Чужие

Но все-таки он беспокоился.

К тому времени, когда Нед приготовил для Блоков и их друга чизбургеры со всеми приправами, остальные клиенты ушли. Сэнди принесла на стол тарелки, Фей заперла дверь и, хотя еще не было десяти, включила табличку «ЗАКРЫТО», заметную с федеральной трассы.

Нед присоединился к ним, чтобы лучше разглядеть незнакомца и втиснуться между ним и Сэнди. Подойдя к столику, он с удивлением увидел, что Сэнди взяла бутылку пива себе и открыла одну для него. Он пил мало, а Сэнди — еще меньше.

— Тебе понадобится, когда ты выслушаешь то, что нам расскажут, — сказала Сэнди. — Может, потребуется еще пара бутылок.

Парня звали Доминик Корвейсис, и его удивительный рассказ покончил со всеми тревогами Неда насчет неверности жены. Когда Корвейсис закончил, Эрни и Фей поведали собственную невероятную историю. Нед впервые узнал о том, что бывший морпех боится темноты.

— Но я помню, что нас отпустили домой, — сказал Нед. — Мы не могли находиться в мотеле целых три дня. Помню, у нас случилось что-то вроде мини-отпуска — мы не выходили, смотрели телевизор, читали Луиса Ламура.

— Думаю, именно это вам и внедрили в память, — сказал Корвейсис. — К вам в трейлер в то время приезжал кто-нибудь? Соседи? Тот, кто может подтвердить, что вы и в самом деле находились дома?

— Мы живем недалеко от Беовейва, соседей у нас по большому счету нет. Насколько я помню, мы не видели никого, кто мог бы это подтвердить.

— Нед, они интересуются, не произошло ли с кем-нибудь из нас что-либо странное, — сказала Сэнди.

Нед посмотрел в глаза жене, без слов дав понять, что это ее право — говорить или нет о происходящих с ней переменах.

— Вы оба находились здесь тем вечером, когда это случилось, — сказал Корвейсис. — Чем бы это ни было, оно началось, когда я ел, вот здесь. Вероятно, вы видели то же, что и я. Но это воспоминание у вас украли.

При мысли о том, что какие-то люди манипулировали его сознанием, у Неда по коже поползли мурашки. Он с тревогой разглядывал поляроидные снимки, которые Фей разложила на столе, в особенности фотографию Корвейсиса с пустыми глазами.

Фей, обращаясь к Сэнди, сказала:

— Милая, мы с Эрни были бы слепцами, если бы не заметили перемен, которые произошли с тобой в последнее время. Я не хочу тебя смущать и не хочу соваться в твою жизнь, но если эти перемены могут иметь отношение к тому, что случилось с нами, мы должны об этом знать.

Сэнди нашла руку Неда и сжала ее. Ее любовь к нему была так очевидна, что он устыдился собственных подозрений в ее предательстве, которые только что занимали его мысли.

Уставившись в свой стакан с пивом, Сэнди сказала:

— Бо́льшую часть жизни я была очень низкого мнения о самой себе. Сейчас расскажу почему. Вы должны знать, как плохо мне жилось в детстве: без этого не понять, каким чудом стало для меня обретенное самоуважение. Нед первым начал вытаскивать меня из ямы, поверил в меня, дал мне шанс стать человеком. — Ее рука еще крепче сжала руку мужа. — Он начал ухаживать за мной почти девять лет назад и был первым человеком, который обращался со мной как с леди. Он женился на мне, зная, что внутри я завязана в запутанные узлы, и он потратил восемь лет, делая все возможное, чтобы развязать и распутать их. Он думает, что я не знаю, как сильно он старался мне помочь, но я прекрасно знаю…

Ее голос перехватило от эмоций. Она замолчала, чтобы сделать глоток пива.

Нед не мог произнести ни слова.

— Дело в том… — продолжила Сэнди. — Я хочу, чтобы все знали: то, что случилось позапрошлым летом, то, о чем никто из нас не помнит… может быть, это повлияло на меня очень сильно, но, если бы Нед не взял меня под свое крыло много лет назад, у меня не было бы ни малейшего шанса.

Приступ любви к жене стиснул Неда железной хваткой, сжал горло, сдавил грудь; приятная тяжесть легла на сердце.

Сэнди посмотрела на него, потом снова опустила глаза в стакан пива и рассказала о своем детстве в аду. Она не стала подробно рассказывать о надругательствах своего отца. Сдержанно, чуть ли не чопорно она повествовала о том, как ее периодически использовали в качестве малолетней проститутки, подчинявшейся сутенеру из Вегаса. Рассказ об этом чудовищном насилии действовал тем сильнее, что Сэнди рассказывала без драматизма. Все за столом слушали в молчании, вызванном не только потрясением, но и уважением к страданиям Сэнди и восхищением ее победой. Когда Сэнди закончила, Нед обнял ее и прижал к себе. Ее сила поразила его. Он всегда знал, что она особенная, а после услышанного только что стал еще больше любить жену и восхищаться ею.

Хотя его глубоко опечалило то, что сделали с Сэнди, он порадовался, что она наконец смогла рассказать об этом. Значит, прошлое отпустило ее.

Фей и Эрни неловко выражали сострадание, как делают друзья, которые хотят помочь, но не имеют ничего, кроме слов.

Всем захотелось еще пива. Нед принес из холодильника пять бутылок «Дос Эквиса» и поставил их на стол.

Корвейсис больше не казался Неду врагом. Писатель только покачивал головой и моргал, словно история Сэнди настолько ужаснула его, что вызвала оцепенение.

— Все встает с ног на голову. Я хочу сказать, что это забытое нами переживание на всех остальных действовало более-менее одинаково: погружало в ужас. Вообще-то, я тоже оказался в выигрыше, потому что выбрался из своей ракушки; это похоже на историю Сэнди. Но Эрни, доктор Вайс, Ломак и я… нам по большей части достался один лишь ужас. Теперь Сэнди рассказывает нам о воздействии, которое оказалось положительным, по крайней мере не содержало ничего пугающего. Почему все это так по-разному повлияло на нас? Вы и вправду не испытываете никакого страха, Сэнди?

— Никакого, — ответила Сэнди.

С того момента, как Эрни подтащил стул к столу, он сидел ссутулившись и опустив голову, словно защищал шею от удара. Теперь, сжимая одной рукой бутылку пива, он откинулся на спинку стула и немного расслабился.

— Да, страх лежит в основе всего. Но вы помните то место на федеральной дороге, о котором я говорил, — в полумиле с небольшим отсюда? Уверен, там случилось что-то необычное, связанное с этой промывкой мозгов. Но когда я стою там, я чувствую нечто большее, чем страх. Мое сердце начинает колотиться… возбуждение переполняет меня… и нельзя сказать, что это совсем дурное возбуждение. Частью его, может быть даже главной, является страх, но есть и куча других эмоций.

— Я думаю, — сказала Сэнди, — Эрни говорит о том месте, куда я сворачиваю, если хочу прокатиться. Меня… влечет туда.

Эрни возбужденно подался вперед:

— Я догадался! Когда мы возвращались из аэропорта сегодня утром, мы проезжали мимо этого места, и ты сбросила скорость. И я сказал себе: «Сэнди тоже чувствует это».

— Сэнди, что именно ты чувствуешь, когда тебя тянет к этому месту? — спросила Фей.

Горячо улыбаясь — Нед почти что чувствовал жар, — Сэнди сказала:

— Покой. Я чувствую покой. Трудно объяснить… но камни, земля, деревья словно излучают гармонию, спокойствие.

— Я не чувствую там покоя, — сказал Эрни. — Страх — да. Странную возбужденность. Странное ощущение, будто вот-вот случится… что-то потрясающее. То, чего я жажду, но в то же время боюсь до смерти.


— Я ничего такого не ощущаю, — заметила Сэнди.

— Нам нужно съездить туда, — предложил Нед. — И посмотреть, действует ли оно на остальных.

— Утром, — сказал Корвейсис. — Когда рассветет.

— Я понимаю, оно может действовать на каждого из нас по-разному, — предположила Фей. — Но почему оно изменило жизни Доминика, Сэнди и Эрни, а еще жизнь мистера Ломака в Рино и доктора Вайс в Бостоне и при этом не затронуло Неда и меня? Почему у нас нет проблем, как у них?

— Может быть, с вами и Недом промывщики мозгов поработали лучше.

При этой мысли Нед снова ощутил нервную дрожь.

Некоторое время они обсуждали ситуацию, в которой оказались, потом Нед предложил Корвейсису воссоздать его поведение вечером в пятницу, 6 июля, до того момента, когда воспоминания были стерты.

— Первую часть вечера вы помните лучше нас. И когда вы сегодня зашли сюда в первый раз, то были близки к тому, чтобы вспомнить что-то важное.

— Да, близок, — подтвердил Корвейсис, — но в последний момент, когда воспоминание уже забрезжило передо мной, я испугался до смерти… знаю, что я побежал к двери. Выставил себя в нелучшем виде. У меня просто крыша поехала. Это было что-то животное, инстинктивное, совершенно бесконтрольное. Думаю, оно случится еще раз, если я предприму вторую попытку проникнуть в воспоминания.

— И все же попробовать стоит, — сказал Нед.

— В этот раз мы будем рядом для моральной поддержки, — добавила Фей.

Корвейсиса пришлось уговаривать. Нед решил, что раньше, этим вечером, тот пережил нечто пугающее, то, чего не выразить словами. Наконец писатель поднялся, пошел со своим стаканом к двери кафе, встал спиной к выходу и сделал большой глоток «Дос Эквиса». Потом оглядел зал, изо всех сил припоминая, кто сидел здесь полтора года назад.

— В углу сидели трое или четверо, — сказал он. — Всего, наверно, с десяток человек, но лиц я не помню. — Он двинулся от двери, прошел мимо Неда и других к следующему столику, вытащил стул и сел почти спиной к ним. — Я сидел здесь. Обслуживала меня Сэнди. Я взял бутылку «Курса», пока изучал меню. Заказал сэндвич с ветчиной и яйцом. Картошку фри, капустный салат. Когда я солил картошку фри, солонка выпала у меня из рук. Просыпалась на стол. Я бросил щепоть соли через плечо. Дурацкий поступок. Слишком сильно кинул. Доктор Вайс! Джинджер Вайс — соль попала в нее. Раньше я этого не помнил, но теперь вижу ее ясно. Блондинка с фотографии.

Фей показала на поляроидную фотографию доктора Вайс, лежавшую перед Недом.

Продолжая сидеть в одиночестве за столом, Корвейсис сказал:

— Красивая женщина. Миниатюрная, как эльф, но ясно, что очень непростая. Занятное сочетание. Не мог глаз от нее оторвать.

Нед присмотрелся к фотографии Джинджер Вайс и подумал, что она, вероятно, и в самом деле необыкновенно красива, когда ее лицо выглядит не настолько бледным и вялым, а глаза — не такими холодными, пустыми, мертвыми.

Голосом, который приобрел какое-то странное звучание, словно и в самом деле шел из прошлого, Корвейсис сказал:

— Она сидит в угловой выгородке у окна, смотрит в эту сторону. Приближается время заката. Солнце там, балансирует на горизонте, как большой красный мяч, и кафе наполняется оранжевым светом, проникающим через окна. Почти как отблески пожара. Джинджер Вайс особенно привлекательна в этом свете. Я просто не могу оторвать от нее глаз, смотрю не скрываясь… уже наступили сумерки. Я заказал еще одно пиво. — Он сделал глоток «Дос Эквиса», а когда продолжил, его голос зазвучал мягче: — Долины синеют… потом чернеют… ночь.

Нед — так же, как Эрни, Фей и Сэнди, — был заворожен попыткой писателя вспомнить те события, потому что теперь и в нем зашевелились наконец воспоминания, слабые, бесформенные, но повелительные. В памяти начал всплывать тот вечер, один из многих, проведенных им в гриль-кафе «Транквилити». Нед вспомнил молодого священника с поляроидного снимка. И молодую пару с маленькой девочкой.

— Вскоре после наступления темноты я тянул вторую кружку пива, в основном для того, чтобы подольше поглазеть на Джинджер Вайс. — Корвейсис посмотрел налево, поднес правую руку к уху. — Какой-то необычный звук. Я его помню. Далекий рев… становится все громче. — Он помолчал немного. — Не помню, что дальше. Что-то… что-то… но оно не появляется.

Когда писатель заговорил о грохоте, к Неду Сарверу пришло воспоминание об этом пугающем нарастающем звуке — невообразимо слабое, сделать его сильнее не удавалось. Неду казалось, будто Корвейсис подвел его к краю темной пропасти, куда он отчаянно боится заглянуть и в то же время должен сделать это; но теперь они отворачивались от пропасти, так и не осветив ее черных глубин. С бешено стучащим сердцем он сказал:

— Попробуйте сосредоточиться на воспоминании о звуке, о характере звука, и, может быть, вам откроется остальное.

Корвейсис отодвинул стул от стола, встал:

— Рокот… словно гром, очень далекий гром… но он приближается.

Он стоял рядом со столом, пытался определить направление, откуда доносится звук, смотрел налево-направо, вверх-вниз.

И Нед вдруг услышал звук, но не в воспоминании, а в реальности, не полтора года назад, а сейчас. Глухой раскат далекого грома. Но он раздавался одним бесконечным ударом, а не рядом ударов, то более громких, то более тихих, и сила его нарастала, нарастала…

Нед посмотрел на других. Они тоже слышали звук.

Громче. Громче. Теперь вибрация отдавалась в его костях. Он не мог вспомнить, что́ случилось в ту ночь, но знал, что удивительные события, которые они пережили, начались с этого звука.

Нед отодвинулся от стола и встал. Его несла накатывающая волна страха, приходилось бороться с желанием бежать.

Сэнди встала, и на ее лице тоже появился страх. Хотя неизвестные события, похоже, подействовали на нее положительно, теперь она была испугана. Она положила руку на плечо Неда, чтобы успокоить его.

Эрни и Фей хмурились, оглядывались в поисках источника звука, но, судя по их виду, еще не испугались. Их воспоминания о звуке явно вычистили более основательно, и они не могли напрямую связать его с событиями того июльского пятничного вечера.

Послышался новый звук, наложившийся на рев, — странный, меняющий высоту свист. И этот звук тоже был неприятно-знакомым Неду.

Все повторялось. То, что случилось тем вечером, более полутора лет назад, каким-то образом возвращалось, господи, оно повторялось, и Нед услышал собственный голос:

— Нет, нет. Нет!

Корвейсис отступил на два-три шага от стола, кинул взгляд на Неда, на остальных. Лицо его побелело.

Усиливающийся рев начал резонировать в оконных стеклах за опущенными жалюзи. Невидимое стекло, закрепленное не слишком надежно, задребезжало в раме.

Теперь вибрировали и жалюзи, добавляя свой трескучий голос к общему хору.