Чистильщики

Не успел я сказать ничего по поводу проклятой кареты, преградившей путь, как возле нашей повозки нарисовались пятеро всадников, видимо из охраны этой яхты на колесах. Все в кольчугах, при оружии. Вернее — обвешаны оружием от макушки до пяток. Вот на кой черт обычным охранникам столько оружия? Зачем им два меча? Топорик? Метательные ножи — сразу десяток? Кинжалы. Щит. Копье. Боевой молот у седла и секира с другой его стороны. Вы что, ребята, в бой собрались? Или по столице катаетесь? Понторезы хреновы!

Впрочем — а может я что-то и не знаю. Может у хозяина проблемы, и ему угрожает реальная опасность? Чужие дела — это чужие дела. Не критикуй, если не знаешь всех обстоятельств происходящего.

Пусть хоть пулемет Дегтярева за спиной таскают и «максим» на колесиках волочат. Но только вести себя нужно уметь! Не люблю хамов!

— Эй ты, мужлан! Пошел назад! Пошел… назад!

— Вообще-то мы уже почти выехали, когда вы нас закупорили. Прошу вас, освободите дорогу — и мы проедем. Вам нужно всего лишь сдать на десять шагов, а нам придется пятиться триста шагов. Согласитесь, это несправедливо!

Я смирил гордыню и попытался сгладить ситуацию. Ни к чему нам сейчас проблемы! Скорей бы добраться до Юсаса и послать нахрен этот «ласковый» мир! Домой хочу! Хватит мне средневековья!

«В срендивековом рыцаре — наши опилки! Дурюуут нашего брата!» — вдруг ни с того, ни с сего вспомнилось выступление Райкина.

Дурят, ага. Ничего романтичного в средневековье нет. Что значит — совсем. Грязь, беспредел власти, разгул бандитизма. Хмм… ну да, да! Как и у нас! Только наши ездят не на каретах, а на иномарках! А так — все очень и очень похоже…

— Да ты охренел! — здоровенный детина с бешеными глазами замахнулся на меня плетью, резко дернул рукой, собираясь врезать по мне со всей его дурью, но я автоматически уклонился от удара, и он не попал. По мне не попал. А вот по Арине — попал. Да так, что она и взвизгнуть не успела — сбитая ударом, свалилась на пол безжизненным кулем, и под ней тут же начала набираться лужа темной крови.

В кончике плети явно был заделан грузик — страшная боевая плеть, аналог земных казацких ногаек, в которые вплетались грузики, называемые «волкобоями». Этот грузик тридцати грамм весом убивал волка, лишал сознания или валил наповал взрослого мужчину. И вот такой «волкобой» угодил Арине прямо в висок.

Я наклонился, и совершенно автоматически пощупал пульс. Пульса не было. Зачем-то потрогал висок — в нем была глубокая вмятина, и кости в этом месте мягкие, как будто трогаешь холодец. Арина умерла мгновенно, так мгновенно, как если бы этот здоровяк выстрелил ей в висок из пистолета Макарова.

Я выпрямился, тупо посмотрел на свою руку, окрашенную красным, перевел взгляд на убийцу, и не думая, что говорю, спросил:

— Ты что же наделал-то, а?

— Это тебе урок будет! Чтобы быстрей освобождал дорогу важным господам! — голос здоровяка вначале был слегка растерян, скорее всего, он тоже не ожидал такого исхода, но природное хамство и уверенность в своей правоте тут же подняло голос до прежней высоты. — Назад! Пошел назад, урод! А то сейчас и ты сдохнешь!

Я смотрел на него секунды три, а потом вытянул руки, и с ладоней ударили здоровенные, синие молнии. Они ветвились, извивались как змеи, и когда вцепились в здоровяка, он задымился, завонял, обугливаясь буквально на глазах, и рухнул вместе с лошадью, погибшей, как и всегда погибают лошади, по глупости своих хозяев.

А потом настал черед остальных охранников, умерших так же страшно и мучительно, как и их командир.

Дальше я уже ничего не помню. Вернее — смутно помню. Ржут лошади, трещит горящее дерево, дым затмевает небо, жарко, будто я стою у открытой доменной печи. Что я творил, какие заклинания вызывал — не помню. Только когда очнулся, в переулке не было в живых ни одного человека. И ни одной лошади. Мой возчик (я это заметил), сбежал с места боя сразу же после того, как охранник ударил Арину. То ли он догадался, что будет потом (Может видел меня на Арене? Запомнил?), то ли инстинкт выживания подсказал ему, что надо валить как можно дальше, но только он понесся прочь из переулка так, что ноги замелькали — как у зайца.

И правильно сделал. Потому что я, от горя впав в безумие, уже не различал — кто прав, а кто виноват. Просто физически не мог рассортировать. Я ненавидел этот мир!

Карета превратилась в слой мелко раздробленных деревянных кусков, от которых шел отвратительный ядовитый дым (видимо — покрыта лаком?).

Лошадь моей повозки тоже пала. Обугленные трупы — их было штук пятнадцать — лежали возле кареты и чуть поодаль. Судя по снаряжению — все охранники Важного Лица. Где само Лицо — я так и не понял. Возможно, осталось в разобранном виде под грудой дымящихся каретных обломков.

Ехать было не на чем. Я взял рюкзак с деньгами за лямки, опасаясь, что они оторвутся, и осторожно водрузил его на спину. Потом взял с повозки тело Арины, и прижав его к груди, пошел вперед. Руки девушки болтались в воздухе, я перехватился, прижал их левой рукой, голову, чтобы не моталась, положил себе на плечо. И пошел.

До Купеческого переулка было недалеко — насколько я понял из объяснений возчика. Найти его не составит никакого труда.

Я не жалел о том, что сделал. Единственное, за что мне было стыдно — это за гибель лошадей. Они-то причем? Красивые, умные животные. А людей не жалко.

Хозяин кареты? Тот, что в ней ехал? Нет, не жаль. Если ты не сумел воспитать своих стражников, убивающих на улице просто за то, что твоей карете не уступили дорогу — так получи полной мерой так, как получили они. Наказания без вины не бывает.

Мой возчик пострадал? Лишился лошади? Прости. Будет возможность — я возмещу. Сейчас мне не до тебя. Когда-нибудь найду тебя и куплю тебе новую лошадь. Еще раз — прости. Ты оказался не в то время, не в том месте. Так бывает… кисмет, как говорят турки! Судьба.

Идти пришлось минут пятнадцать. Но я будто и не заметил этого времени. Я шел и шел, интуицией угадывая, куда нужно идти. А может и не интуицией — вроде как кого-то спрашивал, каких-то прохожих, шарахающихся от меня так, будто увидели демона.

Помню, что попытался нанять извозчика, но он рванул с места с такой скоростью, хлеща кнутом несчастную животину, что на повороте занесло, и повозка едва не опрокинулась, войдя в поворот буквально на двух колесах.

Когда подходил к крыльцу дома, где якобы сейчас находился Юсас, то сразу же отметил факт нахождения в переулке подозрительных личностей, в которых только слепой мог не угадать принадлежность этих типусов к неблагородной службе в имперской тайной охране. Ну вот перло от них казенным душком — даже и не пойму, в чем это все заключалось. Какие-то они были слишком… безразличные, что ли! Конечно, можно допустить, что никому не интересен здоровенный парень с огромной сумкой за спиной и окровавленной девушкой в руках. Но только я лично в этом как-то сомневаюсь. Меня старательно не замечали. И тогда можно сделать некоторые выводы…

Но это уже потом. Выводы — потом. Вначале убедиться — здесь Юсас или нет.

Я постучал в дверь, и довольно-таки долго никто не открывал, хотя я и видел за дверным «глазком»-отверстием чей-то глаз. Вернее не видел, а скорее ощущал.

Открыла мне девушка лет пятнадцати-шестнадцати, очень красивая, просто невероятно красивая — бледное, можно сказать мраморное лицо было на удивление «породистым», как если бы над его изготовлением трудились поколения селекционеров. Тонкие черты лица — точеный нос, аккуратный подбородок, гладкие щеки, и глаза — огромные, едва не до уродства огромные, как у ночной зверушки. Еще чуть-чуть, и девушка взаправду казалась бы чем-то вроде инопланетянки, чужеродного существа, непонятно как оказавшегося в этом мире.

Простенькое платье вроде сарафана сидело на ней так, будто девушка была одета не в простенькое льняное платьишко, а в сшитый по заказу костюм от кутюр. «Породистая» девушка!

Тут же возле нее нарисовался парнишка возраста Юсаса, и почему-то очень похожий на девушку. Можно сказать — мужественный вариант этой же самой девушки — глазастый, бледнокожий, красивый, только плечи пошире, да щеки порозовее. Брат?

Все это промелькнуло у меня в голове буквально за пару секунд — я работал в ускоренном режиме и просчитывал ситуацию, готовясь к любым неожиданностям. Или скорее — неприятностям.

— Ты — Толя? — спросила девушка мелодичным, красивым голосом, под стать ее внешности, и сделала приглашающий жест. — Проходи, пожалуйста. Юсас наверху, с детьми.

Я не понял, с какими такими детьми, но уже одно то, что девушка знала мое настоящее имя означало, что Юсас по крайней мере некогда тут был. И доверил информацию этим людям. А раз он доверил, то посчитал их достойными тайны. И зная, насколько недоверчив и осторожен мой названный брат, можно было сделать вывод — это приличные люди.

Осторожно вошел, уберегая голову Арины от удара о косяк. Умом понимал, что ей уже все равно. Ее уже нет в остывающем куске плоти. Но не мог иначе.

Несчастная девочка… совсем недолго радовалась жизни. Уж лучше бы она отправилась с пятеркой бойцов! Сейчас была бы жива. Вот я болван! Зачем я ее оставил?!


— Толя! — Юсас выскочил из-за угла, улыбающийся, радостный, и тут же улыбка погасла у него на лице. Он медленно подошел, посмотрел в бледное лицо Арины и тихо сказал. — Мне жаль. Мне очень, очень жаль, брат!

— Что с ней? Ну-ка, ну-ка — клади ее на пол! Да клади же!

Эту старуху я не знал, но догадался — кто это такая. Лекарка. И сильная лекарка. Я видел это по ее сиянию. Старуха поводила руками возле головы Арины, еле слышно ругнулась и покачала головой:

— Нет. Ничего не сделать. Мозг испорчен. Кость вошла в мозг и его разрушила. Она умерла мгновенно. Как так вышло? Кто?

— Случайность. Чистая случайность! — скривился я от душевной боли, чувствуя, как печет в глотке, в котором застрял горький комок. — Ребята, есть чем горло промочить? Я совсем высох.

— Пойдем в кухню, — предложила девушка, имени которой я пока не знал, а ее брат (если это был брат), уцепился за мой «рюкзак», чтобы отнести следом за мной, и удивленно вытаращил глаза:

— Ого! Да что же там такое?!

— Золото… — равнодушно бросил я и пошел следом за девушкой. Честно сказать — мне было все равно, что будет с золотом. Отнесет он его за мной или спустит в канализацию. Или возьмет себе. Я был равнодушен, если можно считать равнодушием спокойствие пепла остывшей жаровни. Мне ничего не хотелось, кроме как убраться из этого мира подальше. К себе домой. Устал я от этих чертовых приключений. Хватит, наприключался. Арину бы только по-человечески похоронить. А ведь отец думает, что она жива… вот же черт!

От этой мысли мне стало еще гаже, и я совсем уже сник. Больших усилий мне стоило взять себя в руки и хотя бы попытаться трезво размышлять. А размышлять было над чем…

Я смотрел на спящих детей и думал. Думал, думал, думал… От мыслей голова не просто пухла — она норовила взорваться!

Вот не было печали — так черти накачали! Куда девать эту малышню? И что делать с этой вот… парочкой? Нет, не с братом и сестрой — с Юсасом и Эленой! Я же вижу, какая у них любовь-морковь! И еще вижу, что Элена на самом деле гораздо старше, чем Юсас. Нет, не телом, хотя… и телом — тоже. Юс еще маленький телок, хотя и Альфа, а вот Элена… Элена маленькая женщина. Женщина, которая побывала в Аду. У нее глаза, как у старухи, прожившей на этом свете сотню лет и видевшей такое, о чем и рассказать нельзя.

Кстати, кое-что она мне рассказала, и даже я, человек Земли, знавший о концлагерях, о войнах, о пытках и мучениях все, что можно было знать — содрогнулся. Одно дело, когда ты читаешь о чем-то, что было в истории, и другое — когда вот оно, перед тобой — пыточная с инструментами, люди, которых мучили, пытали. Которых унижали и насиловали долгие, очень долгие годы, и которые едва удержали свой разум от безумия.

Удержали ли? Это еще вопрос. И то, что Юсас сделал Альфой Серха мне не очень понравилось. Вернее — совсем не понравилось. Если парнишка спятил, и в голове у него только месть и желание убивать — правильно ли выпускать в мир такого монстра? А если он пойдет вразнос, кто его остановит?

В общем — я в расстройстве! Все пошло не так, все случилось не эдак. Я оброс друзьями и теми, кого так просто не бросишь. И они теперь тормозят меня, как ракушки, налипшие на днище корабля.

Ну вот улечу я сейчас на Землю, а с ними — что? Юсас свою Элену не бросит. Точно останется с ней. Элена не бросит детей — по-моему только они и удерживают ее от самоубийства. Такие глаза как у нее бывают только у самоубийц. Или берсерков. Или самураев, готовящихся к смерти.

Ах, Юсас, Юсас… угораздило же тебя влюбиться в девчонку, которая не хочет жить! Что, другую не мог найти?!

— Что будем делать с телом девушки?

Я едва не вздрогнул. Голос старухи-лекарки был хрипловатым, но звучным и сильным. Напоминал голос какой-то актрисы из старых советских фильмов. Не помню, какой именно… может, Мордюковой? Кстати, да! Вот почему она мне ее напомнила — и голос, и властная, жесткая манера общения. Лекарка видала виды и не строит никаких иллюзий — живет как может и плевала на всех с высокой башни!

— Надо как-то похоронить… — у меня даже сердце закололо. Прошлой ночью мы занимались сексом, смеялись, Арина строила планы о жизни на Земле, и… вот! Ну как так?! Да что же за свинство такое?

— А как ты собираешься ее хоронить?

Голос «Мордюковой» (как там ее звать? Арана?) показался мне странным, и я оглянулся:

— Как все хоронят. Выкопать могилу. И положить ее туда. Неплохо было бы поставить памятник. А что такое?

— А где ты собираешься выкопать могилу?

Старуха точно куда-то гнула, но я никак не могу понять — куда именно?

— На кладбище. Ведь здесь есть городское кладбище?

— То есть ты сейчас выйдешь с телом девушки, и поедешь на кладбище ее хоронить?

Да что она взялась нудеть очевидные вещи?! Какого черта?! И так тошно! Мне рыдать хочется, а она херню какую-то нудит!

— Да, именно так — выйду и поеду хоронить, — я не повысил голос, не выругался, не послал по известному адресу. Все-таки пожилая женщина, в бабушки мне годится! Как можно грубить? Мама меня не тому учила!

— А ты давно в окно глядел? — голос старухи стал совсем уже холодным, а еще — скрипучим, как нож по стеклу. И я невольно поежился. А потом подошел к окну, и выглянул наружу.

— О черт! — вырвалось у меня по-русски, и я неверяще помотал головой. — Это еще что такое?!

— Что за карету ты разнес? Герб помнишь? — голос старухи был напряженным, в нем чувствовалась сила. И даже ярость.

— Ну… помню! — пожал плечами я. — Там была какая-то птица, впившаяся когтями в землю. Черная карета, здоровая такая, как дом! Видать какой-то важный сановник ехал. Охраны десятка два бойцов, не меньше. Наглые твари!

— Еще бы им не быть наглыми… — вздохнула лекарка. — О Создатель, зачем ты это сделал?! Я жила спокойно, мирно, сытно, пусть и скучно! Ну зачем я переживала, что мне так скучно?! И вот ты послал мне развлечение! Когда я окажусь на том свете — все тебе выскажу, Создатель! Нельзя иметь такое извращенное чувство юмора! Это уже бесстыдство какое-то!

— Кто там ехал?! — спросил я, чувствуя, как волосы шевелятся на голове. — Только не говори мне, что это был… была…

— Ага… — горько усмехнулась старуха. — У тебя интересное призвание — убивать членов императорской семьи! То императора завалишь, то императрицу! Что, не мог подать назад?! Сейчас и девушка была бы жива, и проблем никаких! Это же ИМПЕРАТОРСКАЯ карета, демоны тебя задери! Неужели в твоем мире не принято уступать дорогу императору?!

— У нас нет императора! Ну… вроде как нет, — уныло протянул я, чувствуя себя последним идиотом и яростно желая вернуться назад, туда, в переулок, когда еще можно было все исправить. Ведь всего ничего не доехал! Сейчас и проблем никаких бы не было!

— Дикий народ… — констатировала лекарка. — Народ, которым не правит император — дикари! И плохо закончит. Но да ладно. Видел гвардейцев? Видел «крыс»? Стражу видел? Что будешь делать? Кстати — что БУДЕМ делать, потому как я влипла вместе с тобой. Никто не поверит, что я ничего не знала и не участвовала в заговоре против Трона. Может, и выкручусь, но нервов они мне потреплют знатно. И не только нервов. Я не боюсь боли, но на старости лет как-то не очень хочется лишиться зубов. Отрастут, да — но когда это будет? А как фрукты грызть? А я люблю фрукты! Итак, как ты будешь нас выручать?