Держись за небо. Полёт души

Ее вопрос стал для него источником удивления и некоторой злости, потому он повернулся к ней и, глядя пристально в глаза, спросил:

– Вернуть? Я могу привести его к тебе лично!

Это прозвучало с угрожающим равнодушием, и она не знала, как реагировать. Но значительно смягчилась в претензиях.

– Надеюсь, он не успел причинить тебе боль? – не оправившись от рассерженного тона, поинтересовался он.

– Нет, – ответила она, устало приложив руку ко лбу. – Не успел. Налетели твои орлы в три счета. Будто под дверью стояли. У него ключ, оказывается, был.

– А замки не догадалась сменить?

– Понадеялась на благоразумие.

– Благо разума кого? – с упреком воскликнул он. – Человека, который тебя использовал? Ладно… – вдруг взял себя в руки. – Неважно. Их снять с места? Я могу распустить…

– Не надо, – категорично ответила она, глядя куда-то в стену.

Да, прежняя Света Потёмкина уже тряслась бы от страха и падала бы в обморок… Эта же вела себя уверенно и хладнокровно. Образ слабой женщины она спрятала глубоко в себе, и это Костю будто дальше от нее отталкивало. Так хотелось прижать ее, как раньше, словно маленькую девочку, и ощутить на своих плечах податливую беспомощность!

Подойдя к ней ближе, Костя несмело коснулся ее руки, словно прося этим жестом повернуться к нему лицом.

– Испугалась?

Она отошла от него к окну. Он бесшумно вздохнул.

– Немного. Он пьяный был и агрессивный. В какой-то момент я даже побоялась, что вылечу в это окно… – она кивком указала на правую стену, у которой валялись осколки битого стекла, разбросанные фотографии и бумаги. – Надо его часть за эту квартиру отдать, а то еще прибьет где-нибудь. Думаю, ему деньги нужны.

– Его здесь что-то интересовало? – спросил Костя, поднимая с пола бумаги.

– Оставь, я уберу.

– Мгм-м-м, – его взгляд с любопытством сощурился. – Ты разукрашивала черно-белые снимки? – его вопрос вызвал в ней замешательство, ибо она еще не оправилась от испуга. – Неординарное ребячество.

– Да… – рассеянно ответила она. – С Леной с ума сходили.

– «Интересный, импозантный, смелый, решительный, хладнокровный и чувственный. Когда я в опасности, защищает. Когда я одинока, развлекает…» – читал с улыбкой Костя, когда Света подняла на него завороженный взгляд.

– А ну, дай сюда! – воскликнула она, бросившись к нему, чтобы отобрать бумаги, которые он тут же вздёрнул на высоту вытянутой руки. Света подпрыгнула, но безрезультатно. Мысль о том, что он доминирует в такой мелочи, вызвала раздражение, хотя ранее это вполне её устраивало.

– Это обо мне? – радостно сияли его глаза, и по зардевшимся щекам он вдруг понял, что да.

– Это давние записи… Отдай, Кость, – взмолилась она. – Не будь ребенком!

Последняя фраза подействовала, но сиять он не перестал. Хотя бы потому, что, потянувшись за этими бумагами, она оказалась с ним в такой близости, что он мог спокойно чмокнуть ее в губы. Решив не накалять и без того полыхающую обстановку, он пронзал ее вожделенным взглядом, услаждаясь смущением на её лице. Вот по этой Светоньке он безумно соскучился!

– Ты обо мне писала, да? – допытывался он, глядя, как Света с интересом читает найденные записи.

– Я писала это о том человеке, с которым хотела бы связать свою жизнь, – не отрываясь от бумаг, говорила она. – Как удивительно…

– Значит, обо мне, – с уверенностью констатировал он и наглым образом принялся расхаживать по квартире, увлекательно осматриваясь по сторонам.

Ей так хотелось расхохотаться, когда она смотрела на эти результаты «встреч с психологом», во время которых они с Леной занимались, как считала сама Света, ерундой. Здесь были и рисунки, и тесты, целые мемуары с описанием ее чувств. Она хранила эти вещи, как теплые моменты, проведенные в компании сестры. Хотя… возможно, ее интуиция все же объясняла это иначе…

Любопытно, что список тех качеств, которые они составляли тогда, в обшарпанной кухне съемной квартиры во время ее болезни, действительно оказался присущ Константину. «Интересный, импозантный, смелый, решительный, хладнокровный и чувственный. У него обаятельное чувство юмора. Он образован и начитан, но при этом знает меру в проявлении этого. Щедр и бескорыстен по отношению к другим. Мужественен и мудр в отношениях со мной. Когда я в опасности, защищает. Когда я одинока, развлекает». А ведь, и правда, Ордынцев в большинстве этих характеристик блистал достоинствами. Догадываясь, в чем дело, он искоса поглядывал на ее радостное выражение лица, с которым она предавалась воспоминаниям.

– Я могу что-то сделать? – он вернул ее в реальность.

Послышался протяжный вздох, кратковременное молчание и неуверенное:

– Ты сделал. Спасибо. Как всегда, предусмотрителен и точен в расчетах. Я, правда, благодарна тебе.

Понимая, что оставаться ему нет надобности, Костя собрался уйти, но вдруг перед глазами мелькнуло что-то знакомое. Подойдя к полочке у кровати, он увидел икону Георгия Победоносца – точно такую, как стояла в его кабинете в «МаркетТрейдМод». В сердце стало вдруг так тепло!..

– Смотрю, ты окружаешь себя иконами, – с улыбкой сказал он. – Я вчера в твоем кабинете переставил лик Матроны с окна на стол. Будь к иконам лицом, а не спиной.

В его голосе слышалась умиротворенная любовь.

– Я думала, это дело рук уборщицы…

– В любом случае это хорошо, Свет.

Задумчиво посмотрев на него, она отвела взгляд.


– Ты знаешь… Как бы это ни было странно для меня, но мне стало удаваться владеть собой. Получается привести свои чувства в маломальский порядок. Раньше, сам помнишь, впадала в крайности. А сейчас на душе спокойнее. Даже сон наладился. Не понимаю, как оно получается… может, это совпадение или самовнушение?

– Атеисты всегда пытаются объяснить подобные вещи как-то так, – улыбнулся Костя. – Попробуй сделать шаг назад и понаблюдай, что будет.

– Нет, – ответила она, – не хочу почему-то пятиться. Мне стало нравиться это тихое ощущение внутренней защиты. Да, оно очень несмелое. Но оно есть. И мне от этого легче.

– Наверное, это просыпается вера. Знаешь… ты можешь сколько угодно искать противоречия и всякие объяснения. Но наша жизнь имеет тесную связь с духом. Душа есть, она тоже чего-то требует. Нельзя об этом забывать. Стать сильным можно только став сильным духом. А дух обрести можно в Боге. Ты почему-то противишься этому осознанию, хотя оно тобой почти овладело. Сила не в выносливости натуры, Свет, а в умении любить и прощать. Это и есть вера.

В его глазах играло ликование. Неужто и правда она смогла к этому прийти? Да, через боль, страдание, злобу… но ведь по-другому не бывает! Какое милое зрелище – человек поднимает свою душу с колен. А ведь она была непоколебима! Злилась, раздражалась, спорила, когда он ее убеждал.

– Свет… Я пойду, наверное… Да? – всем своим существом он надеялся на «нет». Но она кивнула.

Продолжив перебирать свои бумаги из старых практик, Света вдруг наткнулась на лист бумаги, скомканный, потрепанный и, кажется, чем-то залитый. Да-да… Залитый ее слезами.

Эту психологическую практику (если её можно так назвать) она создала сама, не советуясь с Леной, поскольку эмоции сестру переполняли – она всем сердцем выступала за Костю и против Димы.

На бумаге корявым и неузнаваемым почерком Света писала письмо, адресованное любви, с которой она так спешила распрощаться. Ревела, как белуга, несколько раз прерывалась… Но продолжала настырно писать, топя этот лист бумаги в своем горе.

«Моя любовь! Я создала тебя в сердце в тот момент, когда мечтала о безоблачном счастье. Я вдохнула в тебя жизнь надеждами. Я подкармливала тебя желанием, давала питье через мечты, я обогревала тебя дыханием своих ладоней. Я мечтала, чтобы ты стала лебедем… но ты осталась побитой маленькой птичкой. Тебя клевали, тебя гнали, а теперь тебе дали понять, что ты никому не нужный, серый, невзрачный воробышек. Тебя не замечают, тобой пренебрегают…

Я благодарю за то тепло, которое получала от тебя. За ту надежду, которой ты меня вдохновляла. За ту мечту, в которую я верила. За то счастье, которым я дышала. Я пережила прекрасные мгновенья, а мое сердце научилось испытывать чувства. И теперь я отпускаю тебя на свободу. Я вижу тебя белым, прекрасным голубем, который может подарить эту любовь другому человеку. Я отпускаю тебя. И ты меня прости и отпусти».





Глава 9. «Мир у твоих ног»

«Вы превращаетесь в мымру!»




– В балансе за прошлый год, – монотонно докладывал Костя, – допущена ошибка относительно полученных доходов. Я так понимаю, умышленная, – боковым зрением он заметил упрекающий Светин взгляд в сторону Ксении. – Были скрыты доходы по благотворительным переводам… Ошибку надо исправить сейчас первичкой, поскольку у налоговой во время проверки могут появиться вопросы. А проверка не заставит себя долго ждать – подходят плановые сроки.

– Как в ревизионный попали эти документы? – вполголоса спросила Светлана у Ксении, будто Ордынцева это не касалось.

– Я так понимаю, мой отдел внутриведомственный, – вмешался он, – значит, такие вещи должны решаться вместе. У нас ведь общие интересы.

– Да, Константин Юрьевич, – мялась замдиректора, – необходимо было занизить доходы…

– Я понимаю, – его издевательский тон выводил ее из себя. – Но Главная книга в связи с этим заполнена неверно, отсюда – искажение данных и, как следствие, – нарушение в отчетах, попадающих во внешние инстанции. Это надо исправить сейчас и внести коррективы. До квартального отчета. Потому что сумма прошла по общему счету, а не по дополнительному… если точнее – не по «черному».

Это был реальный «косяк»! По причине которого могли прилететь штраф и взыскание.

– Я поговорю с Мариной Алексеевной. Она будет завтра, – ответила на это ошеломленная Светлана.

– Это нужно сделать сейчас! – требовательно повторил Костя. – У нас подходят сроки внешней проверки. Нарушения отпугнут потенциальных инвесторов. Дела и так идут не лучшим образом.

– Позвольте вопрос с инвесторами решать руководству, – официоз в ее голосе звучал железно, хотя Света понимала, что Костя более чем прав. – Все равно Главная книга заполняется в конце года, баланс и отчет о финансовых доходах…

– Баланс сейчас нужно править, – повторял сквозь зубы он. – Я не думаю, что для глубокоуважаемой бухгалтерии это проблема.

Он одарил сидящую напротив Ксению Сергеевну учтивой улыбкой.

– Константин Юрьевич, – вдруг ехидно протянула та и сердито сощурилась. – Вы не забылись случайно?

На должок намекает.

– Ксюш, – это прозвучало с дружественной снисходительностью, и Потёмкина резко вздернула голову. Когда это они стали близки? – Ты ведь понимаешь, ничего личного?

Он флиртовал! Потёмкина едва не сдала себя, на мгновенье округлив глаза.

– Это обыкновенная формальность, – продолжал Костя. – И этого требует…

– Светлана Арсеньевна, к вам курьер, – голос секретарши по громкой связи бесцеремонно перебил Ордынцева.

Тот с раздражением закатил глаза – неэтичность здешнего люда его иной раз обескураживала. Никакого такта!

– Простите, Константин Юрьевич. Совещание, Нина! Какой еще курьер? Прими у него корреспонденцию.

– Говорит, с личной доставкой.

– Пусть подождет.