Чистильщики

Из глотки рвется ругань! Но вместо членораздельных слов — только клекот и брызги слюны. Он теперь не умеет говорить. Нечем ему говорить! Язык вырвали раскаленными щипцами. Теперь никогда уже не будет есть жареного мяса… вкус!

Впрочем — сейчас он съел бы что угодно. Все съедобное, что сумеет затолкать в обезображенный рот. Если только снова не отберут.

Гады! Ну какие гады! За что?! Это же его монеты! Это его еда! Он же умрет без еды и питья!

А может так лучше? Может, перестать есть и пить и умереть? Лечь где-нибудь под забором и тихо-мирно помереть! И закончатся мучения! Все закончится!

Зачем он живет?! Ну — зачем?! Один! На всем белом свете — один! Обезображенный, слепой — и живет! Ну хоть язык бы оставили, мрази! Тогда бы он смог кому-то рассказать, что в лесу есть потайное место, и в этом месте закопано богатство! Огромное богатство! О котором никто из простых людей и мечтать не может! Золото! Много золота, который он сам и закапывал — на черный день! Пусть заберут даже бо́льшую часть, но хоть что-то ему оставят! Хоть что-то!

Но и этого не может. Ничего не может! Только сидеть на улице, и протягивать свои руки, лишенные пальцев! На каждой руке осталось по два пальца. Большой и указательный. Хорошо хоть большие пальцы не оторвали, а то совсем было бы плохо.

Болят. Болят оторванные пальцы. Ужасно болят! И нога. Ее нет, но она болит. Чешется большой палец, зудит пятка. Рука тянется почесать… а ноги нет. Нет!

Почему жив до сих пор? Назло! Назло палачам! Они думают, что Юсас не выдержит?! Что он не сможет выжить слепым, одноногим, без пальцев, безъязыким? Выживет! И что-нибудь придумает! У него есть деньги. Есть! И он ничего о них не сказал палачам. Ничего!

Впрочем, они его о деньгах и не спрашивали. Иначе он бы рассказал. Против магии никто не сдюжит. Даже Дегер не сдюжил бы против магии!

Ах, Дегер, Дегер… что же ты наделал! Зачем?! Зачем ты погубил себя и его, Юсаса?! Ведь так было хорошо! Так замечательно!

— Эй, слепой! — знакомый голос, хриплый, задыхающийся, старческий. — Я тебе говорил, надо работать с кем-то вместе! Иначе будешь вечно голодным! Сдохнешь!

Юсас забылся, попытался что-то сказать, но вырвался только клекот и фонтан слюней сквозь пеньки выбитых зубов.

— Да понял я, понял! Не плюйся! Буду с тобой работать! — старик тяжело вздохнул. — Только надо уходить отсюда. В порт надо идти. Гримал тебе покоя не даст. Невзлюбил он тебя. Вон, пялится, сука! Только надо по-тихому уходить, а то он проследит и снова будет возле тебя стоять! Чем ты так его достал? Молчи, молчи! Все равно не можешь сказать…

А Юсасу все равно нечего было сказать. Не знал он, какого демона этот самый Гримал задался целью превратить жизнь Юсаса в кошмарный кошмар. Но только так оно все и было. Стоит прохожему бросить монетку — Гримал тут же ее отбирает. Изредка кидает Юсасу огрызок пирога или сует кружку с водой — чтобы не помер от голода и жажды. И нет гарантии, что не плюнул в ту же кружку. Или еще чего похуже. Однажды он так и сделал — Юсаса потом рвало горькой желчью и содержимым кружки.

Мразь! Зачем он это делает? Нет — насчет денег, это все понятно. Юсас теперь такой несчастный урод, что подают ему часто и вполне недурно — можно было бы вполне безбедно жить. Когда Юсас протягивает к прохожему или всаднику свои беспалые руки — люди не выдерживают и подают. И как не подать молоденькому юноше, который не только слеп, но еще и одноног, и не имеет пальцев на руках? Да еще и страшно изуродован шрамами!

Эх, если бы накопить, если бы были деньги! Юсас тогда пошел бы к магу-лекарю и вырастил себе глаза. А с глазами он бы уже добрался до тайника, откопал золото и вылечился бы до конца! И ногу отрастил, и пальцы — все это возможно! Только плати! Ему бы хватило, да еще и осталось!

— Будем работать пополам! Тебе подают, я поднимаю! Заживем!

Заживешь… — Юсас внутренне усмехнулся. Как он сможет узнать, какую монету бросили? Медяк, или серебряный империал? Но вообще-то хуже не будет. Хуже Гримала — не будет. Эх, был бы он, Юсас, прежним — он бы этого Гримала на куски порезал! Эх, Дегер, Дегер…

— Ты слышал новость? — старик возле Юсаса не умолкал. — Труп убийцы императора пропал! Украли!

Юсас едва не вздрогнул и повернул пустые глазницу туда, откуда раздавался голос, заклекотал, требуя рассказать. Старик понял:

— Интересно, да? Вот! Клетка оказалась открытой, и трупа нет! Как будто сам ушел!

— Ыыыы… ыыыы… — слепой уродец попытался что-то сказать, из его пустых глазниц потекли слезы.

— Ты чего так разволновался? — старик извлек из бороды особо шуструю вошь, и мстительно прикусил ее двумя оставшимися справа зубами. — Тебе-то чего с этого? Ну да — награду объявили. Кто найдет этого тухляка, должны сообщить в стражу! Награда — сто золотых! Видать — родня забрала ублюдка! Или остальные заговорщики! И что интересно — замок цел! Как есть — цел! Вообще-то самый настоящий бред — зачем им тухляк? Да и закопали его давно те, кто труп попер, как можно его найти? Богачи всегда с ума сходят, глупости свои придумывают! Вот я думаю — а если взять, и подсунуть вместо настоящего ублюдка какую-нибудь замену? Ну, другой трупец! Как думаешь, получится? Клюнут? Все-таки сто золотых! За сто золотых можно безбедно жить до конца жизни! Дом свой купить! Не самый большой, но вполне себе — дом! С крышей! С очагом! С дверями!

Юсас помотал головой и с трудом заставил себя успокоиться. Но слезы все равно лились из его глаз. Слаб стал! Совсем слаб!

— Вот и я думаю, что не получится — грустно заключил старик, поняв слепца по-своему. — Хитрые они, эти богачи! Никак не обдуришь! А хорошо было бы, правда? Тяни, тяни руки — какой-то господин едет! В карете!

Юсас протянул вперед свои изуродованные руки, поднял голову и жалобно заголосил:

— Подайте! Подайте ради Создателя! Подайте на хлеб!

Забулькотил, да. Слюнями забрызгал. Ни слова не разберешь.

Что-то зазвенело, и Юсас уже опытным слухом определил — две монетки! Целых две! Он пополз вперед с максимальной скоростью, на которую был способен, и зашарил по мостовой, едва не рыча от бессилия и досады! Если бы он видел хотя бы одним глазом! Хотя бы одним!

Под указательным пальцем правой руки вдруг почувствовался кругляшок. Приличного такого размера кругляшок! Неужели…

Удар! Болезненный, выбивающий дух!

— Оставь, урод! Серебро не для тебя! — Гримал хохотнул и вывернул из руки Юсаса империал. — И не вздумай сбежать, тварь! Теперь ты мой! Навсегда! До самой смерти! Ты мой раб! И будешь на меня работать! Такая твоя судьба, урод!

И Юсас снова заплакал. Назвзрыд, раскачиваясь вперед-назад как молящийся степным богам дикарь.

Где ты, Дегер?! Где?! Ты всегда говорил, что тебя трудно убить! Что тебя невозможно убить! Найди меня! Пожалуйста, найди! Я больше не могу терпеть! Я умру! И лучше бы я умер…



Я не слышал, как распахнулась дверь. Только когда на меня навалилась тяжелая, неподъемная масса, я попытался вскинуться, сбросить ее с себя — но не смог. Все-таки полной силы еще не было. Руки тут же защелкнули в стальные кандалы, скрепленные между собой толстой, паяной цепью, ноги тоже в кандалы, и передвигаться я могу только лишь маленькими шажками, каждый из шагов сантиметров двадцать длиной. Идти потихоньку можно, а вот бежать…

Тут же посмотрел — как защелкнуты кандалы? Не замки ли навесные? Нет, не замки. Так и не понял, как эту гадость застегнули. Но то, что их так просто не разомкнуть — это уж само собой. Непростые замочки, определенно!

Комната наполнилась людьми — здоровенные, массивные, как шкафы, закованные в сталь — стражники. Командовал ими небольшой, поджарый человек лет пятидесяти или чуть больше. Вся эта команда мордоворотов при получении приказа отдавала ему честь, салютовали очень похоже на то, как это делают америкосы в голливудских фильмах. Выглядело все это немного смешно и походило на какую-то театральную постановку. Для меня походило. Обретя свою прежнюю личность, происходящее вокруг меня я подсознательно воспринимал как что-то вроде глюков. Ну не могло такого существовать! Ну не верю я, что со мной случилось ТАКОЕ! Что я оказался в ином мире!


Память Дегера? Ну а что память Дегера… разве наши воспоминания не кажутся нам иногда совершенно нереальными? Будто все происходящее было не с нами? Ну и вот… тот же случай. Я ведь честно сказать после своего исчезновения из клетки ни с кем и не общался — кроме хозяина дома и его дочери. Ну а что они? Если забыть, что эти люди из иного мира — ты их и не отличишь от каких-нибудь земных аборигенов. Одежда чуть иная, и так что с того? Небось где-нибудь в провинции Сицилии одеваются не менее смешно. А может и еще смешнее.

А теперь — все по-настоящему, со мной. От стражников несет перегаром и потом, полированные стальные нагрудники в царапинах и вмятинах, которые постарались выправить своими силами — видимо, выстукивая молотком. Дубинки в руках — потертые, отполированные мозолистыми руками, и бронзовые кольца, охватывающие темное дерево отполированы до золотого блеска — так и вижу какого-нибудь местного аналога лейтенанта, нашедшего зеленое пятнышко на бронзе дубинки и матерящего подчиненного последними матерными словами. Видно, что это не ряженые, собравшиеся на конкурс реконструкторов, а самые настоящие местные менты, привыкшие расправляться с толпой дебоширов и умеющие утихомиривать буйных пьяниц. Среди них явно подобрали самых здоровенных парней — учитывая мой рост и мою славу. И от этого было немного смешно — помнят, суки!

— Не надо шума! — холодно предупредил поджарый, и я недоуменно пожал плечами. Мол, какой там, нахрен, шум, ежели рот заткнули?!

Противно, ага. Какую-то грязную тряпку, да в рот. Вероятно, чтобы колдовать не начал. Они считают, что я могу колдовать, только произнося вслух слова заклинания. Не стал я говорить любезному хозяину дома, что колдую совершенно не двинув ни одним пальцем и не выпаливая никаких «абра-кадабр». А он сам этого и предположить не может — откуда ему знать мой уровень подготовки?

Ну и слава богу. Я бы и сейчас мог их всех тут как следует покромсать — вы с кем связались, суки? С архимагом?! Вот я вас ужо, подлецов! Но — потом!

Меня вывели из дома, проведя по пустым темным коридорам, освещаемым только масляными фонарями в руках конвоиров, и усадили в карету, окна которой были занавешены плотной тканью. Здесь тоже горел небольшой фонарь, а на скамье сидели два мордоворота в штатском, и если я не ошибаюсь — один из них был местным аналогом наших попов — храмовник. Его отличала от обычных людей широкая черная блуза, свисающая ниже пояса, а еще — голубоватое свечение его Твари. Это был маг, без всякого сомнения.

Влезть в карету самостоятельно я не мог, потому меня подняли туда двое конвоиров и при этом даже не попытались врезать мне под ребра или дать в ухо, что для нынешних деятелей тайной службы очень даже удивительно. Хоть немножко-то побить меня должны были! Кто их проконтролирует? Прокуратуры нет, суд весь имперский — управы не найдешь! Но не били. Почему — это тоже вопрос. И это даже настораживало.

Всю дорогу до того места, куда меня везли — мои спутники молчали. А я ничего не спрашивал, ничего не говорил. Глупо было бы сейчас причитать на тему: «Кто вы?! Куда вы меня везете?! Почему вы молчите?! Я буду жаловаться!» Глупо, смешно и унизительно. И бесполезно. Кто они — ясно. Куда везут — скоро узнаю. Почему меня взяли — тут и самый из идиотов идиот бы догадался. А жаловаться некому. Богу, если только. Но он обычно никого не слышит.

Ехали совсем недолго. Оно и понятно — управление Стражи находится на имперской площади, рядом с дворцом императора. Два квартала — и мы на месте. Тут же рядом и суд, а рядом с судом — клетки, из которой я неделю назад благополучно убрался. И куда я могу отправиться в ближайшем будущем — если не предприму необходимых мер. А я предприму. Я не буду стоять, как Дегер-Конар-Толя, сделавший свое грязное дело и растерявшийся — как ему поступать дальше! Теперь я цельная личность! И очень опасная личность, я вам скажу, господа! Зря вы так со мной, ох, зря! Не трогайте дерьмо, оно и не завоняет!

Знал я, что маг меня сдаст. Знал. Больно уж взгляд у него был такой… хмуро-виноватый. И знал я, что сдаст он меня скорее всего этой ночью. Потому что сделал я амулет-маску и ушел бы утром. А потом попался бы страже и выдал бы этого самого мага. И честно сказать — я его не виню. Он должен был прикрыть свой зад. И защитить дочку.

Почему я не ушел раньше? Да потому, что единственный способ найти Юсаса — это спросить у тех, кто его взял. То есть — у стражи. А как это сделать? Да вот так — якобы случайно им попасться. А как заинтересовать стражу, чтобы они сразу меня не убили, а доставили живым к тем, кто в курсе всего? Рассказать магу как можно больше — о себе, о том мире, из которого прибыл. Как можно больше — но так, чтобы ничего не было ясно. Чтобы и рассказать, и НЕ рассказать.

В общем — провел я кое-какую комбинацию. Не скажу, чтобы особо умную, но… какая уж есть! Главного добился — попаду туда, куда мне нужно. А там посмотрим. В любом случае — у меня всегда есть возможность отсюда уйти на Землю. Вряд ли они смогут меня остановить. Кишка тонка!

Так же «аккуратно, но сильно» — меня выгрузили, и я гусиными шажками, громыхая цепью, побрел в подземелье, шаркая подошвами босых ног по камнях гладкой брусчатки. Вот ведь все-таки средневековье! Ну что им стоило дать мне обуться?! Я не привык босиком ходить! А у них даже и мысли нет, что кто-то не в силах топтать землю босыми ногами! Бескультурье, мать-перемать!

Темница напомнила мне виденные в кино старые тюрьмы — длинный коридор, по сторонам которого двери с зарешеченными окошками-кормушками. Тюремщик за столом у дверей, просматривающий весь коридор, масляные фонари каждые пять метров. Свету от них немного, но и тьмы особой нет. При желании все можно разглядеть. Только зачем? Что тут глядеть в этой юдоли скорби? Старые кирпичные стены под сводчатым потолком? Унылые ряды дверей? Интересно — ему, тюремщику, не снится ли в кошмарах этот коридор? Тут ведь и с ума сойдешь, днями и ночами сидючи под землей рядом с заключенными.

Привели меня в большую комнату, надо думать — пыточную. Очаг наподобие камина, зев которого черен от копоти, на стенах многочисленные инструменты палача — кнуты, плети, какие-то мерзости вроде щипцов и молотков. Комната пропахла копотью очага, горелым мясом, кровью и страхом, который пропитал камни этого отвратительного логова.

Нет, все-таки хорошо, что средневековье ушло! Ненавижу я такие способы дознания! Крайне, кстати, сомнительные по эффективности. Чтобы избавиться от боли, человек признается в чем угодно. А смысл тогда в этом допросе? Если только смыслом не было желание добиться от человека признания в том, что он никогда не совершал. Тогда да — это эффективно.

Меня привязали на крест, сделанный наподобие буквы «Х», уверенно и крепко, как делали, вероятно, уже сотни и тысячи раз. Кандалы сняли. Наверное потому, что знали — они мне больше не понадобятся. То есть меня не собираются отпускать отсюда живым. Суд? Какой такой — суд?! Заговорщик просто не выдержал пыток и умер!

В пыточной остались двое — я и лысый старичок, на пальце которого я заметил явно дорогое, не по его статусу золотое кольцо. В кольце — драгоценный камень, отсверкивающий красным пламенем в тусклом свете фонаря.

Рубин? — вдруг подумалось мне. — Или красный алмаз?

Вот же лезут в голову всякие дурацкие мысли — совсем не по делу! Вишу на кресте в пыточной и раздумываю над тем, какой камень торчит в перстне палача! Ну не глупость ли?! Почему вообще мне пришло это в голову?

Хмм… почему-то этот камень меня притягивает. Завладел моим вниманием. Почему так? Я как будто где-то его видел. Или узнал этот камешек. Но вспомнить не могу — и это при моей абсолютной памяти!

Показалось, точно. Где я, и где бриллианты? Смешно!

Палач пялился на меня с живым интересом и тоже ничего не говорил. Сидел у себя за столом и любовно перебирал инструменты, позвякивая ими, протирая тряпочкой, рассматривая под светом масляного фонаря. Человек явно любит свою работу и посвятил ей всю свою жизнь. Хорошо бы эту самую его жизнь как-нибудь прервать. Да помучительнее, погаже! Не люблю я палачей. Нет у меня к ним почтения.

Висел без я дела около получаса. Через полчаса открылась входная дверь, и в нее вошли трое — высокий мужчина в костюме, напоминающем форму (скорее всего форма и была), поджарый, который арестовывал меня у мага, и тот, в блузе, что ехал со мной в карете. Маг.

Поджарый шел позади всех, маг чуть впереди него, а высокий, в форме — первым. Когда подошли ближе, на расстояние трех шагов от меня, маг картинно щелкнул пальцами и комнату залил яркий свет, как от неонового фонаря. Светящийся шарик был довольно-таки большим, с фалангу указательного пальца, и по контрасту с фонарем — ярким, очень ярким. Таким ярким, что у меня из глаз вдруг покатились слезы. От чего палач хохотнул и выдал замечательную, очень смешную — с его точки зрения — шутку:

— Еще и не начали, а он уже плачет! А что будет, когда я ему пальчики щипцами покусаю! Хе хе хе…

Представительная делегация промолчала, и только главный оглянулся на палача и посмотрел на него так, что тот вдруг сделался на голову ниже. Усох. Видать, боятся тут этого типа… серьезный мужичок!

— Значит это ты тот, кто ранее называл себе Дегером, а потом назвался Толей? И тот, кто убил нашего императора и его сыновей?

— Вы правильно догадались — вздохнул я, скривив губы, — вынужден сознаться. Против фактов не попрешь. Я убил. Но только я не виноват!

— Тебя нацелил на императора преступный маг, который находится в бегах, — утвердительно кивнул неизвестный.

— Да, меня нацелил преступный маг, — с удовольствием подтвердил я. Ведь правду говорить так легко и приятно!

— И ты считаешь, что не виноват? — мягко спросил поджарый, подождав, не продолжит ли спрашивать его начальник.

— Ну сами посудите — я был младенцем! Меня изменил этот ваш проклятый маг! Вложил мне в голову «послание-на-задание»! И что я мог сделать?! Ну да, я убил! Но я был в помешательстве! Мне император ничего не сделал! Я не хотел его убивать! Я был всего лишь оружием в руках негодяя!

— Где сейчас этот маг? Он жив? — так же мягко и вкрадчиво спросил поджарый, покосившись на мага в блузоне.

— Этот маг сейчас в моем мире. Он полностью потерял память и не помнит, кто он такой, и как там оказался. Да, он жив. Работает… хмм… лекарем.

«Гости» переглянулись. Старший шепнул что-то поджарому, и тот продолжил:

— Ты можешь доставить наших людей к преступному магу?