Чужие
Часть 49 из 97 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Минута за минутой дурное предчувствие Доминика усиливалось, он описал полный круг и теперь снова смотрел в сторону гриль-кафе «Транквилити». Словно во сне, он направился туда, и, когда подошел к дверям, сердце его колотилось как сумасшедшее. Он чувствовал острую потребность убежать прочь.
Но заставил себя открыть дверь и войти внутрь.
Он увидел зал, хорошо освещенный, уютный и теплый. В воздухе витали превосходные запахи — картошки фри, лука, свежего гамбургера, шипевшего на решетке, здесь же жарился окорок.
Испытывая страх, как во сне, он пересек зал и сел за пустой столик. В центре стола стояли бутылочка с кетчупом, мягкая бутылка с горчицей, сахарница, солонка с перечницей и пепельница. Доминик взял солонку.
Несколько секунд он не мог понять, почему сделал это, но потом вспомнил, что тем летом сидел за этим самым столиком, в первый день своего пребывания в мотеле. Он просыпал немного соли, рефлекторно кинул щепотку себе за плечо, и соль случайно попала в лицо молодой женщины, приближавшейся к нему сзади.
Да, этот случай явно был важным, но почему? Из-за женщины? Кем она была? Незнакомкой. Как она выглядела? Доминик попытался вспомнить, но не смог.
Сердце его бешено стучало, без всякой на то причины. Он чувствовал, что подошел к какому-то сокрушительному открытию.
Он напрягал память, но подробности не давались ему, ускользали от него.
Доминик поставил солонку. Продолжая двигаться как во сне, перешел к угловому столику у передних окон. Столик был свободен, но Доминик точно знал, что молодая женщина, поморгав, чтобы стряхнуть соль с ресниц, села именно за него.
— Что для вас?
Доминик понимал, что официантка в желтом свитере стоит рядом с ним, говорит с ним, но на него накатило воспоминание. Женщина из его прошлого, чьего лица он никак не мог вспомнить, сидела в этом полукабинете, необыкновенно красивая в оранжевом свете заката.
— Мистер? Что-то случилось?
Молодая женщина заказала тогда себе еду, а Доминик продолжил есть свою, солнце зашло, наступил вечер и… Нет!
Воспоминание вынырнуло из глубины, почти прорвалось сквозь мутную поверхность на свет, в его сознание, но в последнее мгновение Доминик в панике отшатнулся от него, словно увидел страшное лицо какого-то чудовищно злобного левиафана, прыгнувшего на него. Он уже не хотел вспоминать, отказывался от воспоминания — испустив безмолвный крик, отшатнулся, отвернулся от испуганной официантки и побежал. Он чувствовал на себе взгляды людей, понимал, что устраивает сцену, но это его не волновало. Его волновало одно — поскорее убраться отсюда. Он добежал до двери, распахнул ее и выскочил под послезакатное черное, пурпурное и алое небо.
Ему было страшно. Он боялся прошлого. Боялся будущего. Главным образом потому, что не знал, почему боится.
Чикаго, Иллинойс
Брендан Кронин решил сделать свое сообщение после обеда, когда отец Вайкезик, с полным животом и стаканом бренди в руке, будет в своем лучшем за день настроении. А пока, находясь в обществе отца Вайкезика и отца Джеррано, он поедал щедрый обед: двойную порцию картофеля с бобами и ветчиной и треть буханки хлеба домашней выпечки.
Хотя аппетит вернулся к нему, прежняя вера возвращаться не желала. Когда рухнула его вера в Господа, в нем появились страшная, темная пустота и отчаяние, но теперь отчаяние прошло, а пустота не то чтобы целиком заполнилась, но уменьшалась в объеме. Он начал представлять себе, что наступит день — и он сможет жить осмысленной жизнью, которая никак не будет связана с церковью. Для Брендана мирские удовольствия никогда не могли сравниться с духовной радостью, испытываемой во время мессы, и одна только мысль о светской жизни стала революционным поворотом.
Может быть, отчаяние ушло, поскольку после Рождества он обитал в среде, где господствовали настроения в диапазоне от атеизма до высокопробного агностицизма. Недавние события сплелись в такую сеть, что он начал задумываться о существовании некоей Власти, не обязательно божественной, но все же стоящей выше природы.
После обеда отец Джеррано отправился наверх — провести несколько часов за последним романом Джеймса Блейлока, фантаста, которого Брендан тоже находил интересным. Но для такого упертого реалиста, как отец Вайкезик, красочные рассказы Блейлока о причудливых фантастических существах и еще более причудливых людях были чересчур образными. Перейдя вместе с Бренданом в кабинет, настоятель сказал:
— Он пишет хорошо, но после каждого рассказа у меня возникает чувство, что все не такое, каким кажется. И мне это не нравится.
— Может быть, все и вправду не такое, каким кажется, — сказал Брендан.
Настоятель покачал головой. Свет падал на его седые волосы так, что возникало впечатление, будто они сделаны из проволоки.
— Нет, когда я читаю ради удовольствия, то предпочитаю большие, увесистые тома, которые дают возможность окунуться в реальную жизнь.
Брендан широко улыбнулся и сказал:
— Если существуют небеса, отец, и мне каким-то образом удастся попасть туда вместе с вами, надеюсь, я смогу устроить вам встречу с Уолтом Диснеем. Хочу посмотреть, как вы будете убеждать его, что надо делать мультфильмы по книгам Достоевского, а не живописать приключения Микки-Мауса.
Посмеиваясь над собой, настоятель разлил выпивку по стаканам, и они устроились в креслах: падший священник со шнапсом, начальствующий над ним — с бренди.
Решив, что лучшего времени для своей новости он не найдет, Брендан сказал:
— Если не возражаете, я покину вас на некоторое время, отец. Я бы хотел уехать в понедельник. Мне нужно в Неваду.
— В Неваду? — отец Вайкезик хмыкнул так, будто его викарий сказал «в Бангкок» или «в Тимбукту». — Почему в Неваду?
Ощущая вкус перечной мяты от шнапса на языке и пожар внутри, Брендан сказал:
— Именно оттуда мне был зов прошлой ночью во сне. Я не видел ничего, кроме яркого света, но вдруг понял, где нахожусь. Округ Элко, штат Невада. И я знал, что должен вернуться туда, чтобы найти объяснение выздоровлению Эмми и воскрешению Уинтона.
— Вернуться туда? Ты уже был там?
— Позапрошлым летом. Перед тем, как стал служить в церкви святой Бернадетты.
Оставив свою должность при монсеньоре Орбелле в Риме, Брендан полетел прямиком в Сан-Франциско, чтобы выполнить последнее поручение своего ватиканского наставника. Он провел две недели с епископом Джоном Сантефьоре, старым другом Орбеллы. Епископ писал книгу об истории папских выборов, и Брендан привез ему кучу материалов, переданных монсеньором. Его задача состояла в том, чтобы ответить на все вопросы, касающиеся этих документов. Джон Сантефьоре оказался обаятельным человеком, способным на лукавый и едкий юмор, и дни пролетели как одна минута.
Брендан выполнил поручение, и у него еще оставалось две недели. По истечении этого срока он должен был явиться к церковному начальству в Чикаго, своем родном городе, где его ждала должность викария в одном из приходов. Он провел несколько дней в городке Кармел на полуострове Монтерей. Потом, решив посмотреть страну, которую никогда прежде не видел, взял напрокат машину и отправился в долгое путешествие на восток.
Теперь отец Вайкезик слушал, подавшись вперед и обеими руками сжимая стакан бренди.
— Я помню про епископа Сантефьоре, но забыл, что ты возвращался оттуда на машине. И проезжал через округ Элко в Неваде?
— Остановился там в мотеле у черта на куличках. «Транквилити» — так он назывался. Всего на одну ночь, но место оказалось таким мирным, а пейзаж — таким прекрасным, что я задержался еще на пару дней. И вот теперь должен вернуться.
— Зачем? Что с тобой там случилось?
Брендан пожал плечами:
— Ничего. Я просто отдыхал. Дремал. Прочел несколько книг. Смотрел телевизор. У них хороший прием, потому что на крыше есть тарелка.
Отец Вайкезик наклонил голову:
— Что с тобой не так? Ты несколько секунд говорил как-то… странно. Деревянным голосом, словно произносил заученный текст.
— Я просто рассказывал, как все было.
— Но если там ничего не случилось, почему это место такое особенное? Что произойдет, когда ты вернешься туда?
— Не знаю толком. Но это будет что-то… что-то невероятное.
Не скрывая негодования, вызванного тупостью викария, отец Вайкезик задал вопрос напрямую:
— Это Господь зовет тебя?
— Не думаю. Но может быть. С очень небольшой вероятностью. Я хотел попросить вашего разрешения на эту поездку, отец. Но если вы не дадите благословения, я все равно поеду.
Отец Вайкезик сделал глоток бренди побольше, чем вошло у него в привычку.
— Думаю, тебе следует поехать, но не одному.
Брендан удивленно посмотрел на него:
— Вы хотите отправиться со мной?
— Нет. Я не могу оставить святую Бернадетту. Но тебя должен сопровождать подготовленный свидетель. Священник, знакомый с такими вещами, чтоб он мог подтвердить чудо или чудесное явление…
— Вы имеете в виду клирика, который с разрешения кардинала расследует истерические сообщения о плачущих статуях Богоматери, кровоточащих распятиях и прочих божественных явлениях?
Отец Вайкезик кивнул:
— Именно. Я говорю о человеке, знакомом с процессом аутентификации. Монсеньор Джанни из отдела публикаций епископской канцелярии. У него богатая практика.
Не желая обижать настоятеля, но исполненный решимости действовать по своей воле, Брендан сказал:
— Тут нет никаких божественных явлений, так что нет и потребности в монсеньоре Джанни. Все, что со мной происходит, не имеет ни малейшего отношения к христианству.
— А кто сказал, что Господь не может действовать исподволь? — спросил отец Вайкезик.
Ухмылка на его лице говорила, что он намерен одержать победу в этом споре.
— Такие вещи могут быть экстрасенсорными явлениями.
— Ба! Ересь. Экстрасенсорные явления — это всего лишь дурацкое объяснение, которое неверующие дают промыслу Божьему. Исследуй эти явления внимательно, Брендан. Проникнись их смыслом, и тебе откроется правда. Господь призывает тебя вернуться в Его лоно. Я верю, что Он посетил тебя.
— Но если это божественное явление, почему оно не может произойти здесь? Почему я слышу зов из Невады?
— Может быть, это испытание твоей верности Господу, твоего подспудного желания вернуться к вере. Если желание достаточно сильно, ты согласишься на неудобства дальней поездки, и в награду тебе будет явлено то, что вернет тебя к вере.
— Но почему Невада? Почему не Флорида? Или не Техас? Или не Стамбул?
— Это известно одному Господу.
— А зачем Господу брать на себя такой труд ради возвращения сердца одного заблудшего священника?
— Для Того, кто создал землю и звезды, это радостный труд. Для Него каждое сердце не менее важно, чем миллион сердец.
— Тогда почему Он ничего не сделал и я потерял веру?
— Может быть, потеря веры и возвращение к ней — это процесс закаливания. Он решил подвергнуть тебя этому процессу, чтобы ты стал сильнее.