Чужие
Часть 83 из 97 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Наконец после кошмарного приключения в Монтерее и сумасшедших перелетов Паркер вошел в дверь скромного, но чистого здания, служившего терминалом и офисом аэропорта. По идее он должен был чувствовать себя как выжатый лимон. Но как ни странно, его переполняла кипучая энергия, требовавшая решительных действий. Он представлял себя быком, в ярости несущимся по полю, чтобы задать жару лисе, пугающей стадо.
Он нашел два таксофона, из которых работал только один, набрал номер «Транквилити», но телефоны мотеля не работали. Конечно, буря могла оборвать провода, но Паркер подозревал, что дело в другом, и забеспокоился. Он должен был добраться туда как можно скорее.
Всего за две минуты он узнал, что прокатной компании в аэропорту нет, а такси в городе всего три штуки, но сейчас, во время бури, все заняты, и ему придется ждать не менее полутора часов. Окинув взглядом терминал, он увидел двух человек со своего рейса и нескольких других, явно прилетевших на частном самолете перед самым закрытием аэропорта, подошел к одному, другому, третьему — безуспешно. В какой-то момент Паркер столкнулся с почтенным седовласым человеком, взволнованным не меньше его самого. Под распахнутым пальто виднелась сутана католического священника.
— Извините меня, пожалуйста, — сказал он Паркеру, — я священник, у меня срочное дело, вопрос жизни и смерти, мне непременно нужно попасть в мотель «Транквилити». У вас нет машины?
Доминик Корвейсис, натянутый как струна, сидел в машине Сарверов. Справа от него находилась пассажирская дверца, слева сидела Джинджер Вайс; он щурился, вглядываясь через лобовое стекло в снегопад, такой сильный, что казалось, будто они едут через бессчетное число белых марлевых занавесов. Доминик сверлил их взглядом так, словно за каждым его ждало какое-то невероятное откровение. Но когда очередной занавес расходился перед ними без всякого сопротивления, за ним оказывалось бесконечное число новых, раздувающихся, трепещущих, порхающих.
Спустя какое-то время Доминик понял, чего ожидает с таким напряжением: повторения вспышки, которая заставила его упасть на снег, когда он вышел из «Транквилити». Реактивные самолеты… Что случилось после того, как над ними пролетел третий, заставив его в ужасе упасть на землю?
Летящие снежинки превращали зимний день в гобелен, сотканный из миллионов идущих вкривь и вкось белых нитей, но в лощине не становилось светлее. Снежная буря принесла темно-серый мрак на землю за три четверти часа до окончания светового дня. Корявые зубчатые скалы и порой тополя неожиданно возникали из полутьмы, как доисторические животные — из первобытного тумана, каждый раз пугая своим появлением. Однако Доминик понимал, почему Джек пока не решается включать фары. Хотя снег и крутые стены лощины, в которой они находились, надежно скрывали их, но падающие мегатриллионы кристалликов льда отражали бы свет фар и направляли вверх: наблюдатели внизу наверняка заметили бы это свечение.
Они подъехали к месту, где едва видимые следы «чероки», словно следы двух громадных змей-близнецов, поворачивали на восток и вели в распадок, который выходил в главную ложбину. Следуя плану, Джек не последовал за Недом Сарвером и другими, а повернул на север, полагаясь на показания компаса Доминика.
Еще через сотню ярдов они достигли верхней части лощины, где та сужалась и заканчивалась крутым подъемом. Доминик думал, что им все же придется развернуться и последовать за Недом, но Джек переключил передачу, нажал на газ, и полноприводной пикап стал подниматься по крутому склону, каменистому и щербатому, — с множеством ям и взгорок. Джинджер Вайс все время падала на Доминика, что приводило к многочисленным, не лишенным приятности соприкосновениям.
В безотрадном сером свете уходящего дня, внутри серой потрепанной кабины пикапа Джинджер по контрасту казалась еще красивее, чем всегда. Белый снег в сравнении с ее ослепительными серебристыми волосами казался грязным.
Подпрыгнув и приземлившись так, что Доминик стукнулся головой о крышу, пикап перевалил через вершину, проехал по короткому спуску, потом по горизонтальному участку. Когда они вновь пошли на подъем, Джек вдруг ударил по тормозам и вскрикнул:
— Самолеты!
Доминик охнул и посмотрел вверх, сквозь мельтешение снежной бури, предполагая увидеть летящий на них самолет, но тут же понял, что Джек говорит о самолетах из прошлого. Он вспомнил то же, что менее часа назад вспомнил Доминик. Но, судя по тому, как уверенно сидел за рулем Джек, видение его не было таким же ярким, как у Доминика, — лишь беглый проблеск в памяти.
— Самолеты, — повторил Джек, держа одну ногу на тормозе, а другую на сцеплении и руками крепко сжимая руль; он смотрел на снег перед машиной и в то же время пытался припомнить прошлое. — Один-два пролетают с ревом, высоко, как ты и сказал. А потом еще один — совсем низко, прямо над кафе, а сразу же следом… четвертый…
— Четвертого я не вспомнил! — возбужденно сказал Доминик.
Ссутулившись над рулевым колесом, Джек сказал:
— Четвертый пролетел, как только я выскочил из мотеля. Вы все были в кафе, но не я. Я услышал ужасающий рев, дом задрожал, я выбежал из своего номера на улицу и увидел третий истребитель, кажется F-16. Он и в самом деле появился словно из ниоткуда. Ты прав. Летел в сорока футах над землей, не больше. И пока я осознавал все это, появился четвертый, пролетев ниже других, — появился из-за мотеля и промчался прямо над ним. Может, на десять футов ниже предыдущего. У меня за спиной треснуло стекло, когда он пролетал.
— А потом? — шепотом спросила Джинджер, словно более громкий голос мог спугнуть воспоминание Джека, так что оно ушло бы обратно в подсознание.
— Третий и четвертый истребители, которые летели низко, с ревом пронеслись к восьмидесятой, футах в двадцати над чертовыми высоковольтными линиями, можно было видеть огненно-красные воздухозаборники. Один взмыл вверх и свернул на восток, другой — на запад, потом оба развернулись и вернулись… и я побежал к вам… к тем, кто вышел из кафе… подумал, вы знаете, что происходит…
Снег молотил по лобовому стеклу.
Ветер, шурша, нашептывал свои тайны плотно закрытым окнам.
Наконец Джек Твист сказал:
— Это все. Больше я ничего не помню.
— Ты вспомнишь, — сказал Доминик. — Мы все вспомним. Блоки разрушаются.
Джек снова включил передачу и двинулся по следующему склону. Путешествие в Тэндер-хилл по обходному пути продолжилось.
Полковник Лиленд Фалкерк и лейтенант Хорнер, сопровождаемые двумя капралами СРВЧС в полном боевом вооружении, доехали в одном из шенкфилдских джипов «вэгониров» до блокпоста в западной части карантинной зоны. Поперек широких полос восьмидесятой стояли два армейских грузовика, полностью перегораживая путь на восток. (Путь на запад был перекрыт в десяти милях от этого места, по другую сторону от «Транквилити».) Ярко мигали аварийные маячки, установленные на ограждениях. Поблизости находилось с полдесятка солдат СРВЧС в теплой одежде. Трое из них, склонившись к окнам остановленных машин, разговаривали с водителями, вежливо объясняя, в чем дело.
Лиленд, приказав Хорнеру и двум капралам ждать в машине, подошел к сержанту Винсу Бидакьяну, отвечавшему за эту часть операции.
— Как дела? — спросил Лиленд.
— Хорошо, сэр, — ответил Бидакьян, чуть повышая голос, чтобы полковник слышал его за воем ветра. — Машин на дороге мало. Буря началась к западу отсюда, поэтому те водители, у кого есть хоть капля здравого смысла, остановились в Бэттл-Маунтине или даже в Виннемукке. Будут ждать, когда кончится снегопад. А все дальнобойщики, похоже, решили спрятаться и не пробиваться в Элко. Голову даю на отсечение: прежде чем тут накопится очередь в две сотни машин, пройдет не меньше часа.
Они не заворачивали водителей назад в Бэттл-Маунтин, говоря, что операция продлится всего час и ожидание не будет слишком утомительным.
Более длительное перекрытие привело бы к скоплению большого числа машин даже при таком редком трафике, как в этот день во время снежной бури. Чтобы разбираться со столькими недовольными водителями, Лиленду нужно было немедленно поставить в известность полицейское управление Невады и шерифа округа. Но он не хотел втягивать в это дело полицию — разве что в самом крайнем случае: те быстро запросили бы подтверждения его полномочий от армейского начальства, и вскоре выяснилось бы, что полковник взбунтовался. Если копов не ставить в известность о перекрытии в течение всего получаса, а потом, когда они обнаружат блокировку, еще несколько минут морочить им голову, о выходе Лиленда из повиновения станет известно, когда остановить его будет уже невозможно. Ему требовался всего час, чтобы захватить всех свидетелей в мотеле и перевезти их в пещеры Тэндер-хилла.
— Сержант, — сказал он Бидакьяну, — позаботься, чтобы у всех водителей было достаточно бензина. Каждому, у кого бензин на исходе, закачивайте по десять галлонов из неприкосновенного запаса, что ты взял.
— Да, сэр. Я так и думал, сэр.
— Ни копов, ни снегоуборщиков пока не видно?
— Пока нет, сэр, — ответил Бидакьян, оглядывая короткий хвост скопившихся машин, к которому в заснеженных сумерках приближались еще две пары фар. — Но кто-нибудь появится в течение десяти минут.
— Знаешь, что им надо говорить?
— Да, сэр. Из машины, направлявшейся в Шенкфилд, случилась небольшая утечка. В машине были как безопасные, так и токсичные жидкости, так что мы не…
— Полковник! — лейтенант Хорнер вышел из «вэгонира» и быстрым шагом направился к Лиленду. На нем было столько объемной одежды, что он казался в два раза толще обычного. — Сообщение от сержанта Фикса из Шенкфилда, сэр. В мотеле что-то не так. Вот уже пятнадцать минут не слышно ни одного голоса. Только радио. Очень громко работает. Он считает, что там никого нет.
— Они перешли в это чертово кафе?
— Нет, сэр. Фикс считает, что их там просто нет, сэр.
— Нет? И куда же они могли деться? — спросил Лиленд.
На ответ он не надеялся и ждать его не стал. Он бросился к «вэгониру», чувствуя, как колотится сердце.
Ее звали Талия Эрви, и она походила на Мари Дресслер, которая играла буксирщицу Анни в тех замечательных старых фильмах с Уоллесом Бири[34]. Талия была еще крупнее далеко не миниатюрной Дресслер: крупнокостная, широколицая, с большим ртом и тяжелым подбородком. Но это была самая красивая женщина из всех, что Паркер Фейн видел в последнее время: она не только предложила подвезти его и отца Вайкезика из аэропорта до мотеля «Транквилити», но и отказалась брать за это деньги.
— Да мне все равно, черт побери, — сказала она голосом, тоже немного похожим на голос Мари Дресслер. — Я никуда особенно и не собиралась. Домой только, приготовить себе обед. Если откровенно, повар из меня никакой, так что пытка откладывается. По правде говоря, когда я думаю о своем мясном рулете, то понимаю, что вы оказываете мне огромную услугу.
У Талии был десятилетней давности «кадиллак» размером со средний корабль, с зимними покрышками и цепями для езды по снегу. Она утверждала, что на этой машине можно ехать куда угодно в любую погоду, и называла ее Старая кляча. Паркер сел спереди, рядом с ней, отец Вайкезик — сзади.
Они проехали менее четверти мили, когда услышали экстренное сообщение о предполагаемом разливе токсичного вещества и перекрытии восьмидесятой федеральной магистрали к западу от Элко.
— Ах эти тупоголовые, безрукие, проклятые кретины! — Талия сделала звук громче, но одновременно повысила голос, чтобы перекрикивать радио. — Если ты возишь такую опасную дрянь, так делай это так, будто у тебя тут младенцы в стеклянных колясках. Нет же — вот вам, второй раз за два года.
Паркер и отец Вайкезик ни слова не могли сказать. Оба знали, что сбываются их худшие опасения за жизнь друзей.
— Ну, джентльмены, что будем делать?
— Здесь можно взять машину в аренду? Полноприводную — вот что нам нужно. Джип или что-нибудь в этом роде.
— Тут есть один дилер, — сказала Талия.
— Можете нас к нему отвезти? — спросил Паркер.
— Мы со Старой клячей отвезем вас куда угодно, даже если с небес начнут падать снежинки размером с собаку.
Феликс Шелленхоф, продавец в автосалоне, выглядел куда менее колоритно, чем Талия Эрви. На Шелленхофе были серый костюм, серый галстук и бледно-серая рубашка, и говорил он серым голосом. Нет, сказал он Паркеру, они не сдают машины на день. Да, есть много машин на продажу. Нет, они не могут заключить сделку за двадцать минут. Если Паркер намерен получить кредит, то раньше завтрашнего дня ничего не выйдет. Даже чек не позволит совершить сделку быстро, потому что Паркер из другого штата.
— Никаких чеков, — сказал Паркер. Шелленхоф вскинул брови, предвкушая получение наличных. — Я оплачу моей золотой картой «Американ экспресс».
На лице Шелленхофа появилось мрачновато-насмешливое выражение. Они принимают «Американ экспресс», сказал он, но только по платежам за детали и ремонт. Никто еще не покупал целый автомобиль по пластиковой карточке.
— Там нет ограничений по сумме платежа. Слушайте, я был в Париже, увидел там великолепного Дали в галерее, тридцать тысяч баксов, и они приняли мою карточку «Американ экспресс»!
Шелленхоф начал их выпроваживать, используя отточенные, выверенные дипломатические приемы.
— Да Бога ради, пошевелите вы уже задницей! — Отец Вайкезик грохнул кулаком по столу Шелленхофа и покраснел как рак от линии волос до воротничка. — Для нас это вопрос жизни и смерти. Позвоните в «Американ экспресс». — Он высоко поднял руку; глядя своими серыми глазами, потрясенный продавец проследил за этим быстрым движением. — Узнайте, одобрят ли они покупку. Бога ради, поспешите! — Священник, снова шарахнул кулаком по столу.
При виде пришедшего в ярость священника Шелленхоф зашевелился — взял карточку Паркера и чуть ли не бегом бросился из своего маленького кабинета к огражденным стеклом владениям менеджера.
— Господи помилуй, отец, — сказал Паркер, — будь вы протестантом, вы бы стали знаменитым евангелистом, от вашего голоса корчились бы черти в аду.
— Хоть я и католик, в свое время несколько грешников дрожали, завидев меня.
— Не сомневаюсь, — заверил его Паркер.
«Американ экспресс» одобрила покупку. С покаянной поспешностью Шелленхоф достал стопку бланков и показал Паркеру, где надо расписаться.
— Ну и неделька! — Продавец слегка оживился, но все же оставался мрачным. — Вечером в понедельник приходит человек и покупает новый «чероки», расплачиваясь перевязанными двадцатками. Наверное, в казино повезло. Теперь вот вы. А неделя только началась. Неплохо, да?
— Очаровательно, — сказал Паркер.
С телефона, стоявшего на столе Шелленхофа, отец Вайкезик позвонил Майклу Джеррано в Чикаго и рассказал ему о Паркере и о перекрытии восьмидесятой. А когда Шелленхоф снова вышел из комнаты, Вайкезик сказал то, от чего у Паркера глаза полезли на лоб:
— Майкл, с нами может случиться что угодно. Как только я повешу трубку, звони Саймону Зодерману в «Трибьюн» и расскажи ему обо всем. О том, как Брендан связан с Уинтоном Толком, с девочкой Халбург, с Кэлвином Шарклом. О том, что случилось в Неваде в позапрошлом году, что они видели. Если он не поверит, скажи ему, что я верю. А он знает, что я — твердолобый клиент.
Когда отец Вайкезик повесил трубку, Паркер спросил:
— Я вас правильно понял? Боже мой, вы знаете, что случилось с ними в тот июльский вечер?
— Почти уверен, что знаю, — ответил отец Вайкезик.
Больше священник ничего не успел сказать: вернулся Шелленхоф. Теперь сделка казалась ему реальностью, и он явно решил не тратить зря время Паркера.
Он нашел два таксофона, из которых работал только один, набрал номер «Транквилити», но телефоны мотеля не работали. Конечно, буря могла оборвать провода, но Паркер подозревал, что дело в другом, и забеспокоился. Он должен был добраться туда как можно скорее.
Всего за две минуты он узнал, что прокатной компании в аэропорту нет, а такси в городе всего три штуки, но сейчас, во время бури, все заняты, и ему придется ждать не менее полутора часов. Окинув взглядом терминал, он увидел двух человек со своего рейса и нескольких других, явно прилетевших на частном самолете перед самым закрытием аэропорта, подошел к одному, другому, третьему — безуспешно. В какой-то момент Паркер столкнулся с почтенным седовласым человеком, взволнованным не меньше его самого. Под распахнутым пальто виднелась сутана католического священника.
— Извините меня, пожалуйста, — сказал он Паркеру, — я священник, у меня срочное дело, вопрос жизни и смерти, мне непременно нужно попасть в мотель «Транквилити». У вас нет машины?
Доминик Корвейсис, натянутый как струна, сидел в машине Сарверов. Справа от него находилась пассажирская дверца, слева сидела Джинджер Вайс; он щурился, вглядываясь через лобовое стекло в снегопад, такой сильный, что казалось, будто они едут через бессчетное число белых марлевых занавесов. Доминик сверлил их взглядом так, словно за каждым его ждало какое-то невероятное откровение. Но когда очередной занавес расходился перед ними без всякого сопротивления, за ним оказывалось бесконечное число новых, раздувающихся, трепещущих, порхающих.
Спустя какое-то время Доминик понял, чего ожидает с таким напряжением: повторения вспышки, которая заставила его упасть на снег, когда он вышел из «Транквилити». Реактивные самолеты… Что случилось после того, как над ними пролетел третий, заставив его в ужасе упасть на землю?
Летящие снежинки превращали зимний день в гобелен, сотканный из миллионов идущих вкривь и вкось белых нитей, но в лощине не становилось светлее. Снежная буря принесла темно-серый мрак на землю за три четверти часа до окончания светового дня. Корявые зубчатые скалы и порой тополя неожиданно возникали из полутьмы, как доисторические животные — из первобытного тумана, каждый раз пугая своим появлением. Однако Доминик понимал, почему Джек пока не решается включать фары. Хотя снег и крутые стены лощины, в которой они находились, надежно скрывали их, но падающие мегатриллионы кристалликов льда отражали бы свет фар и направляли вверх: наблюдатели внизу наверняка заметили бы это свечение.
Они подъехали к месту, где едва видимые следы «чероки», словно следы двух громадных змей-близнецов, поворачивали на восток и вели в распадок, который выходил в главную ложбину. Следуя плану, Джек не последовал за Недом Сарвером и другими, а повернул на север, полагаясь на показания компаса Доминика.
Еще через сотню ярдов они достигли верхней части лощины, где та сужалась и заканчивалась крутым подъемом. Доминик думал, что им все же придется развернуться и последовать за Недом, но Джек переключил передачу, нажал на газ, и полноприводной пикап стал подниматься по крутому склону, каменистому и щербатому, — с множеством ям и взгорок. Джинджер Вайс все время падала на Доминика, что приводило к многочисленным, не лишенным приятности соприкосновениям.
В безотрадном сером свете уходящего дня, внутри серой потрепанной кабины пикапа Джинджер по контрасту казалась еще красивее, чем всегда. Белый снег в сравнении с ее ослепительными серебристыми волосами казался грязным.
Подпрыгнув и приземлившись так, что Доминик стукнулся головой о крышу, пикап перевалил через вершину, проехал по короткому спуску, потом по горизонтальному участку. Когда они вновь пошли на подъем, Джек вдруг ударил по тормозам и вскрикнул:
— Самолеты!
Доминик охнул и посмотрел вверх, сквозь мельтешение снежной бури, предполагая увидеть летящий на них самолет, но тут же понял, что Джек говорит о самолетах из прошлого. Он вспомнил то же, что менее часа назад вспомнил Доминик. Но, судя по тому, как уверенно сидел за рулем Джек, видение его не было таким же ярким, как у Доминика, — лишь беглый проблеск в памяти.
— Самолеты, — повторил Джек, держа одну ногу на тормозе, а другую на сцеплении и руками крепко сжимая руль; он смотрел на снег перед машиной и в то же время пытался припомнить прошлое. — Один-два пролетают с ревом, высоко, как ты и сказал. А потом еще один — совсем низко, прямо над кафе, а сразу же следом… четвертый…
— Четвертого я не вспомнил! — возбужденно сказал Доминик.
Ссутулившись над рулевым колесом, Джек сказал:
— Четвертый пролетел, как только я выскочил из мотеля. Вы все были в кафе, но не я. Я услышал ужасающий рев, дом задрожал, я выбежал из своего номера на улицу и увидел третий истребитель, кажется F-16. Он и в самом деле появился словно из ниоткуда. Ты прав. Летел в сорока футах над землей, не больше. И пока я осознавал все это, появился четвертый, пролетев ниже других, — появился из-за мотеля и промчался прямо над ним. Может, на десять футов ниже предыдущего. У меня за спиной треснуло стекло, когда он пролетал.
— А потом? — шепотом спросила Джинджер, словно более громкий голос мог спугнуть воспоминание Джека, так что оно ушло бы обратно в подсознание.
— Третий и четвертый истребители, которые летели низко, с ревом пронеслись к восьмидесятой, футах в двадцати над чертовыми высоковольтными линиями, можно было видеть огненно-красные воздухозаборники. Один взмыл вверх и свернул на восток, другой — на запад, потом оба развернулись и вернулись… и я побежал к вам… к тем, кто вышел из кафе… подумал, вы знаете, что происходит…
Снег молотил по лобовому стеклу.
Ветер, шурша, нашептывал свои тайны плотно закрытым окнам.
Наконец Джек Твист сказал:
— Это все. Больше я ничего не помню.
— Ты вспомнишь, — сказал Доминик. — Мы все вспомним. Блоки разрушаются.
Джек снова включил передачу и двинулся по следующему склону. Путешествие в Тэндер-хилл по обходному пути продолжилось.
Полковник Лиленд Фалкерк и лейтенант Хорнер, сопровождаемые двумя капралами СРВЧС в полном боевом вооружении, доехали в одном из шенкфилдских джипов «вэгониров» до блокпоста в западной части карантинной зоны. Поперек широких полос восьмидесятой стояли два армейских грузовика, полностью перегораживая путь на восток. (Путь на запад был перекрыт в десяти милях от этого места, по другую сторону от «Транквилити».) Ярко мигали аварийные маячки, установленные на ограждениях. Поблизости находилось с полдесятка солдат СРВЧС в теплой одежде. Трое из них, склонившись к окнам остановленных машин, разговаривали с водителями, вежливо объясняя, в чем дело.
Лиленд, приказав Хорнеру и двум капралам ждать в машине, подошел к сержанту Винсу Бидакьяну, отвечавшему за эту часть операции.
— Как дела? — спросил Лиленд.
— Хорошо, сэр, — ответил Бидакьян, чуть повышая голос, чтобы полковник слышал его за воем ветра. — Машин на дороге мало. Буря началась к западу отсюда, поэтому те водители, у кого есть хоть капля здравого смысла, остановились в Бэттл-Маунтине или даже в Виннемукке. Будут ждать, когда кончится снегопад. А все дальнобойщики, похоже, решили спрятаться и не пробиваться в Элко. Голову даю на отсечение: прежде чем тут накопится очередь в две сотни машин, пройдет не меньше часа.
Они не заворачивали водителей назад в Бэттл-Маунтин, говоря, что операция продлится всего час и ожидание не будет слишком утомительным.
Более длительное перекрытие привело бы к скоплению большого числа машин даже при таком редком трафике, как в этот день во время снежной бури. Чтобы разбираться со столькими недовольными водителями, Лиленду нужно было немедленно поставить в известность полицейское управление Невады и шерифа округа. Но он не хотел втягивать в это дело полицию — разве что в самом крайнем случае: те быстро запросили бы подтверждения его полномочий от армейского начальства, и вскоре выяснилось бы, что полковник взбунтовался. Если копов не ставить в известность о перекрытии в течение всего получаса, а потом, когда они обнаружат блокировку, еще несколько минут морочить им голову, о выходе Лиленда из повиновения станет известно, когда остановить его будет уже невозможно. Ему требовался всего час, чтобы захватить всех свидетелей в мотеле и перевезти их в пещеры Тэндер-хилла.
— Сержант, — сказал он Бидакьяну, — позаботься, чтобы у всех водителей было достаточно бензина. Каждому, у кого бензин на исходе, закачивайте по десять галлонов из неприкосновенного запаса, что ты взял.
— Да, сэр. Я так и думал, сэр.
— Ни копов, ни снегоуборщиков пока не видно?
— Пока нет, сэр, — ответил Бидакьян, оглядывая короткий хвост скопившихся машин, к которому в заснеженных сумерках приближались еще две пары фар. — Но кто-нибудь появится в течение десяти минут.
— Знаешь, что им надо говорить?
— Да, сэр. Из машины, направлявшейся в Шенкфилд, случилась небольшая утечка. В машине были как безопасные, так и токсичные жидкости, так что мы не…
— Полковник! — лейтенант Хорнер вышел из «вэгонира» и быстрым шагом направился к Лиленду. На нем было столько объемной одежды, что он казался в два раза толще обычного. — Сообщение от сержанта Фикса из Шенкфилда, сэр. В мотеле что-то не так. Вот уже пятнадцать минут не слышно ни одного голоса. Только радио. Очень громко работает. Он считает, что там никого нет.
— Они перешли в это чертово кафе?
— Нет, сэр. Фикс считает, что их там просто нет, сэр.
— Нет? И куда же они могли деться? — спросил Лиленд.
На ответ он не надеялся и ждать его не стал. Он бросился к «вэгониру», чувствуя, как колотится сердце.
Ее звали Талия Эрви, и она походила на Мари Дресслер, которая играла буксирщицу Анни в тех замечательных старых фильмах с Уоллесом Бири[34]. Талия была еще крупнее далеко не миниатюрной Дресслер: крупнокостная, широколицая, с большим ртом и тяжелым подбородком. Но это была самая красивая женщина из всех, что Паркер Фейн видел в последнее время: она не только предложила подвезти его и отца Вайкезика из аэропорта до мотеля «Транквилити», но и отказалась брать за это деньги.
— Да мне все равно, черт побери, — сказала она голосом, тоже немного похожим на голос Мари Дресслер. — Я никуда особенно и не собиралась. Домой только, приготовить себе обед. Если откровенно, повар из меня никакой, так что пытка откладывается. По правде говоря, когда я думаю о своем мясном рулете, то понимаю, что вы оказываете мне огромную услугу.
У Талии был десятилетней давности «кадиллак» размером со средний корабль, с зимними покрышками и цепями для езды по снегу. Она утверждала, что на этой машине можно ехать куда угодно в любую погоду, и называла ее Старая кляча. Паркер сел спереди, рядом с ней, отец Вайкезик — сзади.
Они проехали менее четверти мили, когда услышали экстренное сообщение о предполагаемом разливе токсичного вещества и перекрытии восьмидесятой федеральной магистрали к западу от Элко.
— Ах эти тупоголовые, безрукие, проклятые кретины! — Талия сделала звук громче, но одновременно повысила голос, чтобы перекрикивать радио. — Если ты возишь такую опасную дрянь, так делай это так, будто у тебя тут младенцы в стеклянных колясках. Нет же — вот вам, второй раз за два года.
Паркер и отец Вайкезик ни слова не могли сказать. Оба знали, что сбываются их худшие опасения за жизнь друзей.
— Ну, джентльмены, что будем делать?
— Здесь можно взять машину в аренду? Полноприводную — вот что нам нужно. Джип или что-нибудь в этом роде.
— Тут есть один дилер, — сказала Талия.
— Можете нас к нему отвезти? — спросил Паркер.
— Мы со Старой клячей отвезем вас куда угодно, даже если с небес начнут падать снежинки размером с собаку.
Феликс Шелленхоф, продавец в автосалоне, выглядел куда менее колоритно, чем Талия Эрви. На Шелленхофе были серый костюм, серый галстук и бледно-серая рубашка, и говорил он серым голосом. Нет, сказал он Паркеру, они не сдают машины на день. Да, есть много машин на продажу. Нет, они не могут заключить сделку за двадцать минут. Если Паркер намерен получить кредит, то раньше завтрашнего дня ничего не выйдет. Даже чек не позволит совершить сделку быстро, потому что Паркер из другого штата.
— Никаких чеков, — сказал Паркер. Шелленхоф вскинул брови, предвкушая получение наличных. — Я оплачу моей золотой картой «Американ экспресс».
На лице Шелленхофа появилось мрачновато-насмешливое выражение. Они принимают «Американ экспресс», сказал он, но только по платежам за детали и ремонт. Никто еще не покупал целый автомобиль по пластиковой карточке.
— Там нет ограничений по сумме платежа. Слушайте, я был в Париже, увидел там великолепного Дали в галерее, тридцать тысяч баксов, и они приняли мою карточку «Американ экспресс»!
Шелленхоф начал их выпроваживать, используя отточенные, выверенные дипломатические приемы.
— Да Бога ради, пошевелите вы уже задницей! — Отец Вайкезик грохнул кулаком по столу Шелленхофа и покраснел как рак от линии волос до воротничка. — Для нас это вопрос жизни и смерти. Позвоните в «Американ экспресс». — Он высоко поднял руку; глядя своими серыми глазами, потрясенный продавец проследил за этим быстрым движением. — Узнайте, одобрят ли они покупку. Бога ради, поспешите! — Священник, снова шарахнул кулаком по столу.
При виде пришедшего в ярость священника Шелленхоф зашевелился — взял карточку Паркера и чуть ли не бегом бросился из своего маленького кабинета к огражденным стеклом владениям менеджера.
— Господи помилуй, отец, — сказал Паркер, — будь вы протестантом, вы бы стали знаменитым евангелистом, от вашего голоса корчились бы черти в аду.
— Хоть я и католик, в свое время несколько грешников дрожали, завидев меня.
— Не сомневаюсь, — заверил его Паркер.
«Американ экспресс» одобрила покупку. С покаянной поспешностью Шелленхоф достал стопку бланков и показал Паркеру, где надо расписаться.
— Ну и неделька! — Продавец слегка оживился, но все же оставался мрачным. — Вечером в понедельник приходит человек и покупает новый «чероки», расплачиваясь перевязанными двадцатками. Наверное, в казино повезло. Теперь вот вы. А неделя только началась. Неплохо, да?
— Очаровательно, — сказал Паркер.
С телефона, стоявшего на столе Шелленхофа, отец Вайкезик позвонил Майклу Джеррано в Чикаго и рассказал ему о Паркере и о перекрытии восьмидесятой. А когда Шелленхоф снова вышел из комнаты, Вайкезик сказал то, от чего у Паркера глаза полезли на лоб:
— Майкл, с нами может случиться что угодно. Как только я повешу трубку, звони Саймону Зодерману в «Трибьюн» и расскажи ему обо всем. О том, как Брендан связан с Уинтоном Толком, с девочкой Халбург, с Кэлвином Шарклом. О том, что случилось в Неваде в позапрошлом году, что они видели. Если он не поверит, скажи ему, что я верю. А он знает, что я — твердолобый клиент.
Когда отец Вайкезик повесил трубку, Паркер спросил:
— Я вас правильно понял? Боже мой, вы знаете, что случилось с ними в тот июльский вечер?
— Почти уверен, что знаю, — ответил отец Вайкезик.
Больше священник ничего не успел сказать: вернулся Шелленхоф. Теперь сделка казалась ему реальностью, и он явно решил не тратить зря время Паркера.