Чужие
Часть 79 из 97 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Паркер подошел к той девочке, что лежала ближе к нему, заглянул в ее пустые глаза. Несколько секунд она смотрела, не шевеля ресницами, и вдруг неистово заморгала — десять, двадцать, тридцать раз, потом снова уставилась перед собой немигающим взглядом. Она не видела Паркера. Тот помахал рукой перед ее глазами — никакой реакции.
Паркер заметил у нее в ушах наушники, подсоединенные к магнитофону, который лежал на подушке рядом с ее головой. Он наклонился над ней, приподнял на дюйм один из наушников и услышал мягкий, мелодичный и очень успокаивающий женский голос: «Утром в понедельник я заспалась. Отель замечательный, так и хочется спать допоздна, потому что персонал ведет себя тихо, уважительно. Вообще-то, это еще и загородный клуб, поэтому он не похож на другие отели, где горничные сразу после восхода поднимают шум и гвалт. Нет, винодельческую страну мало только любить! Тут хочется когда-нибудь поселиться. В общем, когда мы с Крисси наконец встали, то отправились на долгую прогулку, вроде как собирались встретить хороших мальчиков. Но так никого и не встретили». Гипнотический ритм женского голоса испугал Паркера. Он вставил наушники обратно.
Ему стало ясно, что Салко — один человек или сразу несколько — вспомнили что-то из пережитого в мотеле «Транквилити» позапрошлым летом. И теперь эти воспоминания снова подавлялись. На нынешнем сеансе промывки мозгов им насаждались новые фальшивые воспоминания — с помощью многократного проигрывания записи, которая, видимо, не только содержала звуковое послание, но и оказывала подсознательное воздействие.
Доминик в нескольких словах объяснил это Паркеру, когда звонил ему вечером в субботу и воскресенье. Но Паркер в полной мере оценил всю чудовищность заговора, лишь когда услышал коварный шепот, лившийся в ухо одной из сестер Салко.
Он подошел к изножью кровати и посмотрел на другую сестру, чьи глаза, как у первой, то смотрели пустым взглядом, то принимались мигать с сумасшедшей скоростью. Не пострадают ли они физически или умственно, если он вытащит иглы из вен, отсоединит сестер от аппаратов и выведет из дому до возвращения похитителей? Нет, лучше найти телефон, вызвать полицию…
Неизвестно, как давно за Паркером наблюдали, но он вдруг почувствовал, что в доме есть еще кто-то — не только он и близнецы. Он вздрогнул и развернулся к двери, через которую в комнату вошли двое. На них были темные брюки, белые рубашки с закатанными рукавами и расстегнутыми верхними пуговицами, ослабленные галстуки. Позади них в дверях стоял еще один человек — в очках и костюме, с галстуком, затянутым на шее. Наверняка правительственные агенты: никто другой не стал бы облачаться в деловую одежду, занимаясь столь сомнительными делами.
Один из них сказал:
— Ты что еще за хрен?
Паркер не стал напускать туману, по-идиотски заявлять о своих правах гражданина США, вообще не стал отвечать. Он метнулся к задернутым шторам, молясь о том, чтобы за ними оказалось большое окно или раздвижная балконная дверь, чтобы стекло раскололось от удара, а штора защитила его от серьезных порезов, чтобы он оказался снаружи и успел уйти, прежде чем они сообразят, что случилось. Если же шторы гораздо шире окон и за ними по большей части стена, а не стекло, он крепко вляпался. Трое у него за спиной удивленно вскрикнули в тот момент, когда Паркер коснулся штор, потому что явно считали, что он уже у них в руках. Подобный набравшему ход локомотиву, Паркер ринулся сквозь шторы, со страшной силой врезался в стекло, его плечо и грудь сотряслись. Что-то подалось с громким треском и скрежетом, задребезжало стекло, и он оказался на дневном свету, смутно осознавая, что там были поставлены французские, а не раздвижные двери и что ему повезло — замок держался на соплях.
Он очутился на балконе второго этажа, где стояли два шезлонга красного дерева и столик со стеклянной столешницей, на который он и упал. Впрочем, он еще не успел толком упасть, ударившись коленями и ободрав икры, как уже стал подниматься, затем перевалился через перила балкона и прыгнул вниз, молясь о том, чтобы не попасть на какой-нибудь жесткий кустарник и не лишить себя мужского достоинства, напоровшись на острую, твердую ветку. Он пролетел футов двенадцать и очутился на голой земле, ушиб другое плечо и спину, но все кости остались целы. Он перекатился, поднялся на ноги и побежал. Неожиданно перед ним встрепенулась, затрепыхалась, сотряслась листва, потом — он продолжал бежать — от дерева отлетели кусочки коры, и он понял: в него стреляют. Звуков выстрелов не было слышно. Стреляли из пистолетов с глушителями. Он зигзагами побежал к границе участка, упал на клумбу с азалиями, поднялся, побежал дальше, добрался до живой изгороди, перелез через нее, снова побежал.
Эти трое были готовы его убить, лишь бы он никому не рассказал о том, что видел в доме Салко. Сейчас они, вероятно, поспешат перевезти близняшек в другое место. Если он найдет телефон и вызовет полицию, а убийцы окажутся правительственными агентами, на чью сторону встанет полиция? Кому они поверят? Эксцентричному художнику в нелепом наряде, с окладистой бородой и растрепанной гривой волос или трем аккуратно одетым агентам ФБР, которые заявят, что находились в доме Салко на законных основаниях, а преступником является он, Паркер Фейн, которого они пытались задержать? Если они потребуют его ареста, откажут ли им полицейские?
Господи Исусе!
Он побежал мимо «темпо», потом вниз по склону неглубокой лощины, между деревьями, через подлесок, поднялся на другой склон лощины, оказался в чьем-то заднем дворе, перебежал по газону в другой двор, пронесся вдоль стены дома, выскочил на улицу, поспешил с нее на другую. Он перешел на быструю ходьбу, чтобы не привлекать к себе внимания, но с каждым шагом, петляя, уходил все дальше от дома Салко.
Он знал, что ему делать. Весь этот ужас яснее, чем когда-либо, свидетельствовал о том, что жизнь Доминика висит на волоске. Паркер давно знал, что его друг в опасности, что он вляпался в историю гигантского масштаба, но одно дело — понимать это умом, другое — нутром. Оставалось только лететь в округ Элко. Доминик Корвейсис был его другом — наверное, лучшим другом, — а друзья так и должны поступать: разделять все беды, вместе давать отпор тьме. Он мог отступить, вернуться в Лагуна-Бич, продолжить работу над начатой вчера картиной. Но тогда он перестанет нравиться себе, и это будет невыносимо, ведь он всегда страшно нравился себе.
Нужно было добраться до аэропорта Монтерея, сесть на рейс до международного аэропорта Сан-Франциско, а оттуда лететь на восток, в Неваду. Он знал, что люди, которых он видел в доме Салко, не будут искать его в аэропорту. «Ты что еще за хрен?» — вот единственное, что он слышал от них. Если они не знают, кто он такой, то, скорее всего, решат, что встретили кого-то из местных. На ключах от «темпо» был ярлычок прокатной компании, но ключи лежали в его кармане. Через час-другой плохие парни, конечно, выяснят, что машину взяли в аэропорту, но он к тому времени уже будет лететь в Сан-Франциско.
Он шел не останавливаясь и на одной из тихих улочек увидел молодого человека лет девятнадцати-двадцати. Тот стоял на подъездной дорожке, что вела к дому гораздо более скромному, чем особняк Салко, и тщательно чистил белобокие покрышки скрупулезно восстановленного бананово-желтого «плимута-фьюри» 1958 года — одной из тех непомерно длинных машин с решеткой радиатора во весь передок и большими акульими плавниками. У парня были зализанные назад волосы и стрижка «утиный хвост», по моде тех времен, когда выпустили «плимут». Паркер подошел к нему и сказал:
— Слушай, у меня сломалась машина, а мне нужно в аэропорт. Я ужасно спешу — подвези меня за пятьдесят баксов?
Парнишка знал, как нужно поспешать. Если бы он не был первоклассным водителем, машину занесло бы на одном из крутых поворотов и оба оказались бы на деревьях или в канаве, — водитель выжимал из здоровенного «фьюри» все, на что тот был способен. Когда они остались в живых после третьего крутого поворота, Паркер понял, что он в надежных руках, и немного расслабился.
За десять минут до вылета Паркер купил билет до Сан-Франциско — в самолете компании «Вест эйр» оставалось всего два места. Он не удивился бы, если бы его задержали федеральные агенты. Но вскоре они взлетели, и теперь можно было думать о другом: как сесть на самолет до Рино, прежде чем его вычислят.
Джек Твист прошел по всему жилищу Блоков, от северного окна к западному, потом к южному и восточному — вглядывался в бескрайний ландшафт, искал посты наблюдения противника. Наблюдение за мотелем или кафе должна была вести как минимум одна группа, и как бы они ни маскировались, у Джека имелось устройство, позволявшее обнаружить их местонахождение.
Он привез его из Нью-Йорка вместе с остальными нужными вещами — тепловой анализатор HS101, как его называли в американской армии. Изящный, как футуристическая лучевая винтовка из фантастических фильмов, он имел вместо ствола линзу диаметром в два дюйма. Надо было прижать приклад к плечу и смотреть в окуляр, словно в телескоп. Перемещая видоискатель, наблюдатель видел две вещи: увеличенное изображение местности и наложенную на него проекцию расположения источников тепла. Растения, животные, нагретые солнцем камни излучали тепло. С помощью микропроцессоров компьютер отсеивал большинство природных источников тепла, показывая только живых существ весом более пятидесяти фунтов: животных крупнее домашней собаки и людей. Даже если человек надевал лыжный костюм, удерживающий тепло тела, оно все же просачивалось наружу в достаточном количестве, чтобы прибор обнаружил его.
Джек потратил немало времени, изучая местность к северу от мотеля (по которой пробирался прошлым вечером), решил, что наблюдателей там нет, после чего перешел к западному окну. На западе тоже не оказалось ничего подозрительного, и он перебрался к южному окну.
Марси раскрасила последнюю луну в своем альбоме и, когда Джек устроился у западного окна со своим HS101, подошла к нему и больше не отходила. Может быть, он понравился ей, потому что несколько часов провел с ней рядом и разговаривал, хотя она не сказала ни слова в ответ. А может быть, она боялась чего-то и поблизости от него чувствовала себя в относительной безопасности. Или же была другая причина, слишком необычная, чтобы о ней догадаться. Джек ничего не мог сделать для нее, разве что тихонько с ней разговаривать, занимаясь своим делом.
Д’жоржа, которая тоже присоединилась к Джеку, не мешала ему вопросами, но отвлекала его гораздо больше, чем ее дочь. Она была поразительно красивой женщиной, но главное — очень нравилась ему. Джек видел, что и он ей нравится, хотя и не очень надеялся, что ее тянет к нему как женщину к мужчине. Что может такая женщина увидеть в таком мужчине, как он? Он — преступник, в чем признался сам, к тому же с лицом, напоминающим поношенный ботинок, и косым глазом. Но по крайней мере дружбе их ничто не мешало, а Джек был согласен и на дружбу.
Наконец он нашел то, что искал: пятна тепла — живые существа — посреди холодной пустоши. На изображении, видном сквозь окуляр, — долина Невады и наложенные на нее тепловые точки — появились сведения о том, что к югу, приблизительно в четырех десятых мили, обнаружены два источника тепла. Судя по приблизительным размерам каждого источника излучения — эти цифры тоже появились в окуляре, — было ясно, что за ними наблюдают двое. Джек отключил функцию обнаружения тепла, увеличил вид, используя прибор как простой телескоп, и принялся рассматривать местность. Поиск продолжался несколько минут, потому что на наблюдателях были камуфляжные костюмы.
— Есть, — сказал он наконец.
Д’жоржа не стала спрашивать, что увидел Джек, потому что усвоила урок, который он преподал им вчера вечером: все сказанное здесь немедленно попадает в электронные уши противника.
Посреди пустоши, на холодной земле, лежали два наблюдателя. У одного был бинокль, но наблюдатель в этот момент не мог видеть Джека, смотревшего на него из окна, потому что бинокль лежал без дела.
Он перешел к восточным окнам, обследовал местность и там, но ничего не обнаружил. За ними наблюдали только с юга — враг решил, что этого достаточно, потому что фасад мотеля и единственный подъезд к нему просматривались с одного поста.
Они недооценивали Джека. Они знали его прошлое, знали, что он разбирается в таких делах, но не догадывались, насколько хорошо.
В час сорок упала первая снежинка. Некоторое время снег был негустым и слабым.
В два часа, когда Доминик и Эрни вернулись из разведывательной поездки в Тэндер-хилл, Джек сказал:
— Знаете, Эрни, когда начнется настоящая буря, кто-нибудь с федеральной может увидеть наши машины и вырулить сюда, чтобы переждать снегопад, даже если мы не включим рекламу и освещение. Лучше поставить мой «чероки» и все остальные машины с другой стороны. Мы же не хотим, чтобы в вашу дверь стучались и спрашивали, почему одним вы сдаете номера, а другим — нет.
Джек хитрил. Уверенный, что противник даже сейчас подслушивает их, он заговорил об уставших водителях, застигнутых снегопадом, чтобы под благовидным предлогом переместить «чероки» и пикап, две полноприводные машины, туда, где их не будет видно с восьмидесятого шоссе. Позднее, когда снежная буря разгуляется в полную силу и на землю опустится темнота, вся «семья „Транквилити“» незаметно выйдет с другой стороны мотеля и уедет в этих двух автомобилях.
Эрни, прекрасно осознававший опасность подслушивания, понял истинный смысл слов Джека и вышел вместе с Домиником, чтобы перегнать машины.
Нед и Сэнди на кухне почти закончили готовить и упаковывать сэндвичи, которые собирались раздать всем на обед.
Оставалось только дождаться Фей и Джинджер.
Снежная круговерть время от времени сменялась яростными, но кратковременными шквальными порывами. День померк. В два сорок порывы перешли в устойчивый снегопад, который, несмотря на полное безветрие, уменьшил видимость до нескольких сот футов. Замаскированные наблюдатели в пустоши, вероятно, снялись со своих мест и переместились поближе к мотелю.
Джек стал чаще поглядывать на часы. Он знал, что время летит, но не мог знать, как стремительно оно улетает.
Лейтенант Хорнер ремонтировал сломанный полиграф в кабинете службы безопасности, а Фалкерк устраивал выволочку шефу службы безопасности хранилища и его помощнику — майору Фугате и лейтенанту Хелмсу, — не скрывая от них, что они включены в список возможных предателей. У него появились два новых врага, но его это не волновало. Ему не нужна была их любовь — только страх и уважение.
Фалкерк еще продолжал распекать Фугату и Хелмса, когда появился генерал Альварадо — весьма дородный человек с пальцами-сосисками. Он ворвался в кабинет службы безопасности, красный от ярости после разговора с доктором Майлсом Беннеллом:
— Это правда, полковник Фалкерк? Скажите, бога ради, это правда? Вы и в самом деле внесли изменения в Бдительный и превратили всех нас в заключенных?
Твердым голосом, в котором, впрочем, не слышалось ни малейшего неуважения, Лиленд сообщил Альварадо, что у него имеются полномочия на ввод секретной программы в компьютер службы безопасности и ее активации по своему усмотрению. Альварадо спросил, кто дал ему такие полномочия. Лиленд ответил:
— Генерал Максвелл Ридденаур, начальник штаба армии и председатель Объединенного комитета начальников штабов.
Альварадо сказал, что прекрасно знает, кто такой Ридденаур, но сомневается: вряд ли сам председатель Комитета начальников штабов дал полковнику такие полномочия.
— Сэр, почему бы вам не позвонить ему и не спросить его лично? — Лиленд вытащил карточку из бумажника и протянул Альварадо. — Вот телефон генерала Ридденаура.
— У меня есть номер штаба, — презрительно сказал Альварадо.
— Сэр, это не номер штаба, а домашний телефон генерала, и номера этого нет в справочниках. Он просит звонить по этому телефону, когда его нет на рабочем месте. В конце концов, сэр, вопрос чертовски серьезный.
Лицо Альварадо покраснело еще сильнее. Он вышел, зажав карточку между большим и указательным пальцем и отведя руку в сторону, словно в той было нечто оскорбительное. Через пятнадцать минут генерал вернулся, уже не пунцовый, а белый.
— Да, полковник, у вас есть полномочия, о которых вы говорите. Значит… я полагаю, вы теперь командуете хранилищем.
— Ни в коей мере, — ответил Лиленд. — Вы по-прежнему начальник хранилища.
— Но я — заключенный…
— Сэр, ваши приказы имеют приоритет во всем, если только они не противоречат моим полномочиям: гарантировать, чтобы ни одно опасное лицо — ни одно опасное существо — не покинуло Тэндер-хилл.
Альварадо недоуменно покачал головой:
— Как сказал мне Майлс Беннелл, вы прониклись безумной идеей, будто все мы здесь стали… вырожденцами.
Генерал использовал самое театральное слово, какое пришло ему в голову, рассчитывая уязвить Лиленда.
— Сэр, как вы знаете, кто-то из работающих здесь, один человек или несколько, пытался, не называя вещи своими именами, заманить в «Транквилити» некоторых свидетелей — явно в надежде, что те вспомнят события, заблокированные в их памяти, поднимут шумиху в СМИ и вынудят нас открыть то, что мы прячем. Предатели, которые, возможно, руководствуются самыми благими намерениями, скорее всего, входят в команду Беннелла и просто считают, что общество должно знать обо всем. Но есть вероятность, что они руководствовались и другими, более темными мотивами.
— Вырожденцы, — горько повторил Альварадо.
Когда полиграф был отремонтирован, Лиленд поручил майору Фугате и лейтенанту Хелмсу допросить в Тэндер-хилле всех, знавших о невероятной тайне, которую уже полтора года скрывало хранилище.
— Если вы еще раз провалите это, — сказал Лиленд, — я вам головы оторву.
Если они опять не сумеют найти человека, который отправлял поляроидные снимки свидетелям, это станет еще одним доказательством того, что гниль широко распространилась среди персонала Тэндер-хилла — не обычная человеческая гниль, а последствие необычной, ужасающей инфекции. Их неудача будет стоить им жизни.
В час сорок пять Лиленд и лейтенант Хорнер вернулись в Шенкфилд, оставив весь персонал хранилища запертым глубоко под землей. По возвращении в подземный кабинет без окон полковник получил несколько порций плохих новостей, источником которых стал Фостер Полничев, глава чикагского отделения ФБР.
Во-первых, Шаркл из Эванстона, штат Иллинойс, был мертв: это можно было бы счесть хорошей новостью, но он забрал с собой свою сестру, зятя и целую команду спецназа. Осада дома Шаркла стала общенациональной новостью из-за кровавого финала. Жадная до крови пресса будет без конца пережевывать подробности кошмара на О’Бэннон-лейн, пока тот не перестанет производить впечатления на общество. Хуже того, среди безумного бреда Шаркла было достаточно правды, чтобы привести умного и агрессивного репортера в Неваду, в «Транквилити», а может быть, и в Тэндер-хилл.
Хуже всего то, что Фостер Полничев сообщил: «Здесь происходит что-то… как бы сказать… почти сверхъестественное». Перерезанное горло и стрельба в Аптауне, в квартире некоего семейства Мендоса, вызвали такое потрясение у городской полиции, что репортеры и телевизионные команды уже несколько часов фактически держали в осаде дом, где жили Мендосы. Судя по всему, Уинтон Толк, полицейский, жизнь которого спас Брендан Кронин, воскресил практически мертвого мальчика.
Брендан Кронин передал свои поразительные способности Толку. Невероятно! Что еще он передал чернокожему полицейскому? Может быть, Уинтон Толк стал лишь обладателем новой чудодейственной силы, а может быть, в нем поселилось что-то еще, темное и опасное, живое и нечеловеческое.
Значит, все шло по худшему из сценариев. Лиленд слушал Полничева, и ему становилось нехорошо от дурных предчувствий.
По словам агента ФБР, Толк не давал никаких интервью и скрывался в собственном доме, у которого тоже собралась толпа репортеров и телевизионщиков. Но рано или поздно Толк согласится поговорить с журналистами и назовет имя Брендана Кронина, через которого они выйдут на девочку Халбург.
Девочка Халбург. Еще один кошмар. Получив утром сообщение о неожиданном целительском даре Толка, Полничев поехал к Халбургам — узнать, не приобрела ли и девочка необычные способности после своего чудесного выздоровления. То, что он увидел, не поддавалось никакому описанию, и он немедленно изолировал семью, чтобы ее тайна не стала достоянием общественности.
Теперь Халбурги, все пятеро, находились на секретном объекте под присмотром шести агентов, знавших, что это семейство нужно защищать и в то же время опасаться его: никто из агентов не должен оставаться один на один с кем-либо из Халбургов. Если те начнут совершать угрожающие или необычные действия, их следует немедленно убить.
— Думаю, теперь это все бессмысленно, — сказал Полничев по телефону из Чикаго. — По-моему, ситуация вышла из-под контроля. Сведения о ней распространяются, и нет никакой надежды прекратить это. Сейчас мы вполне можем закончить операцию прикрытия и выступить с официальным заявлением.
— Вы с ума сошли? — сказал Лиленд.
— Если придется убить людей, много людей, таких как Халбурги, Толк и всех свидетелей, которые сейчас в Неваде, за сохранение тайны придется, черт возьми, заплатить слишком высокую цену.
Лиленд Фалкерк пришел в ярость: