Чикатило. Явление зверя

Чикатило расписался и там.

– Я могу идти?

Виктор сел за стол, подписал пропуск.

– Я вас больше не задерживаю.

Чикатило пошел к двери, столкнулся с буквально ворвавшимся в кабинет Липягиным. Тот выпустил посетителя, закрыл дверь.

Виктор развернул папку с делом, достал фоторобот, задумчиво посмотрел на картинку. Никакого сходства с Чикатило он не увидел и убрал картинку обратно в папку.

Липягин плюхнулся на место Чикатило.

– Ну что, как успехи? – спросил он с загадочной улыбкой.

– Никак. Преподаватель, которого по фотороботу опознали, сейчас был. Тот, с которым ты в дверях столкнулся. Жена, двое детей. Тихий, спокойный, мухи не обидит. И смех и грех. А у тебя как? Клюет?

– У меня не клюет, у меня попалось! – Липягин азартно потер ладони. – Кравченко помнишь? У которого дом в трехстах метрах от места, где тело нашли, и судимость? Мне вчера инспектор УГРО местный позвонил. Этот Кравченко к соседу залез, спер чего-то. Сосед заяву накатал, инспектор начал прошлое Кравченко копать, а там полный набор. Сто семнадцатая и сто вторая.

– Погоди, – припомнил Косачев. – Но ведь сейчас у него алиби.

– Какое алиби, Витя? – хлопнул ладонью по столу Липягин. – Там кроме показаний жены нет ничего. А ты покажи мне ту жену, которая за мужа не заступится. Ей просто объяснить надо, что покрывать убийцу – подсудное дело. Продолжит за мужа заступаться – пойдет как соучастница. Если правильно объяснить, она показания сама поменяет, и очень быстро. Давай, через полчаса совещание у Семеныча.

Липягин поднялся, пошел к двери. Виктор кивнул на протокол.

– А с этим чего?

– Да чего хочешь.

Липягин вышел. Следователь задумчиво посмотрел на протокол, взял его, чтобы положить в папку, но рука замерла на полдороге – поверх документов в папке лежала фотография истерзанного трупа Лены Закотновой. Виктор нервно закрыл папку, его трясло. Он смахнул протокол допроса Чикатило в мусорную корзину, достал чекушку и ополовинил ее одним длинным глотком…

На совещание к Ковалеву мужчина, конечно, пошел, не мог не пойти, но сидел в прострации, ничего не слыша. Перед глазами стоял истерзанный труп Леночки, и это жуткое зрелище не желало отпускать Виктора.

– В ходе расследования выяснилось, что Александр Кравченко, проживающий в Межевом переулке, где было обнаружено тело Елены Закотновой, в семнадцатилетнем возрасте был осужден на десять лет за изнасилование и убийство, – продолжал между тем доклад Липягин, старательно сдерживая радостное возбуждение. – И тут не просто статья совпала, Александр Семенович.

Липягин замолчал и с гордостью посмотрел на Ковалева.

– Продолжай, – поторопил начальник.

– В июле семидесятого года в состоянии алкогольного опьянения Кравченко изнасиловал и убил десятилетнюю Ирину Цапник, – продолжил Липягин. – Он ее задушил, уже у мертвой выколол глаза, а тело закопал в огороде.

Последние слова вывели Виктора из состояния прострации, больно резанули слух. Он судорожно сглотнул. Липягин обвел собравшихся горделивым взглядом.

– Ну и? Что я, клещами из тебя тянуть должен? – рассердился Ковалев от этой новой паузы.

– Кравченко мы задержали, товарищ подполковник, – поторопился закончить Липягин. – Вины он за собой не признает, но это пока. Дайте время, заговорит.

– Нет у нас времени, Эдик, – сердито сказал Ковалев, который радости от поимки предполагаемого преступника не разделял и явно ждал большего. – Трясите его как хотите. Дома все перетряхните до последней пылинки. Делайте что угодно, но мне результат нужен. Признание и улики. Зверски убит ребенок. Мы должны доказать людям, что не даром едим свой хлеб. Совещание окончено. Работайте.

Офицеры один за другим потянулись к двери. Следователь поднялся вместе со всеми.

– Косачев, – окликнул Ковалев. – А ты задержись.

Виктор покорно опустился на место. Ковалев ждал. Когда за последним из сотрудников закрылась дверь, он с отеческим беспокойством поглядел на подчиненного.

– Виктор, что происходит?

– Ничего, товарищ подполковник, – глухо отозвался тот.

– А в кармане у тебя что? – уличил Ковалев, кивнув на карман, в котором мужчина держал чекушку.

Косачев виновато опустил глаза, без слов признавая и подтверждая вину. Но подполковник смотрел выжидательно, ему не нужны были безмолвные покаяния.

– Не могу я, Александр Семенович, – голос Виктора дрогнул, – Эта девочка… она у меня перед глазами и днем и ночью стоит.

– Это не повод кирять на рабочем месте. Расклеился – сходи в отпуск.

– Отпуск тут не поможет.

– Тогда возьми себя в руки. Ты мужик или тряпка, в конце концов? А нет, подавай рапорт, – хладнокровно отрубил начальник. – Свободен.

– Так точно, товарищ подполковник, – глухо отозвался Косачев и поплелся к двери, борясь с желанием приложиться к чекушке прямо здесь. И гори оно все синим пламенем.






* * *


Схожая мысль спустя пять лет с тех печальных событий вертелась в голове капитана Витвицкого. После бархатного теплого Ростова промозглый ветер, гулявший по улицам заполярного поселка Северный, где располагалась колония строгого режима, пробирал не то что до костей, а до самого их мозга. И вся имеющаяся в наличие теплая одежда не спасала.

Виталий Иннокентьевич шел вдоль высокого серого, будто крашенного под цвет пейзажа, забора, по верхнему краю которого тянулась мощная спираль колючей проволоки, и ежился, пряча нос в поднятый воротник пальто. До мысли, что бывают в жизни ситуации, в которых о рюмке водки задумается даже трезвенник, Витвицкий добрался раньше, чем до ворот и будки КПП.

Впрочем, в кабинете начальника оперативной части водки ему, разумеется, никто не предложил. Глядя на покрасневший от холода нос и одежду не по погоде, начальник предложил чаю. Капитан отказываться не стал и теперь сидел, грея руки о стакан в подстаканнике, разглядывал кабинет.

Кабинет был стандартный, казенный – пара письменных столов с телефонами и настольными лампами, большой напольный сейф, часы на стене, портрет Дзержинского, настенный календарь за 1983 год с логотипом «Аэрофлот» и улыбчивой стюардессой в беретике, на окне – цветы, а за окном – унылейший тундровый пейзаж. Еще в кабинете были шкафы с папками, много шкафов. Они были поставлены таким хитрым образом, что образовывали закуток типа отдельной комнатки.

Начальник оперчасти, грузный, хоть и не старый еще мужчина с погонами майора, в свою очередь разглядывал Витвицкого с тем же интересом, с каким Витвицкий разглядывал комнату.

Виталий Иннокентьевич оторвался от созерцания шкафов, сделал глоток чая и поглядел на начальника оперчасти.

– Сейчас его приведут, – заговорил тот, будто только и ждал этого взгляда. – Товарищ капитан, а чем этот Гризамов вас заинтересовал?

– Простите, но это конфиденциальная информация, – извиняющимся тоном произнес Витвицкий.

Майор усмехнулся, поглядел на него с нескрываемой иронией.

– Вы, видимо, первый раз в наших палестинах?

– Что? – не понял Витвицкий.

– Я говорю – не были вы на зоне…

– Не был, да. А какое это отношение имеет…

– Они все здесь у меня вот где! – майор внезапно выставил перед собой сжатый кулак. – Я им и папа, и мама, и царь, и бог, и герой. Мне просто от тебя, капитан, хочется узнать, к чему готовиться, а не Гризамова потом трясти. Оно ведь по-разному бывает. Приезжает следак вроде тебя, беседует, а потом наш заключенный в петлю лезет. Или в побег идет. Или, наоборот, – ханки набодяжит из тормозухи и денатурата и упьется до инвалидности на радостях. Мне, капитан, ЧП тут не нужны.

Все это он проговорил весьма и весьма эмоционально. Витвицкий считал, что разбирается в людях, но такой эмоциональности от словно примороженного, как все здесь, майора не ожидал, а потому несколько стушевался.

– Я донес мысль? – поинтересовался начальник оперчасти.

– Да, донесли… – кивнул Витвицкий. Объяснения звучали разумно, и он решился на откровенность. – Хорошо, я объясню. Возможно, заключенный Гризамов пять лет назад избил в камере… одного подследственного. И сделал это… не по своей воле, понимаете?

– Отлично понимаю, – кивнул майор. – Но он тебе ничего не скажет, капитан.

– Почему? – удивился Виталий Иннокентьевич.

– Ты что как дите? – улыбнулся мужчина. – Это ж новый срок для него.

– А вам скажет? – совсем растерялся Витвицкий.

– Мне? – майор жестко рассмеялся. – Мне ска-а-ажет. Есть у меня методы… Короче, предлагаю деловое соглашение. Я тебе организую информацию по интересующему тебя делу, а ты отметишь в отчете, что без меня у тебя бы ничего не вышло. Идет?

– Зачем вам это? – не понял Витвицкий.

– Да климат тут… замечательный. И жене подходит, – отозвался майор.

Витвицкий покосился за окно на серый пейзаж, невольно поежился и глотнул чаю.

– Ну что, договорились? – спросил начальник оперчасти.

Витвицкий внимательно посмотрел на него и кивнул. Этот кивок еще больше оживил мужчину.

– Давай бумаги и присядь там, – кивнул он на отгороженный шкафами закуток.

Капитан поднялся со своего места, положил на стол папку с документами и скрылся в закутке за шкафом.

– И не шуми, – добавил майор, нажимая кнопку.

Послышался зуммер. Дверь открылась, и издалека донесся голос конвойного:

– Прямо!

Раздались тяжелые шаги. Витвицкий в своем закутке представил себе вошедшего как крупного, мощного мужчину. И был недалек от истины.

Перед майором стоял накачанный человек с шеей борца и маленькими злыми глазками под низким лбом, одетый в черную зэковскую робу. Заключенный снял черную кепку и спокойно, по форме, доложил:

– Заключенный Гризамов В.Н., второй отряд, по вашему приказу прибыл.