Что, если мы утонем

– Осторожнее.

Я увидела глаза цвета океана и отпрянула. В них было столько беспокойства, что я побоялась двинуться. Сэм сидел на табурете рядом с моей кушеткой, занимавшей практически все небольшое помещение. Здесь никого не было. Только он и я. И абсолютная тишина.

О господи, я и впрямь свалилась в обморок. Без сомнения, это худшее, что могло произойти.

Я потрогала лоб, в голове стучали молоточки. Закрыла глаза.

– Вот блин, – сказала я одними губами.

– Все хорошо, просто полежи. Ты не одна, я рядом, если что…

Его голос потонул в каком-то гуле.

Он даже приблизительно не догадывался, что в этом-то все и дело. Здесь был он – тот, кого я в последнюю очередь хотела бы видеть рядом.

И все-таки, вопреки разуму, я была рада присутствию Сэма. Он гладил меня по плечу, успокаивал. Слезы навернулись на глаза. Все это было чересчур.

– Дыши глубже, Лори.

Я зажмурилась. Этот чертов спокойный голос…

– Эй. – Сэм крепче сжал мне плечо, и я открыла глаза. Он сидел прямо передо мной. – Дыши, – проговорил он шепотом. И, сама того не желая, я повиновалась. – Посмотри на меня.

Я была готова зареветь, сердце бешено колотилось. Не знаю, сколько еще я так пролежала, стараясь дышать ровно. Но в какой-то момент чувство тяжести в груди отпустило.

– Лори, я должен спросить. Ты принимаешь какие-то лекарства? Может, есть какое-то хроническое заболевание, что-то, о чем мне следует знать? Киана не смогла ответить.

Я лишь покачала головой.

– Совсем ничего?

– Нет, я… – прокаркал мой голос.

– Что с тобой случилось?

Я даже плечами пожать не смогла.

– Слишком много всего и сразу? – Сэм не отводил глаз. Ни на одну чертову секунду. Он все видел. И меня, и мое отчаяние. Я сделала глубокий вдох и спрятала лицо в ладони.

Здорово у меня получилось, ничего не скажешь. Он сидит сейчас рядом, в крохотной комнате и, наверное, без всяких стетоскопов слышит, как бешено бьется мое сердце.

Громкий треск нарушил тишину, и я отняла руки от лица.

– Разреши? – Сэм держал в руках манжету для измерения давления и стетоскоп. Я нехотя кивнула в знак согласия, высвободилась из халата и тихо ждала, пока он возился с манжетой. Он провел пальцами по моей руке, закрепил липкую застежку, и я почувствовала, как тонкие волоски на моей коже встали дыбом. Наверняка и он это заметил.

– Только не говори, что ты не позавтракала. – Одной рукой он стал качать грушу тонометра, другой – вставил в уши стетоскоп. Он вопросительно посмотрел на меня. Ответом было молчание, и его левая бровь неодобрительно поползла вверх.

– Я не смогла поесть, – призналась я и, кажется, услышала в ответ легкий вздох. Манжета раздулась, и он, опустив глаза, стал выпускать из нее воздух. Он нахмурился, увидев, как стрелка прибора ухнула вниз.

– Тем более неудивительно. – Он нащупал мое запястье, и я застыла, пока он следил за временем по настенным часам. Спустя пятнадцать безмолвных, бесконечно долгих секунд он снова посмотрел на меня. Это выражение лица было мне незнакомо.

Он был раздражен, потому что пришлось возиться со мной? Мне стоило усилий, чтобы не сразу отвести взгляд. Освободившись от манжеты, я привстала. Сэм подъехал на своем вертящемся стуле к другому концу кушетки, а я села прямее. Перед глазами все еще немного плыло.

– Сиди-сиди. – Он смотрел предупреждающе, пока доставал из своей лежащей на краю кушетки сумки что-то шуршащее. Потом демонстративно протянул мне батончик с мюсли. – Сначала ты съешь это.

– Твой обед?

– Скорая помощь, которая всегда при мне на случай, если какая-нибудь первокурсница начнет отдавать концы.

Кровь прилила к щекам, поэтому я взяла батончик, чтобы только не смотреть на Сэма. Он откатился немного, прислонился спиной к стене и закинул ногу на ногу. Пока я крутила батончик в руках, в горле встал ком. Возможно, мой организм и требовал пищи. Да так настойчиво, что время от времени вырубал мне свет. Но желудок пока протестовал.

– Поговори со мной, – сказал он совершенно спокойно. Нас отделяли какие-то два метра, и его взгляд пронизывал меня насквозь.

– Как тебе это удается? – мой голос прозвучал хрипло. – Как ты можешь там стоять, когда вокруг одни только… – я осеклась, осознав, в каком свете себя выставляю. – Все-таки, наверное, мне это не подходит.

– А тебе не кажется, что рановато сдаваться?

Я только и смогла пожать плечами.

Вопреки моим ожиданиям, никакой ерунды типа Соберись или Тебе просто надо привыкнуть не последовало. Сэм смотрел на меня. Долго. Затем подался вперед и уперся локтями в колени.

– Это придет, – сказал он. – С каждым разом будет капельку легче. Звучит невероятно, но я знаю. Через несколько недель это станет для тебя обычным делом. Мой первый день там тоже был сущим кошмаром.

– Но ты не свалился у всех на глазах.


– Не свалился, но мне оставалось совсем чуть-чуть. На ногах-то я устоял, но все полтора часа был как парализованный. Потом я выскочил и вместо того, чтобы идти переодеваться, помчался в туалет. Меня рвало, и я беззвучно выл. Я не хотел туда возвращаться. Но пришел на следующее занятие, потом еще на одно, был хоть и ужас, но не ужас-ужас.

Я проглотила комок, вставший в горле.

– И почему ты продолжил?

Он посмотрел вверх.

– Потому что есть только одна опция – эта. – Его голоса было достаточно, чтобы по мне опять побежали мурашки. – Мы ежедневно заново заставляем себя делать что-то. И у каждого своя мотивация, иначе ничего бы не получилось.

Я вцепилась пальцами в батончик.

– А если моей мотивации недостаточно?

– Я не знаю, что тобой движет, но я наблюдал за тобой. Я понял кое-что с первой секунды. В тебе есть огонек, и пламя его ярче, чем у других.

Ох, как он был прав… Проклятое обещание, данное Остину, – вот откуда это пламя. И вот я сижу с парнем, который, возможно, виноват в том, что произошло с братом. Потому что я, черт возьми, оказалась слишком слабой. Сломалась при первой же попытке осуществить мечту Остина. Дыхание перехватило. Лучше бы мне подавиться этим несчастным батончиком.

– Я хочу, Лори, чтобы мы вместе вернулись туда. – Голос Сэма вырвал меня из мыслей. Услышав свое имя, я подумала, что время остановилось. – Я все время буду рядом. В случае чего дай мне знак. Это важно, пойми. Если ты сегодня позволишь страху одержать над тобой верх, в следующий раз будет только хуже.

Откуда это ощущение, что он хорошо знал, о чем говорит? И почему ненависть, наполнявшая мою грудь, уступила проклятому желанию почувствовать его прикосновение? Почему все так сложно?

Я нехотя кивнула.

– Но сначала съешь это.

Хруст от упаковки казался оглушительным. С секунду я боролась с собой. Потом откусила кусочек.

– Почему ты это делаешь? – выдавила я.

Сэм слегка улыбнулся.

– Мне за это платят.

– Сэм…

Он снова посерьезнел.

– Потому что я знаю, как это бывает. Каким одиноким чувствуешь себя поначалу, когда кажется, что не справишься, – он помолчал. – Я хочу вернуть долги. Поделиться знаниями, помочь другим. Жизнь – штука непростая. Полагаю, такие, как ты, понимают это…

Меня обдало холодом. Боже. Все-таки он догадался? Сердце у меня замерло, а он все смотрел на меня, и тревога ушла.

Блин, рядом с ним я забывала, кто он такой. Он как будто гипнотизировал. Господи, дай мне силы сохранить рассудок. Не забыть о моей миссии. Выяснить, что скрывается за идеальным фасадом этого образцового студента.

Я скомкала обертку.

– Какова твоя мотивация? Почему ты решил стать врачом?

С минуту он раздумывал.

– Половину своего детства я провел в больнице. Мои родители оба врачи. После садика я шел в клинику и играл в приемном покое с другими детьми. С теми, кто пришел к врачу, или их братьями и сестрами. Я долго не понимал, что эти дети были в больнице не потому, что там работали их родители. – Сэм сглотнул, все это время он смотрел в пол. Затем он коротко взглянул на меня. – Моя сестра родилась, когда мне было восемь. Слоан с самого рождения была как солнышко. Светлая, яркая. – Печальная улыбка тронула его губы, и прежде чем он продолжил, я поняла, насколько он ее любит. – Еще ребенком она постоянно болела. Бесконечные воспаления легких. Однажды ей стало так плохо, что она не смогла самостоятельно дышать. Было воскресенье, один из тех редких дней, когда вся семья в сборе. – Он обхватил края табуретки. – Приехала «Скорая», и Слоан сразу же забрали в больницу. Ей требовалась искусственная вентиляция, и меня к ней не пустили. Я стоял в приемной, как обычно, вокруг меня играли дети. Внезапно все предстало в ином свете. Я не понимал, что происходит. Умирает она или нет, что теперь будет? Рядом оказался коллега моего отца, он знал меня и повел с собой. Собственно, он ничего такого не сделал. Просто дал понять, что я не один, что с сестрой все хорошо. Я ужасно боялся, и он просто был рядом в этот самый трудный для меня день. Самый трудный до того момента, по крайней мере. Я потом думал об этом и решил для себя, что тоже могу делать для людей что-то подобное. Помогать и быть сильным, когда у других это не получается.

На несколько секунд воцарилась тишина.

– Как она сейчас?

– Отлично. – Его губы сложились в улыбку, но глаза оставались серьезными. – У нее хроническая астма, поэтому семья давно переехала из Ванкувера. Они живут в Виктории, на острове Ванкувер, Слоан полезен морской воздух.

– Вы часто видитесь?

– Довольно редко. Ей шестнадцать, она в старших классах.

– Должно быть, она ужасно гордится тобой.

Сэм засмеялся.

– Она единственная в семье, кто не имеет отношения к медицине. Она пока не знает, чем будет заниматься, но точно не лечить людей.

Это вызвало у меня улыбку.

– Ну что? – Его глаза встретились с моими, и мне пришлось вспомнить, где я и что я. – Пойдем обратно? Мне кажется, профессор Барнетт оценила бы твою вторую попытку.

Я кивнула, хотя не очень соображала, что делаю. Даже когда Сэм помогал мне надевать халат. На ватных ногах я пошла к двери.