Дамба

Видимо, вертолет обо что-то ударился при посадке, его сильно кренило, но Винсенту Лаурину было наплевать.

Эйнар. Эйнар. Эйнар.

Эйнар и Хенни в холодных объятиях реки. Он остался один.

Сделал широкий разворот над водой. В мутном потоке плыли останки домов, искореженные крыши, мебель – целый мир, все, из чего люди строили жизнь. Мяукающий котенок, насмерть перепуганная мать, двое детишек в ярких комбинезончиках, Эйнар, Хенни… Ничего и никого не осталось, все поглотила серо-бурая жижа. Перегной жизни, ее окончательный цвет.

Собственно, и ему полагалось быть там. Он не мог объяснить, что заставило его поднять машину в воздух. Какой смысл? И что теперь на очереди? Лететь к массиву Порте и завершить, как задумал? Уже была такая возможность. Несколько минут назад…

Но каждый пилот отчасти робот. Плот-Никлас[26]. Выполняет запрограммированные и отшлифованные до рефлексов механические движения независимо от сознания и обстановки. Если бы сейчас, в эту минуту, погасла Вселенная, он продолжал бы жать на педали и рычаги и следить за показаниями приборов. Оказывается, можно жить и так – как робот. Надежный автопилот, аккуратно облетающий зазубренные горные пики, торчащие из внезапно возникшего хаоса взбунтовавшейся воды.

Отпустить рычаг. Откинуться в кресле, закрыть глаза и отпустить рычаг. Десять секунд. Пусть двадцать. Самое большее – тридцать, и все кончено.

Он так и сделал, отпустил рычаг, но рука помимо воли тут же потянула его на себя. Тело сопротивлялось. У тела были свои желания. Какие? Поскорее попасть домой, к примеру. Встать под горячий душ. Домой? Это куда – домой? В сад с выкопанными пионами?

Не надо было этого делать. Дались ему эти пионы… Теперь валяются в овражке в лесу, а могли бы напоминать о Хенни.

На глаза навернулись слезы. Внезапно возникло желание напиться вмертвую, больше ни о чем не думать, превратиться в тесто, в безмозглую амебу. Как Эйнар. Он никак не мог понять… да этот тип конченый алкаш! И Хенни оставила его ради этого пьяного, жирного болвана? А может, это любовь? Похоже… даже наверняка. Настоящая любовь. И если так, то что это значит? А вот что: ему, Винсенту Лаурину, любовь недоступна. Жизнь чересчур коротка, чтобы такому научиться.

А теперь у Эйнара сколько угодно питья. Продолжает похмеляться. Видно, начал еще до завтрака, а теперь валяется где-то там, среди развалин своей роскошной виллы. Захлебнулся, не приходя в сознание.

А он, Винсент, сидит за штурвалом вертолета. Машина повреждена, топливо кончается. Но в воздухе держится, несмотря на все жесткие посадки. И он ею управляет.

Провел по глазам тыльной стороной ладони. Рука мокрая. Ловиса… что он ей скажет? Мама погибла. Мамы больше нет, и в этом отчасти и его вина. Он обязан был отказаться лететь к Эйнару. Надо было высадить Хенни на поляне у овражка:

– Вот тебе твои вонючие пионы.

И тогда она была бы жива. Разъярилась, начала швырять в него камни, ругаться на чем свет стоит, но не погибла бы. Он мог спасти ее жизнь.

Внезапно вертолет слегка тряхнуло. Винсент очнулся – похоже на внезапный порыв ветра. Рефлекторно выправил машину и тут же заметил – баланс изменился. Крен исчез. С удивлением выглянул в окно. Сначала услышал легкий всплеск – то ли услышал, то ли показалось. И только потом заметил белую розетку пены. Он не сразу связал этот всплеск со странным поведением машины, но понял почти мгновенно: с вертолета что-то упало.

Винсент вгляделся. В мутной беспокойной воде мелькнул малиновый сполох.

Хенни!

Исчезла.

Винсент заложил крутой поворот. Слишком крутой, машина потеряла высоту и стабильность. Автоматически выправил, не отрывая глаз от реки. Никого. Река поглотила надежду. Он лихорадочно следил за течением, пытался запомнить ориентиры…

Как это возможно? В последнюю секунду перестала нянчить Эйнара и бросилась к вертолету? Успела уцепиться за шасси? И кричала, конечно… кричала как могла, но разве расслышишь за грохотом мотора и воем лопастей? Держалась до последнего, а потом сил не хватило. Заледенели руки, отчаяние пересилило желание жить.

Куда могло ее унести? Или угодила в водоворот и ее засосало на дно?

Винсент кружил в десяти метрах над потоком, взбивая пену ветром от лопастей, наращивал спираль и вглядывался, вглядывался… вглядывался так, что забывал сморгнуть и глаза казались чужими. Может, чуть ниже по течению, вон там, у сломанной ветлы? Господи, сколько мусора… Белое пластмассовое ведро, несколько сбитых досок, наверняка бывший кусок веранды. И мутная, глинистая вода, ледяная, маслянистая на вид жижа, стремящаяся в бесконечность.

Стоп… что-то малиновое… старый пластиковый пакет? Нет, это не пластик. Ткань. Похоже на ткань. Но не шевелится… мало ли что?

Винсент перевел машину в режим зависания, открыл дверь и что есть силы крикнул. Кричал и кричал… Голос расщепился надвое, потом еще надвое, и еще… кричал, покуда не почувствовал в гортани металлический привкус крови.

Пошевелилась?

Он чуть не уронил машину. Судорожно схватился за рычаг подъема – снова сработал рефлекс. Баланс восстановлен.

А где малиновая куртка? Опять скрылась под водой? Нет… вон она. Похоже на смятый мешок. Не шевелится. Медленно плывет по течению… нет, чуть медленнее. Почему-то медленнее.

Внезапно увидел руку. Слабый взмах, безнадежная попытка повернуться в воде.

На этот раз он снизился до предела, который во всех инструкциях считается недопустимым. Тем более когда невозможно уследить за плывущими бревнами, остатками домов. Порыв ветра, машину качнет, шасси зацепится за топляк – и пиши пропало. Вертолет, твой верный слуга, опрокинется, как жук на спину, и станет малозначительной частью всего этого апокалиптического мусора. Поплывет вместе с ним.

Опять выпала из поля зрения. Он доверился интуиции, чиркнул шасси по воде. Сможет ли она? Хватит ли сил? Осторожно приподнял вертолет – как будто бы нет, никакой дополнительной тяжести не почувствовал. Но ведь и раньше не чувствовал, думал, что повреждено шасси. Может, Хенни без сознания? Или просто выбилась из сил? Или вообще у нее нет желания жить? Хочет остаться там. С Эйнаром.

Винсент взял немного влево. Что-то тяжелое ударило в стойку – должно быть, бревно. Лишь бы не застряло. Отлетел чуть в сторону… вроде бы освободился. Набрал высоту, но машина стала тяжелее. Может, какая-то доска или отломанный сук? Видеть он не мог, но малиновое пятно в воде исчезло. Он не стал вглядываться – все равно это был последний шанс. По корпусу вертолета при малейшем повороте проходила легкая вибрация. Он вспомнил, как перевозил убитых лосей на саамской осенней охоте – корпус вертолета вздрагивал при любом качании подвешенной на стальном тросике туши. И все время казалось, что он слышит крик. Винсент понимал, что это иллюзия, невозможно перекричать рев мощного турбодвигателя. Везде одно и то же – взбесившаяся река, мутные потоки, хаос. Летел очень низко, четыре-пять метров. С такой высоты много не увидишь. Надо бы подняться повыше, но он не решался – вдруг она не удержится.

Заметил вдалеке прямую черту. Дорога? Нет… высоковольтная линия. А дальше лес.

Держись, Хенни. Винсент поднял машину метров на двадцать и полетел над макушками деревьев. Лес ощетинился пиками елей, как средневековое войско. Слава богу, оказался небольшим. За лесом уже луг.

Винсент опять опустил машину, несколько секунд летел над заросшими пожелтевшей травой кочками, давно отцветшим иван-чаем и осотом.

Садиться он не решился, чтобы не придавить Хенни шасси. Завис в метре и выждал. Когда понял, что она уже на земле, отлетел метров на двадцать и посадил машину – небрежно и жестко. Не выключая двигателя, сорвал наушники, спрыгнул на землю и побежал к Хенни, машинально отметив, что никакой ошибки при посадке не совершил. Лучше не посадишь, на этом лугу не найти более или менее ровного участка. Он несколько раз споткнулся, поскользнулся на раскисшей глине и чуть не упал, проклиная этот луг и эту бесконечную, заполонившую весь мир воду. Эта чертова осень испортила все, его жизнь утонула в льющейся с небес серой ядовитой слюне.


Яркое малиновое пятно выглядело совершенно чужеродным в мутном промозглом пейзаже. Как роскошный садовый пион, вываленный из тачки в лесной овраг.

– Хенни!

Куртка насквозь промокла, прилипла к телу. Швы потемнели. Хенни лежала на боку, уткнувшись лицом в траву.

Он опустился на колени, потряс за плечо… надо же что-то сделать, она должна очнуться.

– Хенни…

Осторожно повернул, она оказалась неожиданно тяжелой. Что-то хрустнуло. Волосы облепили лицо. Он отвел их в сторону – глаза широко раскрыты, как при шоке.

– Все хорошо, Хенни… теперь все хорошо. Мы на суше. Мы оба на суше…

Не отвечает. Что-то не так.

Мощный удар паники. Наклонился поближе – слава богу, дышит. Быстрое поверхностное дыхание, грудь еле заметно поднимается и опускается.

– Тебе холодно?

Кажется, услышала. Губы и ноздри задрожали, как у кролика. Он торопливо снял летную куртку, укрыл ее и подоткнул со всех сторон, укутывая, как маленького ребенка.

– Летим в больницу, Хенни.

Те же пустые, немигающие глаза. Время… что-то случилось со временем. Оно идет слишком медленно, будто преодолевает сопротивление своего вечного спутника – пространства.

Винсент подвел руку ей под спину и попытался ее посадить.

– Поднять тебя? Посадить? Подскажи, что мне делать? Нести?

Нести… вряд ли он ее донесет. Она должна идти сама, а он ей поможет, заведет руку себе за шею и будет поддерживать за талию.

Из горла Хенни вырвался хриплый крик. Она начала отбиваться, и он ее отпустил. Возможно, причинил ей боль.

– Что с тобой, Хенни?

Лицо ее исказила страдальческая гримаса. С тихим стоном показала вниз.

Нога. Наверное, сломана нога. Он осторожно ощупал бедро, колено, голень. Потрогал ступню. Никакой реакции – мышцы расслаблены и неподвижны. Вроде бы переломов нет.

– Пошли, – решил Винсент.

Хенни попыталась его ударить. Винсента ни на миг не оставляло чувство, что надо торопиться, времени нет. Ей срочно нужна медицинская помощь. Не обращая внимания на сопротивление Хенни, поймал ее руки, прижал к туловищу и поднял. Колени подогнулись, бедра начали дрожать. Силы были на исходе.

– Помоги же, Хенни!

И опять этот влажный, отвратительный хруст. Хенни тоже его услышала и начала отчаянно царапать ногтями его руки.

Винсент опустил ее на траву.

– Я не могу тебя здесь оставить! – выкрикнул он чуть не со слезами в голосе. – Что я потом скажу людям? Себе самому?

Вот так всегда и начиналось. Его первая подача, сейчас она что-нибудь съязвит в ответ. Все как всегда.

Но Хенни молчала. Белое, бескровное лицо, смотрит куда-то в сторону. Только сейчас он заметил пузырящуюся пену в углах рта. Пена на глазах становилась все гуще и темнее.

– Потерпи, Хенни… Прости меня.

Он попытался вытереть пену ладонью, но только размазал по лицу. Голова ее безвольно моталась из стороны в сторону, он осторожно положил ее себе на бедро. Погладил по голове, потом еще раз. Глаза ее постепенно закрывались, становились все уже. Это пугало его – она должна оставаться в сознании. Нагнулся, прикоснулся губами к холодной щеке и вздрогнул, настолько мягкой и нежной показалась кожа. Прикосновение превратилось в поцелуй, очень нежный и осторожный, – он и сам не понял, как это получилось. Прихоть памяти? Время сделало петлю и встретилось само с собой: они опять в Рауте… их первые выходные вдвоем. Ночь в маленьком прицепе, единственный пойманный голец, запах оленьих шкур и керосинового камина.

Внезапно ее начал бить озноб. Замерзла… еще бы не замерзнуть. Он прижался к ней, попытался согреть, но успеха не добился, дрожь перешла в конвульсии.

– Они в лесу, в овражке, – беспомощно прошептал он. – Я тебе покажу, они наверняка живы…

Слышит ли она? Руки ее свело судорогой, пальцы сжались, как цветочный бутон. Он зачем-то раз за разом пытался их расправить. Почему-то было важно, чтобы рука ее вновь стала мягкой и податливой.





Глава 48