой на то причины ему вспоминаются серые пони, которых он запрягал в повозку в детстве, и как, когда они подъезжали к особняку Локка, Сэмюэль запрокидывал голову и смотрел в окно третьего этажа, надеясь увидеть… Он не помнит кого. Он старается думать только о маршрутах, муке и том, как лучше поставить набитые мешки, чтобы они не повалились.
Какое-то движение заставляет его вздрогнуть. Две фигуры появляются из тумана в конце мощеного переулка: собака с массивными челюстями и темно-золотистой шерстью и девушка.
Она высокого роста, с коричневатой кожей, а ее волосы заплетены и скручены в прическу, какой он никогда в жизни не видел. Девушка одета так, будто пыталась сойти одновременно за бродягу и за дебютантку на балу: на ней красивая синяя юбка с перламутровыми пуговками, на бедрах – кожаный ремень, а сверху – бесформенное пальто, которое выглядит старше хозяйки на пару веков. Она слегка прихрамывает, как и пес.
Последний приветствует его радостным лаем, и тогда Сэмюэль осознает, что слишком очевидно уставился на них. Он решительно переводит взгляд на мешки с мукой. Но есть в этой незнакомке что-то особенное, словно свет, который сияет из-за закрытой двери…
Он представляет ее в платье цвета шампанского, с жемчугами на шее, окруженную шумом и суетой роскошной вечеринки. В этой фантазии девушка выглядит несчастной, словно зверь в клетке.
Сейчас она кажется вполне довольной: ее лицо озарено яркой, как костер, диковатой улыбкой. Сэмюэль не сразу понимает, что она остановилась и что эта улыбка обращена к нему.
– Здравствуй, Сэмюэль. – Ее голос словно стучится в закрытую дверь.
– Мэм, – вежливо отвечает он и сразу же понимает, что сказал что-то не то, поскольку яркая, как костер, улыбка слегка тускнеет. А вот пса все это мало волнует – он пляшет вокруг Сэмюэля, будто они старые друзья.
Улыбка девушки наполняется печалью, но ее голос звучит ровно.
– Я принесла вам кое-что, мистер Заппиа. – Она извлекает из-под пальто толстую стопку бумаги, завернутую в тряпку, перевязанную бечевкой и чем-то похожим на кусок проволоки. – Прошу прощения за неаккуратность, мне не хватило терпения сдать ее на перепечатку и заказать переплет.
Сэмюэль забирает стопку, не видя никакого другого выхода из ситуации. В это мгновение он замечает хитросплетение шрамов и татуировок на ее левом запястье.
– Я знаю, тебе, должно быть, все это кажется очень странным, но, пожалуйста, просто прочитай. Ради меня. Хотя, пожалуй, теперь это уже не аргумент. – Незнакомка издает что-то похожее на смешок. – Но ты все равно прочитай. А когда закончишь, приходи ко мне. Ты знаешь… Ты ведь помнишь, где находится особняк Локка?
Сэмюэль начинает подозревать, что эта девушка немного не в себе.
– Да. Но мистер Локк уже несколько месяцев отсутствует… Дом пустует, прислуга расходится… Ходят слухи о его завещании и о том, что он вернется…
Девушка только отмахивается.
– О нет, он не вернется. А его завещание как раз недавно, м-м, обнаружили. – Она улыбается лукавой, озорной улыбкой, в уголках которой читается что-то похожее на мстительность. – Как только юристы разберутся со всеми подписями, попутно отмыв как можно больше денег, дом станет моим. Думаю, он отлично подойдет для моих целей, как только я избавлюсь от всех этих жутких экспонатов.
Сэмюэль пытается представить эту юную дикарку в роли законной наследницы особняка Локка, но у него не выходит. Возможно, эта девушка не только сумасшедшая, но и преступница. Почему-то эта мысль его не слишком тревожит.
– Думаю, нужно по возможности вернуть все эти артефакты законным владельцам, а для этого придется отправиться в очень странные и неожиданные места, – заявляет она, сверкнув глазами. – Для начала мы, разумеется, отправимся в Восточную Африку. Нужно будет, чтобы Джейн показала дорогу, но, полагаю, она не заставит себя ждать. Ты ее случайно не видел? – Она продолжает, не дав Сэмюэлю времени ответить. – Я буду жутко по ней скучать, когда она вернется домой, но, возможно, я что-нибудь придумаю… В особняке Локка столько дверей – кто знает, куда они могут вести?
Она щурится, будто выбирает новые обои в гостиную.
– Одна в Африку, другая – в Кентукки, третья, может, в хижину на северной оконечности озера, если захочешь. Они мне дорого обойдутся, но игра стоит свеч. К тому же я, кажется, становлюсь сильнее.
– Понятно, – говорит Сэмюэль.
По-летнему яркая улыбка возвращается, сияя, словно маленькое солнце.
– Читай побыстрее, Сэмюэль. У нас много работы.
Она бесстрашно протягивает руку и касается его щеки. Ее пальцы, теплые, как угольки, дотрагиваются до холодной кожи. Незнакомка так близко, ее глаза сияют, и дыра у него в сердце ноет, дрожит и стонет…
И на мгновение он вспоминает, как видел ее лицо в окне третьего этажа особняка Локка. «Январри». Это слово словно открывает в его душе скрипящую дверь, заполняя пустоту светом.
Она целует его – мягко, тепло и так мимолетно, что это вполне могло ему почудиться, – и отворачивается. Сэмюэль обнаруживает, что потерял дар речи.
Он смотрит вслед девушке с собакой, которые уходят обратно по переулку. Девушка останавливается и проводит пальцем по воздуху, как будто пишет что-то прямо в небе. Туман кружит, и вьется возле нее, как большая бледно-серая кошка, и принимает форму то ли арки, то ли дверного проема.
Девушка проходит сквозь арку и исчезает.
От автора
Говорят, детей растят всей деревней. То же самое и с книгами. Благодаря везению, привилегиям и некоторой доле колдовства у меня есть самая лучшая деревня за всю историю человечества. С арифметикой не поспоришь.
Я благодарна своему агенту, Кейт Маккин, которая терпеливо и любезно отвечала на все мои письма, даже когда в них были пункты, выделенные точками и цветом, и слишком много исторической статистики. Спасибо Нивии Эванс, редактору, которая знает разницу между дверями и Дверями и чья основная работа заключается в том, чтобы построить как можно больше Дверей, через которые читатели смогут попасть в другие миры. А также Эмили Байрон, Эллен Райт, Энди Боллу, Эми Шнайдер и всей команде издательства Orbit/Redbook, знающей, как сделать так, чтобы эти Двери засияли на полках.
Спасибо Джоне Саттон-Морзе, Зиву Уитизу и Лоре Блэкуэлл – первым людям, которые прочитали эту книгу, не будучи связанными со мной ни кровными, ни брачными узами, и все равно благосклонно отнеслись к моему творению.
Спасибо историческим факультетам Берия-колледжа и Вермонтского университета, которые не имеют отношения к моему вольному обращению с фактами, но на которые можно возложить вину за наличие сносок.
Спасибо маме за то, что позволила нам выбирать любые из десяти тысяч миров: Средиземье и Нарнию, Торталл и Хайрул, Барраяр, Джип и Перн, а братьям – за то, что бродили по ним со мной вместе. Спасибо папе, который верил: мы можем построить свой мир – и стоял со мной рядом на том самом заросшем сенокосе в западном Кентукки.
Спасибо Финну, который родился в разгар написания этой книги, и Феликсу, который родился в самом конце. Ни один из них ничем не помог в написании книги, если не считать того, что они как следует потоптались в моем сердце, ломая стены и впуская в него свет.
И Нику, первому и последнему, навсегда. Потому что нельзя излить сердце на бумагу, если ты его еще не обрел.
* * *
notes
Примечания
1
Мечтатель (итал.).
2
Ранее ученые достигли успехов в сборе и документировании подобных историй, но совершили ошибку, не поверив в них, и таким образом упустили единственный артефакт, связующий воедино каждый миф: дверь.
См. Джеймс Фрэзер. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. Второе издание (Лондон: Макмиллан и Ко. Лимитед, 1900).
3