Чужие
Часть 72 из 97 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Пальцы отца Вайкезика дрожали, когда он прикоснулся к огненно-красному шраму и прошелся пальцем по всей шее, от одного конца раны до другого. Он почувствовал здоровые пульсации в сонных артериях, и от этого чуда жизни его сердце забилось сильнее. Смерть здесь потерпела поражение, и Стефан верил, что ему оказана милость: он стал свидетелем исполненного обещания, которое лежало в основе существования Церкви: «Смерть не восторжествует; вам будет дарована жизнь вечная».
Слезы наполнили глаза священника.
Когда Стефан наконец отвел руку от шеи мальчика и разогнулся, один из полицейских спросил:
— Что это означает, отец? Я слышал, вы сказали миссис Мендосе, что это еще не вся история. Что происходит?
Стефан посмотрел на собравшихся — теперь их стало около двадцати. Он видел на их лицах жажду обретения веры, даже не католических или христианских истин, потому что не все были католиками и христианами, а идущую из самого нутра жажду поверить в то, что больше, лучше и чище рода человеческого, — пронзительное желание духовного преображения.
— Что это значит, отец? — повторил один из них.
— Что-то происходит, — сказал он им. — Здесь и в других местах. Что-то грандиозное и чудесное. Этот ребенок — часть происходящего. Я не могу сказать наверняка, что́ это значит, не могу заверить, что мы видели здесь руку Божию, хотя я верю в это. Посмотрите на Гектора с шоколадкой на коленях матери и вспомните обещание Господа: «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло». В глубине души я чувствую: того, что было прежде, больше не будет. А теперь мне пора. Срочные дела.
К некоторому удивлению священника, несмотря на его туманные объяснения, все расступились, пропуская его, и не стали задерживать — возможно, потому, что чудесный случай с Гектором Мендосой не был туманным (а напротив, совершенно конкретным) и дал им больше ответов, чем они могли переварить. Но когда Стефан шел мимо них, кое-кто тянул к нему руки, чтобы прикоснуться, не в религиозном исступлении, а из чувства товарищества. Стефана тоже переполняло желание прикоснуться к ним и ощутить глубинное единство рода человеческого, осознание которого переполняло всех, разделить убеждение, что их несет навстречу великой судьбе.
В Бостоне было десять утра. Александр Кристофсон, экс-сенатор США, экс-посол в Великобритании, экс-директор ЦРУ, десять лет назад вышедший на пенсию, читал утреннюю газету, когда ему из Гринвича, штат Коннектикут, позвонил его брат Филип, торговец антиквариатом. Пять минут они болтали о всяких мелочах, но у разговора была тайная цель. В конце Филип сказал:
— Кстати, сегодня утром я говорил с Дианой. Помнишь ее?
— Конечно, — ответил Алекс. — Как она поживает?
— Обычные неприятности, но передает тебе привет.
После этого он сменил тему и порекомендовал брату две книги, которые могли ему понравиться, словно Диана не имела никакого значения.
Имя Диана было кодовым словом, означавшим, что Филипу звонила Джинджер Вайс и ей нужно поговорить с Алексом. Как только Алекс увидел на похоронах Пабло эту женщину с серебристыми светлыми волосами, которые будто светились сами по себе, он вспомнил о Диане, богине луны.
Попрощавшись с Филипом, он сказал Елене, своей жене, что поедет в торговый центр.
— Хочу заглянуть в книжный, купить книги, о которых говорил Филип.
Он и в самом деле собирался заехать туда, но сначала остановился у таксофона, вставил кредитную карту «Американ телефон энд телеграф», позвонил Филипу, и тот назвал ему номер, оставленный Джинджер Вайс.
— Говорит, это таксофон в Элко, Невада, — сообщил Филип.
Алекс набрал невадский номер. Джинджер ответила только после пятого гудка.
— Извините, — сказала она, — сидела в машине у будки. Стоять и ждать холодновато.
— Что вы делаете в Неваде? — спросил Алекс.
— Если я правильно поняла вас на похоронах Пабло, на самом деле вы не хотите, чтобы я отвечала на такие вопросы.
— Верно. Чем меньше я знаю, тем лучше. Так о чем вы хотели спросить?
Не вдаваясь в подробности, она рассказала, что нашла других людей с такими же, как у нее, блоками памяти. Некоторым имплантировали ложные воспоминания, закрывающие тот же период. Поскольку Алекс был экспертом в области промывания мозгов, Джинджер хотела узнать у него, насколько сложнее имплантировать ложные воспоминания с проблесками реальности, чем без них. Алекс ответил, что это и вправду сложнее.
— Мы тоже пришли к такому выводу, — продолжила Джинджер, — но мне было важно получить подтверждение от вас. Значит, мы на правильном пути. И еще одно: не могли бы вы добыть для нас кое-какую информацию? Нас интересует все, что вы сможете узнать о полковнике Лиленде Фалкерке, офицере одного из элитных армейских подразделений СРВЧС. И еще я хотела бы…
— Постойте-постойте, — сказал Алекс, нервно поглядывая сквозь стекло на людей, шедших мимо него по торговому центру, словно он уже находился под наблюдением или даже был приговорен к ликвидации. — Я вам обещал, что буду давать советы, рассказывать, как манипулируют сознанием. Но предупреждал, что не стану искать информацию. И объяснил почему.
— Да. Но хотя вы давно в отставке, вы все еще должны знать многих людей на высоких постах…
— Вы меня не слышите, доктор? Я не стану активно заниматься вашими проблемами. Просто не могу себе этого позволить. Я рискую потерять слишком многое.
— Я же не прошу вас откапывать редкую или строго секретную информацию. Мы этого не ждем, — сказала Джинджер, словно не слышала его. — Даже отдельные факты из служебной биографии Фалкерка помогут нам понять его и получить представление о том, чего от него ждать.
— Поймите, я…
Но Джинджер не ослабляла натиска:
— Еще мне нужно знать о хранилище в Тэндер-хилле. Это военная база здесь, в округе Элко.
— Нет.
— Считается, что там все под землей. Может, раньше так и было, а может, нет. Но я знаю, что сегодня это не просто хранилище.
— Доктор, я не стану делать этого для вас.
— Полковник Лиленд Фалкерк! Не надо зарываться глубоко, берите только то, что на поверхности. Поговорите со старыми друзьями, которые все еще в игре. А потом сообщите либо доктору Ханнаби в Бостоне, либо отцу Стефану Вайкезику в Чикаго. — Она назвала ему номера. — Я могу связываться с ними, и они не назовут вашего имени, когда передадут мне ваше сообщение. Вам не нужно соединяться со мной напрямую, и вы останетесь ни при чем.
Алекс пытался сдержать дрожь в руках, но не мог:
— Извините, доктор, я предлагал вам только ограниченную помощь. Я старый человек, который боится смерти.
— И еще вас волнуют грехи, которые вы, возможно, совершили по долгу службы. — Джинджер повторила то, что он сказал ей на кладбище. — Может быть, вы хотите сделать что-нибудь, чтобы искупить эти грехи, реальные или вымышленные? Это будет своего рода компенсацией, мистер Кристофсон.
Она повторила телефоны Ханнаби и Вайкезика.
— Нет. Если вас будут допрашивать, помните, что я сказал «нет», категорическое «нет».
Джинджер продолжила, невыносимо добрым голосом:
— Да, и будет здорово, если вы передадите мне что-нибудь в течение ближайших семи-восьми часов. Я знаю, что прошу о многом, но опять же это элементарные вещи — не засекреченная информация.
— До свидания, доктор, — отрезал он.
— Жду вашего звонка.
— Не дождетесь.
— Пока-пока, — сказала она и первой повесила трубку.
— Черт! — Алекс грохнул трубкой по рычагу.
Как ни посмотри, Джинджер была привлекательной женщиной, харизматичной, умной, обаятельной. Но ее абсолютная уверенность в том, что она всегда будет получать желаемое… в мужчинах эта черта иногда вызывала у него восхищение, в женщинах — почти никогда. Что ж, на сей раз ее ждет разочарование. На сей раз она не получит того, чего ищет. Черт ее побери, если получит.
И все же… достав авторучку «Кросс», он записал номера Ханнаби и Вайкезика.
Рано утром во вторник Доминик и Эрни отправились на разведку, чтобы проверить хотя бы часть периметра Тэндер-хилла. Они поехали на новом джипе Джека Твиста «чероки». Сам Джек спал в мотеле — он лег всего несколько часов назад, проездив полночи по Элко вместе с Бренданом Кронином и Д’жоржей Монателлой. И «чероки», и мотельный «додж» имели полный привод, но первый был надежнее и маневреннее. Равнинные и горные дороги, ведущие к Тэндер-хиллу, местами могли обледенеть, поэтому требовался самый надежный транспорт.
Вид неба не понравился Доминику. Темные тучи низко висели над высокогорными долинами, еще ниже над предгорьями и скрывали верхушки гор. Прогноз погоды обещал первую большую снежную бурю в этом году (позднее обычного): около четырнадцати дюймов снега на высотах. Пока что не упало ни одной снежинки.
Угрожающе поднятый кнут зимы не вызвал подавленности ни у Доминика, ни у Эрни; отправившись в путь, они пребывали в приподнятом настроении. Наконец они чем-то заняты, действуют по собственной воле, а не просто реагируют на события. Кроме того, между ними возникла приятная атмосфера товарищества, которая появляется, когда двое мужчин, питающих симпатию друг к другу, отправляются куда-нибудь — на рыбалку или на бейсбольный матч. Или на разведку, чтобы изучить защитный периметр военной базы.
Отличное настроение обоих во многом определялось неожиданным спокойствием, которое принесла эта ночь. Впервые за несколько недель сон Доминика не нарушался кошмарами или сомнамбулизмом. Ему снилась только неизвестная комната, залитая золотистым светом, — явно та же, что возникала в сновидениях Брендана. То же самое случилось с Эрни: он не лежал без сна, охваченный страхом перед тенями в тех местах, куда не доходил свет прикроватной лампочки, а сразу же уснул. Другие тоже сказали, что у них выдалась самая спокойная ночь за последнее время. Согласно теории Джинджер, которую она изложила утром за чашкой кофе, худшие сны вызывались не таинственными событиями, свидетелями которых они стали вечером 6 июля, а манипуляциями с их памятью. Теперь они имели представление о том, что им пришлось перенести в руках манипуляторов; давление подсознания, связанное с этим опытом, уменьшилось, и источник самых плохих снов был устранен.
У Доминика имелись свои причины, чтобы пребывать в хорошем настроении. Утром никто не смотрел на него с опаской, не относился к нему — обладателю телекинетических способностей — с пиететом. Поначалу его удивило то, как быстро все свыклись с его новым статусом. Потом он понял возможный ход их мыслей: тем летом они пережили то же самое, и рано или поздно у них могли проявиться такие же способности. Вероятно, они решили, что развитие паранормальных способностей у них просто задержалось. Ведь без этого между ними и Домиником мог бы возникнуть эмоциональный, интеллектуальный и психологический барьер, и он оказался бы в изоляции, которой как раз и опасался. Но сейчас все вели себя так, словно их и Доминика ничто не разделяло, и он был благодарен им за это.
Мурлыча что-то себе под нос, Эрни ехал на север по двухполосной дороге окружного значения, и вскоре мотель и федеральная трасса остались позади. Они взбирались на те холмы, где вчера вечером побывал Джек Твист, скрытно подбираясь к «Транквилити» (впрочем, он ехал главным образом по бездорожью). Доминик с интересом разглядывал меняющийся ландшафт за окном. Чем выше они поднимались, тем скуднее становилась земля, тем меньше было плоти и больше — скалистых костей, которые торчали повсюду: ключицы, лопатки, грудины известняка, малоберцовые и бедренные кости крошащегося сланца, встречавшиеся изредка ребра и позвоночники мощного гранита. Словно ощущая, что воздух на высоте становится холоднее, земля куталась в теплую одежду: в густые нижние юбки травы, пышные кринолины полыни и кустарников; и стволы, стволы, много стволов — горное красное дерево, высокие сосны, кедр, тополь, редкие заросли хвойных на восточных склонах.
Отъехав от мотеля всего на три мили, они оказались у границы снежного покрова. Поначалу дорогу покрывала лишь тонкая мантия снега, но через две мили она сделалась восьмидюймовой. Зимние ветры господствовали здесь с сентября до начала декабря, и в этот сезон еще не было сильных снежных бурь, но все же после нескольких небольших снегопадов землю укрыло плотное одеяло, а ветки вечнозеленых растений щетинились сосульками.
Если не считать нескольких участков, покрытых льдом, дорога была очищена, и ехалось по ней легко.
— Они всегда хорошо чистят до Тэндер-хилла, даже если погода хуже некуда, — объяснил Эрни. — Но за хранилищем дорожники не очень-то стараются.
Они быстро преодолели десять миль, следуя вдоль гребня долины, который уходил вниз на востоке; к западу от них неизменно высились горы. Несколько грунтовок и гравийных дорог, отходивших вправо, вели к отдельно стоящим домам и ранчо на восточных склонах. Через десять миль они оказались перед охраняемым въездом в хранилище Тэндер-хилла.
О близости хранилища сообщал знак. Рядом с ним от окружной дороги отходила другая, асфальтированная, пролегавшая между высокими темно-зелеными соснами; в мрачном предгрозовом свете они казались почти черными. Через пятнадцать футов после поворота дорога была перегорожена высокими металлическими шипами, торчавшими из асфальта, расположенными так, чтобы с гарантией проколоть покрышки любой машины, которая попытается проехать дальше, и достаточно большими, чтобы остановить любой автомобиль. В двадцати футах за шипами находились массивные стальные ворота, увенчанные пиками, выкрашенными в красный цвет. За воротами стоял сооруженный из бетонных блоков караульный домик размером двадцать на десять футов. Судя по виду его черных металлических дверей, они были способны выдержать выстрел из гранатомета.
Эрни вырулил к обочине дороги и почти остановился, когда они проезжали мимо въезда в Тэндер-хилл. Он показал на квадратный столбик высотой в один ярд на краю въездной дорожки, сбоку от коварных шипов:
— Похоже, это интерком для связи с часовым в караулке, и не только голосовой. Такие системы с видеомонитором используются в автобанках, чтобы они могли видеть тебя в машине. Человек в караулке смотрит, можно ли разрешить въезд, потом опускает шипы и открывает ворота. Но еще там наверняка есть пулемет, из которого тебя могут расстрелять, если часовой решит, что его обманом вынудили открыть ворота.
С каждой стороны от ворот отходило теряющееся наверху, среди деревьев, сетчатое ограждение с колючей проволокой. Доминик заметил предупреждающую надпись — красные буквы на белом фоне: «ОПАСНО! ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ». Хотя ограждение периметра уходило в лес, над ним — судя по тем секциям, которые они видели у главных ворот, — не нависали ветви деревьев, и с каждой стороны тянулась запретная полоса шириной в двадцать футов.
Хорошее настроение Доминика испарилось. Он предполагал, что охрана по периметру будет минимальной. Допустим, кто-то преодолел ограждение: чтобы войти в само хранилище, нужно было проникнуть за стальную взрывостойкую дверь в склоне холма, толщиной восемь-десять футов. Эта преграда была настолько надежной, что глупо было тратить деньги на внешнюю охрану. Но именно это они и сделали. А значит, секрет был настолько важным, что они не доверяли даже дверям, рассчитанным на ядерный взрыв.
— Шипы на дороге новые, — сказал Эрни. — А ворота, которые стояли здесь года два назад, по сравнению с этими выглядели довольно хлипкими. Ограда стояла всегда, но ток раньше не пускали.
— У нас нет ни малейшего шанса заглянуть внутрь.
Хотя никто этого не говорил (из страха показаться глупым), они надеялись, что им удастся добраться до взрывостойких дверей, осмотреть земли, недавно отобранные у скотоводов, Браста и Дирксона, и, если повезет, найти очередной кусочек пазла, который они собирали. Доминику и в голову не приходило, что им удастся пробраться в само хранилище. Это было невозможно. Но, сидя в уютном «Транквилити», они вовсе не считали утопией проникновение на территорию и проведение там разведки. И потом тоже — вплоть до этой минуты.
Доминик спрашивал себя, не может ли он использовать свои новообретенные телекинетические способности, чтобы преодолеть укрепления хранилища, но тут же прогнал эту мысль. Пока он не научится управлять своим даром, пользы от него будет мало. Это пугало Доминика. Он чувствовал, что, если потерять контроль над этой силой, она может вызвать громадные разрушения и смерть, и потому больше не собирался рисковать — кроме тех случаев, когда он точно не причинит никому вреда.
— Ну что ж, — сказал Эрни, — мы и не собирались проникать на территорию через парадные ворота. Давайте посмотрим, каково ограждение по периметру.
Он осторожно надавил на педаль газа, посмотрел в зеркало заднего вида и сказал:
— Кстати, за нами хвост.
Доминик испуганно повернул голову и тоже посмотрел в зеркало. Менее чем в сотне ярдов позади них стоял внедорожник-пикап, покрышки его были раза в два больше по диаметру и ширине, чем полагалось. Фары, в этот момент выключенные, стояли на крыше, а на переднем бампере был закреплен снежный плуг, поднятый над дорогой. Доминик не сомневался, что люди, живущие в горах, могут владеть такими машинами, но этот внедорожник, судя по всему, принадлежал военным. Тонировка на лобовом стекле не позволяла увидеть водителя.