Дальгрен

Шкет покачал головой. Хотят, чтоб мы посрались и подрались прямо здесь, подумал он.

Кошмаров хохот начался раскатисто, а затем съежился до хриплого боевитого добродушия.

Кто-то еще приподнял голову с груды одеял, сонно похлопал глазами, потом ухмыльнулся:

– Эй! – и неуклюже воздвигся на ноги, одной рукой почесывая сначала вспотевшие волосы на лбу, затем майку на животе. Другая рука забинтована до плеча. – Эй, это Шкет! Вернулся к нам пока?

– Как дела, Сиам? – рискнул тот. Коричневое перекошенное лицо, что раскачивалось туда-сюда на полу в автобусе, было… другое? Да нет, не очень…

– Порядок! – Сиам пригнул голову, улыбаясь от уха до уха. – Нормально. Порядок! – Здоровая рука пощупала повязку; палец проскакал по грязной ткани (Кошмар все мял многоглавую выпуклость плеча, выдававшую тренировки с весами). Сиам глянул на остальных, смутился, ухмыльнулся сквозь смущение и тоже сел на корточки, имитируя Шкета.

Леди Дракон крикнула:

– Где вы там застряли? Я кофе хочу!

– Тут у них чашек маловато. – Парень держал две чашки в руках, а еще три обнимал. Волосы – чехарда золотого лома; грудь, подбородок и ягодицы – сплошь волдыри и пустулы; ногти на руках и ногах грязные, а сам голый. – По-моему, у них на всех не хватит. – И он заозирался.

– Дай Кошмару, Малыш. – Леди Дракон взяла чашку себе.

Вошел Денни. Тихонько сел подле Шкета, скрестил ноги, облокотился; джинсовым коленом задел Шкета по голени.

Кошмар взял чашку и знаком велел Малышу оделить Денни.

– И Шкету дай…

– …Только если осталось мне. – Саламандр натянул второй сапог и дважды топнул. Посмотрел на Шкета.

– Мы тогда с Адамом из одной. – Малыш кисло глянул на чашки.

Шкет взял свою и подумал: если б не хватило, нам бы, небось, пришлось драться.

Саламандру чашка досталась. И Сиаму тоже.

– Адам! – окликнула Леди Дракон. – Малыш посуду уже раздал. Где кофе-то?

Вошел Адам – бурое лицо в парно́й вуали. Пар перекатывался по цепям на груди. Копна густых темных волос.

– Прошу. – Он налил Леди Дракон, перешел к Кошмару. Штаны были ему велики, сбились – или, может, сползли под весом цепи, служившей ему ремнем.

Шкет протянул чашку обеими руками, почувствовал жар.

Малыш посреди комнаты разглядывал последнюю чашку – интересовался, насквозь ли треснула.

– Целый склад, – повторила Леди Дракон. – Когда этот закончится, сходи сам и возьми.

– Ёпта. – Адам сощурился в пару́. – Мы ж целую коробку притаранили. – Почесал грудь; цепи заворчали.

– Я по жратву в набеги не хожу. – Кошмар подул – пар перетек по рукам. – По жратву я не ходок, сама, блядь, знаешь.

– У нас тут столько дармоедов, – сказал Саламандр своей чашке, водруженной на правое колено. – Может, и придется. – Не поднимая головы, снова покосился на Шкета. – С каждым днем все больше.

– Вам-то осталось? – договорила Леди Дракон Адаму; тот заглянул в дымящийся кофейник и кивнул. Она перевела взгляд на Саламандра и загоготала: – На Шкета наезжаешь, а? Чего ты на него наезжаешь?

– А того, что Саламандр у нас большой и тупой, – сказал Кошмар. – Мне-то что, мне Саламандр по кайфу. Большой, тупой и злой. А Шкет мелкий и умный. Но тоже, небось, злой.

– Когда меня подстрелили, – сказал Сиам, – Шкет меня в автобус затащил. Шкет не злой…

– Ай, да заткнись нахуй! – взревел Кошмар и резко перекатился на колени.

Сиам плеснул кофе себе на руку.

Кошмар нет.

Сиам поставил чашку, потряс пальцами, пососал костяшки.

Кошмар заржал, глотнул и опять заржал.

Саламандр поморгал, потер бороду веснушчатым запястьем и еще глубже втянул голову в плечи.

Шкет стиснул пальцы на чашке; руку неприятно жгло.

– Эй, Саламандр? – Шкет пошевелил мозолями на обжигающем фарфоре. – Эй, Саламандр, как думаешь, чего они нас стравливают?


Рыжий с дивана прожег его глазами.

– Я наполовину индеец, – сказал Шкет. – А ты… ты кто? Наполовину ниггер?

Он глянул на Леди Дракон – та переводила взгляд с Саламандра на Шкета и обратно, мерцая черными глазами на темном лице, точно сдерживала усмешку. Кошмар – кожа прозрачно-белая, невзирая ни на какие мускулы, – смотрел поверх чашки прямо-таки недоуменно.

– Они думают, небось, что все выйдет по-простому, да?

Злость Саламандра обернулась озадаченностью. И вдруг разразилась смехом.

– Ага, – сказал он. – Ага, вот только… – Он большим пальцем указал на Кошмара, на Леди Дракон. – По-простому, еще бы. Только наполовину индеец – это полукровка, так? А наполовину ниггер в этих краях – обыкновенный ниггер, и все дела. – Смех гавкнул, запрокидывая Саламандру голову. Но нараставший гнев вытек в комнату презрением.

Смех Леди Дракон утоп в кофе, громко забурлившем под ее опущенными глазами.

– Мы с Саламандром, – Шкет выставил руку вперед для равновесия, покачался, поднялся, – мы с ним на одной стороне, да? – Он перешагнул через кого-то спящего. – Оно и к лучшему, когда вокруг такие сволочи.

– Раскусил он тебя, белек, – хмыкнула Леди Дракон Кошмару.

– Ай, да помолчи уж, – откликнулся тот.

– Он вас обоих раскусил, – сказал Саламандр. – Господи… – Он порылся под девушкой на диване, вытащил свой жилет.

Шкет хотел было обернуться к Денни; но в дальнюю дверь вошла его девчонка.

С очень удивленным лицом.

Шкет пересек комнату. Заметил, что за ним, натягивая жилет, наблюдает Саламандр. И Леди Дракон тоже, и Кошмар, и улыбки у всех разные.

– Кофе хочешь? – спросил Шкет.

Сунул ей чашку, а она взяла и удивилась еще больше. Он протиснулся мимо нее в дверь.

Раковина и столешница завалены посудой. Стол – мусором. Мусорный мешок под столом порвался.

Небо за сетчатой дверью волновалось и вертелось, как зверь на цепи.

Шкет остановился на замусоренном линолеуме и поднес руки к лицу…

Забыл про ножи.

Вдавил основание свободной ладони в глаз. Чистый металл и грязная плоть – он поднес ближе к лицу вооруженную руку, и металл пощекотал ему щеку.

За металлом, и кожей, и сеткой, и деревянными крышами на той стороне улицы небо текло, и пузырилось, и сочилось небом.

Я, подумал Шкет, поиграю в эту игру еще час. Один час. А потом пойду и займусь еще чем-нибудь. Я устал. Это несложно. Просто я устал.

Он тер глаз, пока пятна света не заслонили и ножи, и руку, и небо.

В соседней комнате смеялись.

Чего я тут хочу?

Мальчика? – подумал он, чтобы посмотреть, как эта мысль канет. Мне ведь он по-прежнему нравится? Мне с ним уже скучно (а в мыслях: и все это – гарантия, что ему по-прежнему нравлюсь я).

Ланья, сердито подумал Шкет, ушла. Почему. Потому что я невозможный. И в ошеломлении понял, что хочет ее.

Двойной смех распался на мальчишеский и девичий. Когда они обогнули Шкета, рука в руке, она поспешно отвела взгляд. А Денни не отвел.

Шкет почувствовал, как у него меняется лицо, и не понял, куда оно меняется. Но от этой перемены Денни остановился.

– Иди отсюда, – сказал Денни девчонке.

Та поглядела на них по очереди, с растерянностью и… жаром? А потом слиняла назад в гостиную.

После паузы Шкет сказал:

– Я твоей подруге не очень нравлюсь.

Плечи у Денни подергались мелко и резко.

– Ты с ней неплохо обошелся.

– Да хер там. – Может, велеть Денни уйти, как тот велел своей девчонке. – Иди сюда.

Денни подошел.