Да здравствует Король!

Последняя часть затянувшегося путешествия сохранилась в памяти Саиль обрывками. Не то чтобы происходящее ее потрясло – бойня черноголовых была намного страшнее, – скорее наоборот, почитай ничего серьезного и не случилось.

Из-за беспорядочных остановок до Кунг-Харна добирались почти двое суток. Постепенно самообладание возвращалось к Саиль, люди вокруг становились знакомыми и привычными. Вот сосредоточенно молится деревенский жрец, этой молитвой словно бы отгородившись от всех бед, своих и чужих. Рядом безутешно рыдает старушка, потерявшая сына (печатный не сумел переступить заветной черты). Капризничают дети, испуганные необычным поведением взрослых. Едущие в грузовом вагоне люди обещали время от времени обливать ослицу водой. Припасами белые поделились с семейством, в ходе стремительного бегства оставшимся вообще без багажа, молоком – с молодой матерью, у которой от пережитого волнения пересохла грудь. Провидец, силой интуиции восполняющий недостаток словарного запаса, легко находил тех, кто готов помочь им, и сам указывал на нуждающихся в помощи, но сочувствие вызывали не все.

Одетый в халат чиновника мужчина громко поносил каких-то разгильдяев, приставал к попутчикам, требуя от них убрать вещи, не пихаться, не шуметь, не дышать, попытался выбросить из вагона дряхлого старика, заподозрив в нем изгоняющего-дезертира (да даже если бы и черный, много ли он наворожит в таком возрасте!). Люди пугливо жались, стараясь отодвинуться от смутьяна, не привлекать его внимания, не возражать. За обиженных им пассажиров никто даже не вступился! Саиль совсем уже созрела возвысить голос, но ее опередил вагоновожатый, властно призвавший пассажира к порядку. И грозный дебошир, успевший запугать полвагона, превратился в испуганного мямлю, плаксиво жалующегося на грубость служащих чугунки. Поразительная метаморфоза!

Горы паровоз одолел одним рывком, за четыре часа ни разу не остановившись. Убийственная в прямом смысле слова жара (ночью из вагона вынесли двух скончавшихся пассажиров) спала, а вот воду набирать стало негде. Саиль нечем было обмыть малыша, и непривычный к такому обращению Пепе горько плакал. Конец путешествия все приняли с огромным облегчением.

Спустившись на дрожащий под ногами деревянный перрон, Саиль подозрительно огляделась. А, собственно, где Кунг-Харн? Поезд остановился на каком-то полустанке, ни положенного по Уложению вокзала, ни завалящей станционной будки около него не наблюдалось. Вокруг громоздился унылый каменный хаос, единственный путь между валунами и обрывами перегораживала аляповато сделанная, но очень высокая стена (тут Саиль внезапно вспомнила про каторжан), колея чугунки уходила дальше, но люди высаживались здесь.

– А мы точно приехали туда, куда надо?

– Угу, – кивнул Лючиано и замялся, подбирая слова. – Это – северная рокада, ее провели, чтобы разгрузить старый перевал, но дальше почему-то не продлили. Кунг-Харн – там!

Кашляющая, вздыхающая, шаркающая толпа медленно вытекала с перрона по узкой лестнице. Просто поразительно, как много народу способен везти один-единственный паровоз! Служители с зелеными повязками чрезвычайных уполномоченных выстраивали прибывших рядами по три и направляли в сторону единственных ворот в ограде, но дальше покамест никого не пропускали. Саиль горестно вздохнула (кто знает, сколько придется ждать)…

И тут давешний шумный чиновник вознамерился реквизировать для себя ослицу! Не по чину ему, видите ли, идти пешком, наравне с печатными. Ради себя она не стала бы возражать, но Пепе нужно было молоко, без правильного питания малыш мог заболеть, поэтому Саиль клещом вцепилась в повод, который рвал из ее рук гораздо более сильный взрослый. А потом Лючиано привел подмогу – занимавшегося распределением беженцев служителя. Раздраженный чужим самоуправством кунгхарнец прямо заявил скандалисту, что никаких прав тут у него нет («И даже паек тебе придется зарабатывать»), а жаловаться на это он может сразу Наместнику («Прямо сейчас к нему и отправишься!»). На угодившего в переплет смутьяна оглядывались не без злорадства (кажется, он успел обидеть решительно всех), к месту волнений уже проталкивались плечистые стражники (откуда только взялись), но Саиль не держала на беспокойного попутчика зла – сердобольные женщины утянули безвинно пострадавших детей в самое начало очереди, и буквально через четверть часа они официально стали переселенцами в Кунг-Харн. К слову говоря, не имея при себе ни денег, ни документов.

– Уф! – Познание правды жизни давалось белой очень тяжело. – Ой! Мы же не спросили, где искать дядю!

– Только давай это делать не здесь, – опасливо оглянулся мальчик (знакомый дребезжащий тенор раздавался почти у самых ворот).

– Давай, – легко согласилась Саиль.

И они бодро зашагали вперед, благо шанса заблудиться не существовало. Единственная дорога сделала два широких изгиба между скал и ухнула вниз, а маленькие путники замерли, потрясенные чистотой и простором.

Когда Хребет Мира воздвигся к небесам, земная твердь прогнулась и пошла складками. За первой линией скал пролегла длинная пологая низменность, украшенная цепочкой озер. Наполняемые прозрачными стоками ледников, освещаемые ослепительным солнцем, они сверкали, словно редкая драгоценность.

– Алмазное Ожерелье империи, – восхищенно вздохнул Лючиано.

Теперь стало ясно, куда делся Кунг-Харн: город был рядом, но лежал приблизительно в километре ниже и левее, вдоль дороги, ведущей к старому перевалу. Резонно предположив, что ради нескольких человек паровой подъемник запускать не будут, юные путешественники отправились вниз своим ходом.

Саиль ликовала. Они сделали это!!! Пересекли море, целый континент, отбились от людей, ускользнули от ночного гостя и, наконец, достигли цели! Осталась мелочь – дядю найти.

Вот только – как? Адреса родичей тато ей не называл.

– Не знаете ли вы, где нам найти мастера Шу’Тимара? – повторяла Саиль на разные лады и не получала ответа.

Стражники молча прошли мимо – решать проблемы малолетних пастырей они не пожелали. Встреченные на дороге люди оказались сплошь приезжими. Лавок в Кунг-Харне было удивительно мало, а какие нашлись, стояли закрытыми, с вывешенными на дверях зелеными полотнищами. Похоже, местный градоправитель провозгласил (вполне оправданно) наступление «семиглавья» – времени исполнения части Уложения, посвященной стихийным бедствиям и войне. Но вот беда, именно ее-то Саиль и не знала!

Положение, как всегда, спас провидец: он взял паникующую спутницу за руку и повел куда-то через лабиринт враждебных улиц.

– Твой дядя уехал работать на шахты, – бормотал он под нос тихо, рискнув перейти на иноземную речь. – В шахтоуправлении должны знать, где он живет.

Саиль едва не расплакалась от облегчения.

Дом Смотрителей недр, как и полагалось, находился на главной площади, аккурат напротив Часовой башни, и выглядел, пожалуй, посолидней резиденции городского головы. Никого из старших смотрителей на месте не оказалось, но секретарь (первый встреченный Саиль в империи белый – не пастырь) посоветовал им поискать на Гранитной стороне.

– Там селятся все приезжие мастера. Или приходите завтра с утра – господин А’Раби поищет в архивах.

А где, как он полагал, они проведут ночь? Саиль поежилась – тень Хребта Мира легла на Кунг-Харн, и в городе заметно похолодало.

Гранитную сторону нашли по карте, а вот чтобы попасть туда, пришлось делать крюк – скотину через центр города не пропускали. Одно хорошо – в маленьком, едва ли на сотню домов квартале все друг друга знали и дом мастера Шу’Тимара показали легко. На Часовой башне еще не пробил вечерний колокол, а они уже стояли перед приличным двухэтажным домом, с небольшим двориком и кованными воротами.

И тут Саиль поняла, что не в силах прикоснуться к дверному кольцу.

– А вдруг они не захотят меня видеть? – нервничала она. – А вдруг – не узнают?

– Насчет этого, – улыбнулся провидец, – можешь не беспокоиться.

И гулко шлепнул медным кольцом по железной двери. Открыли почти сразу.

– Саиль?!!

– Тетя!!!

А дальше все смешалось. От внезапно отпустившего ее напряжения Саиль тряслась и плакала, жена алхимика и сама была в шоке. Присутствие духа не потерял только Лючиано: он потихоньку подталкивал рыдающих женщин вперед, непрозрачно намекая, что путникам неплохо бы отдохнуть и перекусить с дороги. Потом ослица издала душераздирающий рев, и тетя Рахиль на секунду опомнилась:

– Да что ж я вас на пороге-то держу!

Но дальше дворика они не ушли. Из дома примчались братишка Юри (заметно подросший) и сестрица Мио, ведущая за руку незнакомого бутуза. Гостью если и не узнали, то все равно обрадовались. Степень хаоса рывком увеличилась на порядок: Саиль с тетей ударились в слезы, дети восхищенно визжали и прыгали вокруг ослицы, Мымра ревела. Поднятый гвалт грозил поставить дыбом всю улицу, но тут от ворот раздался знакомый голос:


– Что тут происходит?

– Дядя! – счастливо вздохнула Саиль и без чувств рухнула на руки родных.

Короткий обморок избавил ее от долгих объяснений. Да и то сказать: о чем можно расспрашивать малолетних белых? Если они отправились в путь, значит, выбора не существовало, если дошли – повезло. Тем не менее желающие задать вопросы нашлись…

Стражники доложили десятнику о странном интересе приезжих к старшему алхимику Шу’Тимару (с точки зрения печатных, любые путешествующие белые были ненормальны, а значит – подозрительны), секретарь господина А’Раби выразил беспокойство судьбой детей в присутствии родни, а поскольку Кунг-Харн представлял собой по сути большую деревню, все заинтересованные стороны знали о новичках еще до того, как они постучали в заветные ворота. Повода суетиться не имелось, но к семи утра (чуть раньше, чем хозяин дома ушел на службу) в нужный дом явились посетители.

Интерес старшего пастыря Кунг-Харна Тай’Келли был понятен – наставлять молодежь на путь света полагалось именно ему. А вот староста светлой общины, Номори Каши вроде бы, беспокоился не по делу. Но это только на первый взгляд.

Недавно в Кунг-Харне случилось… нечто. Нечто, разбудившее дурную память, застарелый страх. И хотя причина бед вроде бы изжила себя, кому как не Номори знать, на что способны его сородичи, если дать им время подумать? Любые отношения властей и одаренных следовало держать под контролем.

Визит сразу не задался. Будить захворавшую племянницу Шу’Тимар не позволил. Ее спутник – юный маг – твердо заявил, что «плохо знать языка», из-за чего решить судьбу неучтенного волшебника немедленно не получилось. Тай’Келли послал со старшим сыном мастера записку о том, что алхимик не явится на службу по причине общественной надобности, все сидели в просторной гостиной, пили чай и ждали неизвестно чего.

Первым терпение потерял провидец.

Саиль давно уже не спала так сладко и безмятежно, если подумать, с того самого дня, как опустел их крумлихский дом. Пусть теперь она в далеком краю и будущее туманно, но рядом – близкие, а значит, не страшно ничего. Разбудило ее ощущение чьего-то присутствия – у кровати сидел Лючиано и виновато моргал.

– Там пришли… эти. Что им нужно, я понимаю, а правильно ответить – не могу.

Ах да, империя, пастыри, хранители устоев (непонятно только – каких). Саиль поймала себя на мысли, что без их внимания чувствовала бы себя намного спокойней (Жуть! Еще немного, и – в еретики.) Провидцу-то легко, ему многочисленные са-ориотские традиции глубоко безразличны…

– Ты что, собираешься врать пастырям? – охнула девочка.

– Когда это я врал пастырям? – возмутился Лючиано.

Развивать тему не стали. Саиль жестом отослала мальчика из комнаты и стала одеваться.

Тетушка оставила у кровати чужие, но очень приличные вещи – шаровары, тунику, вышитый девичьими узорами халат (даже стыдно надевать такие, не смыв как следует дорожную грязь). Неприбранные волосы Саиль тщательно спрятала под платок (так лучше, чем светить грязными патлами) и придирчиво осмотрела себя. Из зеркала на нее глядела смутно знакомая девочка, смуглостью лица и облупленным носом напоминающая служанку. Хорошо, что тато этого не видит! А под рукой – ни румян, ни белил. Ну да ладно, гости сами виноваты, что не известили о своем визите заранее. Одно нарушение традиций на другое нарушение традиций, считай, ни в чем не виноват. Саиль покидала женскую половину, твердо намереваясь утонченностью манер компенсировать затрапезный вид.

Не получилось.

Двое визитеров расположились в гостиной без должной степенности, до отвращения фамильярно. Один из них проявил достаточно уважения к дому, а вот другой даже не потрудился сменить на что-то приличное поношенный серый балахон. Вместо того чтобы чинно вести с хозяином мудрую беседу, незнакомец рыскал по комнате, нашел колыбельку Пепе и теперь гадливо, одним пальцем ковырялся в пеленках.

– Мальчик – черноголовый, – брезгливо сообщил он.

Слова приветствия умерли на устах Саиль, в груди словно что-то зазвенело, но не натянутая струна, скорее – извлеченный из ножен клинок. Малютку, за свою крохотную жизнь потерявшего всех родных, хотели обидеть! Она шагнула вперед, оттесняя чужака от ребенка, поймала взгляд кунгхарнца и твердо произнесла:

– Это. Мой. Брат!!!

Пастырь (а кто еще может ходить с такими лохмами?) отшатнулся, суетливо залебезил:

– Гм… Да… Брат, конечно!

Второй гость круто заломил бровь. Лючиано успокаивающе сжал ее руку. Саиль стушевалась, вынула Пепе из колыбели и принялась нянчить (так ей было спокойнее). Какой позор! Куда делись ее манеры? Тато не уставал повторять: невоспитанность грозит потерей лица прежде всего самому грубияну, и не важно, кто первый начал. С этого момента она ни единым жестом не нарушит этикет!

Однако зло свершилось: через сознание девочки словно пролегла грань, по одну ее сторону остались семья и Лючиано, а по другую – весь остальной мир (и конкретно вот этот пастырь). О первых надо было заботиться, а вторых… убедить вести себя хорошо, любыми средствами. И в таком разрезе предложение врать пастырю уже не звучало еретически.

В итоге этот разговор превратился в шедевр недоговоренности и умолчания. Короткое и не совсем законное пребывание в Ингернике словно бы выпало из чреды событий и погрузилось в тень. Концы истории непротиворечиво соединились, оставив за скобками пророка и его пророчество. Очень серьезно и подробно Саиль рассказывала, как они с тато покинули Крумлих, потому что в городе стало тревожно. Тато поручил ее заботам очень хороших людей, живущих в доме с большим парком, там они с Лючиано и познакомились. Она каталась на пони, училась читать и писать на разных языках, но про родных не забывала! В какой-то момент желание навестить родственников стало непреодолимым, и Саиль отправилась в путь.

– И те хорошие люди вас отпустили? – недоверчиво уточнил пастырь с безопасного расстояния. Подвох он чуял, но в чем его суть – не понимал.

– Не стали мешать, – невинно уточнила Саиль, мысленно попросив прощения у сторожа. – Мне ведь было очень надо. К тому же мы подробно выяснили дорогу.

Правда, не у людей. Зато атлас оказался предельно подробным!

– И ваш уважаемый отец не запретил подобную авантюру?

– Мы поделились с ним нашими планами, – кротко улыбнулась девочка. – Но папа не мог поехать с нами, он снова работает.

И она не соврала, нет, просто не объяснила, работает – где, и поделились – когда, а присутствующие не стали переспрашивать, самостоятельно достроив картину в уме. Это было хуже, чем обман – сознательная, расчетливая манипуляция. Саиль почувствовала себя преступницей.

А вот дядя, узнав, что старший Амиши остался по ту сторону Серой Смерти, явственно повеселел. Интересно, в каких отношениях на самом деле состояли ее родные? То, что тато не ангел, Саиль уже поняла.

– Относительно вашего… гм… юного спутника. Он иностранец?

Дети коротко посовещались.

– Лючиано сказал, – вежливо объяснила Саиль, – что родом с севера, но родные отослали его из дома три года назад. Они все сейчас далеко-далеко, в месте гораздо лучшем, чем это. Но он не сирота! Лючиано надеется встретить в Кунг-Харне брата, отправившегося на заработки, тот должен вот-вот приехать.

Страшно представить себе, что вообразили о прошлом провидца все эти люди! Даже у пастыря лицо стало сочувствующим.

– По-моему, эту беседу надо заканчивать, – постановил дядя.