Держись за небо. Полёт души

– Н-нет, – растерянно ответила Света, не понимая, хорошо это или плохо.

Тот холодно отреагировал, на минуту задумавшись.

– То, что Ордынцева избила вас… знаете, что значит? – вдруг спросил он.

– Что?

– Значит, что у вас, милочка… эм-м-м… – он посмотрел на листик. – Светлана Потёмкина… Мотив у вас был.

– Какой мотив?

– Для соучастия с Константином Ордынцевым в убийстве. Умышленном и заранее спланированном убийстве. Правильно я понимаю?

Света перестала дышать. Как так можно было все перекрутить? И ведь не придраться к доводам… И она внезапно осознала, что все действительно обернется против них обоих! В этом-то и пытался убедить ее Костя.

– Мне незачем было убивать ее. Ольга – несчастная женщина, и я ей искренне сочувствовала, – все же попыталась оправдаться Света.

– Охотно верю, – продолжал артистично иронизировать следователь. – Особенно при наличии информации о том, что вы претендовали на ее мужа и, вполне вероятно, на ее имущество.

– Господи, что за бред? – выдохнула она.

– Вы все еще хотите продолжать свою речь? – спросил Махоненко, выдыхая едкий дым ей в лицо.

Разумеется, теперь ей лучше уйти, но что делать с уже сказанным?

– Лучше беги отсюда, милочка, пока на тебя не сбросили все грехи Ордынцева! – вдруг шепнул предупредительно тот.

– Да он же не виноват! – взмолилась она.

– Может быть, – тихо прохрипел следователь. – Но это не я решаю, ты же понимаешь? Тут ведь дело не в смерти, девочка моя. А в куче бабла. В такой куче, что полстолицы могло бы захлебнуться в ней. Понимаешь, о чем я?

Света сглотнула подошедшие к горлу слезы и кивнула.

– Иди, – он пальцем дал ей знак помалкивать. – Тихонько иди. И никому ни слова.

Разочарованная и раздавленная после общения с таким странно безразличным лицом, едва не сделавшим ее обвиняемой, но так великодушно отпустившим, она шла по обочине дороги, чувствуя, как ливший около получаса осенний дождь вот-вот достанет холодом до ее костей.

Приглушенный звук двигателя, внезапно прозвучавший совсем рядом, заставил ускорить шаг. Сердце глухо застучало в предчувствии беды. Хотелось бы надеяться увидеть сейчас какого-нибудь любезного Дмитрия, как тогда, когда весной он предложил подвезти ее к офису. Но в данный момент она хорошо понимала, что рассчитывать на доброжелателя не стоит.

– Девушка, присаживайтесь, – услышала она спокойный хрипловатый голос взрослого мужчины.

– Спасибо, я пройдусь, – лишь слегка повернув голову в сторону дороги, проговорила Света, еще сильней ускорившись.

– Потёмкина Светлана Арсеньевна!

Тут она обернулась. Дверь в темно-синий автомобиль была открыта, хоть он и продолжал движение на скорости ее шага.

– Присаживайтесь, говорю, – сдавленный голос издавался из полумрака, словно его обладатель обращался к ней из преисподней.

И тут она поняла, кто ее так настойчиво приглашал. Света остановилась и осознала, что если будет противиться, то ее затащат в машину силой. Поэтому она решила выглядеть в этой ситуации достойно.

Боялась ли она? По-прежнему жутко боялась! Наверное, больше смерти. Но сейчас она знала, что ее смелость и сила нужна любви, а это куда важнее переживаемого ею ужаса. И она присела рядом с незнакомцем, не глядя в его сторону.

– Мирослав Николаевич Димончук, – вдруг представился мужчина.

– Я поняла, – сказала она и смело посмотрела ему в глаза, внутренне уговорив себя не позволять кому-то питаться своими страхами.

Ранее ей приходилось видеть этого человека на фото в интернете на главном сайте их компании. Сейчас ей казалось, что на тех снимках преобладал фотошоп, значительно облагородивший неприятные черты лица этого человека. Да, внешность вполне соответствовала его репутации. Даже выражение глаз, из темноты которых исходило зло. Над ними густым треугольником нависали брови. Все лицо оказалось изрезанным глубокими морщинами. Огромный нос со шрамом на кончике и злорадная широкая улыбка делали Димончука неким монстром, от вида которого Света должна была уже впасть в панический страх.

Но нет, ей казалось, что она собой владела. Поэтому, набравшись смелости, умиротворенно произнесла:

– Мои соболезнования по поводу кончины дочери.

– Ох, милочка, не стоит лицемерить.

– Почему вы так думаете? Я вполне искренна с вами!

– Ты хотела быть с ее мужем – человеком, на которого она надеялась и рассчитывала. Не верю, что ты не представляла себя на ее месте. Не верю и в то, что хотя бы раз не думала о том, как она мешает вам… за эти почти полгода, пока ты с Костей вместе.

Она опешила: откуда такая точная осведомленность?

– Я, моя дорогая, даже знаю, в чем ты спать укладываешься, – объяснил он, наслаждаясь ее замешательством.


– Вам крайне необходима эта информация? – вдруг съязвила она.

– Не хами, деточка, – его голос сейчас звучал с заботливой драматичностью, которую стоило бояться.

– Я понимаю, что могу не доехать до дома, рискую, и так далее, – вдруг отрешенно проговорила она. – Только Ольгу это не вернет. – Даже заметив его смешок на ее банальное просторечие, Света не смогла себя остановить. – И, знаете, Мирослав Николаевич. Вы никогда не думали, чем живет женщина?

– И чем же? – по его вздернутым бровям и наигранному тону Света поняла, что мужчина говорил с ней как с ребенком, всем своим могущественным существом выпячивая намерения раздавить ее.

– Любовью, – спокойно ответила она. – И когда ее лишают любви, она лишается разума. Думаю, это и есть причина смерти вашей дочери. Женщины сходят с ума от недостатка любви.

– Любовь – это само по себе сумасшествие, ибо оно лишает людей здравого рассудка, ведь ничего целесообразного с собой не несет.

Не удивившись его философии, она с сожалением сомкнула уста и продолжила спор:

– Любовь терпит крушение под понятиями таких как вы. А женщины вместе с тем сходят с ума. Или делают множество ошибок.

– Не тебе судить об этом, дорогая моя.

– Да. Не мне, – она с сожалением поджала губы. – Судьи уже все куплены. Кто бы ни судил.

– Ты знаешь, – его голос сменился на угрожающий, – я только потерял дочь, и мне все равно, как за нее мстить.

– Вы знаете, – умиротворенно ответила она, уткнувшись в окно, где по стеклу капли дождя рисовали прозрачные полосы, – если я потеряю Костю, то мне тоже будет все равно. Просто все равно. Такое вот равнодушие без мести, о которой вы говорите. Потому что месть опустошает еще больше, чем равнодушие. Она уничтожает человека, его душу. А без души человек перестает существовать. Он становится тенью.

– На философа претендуешь?

– Ну что вы? Какой из меня философ? Я просто живу.

– Ты слишком много знаешь, как я посмотрю. А ты в курсе: кто много знает, долго не живет?

– Жизнь в мире, где царит фальшь, – напрасная жизнь, как по мне. Поэтому этим вы меня не запугали.

– Да, тебе в своей пустой жизни вряд ли есть что терять. Ты и не особо печешься о ней, как я посмотрю. Но… что ты скажешь о ребенке, который не успел еще познать эту самую жизнь? Пусть даже во лжи и фальши…

Его злорадная ухмылка и такая равнодушная угроза в адрес невинной души повергли Свету в немыслимый шок, и сейчас она стала четко понимать всю значимость своей персоны в этой истории, если человек позарился даже не на неё, а на её не рождённого племянника. Ее сердце содрогнулось. От страха за семью. И от человеческой жестокости.

– Чего вы хотите? – всеми силами сдерживая в себе эмоции, спросила она, немедленно принимая решение ни за что в жизни не ставить под угрозу родных людей.

– Ты знаешь, что мне от тебя нужно, – говорил он.

– Я исчезну из его жизни, – в какой-то момент Света и сама поверила, что с легкостью на это согласилась. Но она уже запланировала найти какой-то выход. Ибо без Кости тоже не представляла себе жизни. – Единственное, что скажу вам на прощанье: я никогда не согласилась бы на связь с женатым человеком, поскольку мне самой изменял муж, я думаю, вы в курсе моей биографии. Но я успокоилась, когда узнала, что для Ольги брак с Костей был тяжелейшей ношей, нести которую ей удавалось только благодаря свиданиям с ее настоящей любовью.

– Ты думаешь, я не знал об этом?

И здесь вторично Мирославу удалось привести Свету в дичайшее изумление. И она сдавленно проговорила:

– И вы намеренно не позволяли ей быть счастливой?

Потёмкину сковал шок и ужас, – такое небезразличие, как будто тема касалась именно её.

– Да что вы, дети, можете знать о счастье? – в его голосе вдруг послышалось отцовское сожаление, и Света ясно осознала, что этот человек очень хочет любить, но просто не умеет. Очевидно, его некому было учить. Вот! Вот, от чего в сердце человека возникает столько злобы – от катастрофического недостатка любви!

– Но вы ведь знаете, что Костя невиновен! Он ведь невиновен! – это прозвучало кричащей мольбой.

– Какая разница, Светонька? Не виноват в этом, так виноват в другом! У него был шанс сделать ее счастливой.

– Я думала, такие сюжеты бывают только в кино, – с нескрываемой горечью сказала она и пронзила его печальным взглядом, будто невидимой стрелой боли из глаз хотела достать до совести в его душе. – Но человеческая жестокость имеет свойство создавать страшные сценарии – порой даже такие, какие тяжело уживаются в здравом мозге. И тем более – сердце.

С этими словами она вышла из автомобиля, уверенно приблизившегося к ее дому. Ясное дело: этот человек хочет показать свою вездесущность и власть. Кто может затмить эту власть? Может, и правда, Бог? Кто-то же должен быть сильнее этого чудовища!





«Не вздумай ждать»




Она не помнила, как приплелась к подъезду – все время казалось, что кто-то вот-вот сзади подскочит и зажмет рукой ей рот, или выстрелит в спину… Закрыв за собой дверь, Света согнулась в истерическом припадке, пытаясь прорвать через свое горло рыдания, которые осели где-то глубоко в сердце.

Облокотившись о холодную стену и тут же скатившись по ней, она присела, словно ища своим телом опору. Страх трепал ее, вытрушивая последние остатки жизни из изможденной души. И теперь это был страх даже не за Костю. А за сестру и младенца, который еще не родился, но уже вовсю готовился к появлению на свет.

Топот приближающихся шагов заставил Свету содрогнуться и ощутить остатки жизни где-то внизу, в собственных пятках. И она почувствовала, как провалилась в какую-то пропасть.