Десять тысяч дверей

Помнишь, как тебе было лет шесть или семь и я вернулся из экспедиции в Бирму? Тогда ты впервые не бросилась мне навстречу, когда я приехал (с каким же нетерпением и страхом я ждал каждого возвращения, чтобы твое лицо – песочные часы сказало мне, сколько времени я успел потратить впустую). Ты просто стояла в накрахмаленном платьице и смотрела на меня снизу вверх, как будто я незнакомец в людном вагоне.

«Слишком много раз, – говорили твои глаза. – Слишком много раз ты уезжал, и что-то драгоценное и хрупкое, что было между нами, сломалось».

Я написал эту книгу в отчаянной и жалкой надежде, что могу все исправить. Как будто можно искупить вину за каждый пропущенный семейный праздник, за каждый час, что меня не было с тобой, за все годы, которые я провел, эгоистично упиваясь своим горем. Но теперь, в самом конце, я знаю – это невозможно.

Я снова покидаю тебя, и теперь это намного более серьезный шаг, чем раньше.

Мне нечего дать тебе, кроме этой книги, и я могу лишь молиться о том, чтобы эта дверь не закрылась. Чтобы ты смогла однажды последовать за мной. Чтобы оказалось, что твоя мать жива и ждет меня и что однажды она сможет обнять тебя и разбитое снова станет целым.

Верь Джейн. Скажи ей… Скажи ей, что мне очень жаль.

Дверь зовет меня голосом твоей матери. Мне пора.

Прости меня. Следуй за мной.

Й. У.



Я не могу.

Я пытался, Январри. Пытался уйти без тебя. Но остановился на пороге двери, оцепенев, вдыхая сладкий аромат родного дома и пытаясь сделать последний шаг.

Я не смог. Я не могу тебя бросить. Довольно. Я собираю вещи и возвращаюсь в особняк Локка. Я вернусь сюда и пройду через дверь с тобой вместе, и никак иначе. Мне так стыдно, о боги, как мне стыдно. Я иду к тебе.

Жди меня.



БЕГИ, ЯНВАРРИ

АРКАДИЯ

НЕ ВЕРЬ





8

Дверь из морского мусора




Я нашла Джейн по ритмичному хрусту и стуку, с которым лопата вонзалась в каменистую почву. Работа шла медленно и равномерно. Джейн копала в ложбинке в середине островка в полном одиночестве, если не считать противного болотного запаха и гудения миллионов комаров.

И, разумеется, мистера Теодора Хавермайера.

Он превратился в окровавленный сверток из простыней, грязно-белый, напоминающий личинку. Его рука – бесцветная когтистая лапа с со следами от зубов Бада – торчала из-под ткани, отбрасывая пугающе длинную тень в свете вечернего солнца.

– А нельзя, ну, я не знаю, выбросить его в озеро? Или так оставить?

Хруст лопаты, вгрызающейся в землю. Шорох осыпающегося грунта. Джейн даже головы не подняла, но у нее на губах появилась невеселая улыбка.

– Думаешь, все эти Хавермайеры могут просто так исчезнуть? И никто не станет их искать? – Она покачала головой и добавила успокаивающим тоном: – Земля здесь хорошая, влажная. Долго не залежится.

От этих слов мне стало как-то нехорошо, так что я присела на поросший мхом валун и уставилась на ворон, которые расселись по веткам сосен, каркая и перекрикиваясь, как невоспитанные гости на похоронах.

Передо мной возник грубо отесанный черенок лопаты. Я взяла его и вскоре сделала несколько открытий: во-первых, копать очень трудно, а я все еще не оправилась после побега из Брэттлборо. Во-вторых, человеческие тела довольно крупные, и могилы им нужны большие. В-третьих, когда копаешь, в голове остается очень много места для размышлений, несмотря на пот, щиплющий глаза, и ладони, саднящие и как бы намекающие, что ты уже заработал мозоли.

«Отец не бросил меня. Он вернулся за мной». Эта мысль сияла у меня внутри, как солнышко – слишком яркое, чтобы на него можно было долго смотреть. Как давно я мечтала увидеть хотя бы крошечное подтверждение его любви ко мне! Его любовь к моей матери и эгоистичное горе всегда оказывались сильнее – но не в последнее мгновение. В самом конце они не смогли одержать верх, и он отвернулся от Двери, которую искал семнадцать лет.

«Так где же он?» Я помедлила, вспомнила последние, нацарапанные в безумной спешке слова – «БЕГИ, ЯНВАРРИ, АРКАДИЯ, НЕ ВЕРЬ» – и отложила эту мысль на потом.

Что такого рассказала мне последняя глава, чего я сама не предполагала? Ну, для начала, оказывается, мистер Локк прекрасно знал, что мой отец охотится за дверями, и даже сам нанял его именно с этой целью. Я представила подвалы особняка Локка, заставленные бесконечными рядами коробок и ящиков, комнаты с витринами и аккуратными табличками. Сколько таких артефактов было украдено из иных миров? Сколькие из них наполнены сверхъестественной силой?

И как много он продал или обменял? Я вспомнила встречу в Лондоне, свидетельницей которой стала в детстве, этот закрытый аукцион ценных предметов. На нем присутствовали члены Общества, в этом я была уверена (по крайней мере, там был похожий на хорька рыжеволосый человек), следовательно, Общество тоже знало о моем отце, о Дверях и об украденных артефактах. Должно быть, они же и преследовали его, шли за ним по пятам и закрывали Двери. Но зачем, если им так нужны были сокровища, которые он крал для них же? Впрочем, возможно, они хотели оставить все сокровища у себя и запечатать Двери, предотвращая дальнейшую утечку. Очень в их духе. Я провела достаточно времени среди богатых и могущественных людей, чтобы заметить, как они любят рассуждать о «поддержании эксклюзивности» и «обеспечении спроса через дефицит».

Это было почти понятно. Но кто же закрыл Дверь моей матери – ту самую первую Дверь в поле – много лет назад? И Дверь на вершине горы? Мой отец тогда еще не работал на мистера Локка. Был ли это несчастный случай, или Общество занялось закрытием Дверей намного раньше, чем мой отец отправился путешествовать по этому миру? Пару раз я слышала, как они с благоговением упоминали некоего Основателя. Может, Общество на самом деле намного древнее, чем кажется?

Все это не объясняло также, с какой стати им вредить своему собственному охотнику за Дверями, но что-то явно помешало моему отцу вернуться. Что-то заставило его нацарапать последние три строчки. А теперь Обществу нужна я. «Они не перестанут тебя искать, девочка».


У меня за спиной что-то мерзко хрустнуло, будто вонзаясь в мясо. Я обернулась и увидела, что Джейн сидит возле тела Хавермайера с деревянным молотком в руках. Ее лицо было абсолютно бесстрастным. Очищенный деревянный кол торчал из белого свертка примерно в том месте, где находится сердце.

Джейн пожала плечами.

– На всякий случай.

На мгновение я застряла где-то между ужасом и весельем, но в итоге не смогла справиться с собой. Я рассмеялась. Это был слишком громкий смешок, похожий на истерику. Джейн приподняла брови, но потом запрокинула голову и тоже расхохоталась. В ее голосе я услышала такое же облегчение, какое испытала сама, и мне пришло в голову, что ее холодность и уверенность порой могут быть напускными.

– Ты определенно перечитала грошовых ужастиков, – пожурила ее я. Джейн снова пожала плечами, ничуть не устыдившись, а я продолжила копать. Отчего-то дело пошло лучше, как будто нечто тяжелое, сидевшее у меня на плечах, улетело при звуке нашего смеха.

Еще с минуту я работала в тишине, а потом Джейн заговорила:

– В моем мире, если хочешь жить, лучше сразу стрелять, увидев что-то странное или необычное в лесу. Именно поэтому я чуть не убила твоего отца при нашей первой встрече. Но с первого раза я промахнулась. Отдай лопату, если все равно не копаешь.

Мои движения к этому моменту стали редкими и бесцельными. Я выкарабкалась из ямы, и Джейн заняла мое место. Ее голос звучал в такт ритмичным взмахам лопаты.

– Он начал кричать и махать руками, переключаясь с одного языка на другой. В их числе был и английский. Я уже давно не слышала английскую речь от другого человека, и уж тем более от темнокожего татуированного мужчины, который напоминал профессора. Поэтому я его не застрелила.

Джейн уже стояла в яме по пояс, и каждое движение лопаты сопровождалось хлюпающим звуком. Мошки вились возле нас, как нетерпеливые гости, которые торопятся сесть за ужин.

– Я отвела его в свой лагерь, накормила, и мы обменялись историями. Он спросил, не находила ли я других дверей в этом мире и не слышала ли рассказов о том, что написанные слова сбывались. Я ответила «нет», и он сразу поник. Мне захотелось извиниться, но я сама не знала, за что.

Затем твой отец предупредил меня: «Двери закрываются у меня за спиной. Кто-то идет за мной по пятам». Он умолял меня вернуться с ним в родной мир. Сказал, что знает, каково это – застрять в чужом мире, и попросил пойти с ним. Я отказалась.

– Почему? – Я присела на край могилы, обхватив колени руками. Одолженная мне юбка уже была безнадежно испачкана и заляпана, и на одно головокружительное мгновение я словно перенеслась в детство, когда была строптивым ребенком и ничуть не стеснялась своего неаккуратного вида.

Джейн выбралась из ямы и села рядом со мной.

– Потому что не всегда человек может найти себе место там, где родился. Я родилась в мире, который отверг меня, обобрав до нитки, а потом выбросил. Стоит ли удивляться, что я нашла себе мир получше? – Она вздохнула с сожалением. – Но я хотела в последний раз выбраться за дверь, на случай если этот сумасшедший прав и у меня остался последний шанс. Джулиан разбил лагерь у подножия горы Сусва, а я отправилась за патронами для винтовки и… новостями о судьбе сестры.

Джейн заморгала, и ее глаза стали похожи на фонари на зимнем ветру. Вопрос «Что с ней стало?» застрял у меня в горле. Мы немного помолчали, а потом она продолжила в прежнем резком тоне:

– Я вернулась в лагерь Джулиана. Он снова принялся уговаривать меня остаться, но я только рассмеялась ему в лицо. Я видела, во что превратился мой дом. Белые женщины недобро посматривали на меня из окон поездов, браконьеры в дурацких шляпах позировали для фотографий рядом с убитыми животными, а дети с раздувшимися животами на ломаном английском просили еды. Нет уж. В итоге Джулиан пошел провожать меня до двери из слоновой кости, чтобы попрощаться. Вот только в пещере нас ждало кое-что странное.

Джейн напряженно смотрела в могилу.

– Куча серых брусков, связанных вместе по несколько штук, горящие фитили и смутный треск. Твой отец закричал и оттолкнул меня, а потом все рассыпалось. Мне обожгло плечи взрывом, нас обоих отбросило, как спички. Не знаю, потеряла ли я сознание. Ощущение было такое, будто я моргнула и передо мной вдруг возник человек в британской военной форме цвета хаки. А за ним, на том месте, где когда-то была пещера, не осталось ничего, кроме камней и пыли.

Его губы шевелились, но с моими ушами что-то случилось. Потом он достал пистолет и навел на Джулиана. Надо было целиться в меня, ведь вооружена была только я, но он этого не сделал. – Губы Джейн изогнулись. – Когда я умру, надеюсь, у меня будет не такое чертовски удивленное лицо.

Я не стала смотреть на труп Хавермайера, стараясь не вспоминать, как у него на груди вдруг появилась аккуратная дырочка.

– Он не успел даже упасть на землю, а я уже кинулась разгребать камни и землю, засыпавшие склон. К моменту, когда Джулиану удалось остановить меня, мои руки уже превратились в кровавое месиво. Он оттащил меня подальше, повторяя: «Мне жаль, мне так жаль», – и наконец я поняла: я навсегда застряла здесь, в этом мире.

Я никогда раньше не видела, чтобы Джейн плакала, но сейчас по ее телу пробегала ритмичная дрожь, словно грозовые облака над заливом. Какое-то время мы обе молчали, вдыхая остывающий вечерний воздух и слушая гулкие скорбные крики гагары, разносившиеся над озером.

– Что ж. В этом мире чернокожей женщине лучше не попадаться никому рядом с белокожим мертвецом в военной форме. Я взяла камень и начала бить по его телу, а потом подтащила останки поближе к обвалу, чтобы те, кто придет искать, не узнали, что он умер от пули, а потом мы сбежали.

Уже сидя в поезде, идущем в Хартум, твой отец спросил, куда я планирую отправиться. Я сказала, что хочу найти другой способ вернуться, другую дверь, и он печально улыбнулся. «Я всю жизнь ищу другую дверь в свой родной мир, – сказал Джулиан. – Но согласен поискать и твою, если ты согласишься кое-что для меня сделать». И он попросил меня поехать в дом богача в Вермонте, чтобы защитить его дочь.

По ее телу снова прокатилась беззвучная дрожь, но голос оставался ровным.

– Я выполнила свое обещание. А Джулиан… нет.

Я прокашлялась.

– Он не умер. – Я почувствовала, как она замерла рядом со мной в напряженной надежде. – Я дочитала книгу. Он нашел в Японии Дверь, которая ведет в его родной мир, но не прошел через нее… Он попытался вернуться за мной. – Крошечное солнце снова вспыхнуло у меня внутри, а потом потускнело. – Но, видимо, так и не добрался. Он просит передать тебе, – я сглотнула, чувствуя привкус стыда на языке, – что ему очень жаль.

Джейн резко втянула воздух через щель между зубами.

– Он обещал мне. Он обещал. – Ее голос звучал сдавленно, переполненный эмоциями: горькой обидой, завистью, убийственным гневом.

Я вздрогнула, и ее взгляд метнулся ко мне, а глаза широко раскрылись.

– Погоди. Январри, ты ведь создала проход между лечебницей и этой хижиной. Ты не могла бы сделать то же самое для меня? Написать мне дорогу домой?

Ее лицо засветилось отчаянной надеждой, как будто Джейн рассчитывала, что я сейчас достану перо из кармана и нарисую ей Дверь прямо в воздухе и ей удастся снова увидеть своих мужей и жену. Казалось, она даже помолодела.

Я почувствовала, что не могу ответить, глядя ей в глаза.

– Нет. Я… в книге моего отца сказано, что есть места, где миры соприкасаются друг с другом, как ветви дерева, и там находятся двери. Не думаю, что отсюда, из Вермонта, можно дотянуться до твоего мира.

Она нетерпеливо отмахнулась.