Что скрывает Эдем [части 1 и 2]

И я, поддавшись порыву, решила принять этот вызов и с улыбкой на устах сделала шаг навстречу погибели – вложила свою ладонь в его руку. Видимо, здравый смысл – не мое.

Сильные горячие пальцы тут же сомкнулись вокруг моих, будто придерживая, не давая удрать, и от этого простого действия по коже поползли мурашки.

Откуда-то сзади донесся испуганный шепот:

– Кара…

Но я не обратила на него внимания, продолжая неотрывно смотреть на мужчину, который крепко сжимал мою руку.

– Вы так и не сказали, как вас зовут? – хрипло поинтересовался он, подойдя чуть ближе.

– Кара. Кара Грант, – выдохнула я чуть слышно.

– Рад знакомству, Карина, – вкрадчиво произнес Шон, и провокационно коснулся губами моих пальцев.

Теплое дыхание обожгло кожу – и контуры фантазийного наряда утратили четкость, размылись. А господин Феррен, отстранившись, самодовольно ухмыльнулся. Так вот, значит, чего он добивался! Мерзавец!

Ситуацию надо было срочно исправлять, и я, глядя в упор на своего бессовестного кавалера, медленно, словно слова древнего предсказания, прошептала:

В морскую пучину одета она,

Погибелью стать может для корабля.

Коль воды наряда ее разойдутся,

Спасайся, моряк, если хочешь к дому вернуться!





Моя иллюзия напиталась силой, закипела, забурлила, готовясь вступить в бой с коварным противником.

Выражение лица Шона сделалось поистине демоническим, и под слаженные вздохи окружающих он повел меня в центр зала, где уже выстроились другие пары.

– Сумочку подержи. Пожалуйста, – пробормотала, опомнившись, и протянула клатч Мари, которая по удачному стечению обстоятельств оказалась как раз неподалеку со своим новым кавалером.

Подруга стояла неподвижно, утратив дар речи, но быстро пришла в себя и, к ее чести, жемчужный аксессуар все-таки приняла. Мне же такая роскошь, как избирательный мутизм, была временно недоступна, поэтому продолжала двигаться вперед, сконцентрировавшись на предстоящем танце с мужчиной, который заставлял крылья души трепетать.

Мы заняли свои места. Моя левая рука осторожно легла Шону на плечо, его правая рука бережно коснулась моей талии, а затем резко надавила, притягивая к сильному торсу. Слишком близко. На грани всех правил приличий. Я сдавленно охнула и ошарашенно подняла глаза на своего кавалера. Тонкие губы кривились в издевательской усмешке.

Шон сделал шаг вперед, я – назад, и мы закружились на волнах нежной, как лебяжий пух, мелодии.

Скрипка. «Полуночный вальс».

Восторженная дань некогда запрещенному из-за своей аморальности танцу. Если вам кто-нибудь скажет, что это не так, – не верьте. Только со стороны движения партнеров кажутся воздушными и невинными. Но на самом деле это имитация акта любви, рождающая грешные мысли. И я была в самом ее эпицентре.

– Море плещет, море хлещет, море в лунном свете блещет. Окрыляет, опьяняет, попросить тебя желает… – страстно шептала придуманные строки, отчаянно пытаясь сохранить иллюзию.

Мы стояли слишком близко, наши бедра соприкасались, и я ощущала тепло, ищущее от мужского тела. А мускусный аромат парфюма с древесными нотками дурманил рассудок не хуже опиума. Но я старательно продолжала плести тонкое кружево вербальных чар, преобразуя слова в яркие образы у нас над головами.

– Рассказать о дальних странах, чудных яствах, дивных храмах, и девицах, что любя раскрывались для тебя…

Шон молчал. Говорила лишь я. И если поначалу шепотом, то по мере того, как концентрация ослабевала, переходила на привычный звуковой диапазон. Мой кавалер криво улыбался, понимающе на меня смотрел своими пронзительно-голубыми глазами и с какой-то фатальной неотвратимостью уверенно вел по кругу, заставляя выполнять новые и все более сложные фигуры.

Серия шагов. Поворот. Резкий выпад – моя иллюзия дала секундный сбой. И снова шаги.

Раз-два-три… Раз-два-три… Раз-два-три…

В какой-то момент с интересом отметила, что другие пары исчезли, уступив место нам с Шоном и моим ожившим фантазиям. Воодушевленная, приоткрыла рот, собираясь произнести очередное четверостишие, как меня опередил бархатистый размеренный мужской голос:

Медленной поступью, словно царица,

Ночь опустилась на город, как птица,

Крылья свои мгла расправила живо,

Перышки звезд заблестели игриво.






Внезапно бальный зал Амфитеатра окутала тьма. Свечи погасли, хрустальные люстры исчезли, трансформируясь в космические светила и, разлетевшись, засияли у нас над головами крохотными голубыми огоньками.

Я улыбнулась. Красиво. И, глядя на кавалера в упор, тихонько добавила от себя: «Во власах ее месяц сияет, пространство вокруг озаряет».

Серебристый свет, заструившийся из моей заколки, мягко лег нам с Шоном на плечи, выделяя из толпы, привлекая взоры восторженной публики.

Нежные звуки скрипки, шум плескавшихся волн, таинственный полумрак, в котором одни эфемерные образы сменялись другими, – все это создавало поистине романтическую атмосферу. И мне бы поддаться очарованию момента и раствориться в приятных ощущениях, но имелось одно но: иллюзию надо было удержать. А господин Феррен, казалось, поставил себе задачу во что бы то ни стало ее развеять.

Очередной поворот… Резкий выпад – и его хриплое:

Одетая в морскую гладь,

Полубогиня на берег ступила.

Волна неспешно отступила,

Являя белую девичью грудь.





С ужасом ощутила, как материализованный наряд начал медленно стекать вниз, грозя обнажить мои прелести на глазах у широкой общественности. Шон перехватил контроль над моей фантазией – а разве так можно?! Положение надо было срочно спасать, и я, неотрывно глядя на своего потерявшего всякий стыд кавалера, тихо сказала:

Водные плети, словно капкан,

Обхватили тонкий девичий стан.

Широкие бедра русалки земной

Ласкает, лобзает вечерний прибой…





Сапфировая волна тут же окутала мое тело чуть ли не до самого подбородка. На всякий случай. Во избежание рецидива. Надо сказать, весьма своевременно, потому что в следующий миг господин Феррен вернул меня в вертикальное положение и с будоражащей хрипотцой в голосе прошептал на ухо:

– Вы очаровательны, Карина. – Моя иллюзия снова побледнела, а Шон, добившись своего, самодовольно улыбнулся.

Это был танец-вызов, танец-борьба. А господину Феррену нравилось меня смущать, наблюдать, как я теряю контроль от его хриплого голоса, демонически притягательного взгляда и нежных прикосновений сильных горячих рук… И зачем только с ним связалась? Он был океаном, а я всего лишь морем. Но проиграть в этой схватке я позволить себе не могла.

Он служит ей преданно и беззаветно,

Как рыцарь младой, что влюблен безответно.

Она улыбается – он плещет игриво,

Грустит – он сметает лачуги бурливо,

Кипит, пеной хлещет, бьет в скалы в порыве.

Народ покоряется его страшной силе…





Подол моего платья тотчас взметнулся и бурлящей сапфировой волной, в зеркальной глади которой отражались звезды, грозно обрушился на материализованные прибрежные скалы. Зрители дружно охнули, послышались робкие аплодисменты, а мой кавалер, сделав очередной оборот, заглянул мне прямо в глаза и прошептал:

Девица, что любит, признаться боится,

Ей движет не стыд, а боязнь оступиться,

Но пенный прибой был настойчив и смел

И ласки ответной добился. Как и хотел.





Чуть не потеряла дар речи от подобной наглости, а морская стихия, словно ластящийся зверь, мигом вернулась к моим ногам.

– Нет, там было не так, – игриво пропела, обходя кавалера по кругу, и, вложив остаток ресурса в слова, закончила историю: