Цирк семьи Пайло

Джей-Джей погрузился в унылое молчание и позволил Фишбою показать свои экспонаты. Тот разрешил Джей-Джею покормить Наггета, отсеченную голову, бросая белковые хлопья в доходившую тому до подбородка воду. Джей-Джей занялся армрестлингом с Йети и вчистую проиграл. Он посмеялся над Стивом, отчищавшим засохшую мясистую слизь со дна аквариума Тэллоу. Вышел Джей-Джей из Паноптикума в приподнятом настроении и не мог не согласиться с Гонко, что Фишбой славный парень, очень выдержанный, великолепный куратор.

День сменился вечером, когда они вернулись в свой шатер. Остальные клоуны играли в покер и болтали о дневной репетиции. Джей-Джей вспомнил, что сбежал с нее, и очень быстро сменил самодовольную размашистую походку на старушечье шарканье. Снова настало время мистера Робость, мистера Не-бейте-меня.

Уинстон что-то пробурчал себе под нос и скрылся в своей комнате. Когда Джей-Джей вошел, голова Гоши оказалась повернутой в его сторону, и он издал звук, похожий на уханье совы. Дупи развернулся.

– Эй, а вот и новичок. Гонко, новичок вернулся. Гонко, посмотри!

Гонко с прищуром поглядел на него.

– А-а, привет, юный Джей-Джей, – протянул он.

Джей-Джей дернулся назад, как будто его ударили.

– Заходи, приятель, – ласково позвал его Гонко. – Хороший ты наш. Мы тебя не тронем. Рафшод может, но мы ему врежем. Заходи, присаживайся, дружок.

Джей-Джей заставил руки задрожать, а губы скривились от испуга. Он медленно доковылял до стола и сел между Рафшодом и Дупи. Новичка нигде не было видно.

– Хорошие новости, парень, – объявил Гонко. – Репетиция прошла безупречно. Мы на время освободим Гоши от выступлений. Он немного не в себе из-за неприятностей с дамой сердца. Все эти женщины, да, Гоши?

Гоши издал утробный булькающий звук.

– Зато все остальные в форме, рвутся на сцену, работают как хорошо смазанная машина и вся такая чушь. Мы этих акробляхов по стенке размажем. И в этой связи я вспомнил… – голос Гонко утратил оптимизм. – Что ты им сделал?

Джей-Джею не хотелось снова говорить на эту тему. Он выскочил, словно огорошенный вопросом, резко развернулся и убежал, всхлипывая, как оскорбленная звезда мыльных опер. За ним никто не погнался.

У себя в комнате он прилег и стал обдумывать события минувшего дня. Он думал об Уинстоне и о том, как можно воспользоваться добротой старикана в своих целях. Если Джей-Джей хочет подняться в иерархии клоунов, настало время сделать первый шаг.

А теперь…

А что теперь? Стереть краску с лица? Вот черт подери. Джей-Джей пошарил вокруг в поисках тряпки. Становилось темно, так что он зажег свечу, бросавшую на стены его каморки дрожащие тени. Окружающая обстановка внезапно наполнила его любовью к новой работе и к новой жизни.

– Да, – прошептал он. – Это просто класс.

Он тщательно и начисто вытер лицо. Краска сходила легко благодаря пролитым за день поту и слезам. Он отшвырнул маслянистую тряпку, лег и тотчас же уснул.





* * *


Ему приснился кошмар. Череда скованных цепями людей стояла покорно, как скот, пока ее обходил Курт Пайло, по очереди высасывая у каждого из шеи кровь. Джейми протыкал их шеи пальцем, который превратился в тонкое острое лезвие, а Курт между глотками развлекал его светской беседой.

Джейми проснулся и сел, и как только он шевельнулся, на него обрушилась тошнота. Он стонал, скулил, молил Бога избавить его от боли. Казалось, изнутри его пожирает рой насекомых. Он никогда в жизни не чувствовал такой жуткой боли.

Вскоре он задумался, почему не пытается кричать. И закричал, но все звуки тут же гасли. Снаружи послышалось какое-то движение и гомон голосов. Затем вошел Уинстон.

– Ах да, – произнес старый клоун. – Совсем забыл. Побочное действие грима. Извини, Джейми, надо было мне вспомнить.

– Да ничего, – прохрипел Джейми. – Вот только как избавиться от боли?

– А да. У тебя остался тот кисет, который дал тебе Гонко? Твоя зарплата? Ну, порошок, понимаешь?

Джейми постарался вспомнить, сквозь очередной дикий кишечный спазм. Он свернулся калачиком и почувствовал, как лежавший в кармане кисет уперся ему в бедро. Он вытащил его и протянул Уинстону, державшему в руках маленькую керамическую мисочку.

– Я услышал о том, как ты здесь оказался, – сказал Уинстон, развязывая кисет. – И о том, как ты случайно проглотил самую малость этой дряни. Полагаю, что случайно, поскольку только идиот проглотил бы странный на вид, странный по запаху и странный по звуку порошок, который он только что подобрал с земли, куда тот выпал из кармана клоуна.

Пока он говорил, Уинстон высыпал в мисочку немного порошка. Тот зазвенел, как стекло.

– В любом случае – самой малой дозы хватило, чтобы привлечь к тебе внимание цирка. Но ты бы ничего особо не заметил, когда проглотил его. Ведь должным образом не подготовил? Эта штука хорошо избавляет от того, что тебя мучает, от всего, что тебя мучает. Только сперва ее нужно приготовить. Смотри…

Уинстон щелкнул серебряной зажигалкой и поднес пламя к дну мисочки.

– Нужен огонь, – продолжал он. – Порошок нельзя варить, держать над паром или на солнце. Только огонь.

От лежавших в мисочке плотных круглых кристаллов пошел синеватый дымок, они трещали и лопались. Вонь стояла жуткая. На мгновение Джейми показалось, что он слышит какой-то тихий звук, похожий на плач человека. Вскоре порошок расплавился в серебристую жидкость.

– Все, – произнес Уинстон, – загадывай желание.

– Чего-чего? – ахнул Джейми.

– Я же сказал – загадывай желание. Я не издеваюсь, давай живей, загадывай желание, глотай вот это, и тебе полегчает. Живо давай.


Джейми вытер с лица пот и просипел:

– Хочу, чтобы… О господи… Чтобы боль исчезла.

– Достаточно. Глотай. Быстро.

Джейми взял в руку миску и чуть не пролил содержимое на одеяло. Он поднес к губам и буквально всосал в себя жидкость. Боль почти моментально унялась, словно погасили свечу. Никаких ее отзвуков, никакого затухания – она исчезла, и все. Он недоверчиво ощупал себя и уставился на Уинстона, который сказал:

– Вот и полегчало.

Старый клоун встал и собрался уходить.

– Погодите минутку, – попросил Джейми, ощупывая живот. – Это и есть наша зарплата? Обезболивающее?

– Не только обезболивающее, – со вздохом ответил Уинстон, снова присаживаясь рядом. – Порошок доставляет тебе все, что хочешь, в разумных пределах, конечно. Некоторые называют его «порошком желаний». Он… стоит недешево, как я полагаю. Дороже всего остального. Дороже всего на свете.

Джейми сжал в ладони маленький бархатный кисет.

– Что вы имеете в виду? Я что-то попрошу, и это появится?

– Это работает не совсем так, – ответил Уинстон. – Все, что ты просишь, должно быть одобрено… Черт, как бы получше выразиться?

Он хлопнул себя по лбу, потом подался вперед и понизил голос до шепота.

– Должно быть одобрено высшей инстанцией в цирке. Выше, чем Курт Пайло, выше любого, кого ты встречал. Больше тебе сказать не могу, не хочу, да и просто не в состоянии, понимаешь? Давай на этом закончим. Существуют правила, а если попросишь того, что против правил, то пускаешь зарплату на ветер. А она нелегко достается.

– А как я узнаю, что просить, а что нет?

– Начинай с малого. С пустяков, как все мы. Не желай зла никому в цирке. Скорее всего, это не сработает, и, кроме того, счеты мы здесь сводим совсем не так. Порошком пользуйся экономно, накапливай его и береги. Никогда не знаешь, не придется ли завтра выпутываться из какой-нибудь передряги. Или проснешься с такой болью, что эта покажется цветочками.

Уинстон встал, всем свои видом демонстрируя, что у него где-то срочные дела. На пороге он задержался.

– Думай об этом, – сказал он, не поворачиваясь к Джейми, – как о крошечных молитвах, на которые легко ответить «да». Не увлекайся и не теряй головы. И не волнуйся, эти боли пройдут дня через три. Эта краска для лица – штука довольно сильная, как ты, наверное, уже заметил.

Уинстон ушел.

– Краска для лица? – повторил Джейми, и тут его словно ударило. – Вот блин… Уинстон! – заорал он. – А что вчера случилось?

Но Уинстон не вернулся.

Так что же произошло? После того как Уинстон его загримировал, день почти целиком состоял из каких-то отрывочных размытых образов. Он ясно вспомнил свое настроение – злобу, торжествующую злобу, готовую выплеснуться по любому, самому малейшему поводу. «Я стал кем-то еще, – подумал он, и его прошиб такой озноб, что он закутался в одеяло. – И я много чего натворил. Я полностью потерял самоконтроль».

Потом он вспомнил Курта Пайло, и как его глаза сверкали из-под низкого лба, словно молнии в грозовой туче. Джейми закрыл глаза и застонал, его вдруг затошнило.

«Вот это… я, блин… вляпался… по самые уши…»

И даже глубже. Теперь исчезли все сомнения касательно того, что говорила ему прорицательница, обо всем том невозможном, во что его просили поверить. Все было реально. После вчерашнего дня он мог не сомневаться, даже если бы попытался. Он стал частью цирка.

Теперь, наверное, самое время, как он рассудил, глотнуть еще порошка. Дрожащими руками, он отсыпал немного в керамическую мисочку, которую Уинстон оставил у носилок. Нашел коробок спичек, расплавил кристаллы в серебристую жидкость.

– Пожалуйста, дайте мне еще немного поспать, – прошептал он.

Он проглотил жидкость, поставил миску на место и едва успел улечься, как его молитву услышали.





Глава 11. Налет




День прошел своим чередом, из-за действия порошка или нет, но никто не пытался будить его до самой темноты, когда чья-то рука нетерпеливо потрясла его за плечо. Плохо соображая и пытаясь собрать в кучку путающиеся мысли, он таращился на силуэт в трехрогой шляпе с серебряными бубенчиками, тихонько позвякивавшими рядом с его постелью. Это был клоун, и на одно дивное мгновение он оказался в районе Нью-Фарм, гадая, что же клоун делает в его спальне. Но этот сладкий миг улетучился.

– Эй, Джей-Джей, – возбужденно шептал ему на ухо Рафшод. – Давай-ка просыпайся!

Джейми сел и протер глаза.

– Что? Я проснулся.

– Пошли со мной, будет круто. Намажь лицо краской. Без нее ты выглядишь как сосунок.

Жестко, но справедливо. Джейми вспомнил, как Уинстон предостерегал его не участвовать в авантюрах Рафшода, но в полусонном состоянии у него не хватило духу возражать. Он слышал, как Рафшод что-то ищет в потемках.