Дальгрен
Часть 38 из 208 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Зря ты это носишь.
Бобби заложил руки за спину и хмыкнул, словно этот обмен репликами повторялся в их спорах то и дело.
– Почему он зря это носит?
Бобби ответил:
– Она думает, если носить, с тобой случится ужасное. Боится. Свою сняла.
Джун прожгла его взглядом.
– Знаешь, что я думаю? – сказал Бобби. – Я думаю, с теми, кто сначала носил, а потом снял, случится еще страшнее!
– Я не снимала.
– Снимала!
– Не снимала!
– Снимала!
– Она была не моя! И нечего было говорить, что нашел. Наверняка с теми, кто их крадет, случается совсем страшное.
– Я не крал!
– Крал!
– Не крал!
– Крал! Уй-й!.. – Она завершила этот антифон, в сестринском бешенстве всплеснув руками.
Он снова укусил мяклый хлеб; проглотил, запив теплой колой: зря. Вернул на стул и то и другое.
– Я пошел домой, – сказал Бобби. – И ты пошли. Нам велели вместе. – И удалился за дверь.
Она ждала. Он смотрел.
Ее рука шевельнулась в складках юбки, потянулась было вверх. Потом она подняла голову.
– Может, лучше тебе…
– Ой, да он на разведку пойдет. – Презрение?
– Зачем тебе искать… Джорджа?
Она поморгала. Слово потерялось во вдохе.
– Я… я должна. Я хочу! – Ее руки тщились подняться, одна, затем другая, и обе удерживали друг друга по очереди. – Ты его знаешь?
– Видел.
Пепельный блонд, глазки светлые – но какой жар во взоре.
– Ты просто… живешь на улице?
– Ага. – Он вгляделся в ее лицо. – Мне пока не нужно было… – Жар жаром, но прояснял он мало что. – Я тут совсем недавно – не то что ты. – Он заставил себя опустить плечи: они сдвинулись, готовясь отразить то, что он даже не осознал как атаку. – Надеюсь, ты его найдешь. – Не атака; только этот жар. – Но конкурентов у тебя навалом.
– Что?.. – И едва он это понял, весь жар угас. – Ты чего хочешь? – Говорила она устало, а выглядела так, будто если повторит, голоса вообще не будет. – Ты зачем… сюда пришел?
– Прибраться… не знаю зачем. Может, на нервах поиграть. Давай я приберусь? А ты иди лучше вниз. – Он подобрал еще кусок бумаги и сложил, рокоча ею и хлопая, до приемлемого размера.
– А… – И она вдруг снова стала очень юной девочкой, и все. – Ты просто… – Она пожала плечами; и ушла.
Он одолел бумагу, унес обнаруженный под ней хлам в кухню, поднял и поставил еще какую-то мебель, а между тем размышлял об этой семье.
Они заполняли его мозг, когда он наконец протиснулся в забитую комнату; раздумывая о них, он сделал бесчисленные выводы – и все растерял среди скребущих ножек стульев, подкашивающихся столов для бриджа, ящиков, которые не лезли в свои шифоньеры. Одна мысль, однако, не ушла на глубину за все время, что понадобилось, дабы перенести пять предметов в подметенную гостиную: попытки сохранить здравость рассудка в таком вот безумии сводят нас с ума. Он поразмыслил, не записать ли это в тетрадь. Но ни одному слову (а он даже вытащил ручку) недостало веса пригнуть его кисть к бумаге. Мысль исчезла в петельном скрипе, когда он впихивал выдвижную доску в письменный стол с крышкой. Кто сгрузил сюда всю эту рухлядь? (Порыв? Нажим? Усилие?.. но оно было чрезмерно, когда он двигал вокруг бюро поставленную на попа тахту.) Подмышки скользкие, шея грязная – он вкалывал, раздумывая о часах и жалованьях. Но не поймешь, сколько времени просквозило, пока ты тасовал и раскладывал столько пустопорожних реплик.
Когда он вышел на балкон, небо уже было каменно-темное. Носовую полость жгло. На земле вроде бы что-то шевельнулось. Но, взявшись за перила и нагнувшись посмотреть, он увидел только дым. И предплечья ныли. Он зашел в квартиру. Доел сэндвич. Допил колу – теперь не только теплую, но и выдохшуюся.
Работать до заката в городе, где никогда не видно солнца? Он засмеялся. Эти пускай нахуй идут – он не поволочет столько барахла в подвал! Сопя, он прошелся между комодами, мягкими креслами, тахтами и буфетами. Посетила мысль переставить все это в другую квартиру на том же этаже. Потом следующая мысль: а чего нет-то?
Великаном он развернулся в мебельном лесу высотой ему до пупа. В здании, по сути, никого больше нет. Кто узнает? Кто расстроится? В мочевом пузыре вдруг стало жарко; он зашагал по коридору.
Ванную в глубине ниши отмечал проблеск плитки над порогом. Внутри он щелкнул выключателем; свет загораться не пожелал. Но, развернувшись, он голенью долбанулся о стульчак.
Темно хоть глаз выколи, но он подумал: ну а что такого?
Особый звук собственной влаги, а также внезапная и горячая сырость под ногой дали понять, что он промахнулся. Он сдвинул прицел, но плеск воды в воде не воспел его успех. Оборвать струю? Воспоминание о желтом взрыве боли в основании пениса… Потом подотрет. И он предоставил моче течь.
Он вывалился из темноты и сказал:
– Ёпта!
Мокрая нога оставила растекшийся отпечаток на тетради, лежавшей за дверью. Прокралась за ним следом, в грязи захотела вываляться? Нет; он вспомнил (гамма черно-белая; бесцветная… точно во сне), как прихватил ее с собой, намереваясь что-то записать. А когда свет не включился, бросил ее под дверью.
3
– Это я, Шкедт.
– А, ой, секундочку.
Упала цепочка. Открылась дверь.
За спиной Джун на столике с телефоном мерцали свечи. Свет из гостиной кидался зыбкими тенями на коврик. Из двери дальше по коридору вытек дрожащий оранж.
– Заходи.
Он следом за Джун вошел в гостиную.
– Что ж. – Мистер Ричардс выглянул поверх «Вестей», сложенных в квадратик. – Вы, я вижу, и после заката сильно задержались. Как делишки?
– Нормально. В дальней комнате была куча битого стекла. Туалетный столик перевернулся.
– Убрали мебель? – крикнула миссис Ричардс из кухни.
– Всё в гостиной. Завтра дальние комнаты разберу и освобожу. Там несложно.
– Это хорошо. Артур?..
– А, точно, – сказал мистер Ричардс. – Мэри выложила вам полотенце. Идите примите ванну. Электробритвой пользуетесь?
– Нет.
– У меня есть, если хотите. Но я вам безопасную выложил. Лезвие новое. Мы хотим пригласить вас остаться на ужин.
– Ой, – сказал он, желая уйти. – Это очень мило. Спасибо.
– Бобби, ты в ванной свечи поставил?
Бобби поверх своей книжки ответствовал:
– Умгм.
– Жизнь при свечах, – сказал мистер Ричардс. – Ничего себе, да?
– Хотя бы газ не отключили, – опять возвысила голос миссис Ричардс. – Тоже неплохо. – И шагнула в дверь. – Бобби, Артур, оба! Слишком темно читать; глаза испортите.
– Бобби, убери книгу. Ты слышал, что сказала мать. Ты и так слишком много читаешь.
– Артур, слишком много чтения не бывает. Но глаза. – И она снова удалилась в кухню.
В книжном шкафу у кресла мистера Ричардса (ни он, ни Бобби читать не перестали), между «Потерянным раем» издания «Классического клуба» и какой-то томиной Миченера[15] стояла книжка потоньше, белые буквы по черному корешку: «Паломничество / Новик». Он выудил книгу с полки. Свечи окропили обложку светом.
– А миссис Браун в итоге пришла?
Он перевернул книжку. Черные керамические львы в шкафу смотрели мимо и поблескивали. В аннотации на задней обложке – всего три строчки, не говорящие ничего. Он снова посмотрел на переднюю: «Паломничество» Эрнста Новика.
– Как сядем есть, она придет. Она всегда приходит, – фыркнула Джун, ожидая возражений отца или матери. Никто ей не возразил. – Это поэт, про которого в газете писали. Бобби вчера добыл маме в книжной лавке.
Он кивнул.
– Мэм? – И заглянул в кухню. – Можно посмотреть?
Бобби заложил руки за спину и хмыкнул, словно этот обмен репликами повторялся в их спорах то и дело.
– Почему он зря это носит?
Бобби ответил:
– Она думает, если носить, с тобой случится ужасное. Боится. Свою сняла.
Джун прожгла его взглядом.
– Знаешь, что я думаю? – сказал Бобби. – Я думаю, с теми, кто сначала носил, а потом снял, случится еще страшнее!
– Я не снимала.
– Снимала!
– Не снимала!
– Снимала!
– Она была не моя! И нечего было говорить, что нашел. Наверняка с теми, кто их крадет, случается совсем страшное.
– Я не крал!
– Крал!
– Не крал!
– Крал! Уй-й!.. – Она завершила этот антифон, в сестринском бешенстве всплеснув руками.
Он снова укусил мяклый хлеб; проглотил, запив теплой колой: зря. Вернул на стул и то и другое.
– Я пошел домой, – сказал Бобби. – И ты пошли. Нам велели вместе. – И удалился за дверь.
Она ждала. Он смотрел.
Ее рука шевельнулась в складках юбки, потянулась было вверх. Потом она подняла голову.
– Может, лучше тебе…
– Ой, да он на разведку пойдет. – Презрение?
– Зачем тебе искать… Джорджа?
Она поморгала. Слово потерялось во вдохе.
– Я… я должна. Я хочу! – Ее руки тщились подняться, одна, затем другая, и обе удерживали друг друга по очереди. – Ты его знаешь?
– Видел.
Пепельный блонд, глазки светлые – но какой жар во взоре.
– Ты просто… живешь на улице?
– Ага. – Он вгляделся в ее лицо. – Мне пока не нужно было… – Жар жаром, но прояснял он мало что. – Я тут совсем недавно – не то что ты. – Он заставил себя опустить плечи: они сдвинулись, готовясь отразить то, что он даже не осознал как атаку. – Надеюсь, ты его найдешь. – Не атака; только этот жар. – Но конкурентов у тебя навалом.
– Что?.. – И едва он это понял, весь жар угас. – Ты чего хочешь? – Говорила она устало, а выглядела так, будто если повторит, голоса вообще не будет. – Ты зачем… сюда пришел?
– Прибраться… не знаю зачем. Может, на нервах поиграть. Давай я приберусь? А ты иди лучше вниз. – Он подобрал еще кусок бумаги и сложил, рокоча ею и хлопая, до приемлемого размера.
– А… – И она вдруг снова стала очень юной девочкой, и все. – Ты просто… – Она пожала плечами; и ушла.
Он одолел бумагу, унес обнаруженный под ней хлам в кухню, поднял и поставил еще какую-то мебель, а между тем размышлял об этой семье.
Они заполняли его мозг, когда он наконец протиснулся в забитую комнату; раздумывая о них, он сделал бесчисленные выводы – и все растерял среди скребущих ножек стульев, подкашивающихся столов для бриджа, ящиков, которые не лезли в свои шифоньеры. Одна мысль, однако, не ушла на глубину за все время, что понадобилось, дабы перенести пять предметов в подметенную гостиную: попытки сохранить здравость рассудка в таком вот безумии сводят нас с ума. Он поразмыслил, не записать ли это в тетрадь. Но ни одному слову (а он даже вытащил ручку) недостало веса пригнуть его кисть к бумаге. Мысль исчезла в петельном скрипе, когда он впихивал выдвижную доску в письменный стол с крышкой. Кто сгрузил сюда всю эту рухлядь? (Порыв? Нажим? Усилие?.. но оно было чрезмерно, когда он двигал вокруг бюро поставленную на попа тахту.) Подмышки скользкие, шея грязная – он вкалывал, раздумывая о часах и жалованьях. Но не поймешь, сколько времени просквозило, пока ты тасовал и раскладывал столько пустопорожних реплик.
Когда он вышел на балкон, небо уже было каменно-темное. Носовую полость жгло. На земле вроде бы что-то шевельнулось. Но, взявшись за перила и нагнувшись посмотреть, он увидел только дым. И предплечья ныли. Он зашел в квартиру. Доел сэндвич. Допил колу – теперь не только теплую, но и выдохшуюся.
Работать до заката в городе, где никогда не видно солнца? Он засмеялся. Эти пускай нахуй идут – он не поволочет столько барахла в подвал! Сопя, он прошелся между комодами, мягкими креслами, тахтами и буфетами. Посетила мысль переставить все это в другую квартиру на том же этаже. Потом следующая мысль: а чего нет-то?
Великаном он развернулся в мебельном лесу высотой ему до пупа. В здании, по сути, никого больше нет. Кто узнает? Кто расстроится? В мочевом пузыре вдруг стало жарко; он зашагал по коридору.
Ванную в глубине ниши отмечал проблеск плитки над порогом. Внутри он щелкнул выключателем; свет загораться не пожелал. Но, развернувшись, он голенью долбанулся о стульчак.
Темно хоть глаз выколи, но он подумал: ну а что такого?
Особый звук собственной влаги, а также внезапная и горячая сырость под ногой дали понять, что он промахнулся. Он сдвинул прицел, но плеск воды в воде не воспел его успех. Оборвать струю? Воспоминание о желтом взрыве боли в основании пениса… Потом подотрет. И он предоставил моче течь.
Он вывалился из темноты и сказал:
– Ёпта!
Мокрая нога оставила растекшийся отпечаток на тетради, лежавшей за дверью. Прокралась за ним следом, в грязи захотела вываляться? Нет; он вспомнил (гамма черно-белая; бесцветная… точно во сне), как прихватил ее с собой, намереваясь что-то записать. А когда свет не включился, бросил ее под дверью.
3
– Это я, Шкедт.
– А, ой, секундочку.
Упала цепочка. Открылась дверь.
За спиной Джун на столике с телефоном мерцали свечи. Свет из гостиной кидался зыбкими тенями на коврик. Из двери дальше по коридору вытек дрожащий оранж.
– Заходи.
Он следом за Джун вошел в гостиную.
– Что ж. – Мистер Ричардс выглянул поверх «Вестей», сложенных в квадратик. – Вы, я вижу, и после заката сильно задержались. Как делишки?
– Нормально. В дальней комнате была куча битого стекла. Туалетный столик перевернулся.
– Убрали мебель? – крикнула миссис Ричардс из кухни.
– Всё в гостиной. Завтра дальние комнаты разберу и освобожу. Там несложно.
– Это хорошо. Артур?..
– А, точно, – сказал мистер Ричардс. – Мэри выложила вам полотенце. Идите примите ванну. Электробритвой пользуетесь?
– Нет.
– У меня есть, если хотите. Но я вам безопасную выложил. Лезвие новое. Мы хотим пригласить вас остаться на ужин.
– Ой, – сказал он, желая уйти. – Это очень мило. Спасибо.
– Бобби, ты в ванной свечи поставил?
Бобби поверх своей книжки ответствовал:
– Умгм.
– Жизнь при свечах, – сказал мистер Ричардс. – Ничего себе, да?
– Хотя бы газ не отключили, – опять возвысила голос миссис Ричардс. – Тоже неплохо. – И шагнула в дверь. – Бобби, Артур, оба! Слишком темно читать; глаза испортите.
– Бобби, убери книгу. Ты слышал, что сказала мать. Ты и так слишком много читаешь.
– Артур, слишком много чтения не бывает. Но глаза. – И она снова удалилась в кухню.
В книжном шкафу у кресла мистера Ричардса (ни он, ни Бобби читать не перестали), между «Потерянным раем» издания «Классического клуба» и какой-то томиной Миченера[15] стояла книжка потоньше, белые буквы по черному корешку: «Паломничество / Новик». Он выудил книгу с полки. Свечи окропили обложку светом.
– А миссис Браун в итоге пришла?
Он перевернул книжку. Черные керамические львы в шкафу смотрели мимо и поблескивали. В аннотации на задней обложке – всего три строчки, не говорящие ничего. Он снова посмотрел на переднюю: «Паломничество» Эрнста Новика.
– Как сядем есть, она придет. Она всегда приходит, – фыркнула Джун, ожидая возражений отца или матери. Никто ей не возразил. – Это поэт, про которого в газете писали. Бобби вчера добыл маме в книжной лавке.
Он кивнул.
– Мэм? – И заглянул в кухню. – Можно посмотреть?