Чужая кожа
Часть 34 из 55 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
С персиком была фотография с еще одной девушкой, но вышла она гораздо хуже, потому что выглядела слишком уж простоватой на фоне всех остальных.
Внезапно мне в голову пришла одна идея. Я быстро сбегала в свою комнату за телефоном и сфотографировала три снимка с девушкой. Затем аккуратно сложила фотографии, выключила люстру и вышла из комнаты Вирга Сафина.
Вернувшись к себе, я позвонила Максу, сказала, что сброшу ему сейчас несколько фоток, чтобы он посмотрел внимательнее и сказал, не знает ли он девушку на фото. Макс перезвонил почти сразу.
— Это Мария Беликова, девушка Сафина, та самая, которая сгорела в пожаре.
— Что?! — я так и села на кровать.
— Ну да, помнишь, я еще говорил, что в ее смерти не все чисто. Должны были повторную экспертизу проводить. Результаты я не узнавал пока. Узнаю — расскажу.
— Так, — меня осенила еще одна идея, — жди еще фотки. Вдруг ты узнаешь кого-то еще.
Я пулей ворвалась в комнату Сафина, сфотографировала крупным планом лица всех остальных моделей (только лица, опустив все эротические подробности) и отправила снимки Максу.
Из всех женщин (их было 15, без трех фото Беликовой) Макс опознал только двух.
— Одна модель сейчас работает в Канаде, у нее там контракт. Она вышла замуж за француза. Вроде она жива. С ней все в порядке. А вот вторая…
— Что вторая? — я испытывала только страх.
— Это та самая девушка, которая погибла вместе с депутатом Виталием Кораблевым. Вместе с ним ее сожгли в машине в заброшенном карьере. Она в стриптиз-клубе работала. Я их вместе не раз видел в крутых местах. Так что она умерла.
Потаскушка депутата… Выходит, и ее фотографировал Вирг Сафин. Значит, прямая связь с гибелью Кораблева все-таки была? Кожа моя под чужим покровом стала ледяной на ощупь. Все мое тело била противная дрожь.
Я коротко распрощалась с Максом, не став ничего ему объяснять. Это могло быть случайным совпадением, но могло и не быть. Из всех снимков только на фотографиях Беликовой и девушки, погибшей с депутатом, были персики. На других персиков не было. Ни у кого. А Беликова умерла. И девица Кораблева тоже умерла. Было ли это совпадением? Или это не было совпадением? Моя мысль еще не оформилась полностью. Просто я стала воспринимать персик как некий знак смерти. Странный знак.
Я быстро удалила все снимки с телефона и перезвонила Максу, чтобы сказать, что снимки я сделала тайком, поэтому их нельзя никому показывать. А лучше вообще удалить. Макс хмыкнул, что он все понимает, и пообещал удалить. Потом спросил, как их нашла. Буркнув что-то неопределенное, в панике нажала отбой.
Самым приятным было то, что в ходе такого мощного потрясения моя тоска куда-то улетучилась. Добравшись до кровати, я рухнула на подушку и отрубилась почти мгновенно, словно ничего страшного со мной не произошло.
Я металась в очередном кошмарном бреду, поэтому сразу не услышала вызов звон мобильного телефона.
Поклявшись утром же поменять мелодию, я посмотрела на часы, лежащие на тумбочке — 4:22 утра. Кто мог так упорно звонить?
Номер был мне не знаком. Более того, номер был не украинским. Я увидела незнакомый код какой-то страны, осторожно ответила, очень тихо.
— Мара? Почему ты не отвечаешь так долго, Мара? Что-то случилось?
Господи! Все внутри перевернулось вверх дном! Этот голос я узнала бы из миллиарда человеческих голосов. Именно от него у меня всегда подкашивались ноги. Именно от него кружилась голова и разрывались ядерные бомбы в груди. Именно от него порхал рой бабочек в животе, выворачивая наизнанку мои внутренности и представления о жизни, превращая страстный любовный пожар в жестокое и циничное аутодафе.
— Это правда ты? — я даже не почувствовала, что по моему лицу текут слезы. Но странное дело, он почувствовал их за меня. Наверное, настоящая любовь бывает только с тем, кто чувствует на расстоянии, когда ты плачешь.
— Ты плачешь? Мара, что-то случилось? Почему ты плачешь? Что с тобой?
— Со мной все хорошо. Правда. Ничего не случилось. Разве я плачу? Да, наверное. Это потому, что ты позвонил.
— Прости, что не звонил раньше. У меня было очень много дел.
— Ничего…
— Мара, я прилетаю сегодня и хочу, чтобы ты встретила меня в аэропорту.
— Откуда ты звонишь?
— Что? А, незнакомый номер… Я звоню из гостиницы. У меня получились бесплатные минуты с гостиничного телефона — нечто вроде бонуса. Я решил использовать их. Ты приедешь в аэропорт?
— Обязательно. Как я могу не приехать?
Я легла, но сон исчез. Так я и лежала до самого рассвета, погруженная в беспамятство этим счастливым или тревожным ночным звонком.
Глава 17
Было около пяти часов вечера. Одевшись потеплее, я обнялась с Верой, которая почему-то перекрестила меня перед уходом, и вышла в наступающую ночь, где меня уже ждал хмурый Николай, успевший завести двигатель.
Было холодно. На стекле машины иней создавал уникальные ледяные узоры. Я уютно устроилась на кожаном сидении, и мерседес рванул в быстро наступающую ночь.
Взгляд мой упал на журнал, лежащий на заднем сидении. Странно, что я не увидела сразу. Выглядело так, словно кто-то намерено подсунул его мне.
Это было очень дорогое, красочное издание для богатых людей, просто так не попадающее в обычные руки. Журнал для миллионеров — есть такие журналы. На обложке золотыми латинскими буквами было выписано название, но главным было не это, а фотография, в которой я с замиранием сердца узнала одну из эротических работ Вирга Сафина. Это была его фотография.
Фото представляло собой оптическую иллюзию, и это было видно даже по обложке журнала. Обнаженное тело женщины представляло собой то сексуальное царство раскрепощенной, щедрой женской плоти, то замок с остроконечными башнями, застывший на холме. А стоило повернуть журнал немного вправо, как иллюзия трансформировалась в третье изображение. Вместо тела и замка представал… могильный склеп.
Это было абсолютно невероятное и нереальное зрелище! Я не представляла себе, как, вооружившись только фотоаппаратом, можно сделать такое. Если бы это была картина, созданная кистью, тогда бы все становилось понятным. В распоряжении художника есть множество подручных средств, позволяющих провоцировать оптический обман.
Но Вирг Сафин не был художником — он был фотографом, у которого были только модель, умение правильно использовать преломление света и правильно располагать объемные фигуры в пространстве, а также была камера. Как же он делал все это? Как? Не говоря уже о глубоком смысле, которым была наполнена эта невероятная фотография: щедрое для рождения и любви объемное женское тело превращалось сначала в сокровищницу за каменными стенами, предмет охоты и вожделения, а затем — в могильный склеп, прах и тлен.
Номер был совсем свежим. В оглавлении нашла нужную статью. В ней речь шла о том, какой фурор на минувшей неделе произвел фотограф Вирг Сафин. Фотография, изображенная на обложке, была продана на одном из крупнейших мировых аукционов за полтора миллиона долларов частному коллекционеру из Латинской Америки. И теперь все ведущие специалисты мира пытались разгадать ее секрет.
Впервые в Нью-Йорке Вирг Сафин запатентовал специальный состав своей фирменной пленки, на которую была снята фотография, удивительным образом преломляющую свет и создающую уникальную оптическую иллюзию, искажающую объемные изображения фотографии с помощью различных эффектов визуализации, при ручной печати фотографии. Созданный эффект двойного наложения (пленка плюс оптическая иллюзия — изображение модели) трансформировал очертания предмета таким образом, что получались совершенно невероятные сочетания. Пленка являлась крупнозернистой. Эти крупные зерна начального состава обладали как бы эффектом кривых зеркал, позволяя добиться оптических сочетаний, абсолютно не мыслимых в обычных условиях. Это было что-то невероятное. Но самым интересным было то, что состав этой пленки знал только Вирг Сафин и больше никто. Это было его личное изобретение. И состав своего ноу-хау он держал в глубочайшей тайне.
Стремясь добиться абсолютно невозможного, Сафин не только воспользовался эффектом этой пленки при оптической съемке, но и обернул ею всю фотографию. Эффект получился невероятный! Двойное наложение позволило фотографии проявить третью оптическую иллюзию: так кроме тела и замка появился склеп.
На аукционе работа Сафина произвела настоящий фурор. За нее буквально дрались несколько известных коллекционеров. Ценность снимка подчеркивалась тем, что эта работа существовала в единственном экземпляре, была своего рода экспериментом, ведь Вирг Сафин никогда не обертывал свои фотографии снаружи новым составом пленки. Признавшись, что постоянно использует эту пленку для своих снимков, Сафин подчеркнул, что впервые решил воспользоваться ею, чтобы еще больше усилить оптические свойства уже готовой работы. И мощь, невероятность получившейся фотографии шокировали даже его.
Одновременно с аукционом (за день до аукциона, что почти одновременно) Сафин провел все необходимые мероприятия, чтобы запатентовать свое изобретение на мировом рынке. Так как это изобретение существовало в единственном экземпляре и состав пленки до конца никому не был известен, это вызывало сумасшедший резонанс. Единственное, в чем признался Сафин, это в том, что состав материалов, входящих в пленку, имеет полностью органическое происхождение. Никаких химических реактивов и препаратов в ней не используется. Сам же состав вещества представляет собой нечто вроде мокрой ткани. Прилипая к поверхности предмета (к примеру, уже готовой фотографии или объектива камеры) вещество прилипает намертво и застывает в виде тончайшей пленки, которая почти не видна невооруженным взглядом.
Я внимательно перечитала статью несколько раз. Так вот в чем заключается успех Вирга Сафина! Он не только фотограф, он еще и химик. Он изобрел какое-то невероятное вещество, обладающее способностью преломлять свет. Я вспомнила, что Макс уже говорил мне нечто подобное о каком-то специальном материале, который Сафин наносит на объектив пленки, и вот теперь Сафин впервые признался в этом, но почему-то в Нью-Йорке.
От полноты чувств я завертелась на сидении, оглянулась. Меня ослепил свет фар джипа, неотрывно следующего за нами. Похоже, у водителя был включен дальний свет, и он слепил.
Но вот водитель джипа, следующего за нами, увеличил скорость и пошел на обгон. Тут только я заметила, что на трассе, на которую мы выехали, было очень мало машин. Я так увлеклась статьей в журнале, что не заметила: мы едем уже час. Резкая вспышка, удар, взрыв…
Поравнявшийся с нами, джип глухо ударил нас в бок. Я закричала. Я страшно кричала от хруста разбитого стекла. Этот колючий фонтан разлетевшегося стекла обжег мои пальцы.
Лицо Николая стало совсем белым. Он судорожно вцепился в руль. Слева — узкая полоса металлического заграждения, справа — враждебная полоса дороги, на которой мчался таранящий нас джип.
Я успевала разглядеть, что это навороченный внедорожник Range Rover. Отдалившись чуть в сторону, он снова сделал крутой вираж и протаранил нас на ходу. Николаю не удалось удержать руль. Резкий удар отбросил нас влево, и левой частью бампера, металлом, фарой наш джип проехал по металлу забора. Жуткий скрежет, грохот, фонтан искр от разлетевшейся фары, и самое жуткое — сноп электрических искр, взлетающих в небо огненной ракетой, чудовищным фейерверком.
Я кричала, совершенно не слыша своего голоса, и прекрасно понимала, что каждый из ударов — не случаен. Джип намеренно таранил нас. Отрезвление, прояснение пришло мгновенно. Я с ужасом поняла, зачем. Других машин на трассе не было. До аэропорта оставалось совсем немного.
В моих глазах бледное лицо Николая увеличилось в огромный снежный ком, закрывающий все вокруг. А потом… потом я увидела самое страшное. Я увидела лицо своего убийцы. Range Rover на какое-то мгновение поравнялся с нами, и я увидела лицо Алекса. Холодное, жестокое лицо Алекса, которое смотрело на меня. Я прочитала на этом лице свой приговор. Я прекрасно поняла, кто прислал отравленную корзину с пирожными и шампанским, узнала руку, закрывшую меня в туалете галереи и устроившую пожар.
Алекс. Меня хочет убить Алекс. По приказу Вирга Сафина или сам? Я не знаю. Ужас словно парализовал все мое тело. От ужаса я буквально перестала дышать. Но самое ужасное было дальше. Николай вдруг резко начал тормозить, сбросил скорость, и я увидела, как джип Алекса быстро перестроился на нашу полосу, пошел наперерез.
— Что ты делаешь, сволочь?! — от ужаса я забыла все, даже нецензурные слова. Ногтями я цеплялась за спину Николая, рвала куртку, потому что не могла достать до его шеи.
Одной рукой Николай пытался отбиться от меня, другой — крепко прижимал руль и усиленно тормозил. Я поняла, что происходит. Он предал меня. Он предал Вирга Сафина. Он решил отдать меня убийце, передать из рук в руки. Он знал, что я обречена.
Наш автомобиль остановился. Тут я увидела, что Алекс был не один. За Алексом остановился еще один джип, причем так, что перекрыл дорогу. Николай обернулся ко мне.
— Тебе лучше пойти с ними. Они не причинят тебе вреда.
— Ты… Ты… — я дрожу, мой голос дрожит, и я теряю остаток всех слов.
— Прости, — Николай быстро выпрыгнул из машины, оставляя меня одну.
Единым махом перепрыгнул через металлическую ограду и исчез по направлению к темнеющей лесопосадке.
Я хлопнула по кнопке, блокирующей двери, и быстро перелезла на водительское сидение. Двери были заблокированы. Теперь им понадобится некоторое время, чтобы меня достать. Конечно, это не спасет меня от пули. Но если бы они хотели, они бы давно стреляли.
Я медленно включила заднюю передачу. Когда-то я умела водить. У моего бывшего мужа был автомобиль, и я научилась. Потом муж исчез из моей жизни, и забрал машину с собой.
Но эти знания всплыли сейчас в моей памяти. Всплыли из страха и ужаса, охватывающих меня. К счастью, этот джип с коробкой-автоматом. Я нажала на газ, и поехала. Алекс быстро выкрутил руль и бросился вперед, чтобы отрезать мне путь. Второй джип остался на прежнем месте. Алекс набрал скорость, и отрезал мне путь сзади, становясь поперек полосы, боком, перегораживая всю полосу. Ехать было некуда.
Сзади — Алекс, впереди — второй джип. Включила первую передачу. Вперед. Еду вперед. Затем остановилась.
Мотор джипа продолжал урчать. Дальше… Если бы кто-то спросил меня в тот момент, что я собираюсь сделать, я не сказала бы, что ничего. Я даже понятия не имела об этом, в голове моей не было никакого плана. Я снова переключила реверс. Разблокировала двери, приоткрыла дверцу… Затем вдавила газ в пол.
Газанув, как бешеный зверь, взревев сумасшедшим ревом, мерседес ринулся назад, прямо в джин Алекса. Последним, что я запомнила, был удар такой силы, что в мерседесе вылетели все стекла. Потом я услышала взрыв. Это было как раз в тот момент, когда, почти перевернувшись в воздухе, я вылетела через раскрытую дверцу на снег. Прыгала я сама, но совершенно не ожидала той силы, с которой меня выбросит. Больно ударившись всем телом, я перевернулась так, что оказалась лицом внизу.
Быстро встала на ноги. Джип Алекса и сам Алекс превратились в пылающий факел. Мой удар пришелся точно в бензобак. Очевидно, я так выкрутила руль, сама того не зная, что точкой удара мерседеса стал именно бензобак, вся сила и тяжесть автомобиля пришлась именно туда. Это была случайность.
Еще мгновение, и мерседес тоже превратился в пылающий факел. Из второго джипа, стоящего впереди, к нам уже бежали какие-то люди. Они что-то кричали и размахивали руками. Я не стала ждать продолжения и, перемахнув через металлический забор, бросилась в лес.
Я бежала изо всех сил, стараясь держаться ближе к стволам деревьев. Падала, поднималась, и снова бежала, до тех пор, пока в моей груди не разрослась настолько раскаленная боль, с которой я уже не могла бежать.
Остановившись, прижалась к стволу дерева. В глазах темнело, я задыхалась. Но из последних сил я все-таки пыталась услышать преследующие меня шаги. Я не сомневалась, что по моим шагам идет убийца. Стоило устраивать такое, чтобы так легко меня отпустить. Значит, именно здесь закончится моя жизнь. Я задыхалась от разочарования, боли и страха. Ведь я так стремилась к счастью и совсем не хотела, чтобы все закончилось так.
Вжавшись в ствол дерева, я пыталась восстановить дыхание, собрать свои силы и бежать дальше. Но бежать было некуда. Это было единственным, что я знала. Я не помню, сколько прошло времени до того момента, когда холод сжал мощными тисками все мое тело. И я поняла, что нужно идти дальше.
Был слишком большой мороз. К тому же, я была почти по колено в снегу. Вся нижняя половина тела онемела, превратившись в сплошной сгусток боли — я испугалась обморожения. Именно это и заставило меня сдвинуться с места.
Внезапно мне в голову пришла одна идея. Я быстро сбегала в свою комнату за телефоном и сфотографировала три снимка с девушкой. Затем аккуратно сложила фотографии, выключила люстру и вышла из комнаты Вирга Сафина.
Вернувшись к себе, я позвонила Максу, сказала, что сброшу ему сейчас несколько фоток, чтобы он посмотрел внимательнее и сказал, не знает ли он девушку на фото. Макс перезвонил почти сразу.
— Это Мария Беликова, девушка Сафина, та самая, которая сгорела в пожаре.
— Что?! — я так и села на кровать.
— Ну да, помнишь, я еще говорил, что в ее смерти не все чисто. Должны были повторную экспертизу проводить. Результаты я не узнавал пока. Узнаю — расскажу.
— Так, — меня осенила еще одна идея, — жди еще фотки. Вдруг ты узнаешь кого-то еще.
Я пулей ворвалась в комнату Сафина, сфотографировала крупным планом лица всех остальных моделей (только лица, опустив все эротические подробности) и отправила снимки Максу.
Из всех женщин (их было 15, без трех фото Беликовой) Макс опознал только двух.
— Одна модель сейчас работает в Канаде, у нее там контракт. Она вышла замуж за француза. Вроде она жива. С ней все в порядке. А вот вторая…
— Что вторая? — я испытывала только страх.
— Это та самая девушка, которая погибла вместе с депутатом Виталием Кораблевым. Вместе с ним ее сожгли в машине в заброшенном карьере. Она в стриптиз-клубе работала. Я их вместе не раз видел в крутых местах. Так что она умерла.
Потаскушка депутата… Выходит, и ее фотографировал Вирг Сафин. Значит, прямая связь с гибелью Кораблева все-таки была? Кожа моя под чужим покровом стала ледяной на ощупь. Все мое тело била противная дрожь.
Я коротко распрощалась с Максом, не став ничего ему объяснять. Это могло быть случайным совпадением, но могло и не быть. Из всех снимков только на фотографиях Беликовой и девушки, погибшей с депутатом, были персики. На других персиков не было. Ни у кого. А Беликова умерла. И девица Кораблева тоже умерла. Было ли это совпадением? Или это не было совпадением? Моя мысль еще не оформилась полностью. Просто я стала воспринимать персик как некий знак смерти. Странный знак.
Я быстро удалила все снимки с телефона и перезвонила Максу, чтобы сказать, что снимки я сделала тайком, поэтому их нельзя никому показывать. А лучше вообще удалить. Макс хмыкнул, что он все понимает, и пообещал удалить. Потом спросил, как их нашла. Буркнув что-то неопределенное, в панике нажала отбой.
Самым приятным было то, что в ходе такого мощного потрясения моя тоска куда-то улетучилась. Добравшись до кровати, я рухнула на подушку и отрубилась почти мгновенно, словно ничего страшного со мной не произошло.
Я металась в очередном кошмарном бреду, поэтому сразу не услышала вызов звон мобильного телефона.
Поклявшись утром же поменять мелодию, я посмотрела на часы, лежащие на тумбочке — 4:22 утра. Кто мог так упорно звонить?
Номер был мне не знаком. Более того, номер был не украинским. Я увидела незнакомый код какой-то страны, осторожно ответила, очень тихо.
— Мара? Почему ты не отвечаешь так долго, Мара? Что-то случилось?
Господи! Все внутри перевернулось вверх дном! Этот голос я узнала бы из миллиарда человеческих голосов. Именно от него у меня всегда подкашивались ноги. Именно от него кружилась голова и разрывались ядерные бомбы в груди. Именно от него порхал рой бабочек в животе, выворачивая наизнанку мои внутренности и представления о жизни, превращая страстный любовный пожар в жестокое и циничное аутодафе.
— Это правда ты? — я даже не почувствовала, что по моему лицу текут слезы. Но странное дело, он почувствовал их за меня. Наверное, настоящая любовь бывает только с тем, кто чувствует на расстоянии, когда ты плачешь.
— Ты плачешь? Мара, что-то случилось? Почему ты плачешь? Что с тобой?
— Со мной все хорошо. Правда. Ничего не случилось. Разве я плачу? Да, наверное. Это потому, что ты позвонил.
— Прости, что не звонил раньше. У меня было очень много дел.
— Ничего…
— Мара, я прилетаю сегодня и хочу, чтобы ты встретила меня в аэропорту.
— Откуда ты звонишь?
— Что? А, незнакомый номер… Я звоню из гостиницы. У меня получились бесплатные минуты с гостиничного телефона — нечто вроде бонуса. Я решил использовать их. Ты приедешь в аэропорт?
— Обязательно. Как я могу не приехать?
Я легла, но сон исчез. Так я и лежала до самого рассвета, погруженная в беспамятство этим счастливым или тревожным ночным звонком.
Глава 17
Было около пяти часов вечера. Одевшись потеплее, я обнялась с Верой, которая почему-то перекрестила меня перед уходом, и вышла в наступающую ночь, где меня уже ждал хмурый Николай, успевший завести двигатель.
Было холодно. На стекле машины иней создавал уникальные ледяные узоры. Я уютно устроилась на кожаном сидении, и мерседес рванул в быстро наступающую ночь.
Взгляд мой упал на журнал, лежащий на заднем сидении. Странно, что я не увидела сразу. Выглядело так, словно кто-то намерено подсунул его мне.
Это было очень дорогое, красочное издание для богатых людей, просто так не попадающее в обычные руки. Журнал для миллионеров — есть такие журналы. На обложке золотыми латинскими буквами было выписано название, но главным было не это, а фотография, в которой я с замиранием сердца узнала одну из эротических работ Вирга Сафина. Это была его фотография.
Фото представляло собой оптическую иллюзию, и это было видно даже по обложке журнала. Обнаженное тело женщины представляло собой то сексуальное царство раскрепощенной, щедрой женской плоти, то замок с остроконечными башнями, застывший на холме. А стоило повернуть журнал немного вправо, как иллюзия трансформировалась в третье изображение. Вместо тела и замка представал… могильный склеп.
Это было абсолютно невероятное и нереальное зрелище! Я не представляла себе, как, вооружившись только фотоаппаратом, можно сделать такое. Если бы это была картина, созданная кистью, тогда бы все становилось понятным. В распоряжении художника есть множество подручных средств, позволяющих провоцировать оптический обман.
Но Вирг Сафин не был художником — он был фотографом, у которого были только модель, умение правильно использовать преломление света и правильно располагать объемные фигуры в пространстве, а также была камера. Как же он делал все это? Как? Не говоря уже о глубоком смысле, которым была наполнена эта невероятная фотография: щедрое для рождения и любви объемное женское тело превращалось сначала в сокровищницу за каменными стенами, предмет охоты и вожделения, а затем — в могильный склеп, прах и тлен.
Номер был совсем свежим. В оглавлении нашла нужную статью. В ней речь шла о том, какой фурор на минувшей неделе произвел фотограф Вирг Сафин. Фотография, изображенная на обложке, была продана на одном из крупнейших мировых аукционов за полтора миллиона долларов частному коллекционеру из Латинской Америки. И теперь все ведущие специалисты мира пытались разгадать ее секрет.
Впервые в Нью-Йорке Вирг Сафин запатентовал специальный состав своей фирменной пленки, на которую была снята фотография, удивительным образом преломляющую свет и создающую уникальную оптическую иллюзию, искажающую объемные изображения фотографии с помощью различных эффектов визуализации, при ручной печати фотографии. Созданный эффект двойного наложения (пленка плюс оптическая иллюзия — изображение модели) трансформировал очертания предмета таким образом, что получались совершенно невероятные сочетания. Пленка являлась крупнозернистой. Эти крупные зерна начального состава обладали как бы эффектом кривых зеркал, позволяя добиться оптических сочетаний, абсолютно не мыслимых в обычных условиях. Это было что-то невероятное. Но самым интересным было то, что состав этой пленки знал только Вирг Сафин и больше никто. Это было его личное изобретение. И состав своего ноу-хау он держал в глубочайшей тайне.
Стремясь добиться абсолютно невозможного, Сафин не только воспользовался эффектом этой пленки при оптической съемке, но и обернул ею всю фотографию. Эффект получился невероятный! Двойное наложение позволило фотографии проявить третью оптическую иллюзию: так кроме тела и замка появился склеп.
На аукционе работа Сафина произвела настоящий фурор. За нее буквально дрались несколько известных коллекционеров. Ценность снимка подчеркивалась тем, что эта работа существовала в единственном экземпляре, была своего рода экспериментом, ведь Вирг Сафин никогда не обертывал свои фотографии снаружи новым составом пленки. Признавшись, что постоянно использует эту пленку для своих снимков, Сафин подчеркнул, что впервые решил воспользоваться ею, чтобы еще больше усилить оптические свойства уже готовой работы. И мощь, невероятность получившейся фотографии шокировали даже его.
Одновременно с аукционом (за день до аукциона, что почти одновременно) Сафин провел все необходимые мероприятия, чтобы запатентовать свое изобретение на мировом рынке. Так как это изобретение существовало в единственном экземпляре и состав пленки до конца никому не был известен, это вызывало сумасшедший резонанс. Единственное, в чем признался Сафин, это в том, что состав материалов, входящих в пленку, имеет полностью органическое происхождение. Никаких химических реактивов и препаратов в ней не используется. Сам же состав вещества представляет собой нечто вроде мокрой ткани. Прилипая к поверхности предмета (к примеру, уже готовой фотографии или объектива камеры) вещество прилипает намертво и застывает в виде тончайшей пленки, которая почти не видна невооруженным взглядом.
Я внимательно перечитала статью несколько раз. Так вот в чем заключается успех Вирга Сафина! Он не только фотограф, он еще и химик. Он изобрел какое-то невероятное вещество, обладающее способностью преломлять свет. Я вспомнила, что Макс уже говорил мне нечто подобное о каком-то специальном материале, который Сафин наносит на объектив пленки, и вот теперь Сафин впервые признался в этом, но почему-то в Нью-Йорке.
От полноты чувств я завертелась на сидении, оглянулась. Меня ослепил свет фар джипа, неотрывно следующего за нами. Похоже, у водителя был включен дальний свет, и он слепил.
Но вот водитель джипа, следующего за нами, увеличил скорость и пошел на обгон. Тут только я заметила, что на трассе, на которую мы выехали, было очень мало машин. Я так увлеклась статьей в журнале, что не заметила: мы едем уже час. Резкая вспышка, удар, взрыв…
Поравнявшийся с нами, джип глухо ударил нас в бок. Я закричала. Я страшно кричала от хруста разбитого стекла. Этот колючий фонтан разлетевшегося стекла обжег мои пальцы.
Лицо Николая стало совсем белым. Он судорожно вцепился в руль. Слева — узкая полоса металлического заграждения, справа — враждебная полоса дороги, на которой мчался таранящий нас джип.
Я успевала разглядеть, что это навороченный внедорожник Range Rover. Отдалившись чуть в сторону, он снова сделал крутой вираж и протаранил нас на ходу. Николаю не удалось удержать руль. Резкий удар отбросил нас влево, и левой частью бампера, металлом, фарой наш джип проехал по металлу забора. Жуткий скрежет, грохот, фонтан искр от разлетевшейся фары, и самое жуткое — сноп электрических искр, взлетающих в небо огненной ракетой, чудовищным фейерверком.
Я кричала, совершенно не слыша своего голоса, и прекрасно понимала, что каждый из ударов — не случаен. Джип намеренно таранил нас. Отрезвление, прояснение пришло мгновенно. Я с ужасом поняла, зачем. Других машин на трассе не было. До аэропорта оставалось совсем немного.
В моих глазах бледное лицо Николая увеличилось в огромный снежный ком, закрывающий все вокруг. А потом… потом я увидела самое страшное. Я увидела лицо своего убийцы. Range Rover на какое-то мгновение поравнялся с нами, и я увидела лицо Алекса. Холодное, жестокое лицо Алекса, которое смотрело на меня. Я прочитала на этом лице свой приговор. Я прекрасно поняла, кто прислал отравленную корзину с пирожными и шампанским, узнала руку, закрывшую меня в туалете галереи и устроившую пожар.
Алекс. Меня хочет убить Алекс. По приказу Вирга Сафина или сам? Я не знаю. Ужас словно парализовал все мое тело. От ужаса я буквально перестала дышать. Но самое ужасное было дальше. Николай вдруг резко начал тормозить, сбросил скорость, и я увидела, как джип Алекса быстро перестроился на нашу полосу, пошел наперерез.
— Что ты делаешь, сволочь?! — от ужаса я забыла все, даже нецензурные слова. Ногтями я цеплялась за спину Николая, рвала куртку, потому что не могла достать до его шеи.
Одной рукой Николай пытался отбиться от меня, другой — крепко прижимал руль и усиленно тормозил. Я поняла, что происходит. Он предал меня. Он предал Вирга Сафина. Он решил отдать меня убийце, передать из рук в руки. Он знал, что я обречена.
Наш автомобиль остановился. Тут я увидела, что Алекс был не один. За Алексом остановился еще один джип, причем так, что перекрыл дорогу. Николай обернулся ко мне.
— Тебе лучше пойти с ними. Они не причинят тебе вреда.
— Ты… Ты… — я дрожу, мой голос дрожит, и я теряю остаток всех слов.
— Прости, — Николай быстро выпрыгнул из машины, оставляя меня одну.
Единым махом перепрыгнул через металлическую ограду и исчез по направлению к темнеющей лесопосадке.
Я хлопнула по кнопке, блокирующей двери, и быстро перелезла на водительское сидение. Двери были заблокированы. Теперь им понадобится некоторое время, чтобы меня достать. Конечно, это не спасет меня от пули. Но если бы они хотели, они бы давно стреляли.
Я медленно включила заднюю передачу. Когда-то я умела водить. У моего бывшего мужа был автомобиль, и я научилась. Потом муж исчез из моей жизни, и забрал машину с собой.
Но эти знания всплыли сейчас в моей памяти. Всплыли из страха и ужаса, охватывающих меня. К счастью, этот джип с коробкой-автоматом. Я нажала на газ, и поехала. Алекс быстро выкрутил руль и бросился вперед, чтобы отрезать мне путь. Второй джип остался на прежнем месте. Алекс набрал скорость, и отрезал мне путь сзади, становясь поперек полосы, боком, перегораживая всю полосу. Ехать было некуда.
Сзади — Алекс, впереди — второй джип. Включила первую передачу. Вперед. Еду вперед. Затем остановилась.
Мотор джипа продолжал урчать. Дальше… Если бы кто-то спросил меня в тот момент, что я собираюсь сделать, я не сказала бы, что ничего. Я даже понятия не имела об этом, в голове моей не было никакого плана. Я снова переключила реверс. Разблокировала двери, приоткрыла дверцу… Затем вдавила газ в пол.
Газанув, как бешеный зверь, взревев сумасшедшим ревом, мерседес ринулся назад, прямо в джин Алекса. Последним, что я запомнила, был удар такой силы, что в мерседесе вылетели все стекла. Потом я услышала взрыв. Это было как раз в тот момент, когда, почти перевернувшись в воздухе, я вылетела через раскрытую дверцу на снег. Прыгала я сама, но совершенно не ожидала той силы, с которой меня выбросит. Больно ударившись всем телом, я перевернулась так, что оказалась лицом внизу.
Быстро встала на ноги. Джип Алекса и сам Алекс превратились в пылающий факел. Мой удар пришелся точно в бензобак. Очевидно, я так выкрутила руль, сама того не зная, что точкой удара мерседеса стал именно бензобак, вся сила и тяжесть автомобиля пришлась именно туда. Это была случайность.
Еще мгновение, и мерседес тоже превратился в пылающий факел. Из второго джипа, стоящего впереди, к нам уже бежали какие-то люди. Они что-то кричали и размахивали руками. Я не стала ждать продолжения и, перемахнув через металлический забор, бросилась в лес.
Я бежала изо всех сил, стараясь держаться ближе к стволам деревьев. Падала, поднималась, и снова бежала, до тех пор, пока в моей груди не разрослась настолько раскаленная боль, с которой я уже не могла бежать.
Остановившись, прижалась к стволу дерева. В глазах темнело, я задыхалась. Но из последних сил я все-таки пыталась услышать преследующие меня шаги. Я не сомневалась, что по моим шагам идет убийца. Стоило устраивать такое, чтобы так легко меня отпустить. Значит, именно здесь закончится моя жизнь. Я задыхалась от разочарования, боли и страха. Ведь я так стремилась к счастью и совсем не хотела, чтобы все закончилось так.
Вжавшись в ствол дерева, я пыталась восстановить дыхание, собрать свои силы и бежать дальше. Но бежать было некуда. Это было единственным, что я знала. Я не помню, сколько прошло времени до того момента, когда холод сжал мощными тисками все мое тело. И я поняла, что нужно идти дальше.
Был слишком большой мороз. К тому же, я была почти по колено в снегу. Вся нижняя половина тела онемела, превратившись в сплошной сгусток боли — я испугалась обморожения. Именно это и заставило меня сдвинуться с места.