Дар

— Ты не перестаешь удивлять меня, Лекси.

— И чем же? — парирую я с возмущением в голосе. Он относится ко мне снисходительно, но я не позволю ему думать, что я глупая школьница.

— Потому что война с наркотиками бесполезна. Кто-то всегда пытается заработать доллар, и что может быть лучше, чем наркотики? — говорит он с вызовом в голосе.

Я долго и напряженно обдумываю его ответ. Он прав в одном: пытаться уничтожить наркотики — все равно, что пытаться спасти тонущий корабль, вычерпывая воду ведром. Поэтому я говорю на том языке, который он поймет.

— А как насчет проституции?

Его брови удивленно взлетают вверх. Он делает глубокий вдох, проводит рукой по лицу и тихо смеется.

— А что насчет проституции?

— Это самая древняя профессия в мире. Разве ты не можешь покончить с наркотиками и заняться борделями?

— Ты считаешь, что я заставлю женщин заниматься проституцией?

Ого!

— Полегче, приятель. Я ничего не говорила о том, чтобы кого-то принуждать. — Он откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, явно забавляясь. — Сотри эту глупую ухмылку со своего лица.

Он медлит, но опускает уголки губ. Однако теперь улыбка появилась в его глазах.

— Я говорю о том, что можно предложить безопасное место для работы, хорошие деньги, хорошую клиентуру, определенные стандарты для женщин и для клиентов и зарабатывать деньги так.

Люди все еще усаживаются за стол. Женщины смотрят на Джуда и быстро переводят взгляд на меня, в основном игнорируя меня, пытаясь привлечь внимание Джуда. Его внимательность не ослабевает, и за исключением нескольких кивков головой и пожатия рук, он не отвлекается.

— Интересно, — бормочет он, оглядывая комнату. — Ты довольно прогрессивно мыслишь. Большинство людей скажут, что проституция так же вредна, как наркотики или огнестрельное оружие. Но ты предлагаешь альтернативу наркотикам и оружию. Вот только разве проституция — это выход? К сожалению, этот мир не из лучших. Это не блестящие радуги и единороги. Это дерьмо. Когда я отойду от дел или умру, сотня людей займет мое место.

Это, конечно, вызывает больше вопросов.

— Тогда почему тебя еще не убили? Если мир такой беспощадный, каким ты хочешь его показать, то почему тебя еще не… как сказал бы кто-то такой, как ты… не «порешили»?

Передо мной ставят маленькую тарелку, я смотрю на невероятно крошечную закуску.

— Ты меня забавляешь, Лекси. Я могу умереть, только если один из моих людей убьет меня, или от старости. Я хорошо защищен. Очень хорошо защищен. — Он съедает свою крошечную порцию еды и смотрит на мою. — Ты собираешься это съесть?

Он многозначительно смотрит на мою маленькую тарелку.

— Да, я собираюсь это съесть. Что бы это ни было. Черт. — Я беру свою вилку.

Раз, два, три — и моя тарелка становится чистой. На ней ни крошки.

— Тебе понравилось?

— Это еда. Мы можем вернуться к тому, зачем мы вообще здесь?

— Чтобы собрать деньги на реабилитационный центр.

— Да ладно, серьезно? Ты не видишь в этом ничего смешного?

— Для меня это способ платить меньше налогов.

Держа стакан с водой, я замираю и смеюсь.

— Ты платишь налоги? То есть, по-настоящему? Ты не производишь впечатления человека, который платит налоги.

Необычный звук привлекает мое внимание, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть. Как будто что-то тащат через равные промежутки времени. Я нахожу источник шума и смотрю на него. Это человек, и он сильно хромает.

— Это он, — шепчу я Джуду.

— Кто? — он наклоняется, чтобы посмотреть в ту сторону, куда смотрю я.

— Он, — шепчу я, оборачиваясь, когда взгляд Хромоножки касается меня. — Парень, который разговаривал с Альфредом.

— Та-ак, — медленно говорит Джуд. — Я знал, что Альфред создаст мне проблемы, но Марио… Я удивлен.

— Марио — Хромоножка?

— Хромоножка? — переспрашивает Джуд.

Я легонько шлепаю его по ноге и смеюсь над собой.

— Я просто назвала его так, потому что не знала имени. Не то чтобы я смеялась над ним, просто это было трудно не заметить.


Джуд кладет свою руку на мою и сжимает. Мое глупое сердце решает прямо в этот момент резко застучать, заставляя мое глупое лицо расплываться в улыбке от этого глупого прикосновения. Идиотка.

Уф.

— Ты действительно меня забавляешь.

Пустую тарелку забирают, другую ставят передо мной. В ней больше еды, чем в предыдущей. Мы с Джудом спокойно едим, но все это время он смотрит на меня или на Альфреда, который сидит через два столика от нас спиной к нам. Хромоножка сидит за другим столом и довольно далеко от Альфреда.

— Ты знал, что они знакомы? — спрашиваю я, проследив за его взглядом.

— Этот бизнес большой, но все знают друг друга. Например, — он замолкает и хватает проходящего мимо официанта с шампанским за руку. — Кто я такой?

Уши официанта быстро розовеют, и он смотрит себе под ноги.

— Вы мистер Кейли, сэр. — Джуд отпускает запястье официанта, и тот поворачивается и уходит от нас как можно быстрее.

— Некоторые из нас не нуждаются в представлении, а у некоторых слишком известная репутация.

— Тебе нравится, когда люди тебя боятся.

— Должен признать, в этом есть свои преимущества, — самоуверенно говорит он.

— Потому что люди напуганы. Значит, для тебя это сила? — я знаю, что в любой момент он может наброситься на меня, может быть, даже ударить, но если я теперь принадлежу его миру, по крайней мере, я могу попытаться понять его.

— Основное стремление людей — контролировать других, говорить им, что делать, командовать ими. Для меня, да, это сила. Мне нравится входить в комнату и смотреть, как люди либо дрожат от страха, либо возбуждаются и хотят трахнуть меня. Мне нравится наблюдать за людьми и их реакцией, и еще больше мне нравится, когда они умоляют меня не убивать их. За выражением, которое появляется у человека, когда он вот-вот умрет. Это даже не в лице, не в напряжении тела. Это видно по глазам. За несколько секунд до смерти они осознают все, что натворили, все то, что привело их к смерти.

Слова Джуда приводят меня в ужас; я не могу не думать о том, какое он чудовище. Его слова тревожат, но он произносит их с такой убежденностью и гордостью. Он открывает мне часть себя, которую вряд ли увидят другие, и я понятия не имею, почему он делится со мной. Я знаю, что задаю вопросы, но это кажется таким личным, интимным… это его страсть.

В его глазах горит огонь, искра, которая кажется фанатичной, и, возможно, так и есть. Я искренне сомневаюсь, что Джуд когда-нибудь оставит этот образ жизни, я вижу, как он им увлечен.

— Ты страшный человек, Джуд. — Мои слова прерывают поток его воспоминаний.

— Но только не для тебя.

— О, нет, ты меня тоже до смерти пугаешь. Я жду того дня, когда ты сорвешься и убьешь меня или ударишь.

Он откидывает голову назад; его лицо искажено тревогой и беспокойством.

— Потому что я делал тебе больно, пока ты была со мной?

— Был с тобой? Ты говоришь так, будто я хочу быть здесь.

— Ну… — он начинает говорить, но я поднимаю руку, чтобы остановить его.

— Я знаю условия, и я постепенно учусь принимать их, но это все еще не значит, что я хочу быть здесь.

Джуд вздыхает, а потом улыбается. Он резко встает и протягивает мне руку.

— Потанцуем? — спрашивает он.

Я оглядываю комнату и замечаю, что несмотря на то, что оркестр играет тихую музыку, никто не танцует.

— Никто не танцует. — Я выпрямляю спину и понимаю, что несколько человек поворачивают головы в сторону Джуда. — И люди пялятся.

— Ты слишком беспокоишься о том, что думают все остальные. Потанцуй со мной.

Он подает мне руку снова.

Я задираю подбородок и говорю:

— Я не умею.

Ха! Пусть он выглядит дураком из-за моего сопротивления.

Джуд склоняет голову набок и ухмыляется.

— Говорит девушка, посещавшая уроки танцев с восьми до пятнадцати лет.

Усмешка сползает с моего лица, когда я в удивлении открываю рот

— Понятно. — Я встаю, и Джуд отодвигает мой стул, как только я делаю шаг в сторону. — Я и забыла, что ты маньяк.

Я кладу свою руку в перчатке в его, и он ведет нас к танцполу. В зале тихо, все взгляды прикованы к нам.