Цирк семьи Пайло

Мугабо эта «идейка» представлялась отвратительной – он ненавидел почти всех в цирке и не испытывал ни малейшего желания выставлять себя им на потеху и выступать под их смешки и улюлюканье. Но над ним возвышался Курт…

– Очень неплохо, – прошептал он, в очередной раз потерпев поражение.

– Вот и замечательно! – воскликнул Курт, хлопая его по спине своей гигантской лапищей. – Я поставлю его в расписание через неделю. А теперь отправляйся репетировать. Скоро день представления, и ты должен вытащить кролика из шляпы. Да вытащить так, словно в последний раз. Очаровательного маленького кролика, Мугабо. Вот молодчина. Ступай, и да благословит тебя Господь.

По пути домой ярость Мугабо росла с каждым шагом. Вскоре она ослепит его, и он сможет видеть лишь добела раскаленную пелену перед глазами. «Он считает себя самым главным», – горько думал Мугабо. Загвоздка состояла в том, что он же прав – Курт и был самым главным.

Когда маг вернулся домой, руки у него тряслись. За сценой располагалась небольшая лаборатория, где он в свободное время изготовлял всякие снадобья и лекарства. Его глубоко огорчало, что к нему никто хотя бы иногда не заходил попросить какого-нибудь зелья, а они у него имелись от всех болезней – по крайней мере, он так полагал. Сейчас он чувствовал, что надо что-нибудь принять, чтобы успокоить нервы и пережить день не взорвавшись. Лиловая пузырящаяся смесь придется в самый раз – если это не от нервов, то он понятия не имел, от чего тогда.

Он угрюмо нахмурился, проходя мимо пустых пластиковых стульев и глядя на них, но застыл как вкопанный, когда вышел к сцене. На полу кто-то написал белой краской: «Считаешь себя УСПЕШНЫМ фокусником? Фокусничай с кроликом, урод».

Бормоча что-то неясное себе под нос, Мугабо рухнул на колени, вновь и вновь перечитывая надпись. У него вырвался хриплый вскрик. Вот и доказательство, начертанное огромными буквами: весь мир против него, усмехается у него за спиной. Единственное, чего он не мог понять: вандал обозвал его уродом за то, что он исполнял фокус с кроликом, или же за то, что исполнял его не очень хорошо?

Хотя это уже не имело значения. Он вытянул руку над буквами и с тем же хриплым вскриком плеснул на надпись огнем, его ладонь служила как бы жерлом, извергала оранжевое пламя. Слова потемнели, задымились, и вскоре на полу образовалось размытое выжженное пятно. Огромным усилием воли он взял себя в руки до того, как спалил всю сцену. Он схватил один из мешков, которые всегда держал под рукой, и загасил пламя.

Прошло еще немного времени, прежде чем Мугабо отправился за кулисы и обнаружил в лаборатории полный разгром: склянки перебиты, зелья расплесканы, а записи с формулами изорваны на мелкие кусочки. На стенах красовалась все та же надпись: «Считаешь себя УСПЕШНЫМ фокусником?» А рядом еще одна: «Даже будущее предсказать не можешь, урод».





* * *


Лежа в ванне, Шелис совершенно ясно сознавала, что за ней наблюдают с помощью украденного хрустального шара. Как и Курт, она могла ощущать его присутствие, словно нависающую сверху холодную тень.

Она по-прежнему терпеливо ждала, пока вор проколется. Братья Пайло, похоже, не понимали, какой редкой и драгоценной вещью является шар: и Курт, и Джордж напрочь игнорировали ее просьбы о помощи. Возможно, очередное нападение таинственных разрушителей заставит многоуважаемых братьев Пайло предпринять какие-то действия. Наверное, ей самой нужно организовать такое нападение.

Она высунула ногу из пены, позволив горячей воде стечь по лодыжке. Глаза ее была закрыты, а на губах гуляла ленивая улыбка.

– Смотри-смотри, свинья, – прошептала она. – Я тебя найду.

Она снова погрузилась в ванну, пытаясь решить, что сделает с похитителем, когда найдет его, а выбор перед ней открывался большой – и тут на нее нахлынуло. Это было сильное видение, яркое и четкое. Мугабо входит в ее хижину, глаза и руки у него горят. Она увидела себя, повернувшейся к нему в тот момент, когда ее охватил поток оранжевого пламени.

Сердце у нее заколотилось, и она с трудом подавила желание сейчас же вскочить, запереть все двери и выключить везде свет. Нужно выждать, запомнить видение как можно лучше, чтобы потом поискать какие-нибудь зацепки. Наконец, видение угасло: в самом его конце Мугабо стоял над ее пылавшим телом, оскалив зубы и визжа. Как только видение рассеялось, она вылезла из ванны, обтерлась полотенцем, прислушиваясь, нет ли снаружи чьих-то шагов. Она побежала в хижину, заперла дверь и села, напряженно задумавшись. Затем сняла со стен астрологические диаграммы, взяла карты Таро и направилась к дому любовника, чтобы там спрятаться. Ночь предстояла насыщенная и беспокойная.





* * *


Через некоторое время раздавшийся со стороны шатра Мугабо гулкий грохот заставил многих обернуться в том направлении. Они увидели взметнувшийся к небу столб огня, словно на гигантский батут приземлилась комета. По всему цирку пронеслась волна раскаленного воздуха.

Пожар вспыхнул через две минуты после того, как Мугабо вошел в свою лабораторию и увидел, во что превратилась его святая святых. Он сдерживался, пока не взобрался на крышу, где теперь лежал без сознания, истратив всю свою энергию.

Курт Пайло выглянул в окошко своего фургона, когда угасали последние вспышки пламени. Он приподнял брови и снова сел за стол. Фокусник, очевидно, репетировал перед представлением – вот что значит управленческое искусство. Если папаша в данном случае содрал бы с фокусника кожу, надругался бы над ним, а потом по ложечке скормил бы чудовищам из Комнаты Смеха и Ужаса, то Курт-младший шел артистам навстречу. Именно в этом залог эффективного менеджмента, господа.

– Представление будет что надо, – произнес Курт в пустоту.





* * *


Акробаты весь день провели на Аллее Развлечений, очаровывая женщин и заводя дружбу с мужчинами. Они вернулись поздно вечером и обнаружили, какому разгрому подверглись их реквизит и мебель, и пришли к единодушному согласию: в ближайшие несколько дней клоуны будут мочиться кровью и испражняться своими зубами.

– Нет, нет, нет, – возражал Рэндольф. – Нам надо действовать осторожно, пусть они немного поволнуются, пусть погадают, что их ждет.

– Может, и так, – отвечал Свен. – Но что бы мы ни сделали, это должно покончить с этой хренью раз и навсегда.

– Раз и навсегда? Единственный способ этого добиться – избавиться от всех, – заявил Тоскан.

– Ты же не думаешь всех их убивать? – спросил Рэндольф.

– По крайней мере одного или двух.

– И кого?

– Того старого урода. Может, его?


– Уинстона? – удивился Рэндольф. – Да нет, он не самый вредный из них. Кого-нибудь еще.

– Тогда кого?

– А вот новенького, – предложил Рэндольф. – Того рыжего, который над цыганами издевается. Как там его зовут-то?

Звали его Джей-Джей, и Рэндольф ни секунды ему не доверял. Остальные согласились, что он станет прекрасным примером для всех клоунов.





* * *


Джей-Джей убрал шар и улегся, размышляя о том, что бы такое придумать, чтобы краска ночью не стиралась и не размазывалась по подушке. Он было собрался сходить к Рафшоду и попросить того снова намазать его утром, как вдруг что-то нащупал под подушкой: сложенный листок бумаги. Он развернул его и увидел, что это письмо от Джейми. Очевидно, он должен был его обнаружить рано утром, как проснется. В нем говорилось:



«Дорогой Джей-Джей!

Извини, что я использовал так много порошка, но иначе я никак не мог заснуть после того, как проснулся весь перемазанный кровью. Я знаю, что у нас есть разногласия, но хотел бы предложить перемирие. Совершенно ясно, что после нескольких лет пользования гримом я окончательно исчезну. Но пока оставь меня в покое, а я оставлю в покое тебя. Что ты на это скажешь?»



Джей-Джей скомкал в кулаке записку и отшвырнул в сторону. Лицо его расплылось в широкой ухмылке.

– Вот что я тебе скажу, дружочек.





* * *


Мимо хижины укротителя львов и у самых деревянных ворот Аллеи Развлечений, прячась в тень, кралась какая-то фигура. Лишь самый зоркий глаз мог разглядеть его, клоуна Джей-Джея, вышагивающего, словно пугало, с топором в руках: то помахивая им, как тросточкой, то закидывая на плечо, как зонтик от солнца. При этом он едва слышно насвистывал песенку «Que Sera, Sera »[6].

Никто не слышал, как он тихонько приоткрыл дверь лачуги, стоявшей позади аттракциона «Подстрели утку, выиграй приз». Там жила пока что цыганка, мастерившая ожерелья из морских ракушек. Она была самой старой служительницей цирка и помнила, как Пайло-старший яростно орал на мелких цирковых сошек, могла припомнить, что случалось с молоденькими цыганками, которым выпало несчастье родиться симпатичными.

Кое-кто услышал пронзительный крик, который она издала в свой последний миг жизни в цирке, кое-кто услышал глухие удары обухом: бум, бум, бум. Никто не вышел узнать, что случилось, ведь в этом не было ничего нового. Служители сделали то же, что и всегда, когда слышали в ночи глухие удары: перепроверяли, что двери и окна накрепко закрыты, перекрестились и снова легли спать, гадая, чья же очередь настала на этот раз.

Джей-Джей по-прежнему ухмылялся, когда окровавленным пальцем малевал ответ для Джейми на двери шкафа. Второе послание он написал карандашом на стене за дверью комнаты, на тот случай, если Рафшод утром явится намазывать его краской; там говорилось, чтобы его в этот раз не беспокоили. Джей-Джей хотел, чтобы Джейми все увидел.





* * *


И Джейми увидел. Он проснулся под гомон цирка, готовившегося к близившемуся дню представления, и удивился – он не ожидал, что ему удастся воспользоваться телом в ближайшее время.

Взгляд его упал на дверь шкафа, и он с отчаянием вспомнил убийство прошлой ночью. На двери виднелось написанное кровью слово:



«ДОГОВОРИЛИСЬ»



Он придвинул к двери ящик, надеясь, что это даст ему время на раздумья в одиночестве. План сработал. Новый план был в том, чтобы выкроить себе еще один день: Джей-Джей заглотил наживку. Джейми перехитрил свое клоунское «Я». Если это удалось однажды, то получится и в другой раз. Но ему придется каким-то образом поддерживать создавшееся положение, провоцируя новые убийства, и при этом очищать память, когда наступит время наносить грим.

Он подошел к комнате Уинстона и постучал. Раздался сонный голос:

– Ну, что там еще? Неужели хоть одно утро выспаться не дадут?

Джейми вошел и рассказал ему о произошедшем с того момента, как Рафшод вчера намазал его краской, и объяснил, почему ему нужен еще порошок. Уинстон выслушал его кивая, словно он уже все это обдумал.

– Давай заключим соглашение. У меня достаточно порошка для того, чтобы скрывать от него твои воспоминания настолько долго, насколько нам нужно. Я почти не пользуюсь этой дрянью – от нее я чувствую себя из рук вон плохо, а веду себя уж совсем никуда не годным образом. Значит так – если ты придешь ко мне как Джейми, я даю тебе столько, сколько тебе надо. Если ты придешь как Джей-Джей, я посылаю тебя на все четыре стороны. Но взамен мне от тебя кое-что нужно.

– Разумеется, что угодно.

– Отдай мне хрустальный шар. Мне не хотелось его брать, потому что это грозит большими неприятностями, которые мне уж никак не нужны. Но я все обдумал. Слишком рискованно, что им пользуется Джей-Джей. Невероятно рискованно. Хотелось бы жить без того, что он видит каждый наш шаг.